Кто же мог предположить, что совершенно обычная рыбалка, начинавшаяся стандартно, закончится в итоге такими переживаниями? Но, согласитесь, тем ловля и хороша, что способна радовать нас неожиданными сюрпризами и невероятными поворотами сюжета в привычном, казалось бы, течении пьесы. Много раз мне приходилось убеждаться в этом, но тот случай я помню, как сейчас. Хотя минуло с той поры почти полвека! С ума сойти…
Стремительный выезд
Итак, раннее утро, едва светает… Мы с отцом с удочками наперевес спешим в гараж по пустой улице. Наступило воскресенье и нас ждет рыбалка. Звуки наших шагов отдаются эхом от стен домов и хорошо слышны в тишине спящего города… Ходу, ходу!..
Через пять минут наша машина вырывается на волю из гаражных ворот. Она проскакивает перекресток с моргающим желтым светом ночным светофором и устремляется к выезду из города. Впереди больше сотни километров до далекого Можайского водохранилища, мы спешим - хочется встретить утро уже там, на берегу…
Минское шоссе пустое, километр за километром мелькают за окном верстовые столбы, свежий ветер из приоткрытой форточки шевелит височную прядь, волнует запахами травы и свежей листвы, тревожит ожиданием… Вот и нужный нам поворот. Осталось немного: через Можайск – туда, дальше, на самое водохранилище.
Успеваем… Утренний туман еще не успел осесть на луга, когда наша машина, покинув асфальтовую магистраль, плыла, аки лодочка, по волнам мягких зеленых полей, не спеша пробираясь в потаенный, заросший рогозом и тростником залив на Можайке.
Влево-вправо, - причудлива и извилиста полевая дорога, - змеею вьется и бросается под колеса петлями новых поворотов. Кажется, что нет ей конца, но широкое зеркало мерцающей утренней воды впереди говорит о том, что берег близок. Еще поворот, последний вираж по сырой низинке и, вот он, залив… Доехали!
Ходовая или стационарная рыбалка
Место для нас новое, незнакомое. Поэтому, доставая снасти из машины, мы с отцом постоянно оглядываемся, прицениваемся пытливыми взглядами и тихо переговариваемся, намечая, куда пойти, где искать свое сегодняшнее рыбацкое счастье.
Я решил не упираться в какое-то конкретное место, а, начав от выхода из залива, облавливать внешнюю береговую линию. Благо, рельеф дна там предлагал рыбаку самые разные варианты для проверки своей удачи. Тут и отмели, и ямки с кувшинками, и тростниковые островки, в которых было так заманчиво половить взабродку.
Отец же решил не уходить далеко. Он прочно обосновался на ближнем берегу залива, аккурат там, где заросли тростника расступались и давали возможность свободно раскинуть удилища. Скоро и дымок костерка поднялся над тем местом.
«Папа в своем репертуаре, - мелькнула мысль». Сколько помню наши с ним походы, не столько рыба его интересовала, сколько вот эта обстановка: рассветный берег, загадочная вода, удочки и обязательно костерок. Причем небольшой, скорее для создания атмосферы, чем для тепла. Я почему-то думаю, что любовь к подобному простому «полевому» уюту зародилась у отца еще на той Войне. Такой костерок-теплячок, разожженный в перерывах между боями, создавал ощущение почти домашнего комфорта,что было просто необходимо в самых тяжелых условиях уже далекой, но такой памятной Войны. А вспомнить ему несомненно было что – недаром, кроме медалей, его парадную форму, висящую в шкафу, украшали четыре Ордена Красной Звезды...
Вот так и началась наша рыбалка на Можайке. Папа, повторяю, устроился основательно на целый день. Мне до поры до времени не было известно, как сложились у него дела, и только по дороге домой я выяснил, что весь его улов составили пяток плотвиц пищевого размера, да один бравый окушок. Я же с удочкой наперевес, уподобился азартной легавой и уткнув нос в воду, бросился рыскать по берегу в поисках рыбацкого «эльдорадо».
Обескураживающее начало
Несмотря на замечательное утро, на мой, бьющий через край энтузиазм, на то, что я обловил за пару –тройку часов все ямки, все более-менее заманчивые места на берегу, мои успехи были более, чем скромные. Пара окушков-недомерков и утренняя зазевавшаяся плотвичка – это все, чем я мог похвастаться к полудню. Настроение падало. Я уже не метался по берегу, а уселся с обреченным видом у края тростниковой полосы, именно там, где мне повезло поймать этих самых «матросиков». В надежде на продолжение «банкета» какое-то время напряженно облавливал каждую торчащую травинку. Но все напрасно - поплавок не подавал никаких признаков жизни.
В итоге мне все это надоело. Я откинулся на прибрежный песок, оставив поплавок неподвижно торчать из серой воды. Лежал, закрыв глаза, и от нечего делать представлял себе зевающего от скуки червяка под водой, обреченно повиснувшего на крючке… Скоро валяться на песке тоже осточертело. Я снова сел и грустно подпер голову кулаком, поводя вокруг себя осоловевшими глазами. Видимо, сказывался ранний подъем.
От нечего делать мое внимание привлекла флотилия надувных лодок-резинок, которые кучно расположились как раз напротив меня метрах в двухстах от берега. «Должно быть, ловят..., - подумалось мне, – Леща, наверное...»
Я стал вглядываться в фигуры рыбаков на лодках, пытаясь по движениям их рук понять, что там происходит. Время шло, а они – эти самые силуэты людей, оставались неподвижными. Правда, время от времени кто-то из них начинал перебирать руками, выбирая снасть, но по ленивым движениям было видно, что делается это не в попытке поднять со дна тяжёлую рыбу, а лишь в желании убедиться, что с насадкой на крючке все в порядке.
Удивленно осмотрев целых червей или освежив размокший кусок манного теста, пожав плечами в непонимании происходящего, рыбак снова отправлял снасть на дно. И опять устанавливалась тишина, - лишь согнувшийся над бортом человек с профилем грустного антарктического пингвина да кольца мягких кругов, не спеша разбегающихся от лодки по поверхности воды. Некоторые из этих мини-волн изредка добегали до меня и лениво шевелили кромку воды под ногами.
Как-то подозрительно сонно все вокруг стало… Совсем…Словно патоку разлили окрест, остановив всякое движение на воде и под небом, тягучим мороком покрыли все кругом. Глаза мои, окончательно утомленные солнечными бликами на воде, слиплись и, поддавшись усыпляющим чарам, я стал конкретно клевать носом, разморенный парным жаром, и вскоре даже придремал.
Причина истомы
Сколько прошло времени, после того, как сморило меня, не знаю. Но вдруг я почувствовал, что в этой томной тишине и вселенском покое произошли изменения. Мягкий порыв прохладного ветра тронул лицо – один, затем другой… Я очнулся от дремоты и услышал, как ожила и зашумела листва прибрежного ивняка. Вода передо мной покрылась рябью, потеряла свою утреннюю зеркальность и сразу потемнела.
Поплавок, завалившись на бок, болтался на поднявшейся зыби под самыми моими ногами. А над дальним берегом водохранилища поднималась стена закипающих облаков! Плотный фронт их - темно-синих, почти черных понизу и ослепительно-белых с сияющими на солнце огромными кучевыми башнями, шевелился и неумолимо надвигался на водохранилище!
«Гроза! Идет гроза! Вот и причина такой сонной истомы, - понял я. - Этим же можно объяснить и отсутствие клева. Есть на что списать сегодняшнюю неудачу!».
Рыбаки на лодках, предчувствуя близкий грозовой шквал, один за другим быстро снимались с якорей и уходили кто куда. Некоторые направлялись к ближайшей деревушке за рощу, а кому-то было ближе плыть к нашему берегу, где имелась надежда спрятаться от ветра в заливе. Весла мелькали в воздухе, блестя на солнце, как крылья бабочек-поденок.
Стало понятно, что продолжать сидеть на песке просто глупо – надо было сматывать удочки. И, желательно, побыстрее. Ибо берег наветренный и скоро здесь разгуляется такой прибой, что мало не покажется. Пора, пора было уходить.
Напрямик
Я смотал удилище и быстро пошел, а точнее - побежал вдоль берега, подгоняемый все усиливающимся порывистым ветром. Вот и залив. Отец увидел меня и помахал рукой. Он, видимо, уже собрался. Даже костерок свой погасил. Я махнул в ответ и пошел в его сторону. Правда, чтобы дойти до машины, мне нужно было обогнуть дальний, самый узкий конец залива.
По лугу идти было далеко и скучно, потому я решил срезать путь по воде. Кеды на ногах и штаны по колено давно уже промокли. Ничто не мешало мне реализовать свой замысел. Я смело залез в воду и ощутил, что дно здесь не казалось топким, но и твердым его нельзя было назвать. Эта смесь из торфа, песка, остатков тростника, каких-то мелких палочек и обломков раковин-перловиц не держала ногу, но и быстро двигаться тоже не давала.
Оценив предстоящий путь, и еще раз взглянув на небо, я подумал, что время до грозы у меня еще есть. А потому, решил про себя: «А почему бы не совместить свою прогулку по воде с полезным занятием?». Я вновь размотал удилище и, продвигаясь вдоль стены тростника вперед, стал забрасывать снасть перед собой.
Надо сказать, что на конце лески вместо грузила у меня обычно была привязана мормышка. Некрупная - так, в 2-3 грамма весом. Сантиметров на двадцать выше ее прикреплен короткий поводок с крючком. Чем-то привлекла меня в те года именно такая оснастка поплавочной снасти и пользовался я ею тогда постоянно.
Ну, вот, двигаюсь я себе вдоль берега по воде не спеша, время от времени делаю забросы перед собою. Все напрасно - поклевок нет! Папа все настойчивее машет мне рукой, опасливо поглядывая на стремительно приближающийся темный фронт. Мне осталось пройти еще метров сто.
Вот уже и волны пошли. Я выбрался из-под защиты мыса, закрывающего вход в залив, и теперь волны, уже вовсю разгулявшиеся по акватории водохранилища, докатывались до прибрежных тростников. Вода сразу помутнела и приобрела цвет кофе с молоком. Донные остатки поднялись с волной и превратили её, воду, в некое подобие травяного коктейля.
Лов по пути
Удочку я уже закидывал автоматически, не столько надеясь на что-то, сколько желая довести до конца начатое. На сам поплавок не обращал никакого внимания, тем более, что уловить сигнал поклевки на такой волне было практически невозможно. И вдруг!... Если подумать, то сколько в нашей жизни эмоций и переживаний начинаются именно с этого слова. И не сосчитать!
Так и нынче. Я уже потерял всякую надежду и думал лишь о том, чтобы побыстрее выбраться на берег из этой вязкой болотной жижи. Рука на автомате в очередной раз потянула удочку, но вдруг вместо привычной легкости я почувствовал на конце лески что-то живое и весомое! Ого! Рыба! Трясущимися от волнения руками подтягиваю к себе леску и принимаю на ладонь вполне симпатичного подлещика граммов эдак в 200. По тогдашнему моему улову это можно было воспринять как щедрый бонус!
Быстро отправляю рыбу в пакет, пакет – в карман брюк и снова лихорадочно забрасываю удочку. Пауза… Ничего не происходит – поплавок щепкой болтается на волнах. Через минуту решаю перезабросить… И что вы думаете? Опять тяжесть на леске! Снова подлещик! Почти такой же. Что же это такое?! А ливень все ближе…
Начинаю прикидывать: волна, прибой, муть, а значит - корм! Так! Стоп! Я ведь где-то читал про ловлю в подобных условиях! Слышал, что именно в прибойной «каше» и можно поймать такую рыбу, которую в обычное время в таких местах днем с огнем не найдешь! Вот все у меня сейчас так и сложилось: прибойная волна да любопытный подлещик, которого в спокойную погоду на этой мели не сыщешь.
Импровизированный кукан
Папа что-то кричит мне, но за шумом деревьев, плеском волн и свистом ветра в ушах я толком ничего не разберу, хотя понимаю, что меня торопит. Отец, конечно, прав: на подходе нешуточный ливень, а нам еще по полям на автомобиле пробираться. Если чуть запоздаешь, то засядешь в грязи по самые арки колёс – суглинок, как-никак.
Но, с другой стороны, начался хороший клев и я не знаю ни одного настоящего рыбака, который именно в этот момент бросил бы ловить и побежал спасать машину. С ней машиной мы так или иначе вопрос решим, а такого интересного клева можно больше и не дождаться! Поэтому я просто поднимаю вверх руку с зажатым в ней подлещиком и показываю трофей папе. Он как-то враз успокаивается и начинает пробираться по берегу в мою сторону.
Пакет у меня маленький, рыба приличная и в карман уже не лезет. Держать в руке неудобно, особенно, когда в другой руке удочка. Вспомнив, что в нагрудном кармане есть запас толстой лески, я торопливо отгрызаю зубами метровый кусок, вылавливаю из воды пару прочных палочек и быстро сооружаю простейший кукан. Одна палочка привязана на нижний конец лески, чтобы рыба не соскальзывала с него. Вторая веточка прикреплена к верхнему, что позволяет продевать леску под жабры. Проходит еще минута и оба подлещика уже плавают на кукане, обмотанном вокруг ремня моих видавших виды рыболовных штанов.
Мысленный отсчет
А между тем грозовой шквал все ближе. Дальний берег водохранилища затуманился - практически скрылся за стеной дождя. Молнии чертят небосвод все чаще. Гром раздается уже близко – гремит, трещит, словно рвет толстый кусок холстины. Времени в моем распоряжении остается все меньше.
Но я бреду еле-еле, хлещу воду своим удилищем и подсекаю наугад. Скоро понимаю, что поплавок в моем случае только мешает и я поднимаю его к самому кончику удочки, в результате чего моя снасть приобрела логичную простоту и завершенность: теперь ловлю просто на тонущую мормышку. Пока дождь не накрыл меня, еще успеваю привязать более легкую приманку, чтобы замедлить ее падение в толще воды.
Процесс ловли выглядит так: заброс и пауза от пяти до десяти секунд. Затем подсечка вслепую и, если она оказалась холостой, очередной заброс. И рыба ловится! Не на каждом шагу – врать не буду, но ловится весело: в среднем раз в три заброса (реже в пять) какой-ни будь подлещик или плотвица оказываются на крючке. Кто-то из них сходит, но и без этого мой кукан быстро тяжелеет. Отец смирился - стоит уже совсем рядом на берегу и молча наблюдает за рыбацкой вакханалией, понимая, что не часто удильщику выпадает такой флэш-рояль…
Грозовой фронт накрыл все пространство воды. Противоположного берега не видно, - пропал, словно не было его. Большие волны с грязно-белыми шапками пены с шумом бьют рядом со мной, гнут, ломают тростники. Я сам шатаюсь в такт этим ударам. Чтобы устоять на ногах, пытаюсь, как на море, бедром поймать набегающий водяной вал. Сверху вспышки и тут же грохот над ухом: молнии и громы. А в центре этой вакханалии стою я.
Сейчас, когда я пишу эти строки, я думаю, как же мне повезло, что тогда ещё и в помине не было никаких карбоновых и прочих пластиковых удилищ – только бамбук или орешник. Иначе я не знаю, чем бы закончилась эта рыбалка, будь я меня в руке современный сверхлёгкий карбоновый хлыст, который с таким удовольствием проводит электрический ток! Могло бы кончится очень плохо..
Но тогда я упрямо держался на ногах, стоя о пояс в воде, и хлестал вокруг себя трёхколенным бамбуковым удилищем – хоть и тяжёлым, но зато совершенно безопасным в грозу! В голове только тикает: «Раз, два, три четыре, пять… Подсечка!». Новый заброс: «Раз, два, три, четыре, пя-я-ятьььь....» Подсечка! Есть!!! Короткая борьба, кукан… И снова заброс в коричневую прибойную взбесившуюся волну, покрытую клочьями грязной пены. Отец уже совсем сдался – принес зонт, накрылся, присел и просто наблюдает за всем происходящим. Я мысленно благодарю его за понимание и терпение.
Финальный заброс
«Ну, вот и все!» - проносится в моей голове мысль, когда вижу, что вода в заливе враз посерела, потеряла свой блеск и затуманилась. Секунда, другая – и стена дождя обрушивается на меня. Отец, исчерпав лимит своего терпения и понимания, вернулся в машине. Он сигналит мне из-за салона в отчаянной попытке вытащить сына из этого безумия.
«Все! - говорю я себе. – Хватит! Последний заброс и завязываю!». Мормышка в воде, я считаю в этот раз до двадцати, позволяя соблазнительной мормышке подольше поболтаться в бурлящей воде и подсознательно стремясь хоть на чуть-чуть продлить этот рыболовный экстаз. Прибойные волны хлещут, доставая мне уже до груди. Ливень стеной обрушивается сверху, заливая очки. Молнии освещают полуденные сумерки, гром бьет по ушам. Внизу, под водой подлещики на кукане бьют меня по ногам, словно говоря: «Беги, глупец!.. Хватит уже!».
«Двадцать…» - обреченно заканчиваю я мысленный отсчет и подсекаю… И вдруг понимаю, что на том конце лески совсем не подлещик, а что-то гораздо весомее! И ним придется побороться уже всерьез! Сердце, и так не спокойное, стучит уже где-то на уровне горла. Я периодически его сглатываю, пытаясь вернуть самую важную мышцу организма на привычное анатомическое место. Но сердце застряло и не слушается... Только бухает в самые виски!
Сверху – ослепительная вспышка! Сразу после – треск и грохот! За залитыми струями дождя очками я практически ничего не вижу! Все чувства ушли в руки, держащие удилище. Оно гнется, отдаваясь в руку мягкими ударами. Леска звенит, аж сквозь ветер слышно!
Отец, потерявший всяческое терпение, снова вышел из машины, но так и застыл с поднятой кверху рукой. Он сразу всё понял и теперь просто стоял под ливнем, забыв про зонт, и смотрел на эту завораживающую картину, где я – центральная фигура композиции – стоял, изогнувшись, посреди разбушевавшихся вокруг стихий, и держал в напряжённых руках согнутое удилище, продолжая тянуть к себе какого-то великана, еще не видимого среди мутных волн. Мои чувства в эту минуту сложно было описать – какая-то сложная смесь радости и страха. Последнего, думаю, даже было больше - не дай Бог, вот сейчас, прямо в эту секунду, удочка выпрямится, отыграв назад, а я отшатнусь,почувствовав на том конце лески противную тошнотворную легкость… Нет! Только не это! Нет!…
Но, все идет, тьфу-тьфу, гладко… И скоро широкий бок настоящего леща, а не какого-то там подлещика, показался между гребней волн. Сквозь залитые змеящимися струйками воды очки я завороженно смотрел, как он медленно скользил навстречу моей жадно протянутой к нему трясущейся руке. Хотя куда там?! Я его одной рукой не возьму!.. Что делать? Решение пришло быстро. Я выдернул из пояса штанов футболку и, присев в воде, аккуратно принял утомленного великана к себе в широкий подол. Прижал к груди и тут же, не разбирая дороги, не вытаскивая крючок, метнулся на берег через тростник, прочь из воды, желая одного – только бы не выпустить из рук бьющегося леща!
Запомнившаяся навсегда картина
Так я предстал перед глазами отца: мокрый с головы до ног, в тине и болотной жиже. У ног болталась связка подлещиков, а в одной руке была удочка, а другой пытался прижимать к груди что-то толстое, непослушное, брыкающееся… Кто именно прятался за тканью футболки, пока не было видно.
Только убедившись, что вода далеко, я отпускаю руку. Ткань опадает, словно кулисы в театре, и на сцену, то есть – на траву, со стуком падает бронзовый лещ весом в верных два килограмма. Наверно, именно таких красавцев и ждали те рыбаки, что так были похожи на грустных антарктических пингвинов, сидевших в лодках далеко от берега над самой верной ямкой. А оно вон как нынче оказалось! Гроза пришла и выгнала лещей с привычной глубины на самое мелководье под береговую кромку длинного залива, заросшего тростником и рогозом…
Взгляд отца в этот момент я запомнил на всю жизнь! Да и весь тот момент отложился в памяти. В глазах папы читалось все: и восторг, и удивление, и радость за меня!
Ах, какая же это была картина! Мы стояли друг напротив друга, поливаемые ливнем, с короной молний над головами в сопровождении громовых барабанов. А между нами плясал на мокрой траве красавец лещ. Почему-то вспомнились рассказы Джека Лондона про Смока Белью и Малыша и фраза оттуда: «Мясо! Мы едим его сырым!». Волшебная картина! Пятьдесят лет прошло, а помню, я повторяюсь, как сейчас!
Отчаянная попытка вырваться
Но пора было уезжать – ливень разыгрался нешуточный! Полевая дорога раскисала на глазах.
- Давай, давай! - крикнул отец. - Грузись поскорее, а то не выберемся…
Удочка брошена в багажник, туда же отправилась связка рыбы и сам «Его Величество Лещ». Я, как был, мокрый и грязный (ничего, потом отмоем!) плюхаюсь на сиденье. С меня льет на пол, как из ведра. Я пытаюсь нащупать вокруг себя хоть какой-то кусочек сухой тряпки, чтобы протереть очки и вновь обрести зрение. Но все бесполезно, ничего подходящего отыскать не удается. Тогда я просто бросаю очки на панель «торпеды» и, щурясь, пытаюсь рассмотреть то, что происходит снаружи.
Отец постоянно трет рукой запотевшее лобовое стекло. Мы трогаемся в обратный путь. Ливень льет стеной, низинки полей на глазах наливаются влагой. Шквалистый ветер гнет деревья, швыряя листья и мелкие ветки на лобовое стекло машины, забивая быстро работающие «дворники». Отец газует, боясь засесть, и нашу «Волгу» заносит на поворотах. Руль резко бросается в обратку... Тяжелая машина воет, разбрасывая жидкую грязь из-под колес, выравнивается, рвет траву, но все же с натугой, но движется под этим водяным шквалом. Главное двигаться, главное не остановиться, а то сядем!
Последний поворот... Здесь повыше и дорога под колёсами держит вернее – кажется, проехали!.. Выбрались из поймы! Из-за того, что дорога все время тянула вверх, указатель температуры мотора уверенно пересек 100-градусную отметку, и из-под капота бьет струя пара! Плевать – осталось совсем чуть-чуть! Уже близко! Вот и шоссе! Боже всемогущий! Дай всего самого лучшего тем людям, кои догадались отсыпать съезд с насыпи чистым песком – по глине мы не за что не выехали бы!
Фу-у-у-уу!.. Снова твердое полотно дороги под колесами… Вырвались! Вот теперь точно – вырвались!.. Мы медленно съезжаем на обочину, чтобы дать остыть двигателю. Понемногу и сами успокаиваемся. Тишина стоит в салоне… Мы смотрим друг на друга, качаем головами и улыбаемся. Мокрые, грязные с головы до самых пяток. Хотя последнее больше относится ко мне.
Нет ничего лучше!
По окнам и по крыше хлещет ливень, хотя ветер уже стих и немного посветлело. Первый, самый сильный шквал, что всегда рвется с воем из-под наступающих грозовых облаков, умчался вперед атаковать Москву. Там он, чувствую, разгуляется от души по улицам и переулкам…
Отец тянет руку назад и, словно волшебник, достает из-под сиденья литровый термос. Оказывается, костерок разводился не напрасно. В термосе горячий кофе! Как же вовремя! Не было в этот момент для меня ничего более желанного! Я принимаю из его рук стаканчик, делаю осторожный глоток и блаженный долгих вздох вырывается из моей груди... Вот оно – счастье! В дополнении общей картины из багажника доносится: «Бух! Бух!.. Трр-рр-р-рр». То прыгает лещик в компании мелких собратьев… Опять глоток… Блаженное тепло начинает разливаться по всему озябшему организму…
Я, скорее из вежливости, чем из любопытства, спрашиваю отца о его сегодняшних успехах, но он только машет рукой, заставляя меня замолчать:
- Ерунда! Вот у тебя сегодня – да-а-ааа! Я просто залюбовался, - задумчиво говорит он: Слушай, а что это было?!
Я, окрыленный искренним вниманием, начинаю, торопясь, в самых тонких деталях и мельчайших подробностях излагать ему весь мой сегодняшний день, - от утренней плотвички и до финального леща. Рассказываю долго, возбужденно, гримасничая, пытаясь точнее передать свои переживания. Отец внимательно слушает, не перебивает, и только пьет кофе.
Неспешное возвращение
Скоро мы допили свой кофе и мой рассказ подошёл к концу. Термос убран, двигатель остыл, гроза ушла и можно спокойно трогаться в обратный путь. Впереди опять Можайск, потом Минка и поворот на Москву. Но сегодня мы не будем торопиться, ибо спешить нам уже некуда. Все уже состоялось! На сегодня наша рыбалка закончилась.
Остались только волшебные воспоминания о ней, которые надо еще осмыслить, разложить по полочкам и отправить в закрома нашего с отцом рыбацкого опыта. Мы будем ехать к дому долго, утомленные и погруженные каждый в свои мысли. Только все более редкий стук, доносящийся из багажника, вновь заставляет нас взглянуть друг на друга. Мы улыбаемся и дружно тянем синхронно:
- Ле-е-е-е-еееещ!!!
Вот и Москва. Перепачканная машина возвращена в гараж, мы снова идем по улице – теперь уже вверх по ней, к дому. Эха от наших шагов уже не слышно: столица давным-давно проснулась и глушит звук шагов всякими городскими звуками. Среди этой какофонии мы с отцом идем, как инопланетяне, отрешенные, пытаясь сохранить в себе все те впечатления, что получили на берегу снова далекого от нас Можайского водохранилища.
Уже при входе в подъезд на ум мне пришла ехидная мысль: «Как жаль, что у нас легковушка, а не трактор! Тогда можно было бы еще половить… Ведь, кто знает, сколько этих лещей-великанов загнала гроза и прибойная волна на кормежку к тростниковым отмелям?». Покрутилась эта мысль, покуражилась… и пропала восвояси. В лифт с нами не зашла…
P.S. На следующее утро за завтраком мама сказала, что в эту ночь я спал беспокойно – ворочался, дергал руками и что-то говорил сквозь сон. Что именно, она не разобрала. Я улыбнулся и ответил, что, наверное знаю, чего там бормотал. Наверняка продолжал считать: «Раз, два, три, четыре, пять… Подсечка! Раз, два, три, четыре, пять…».