Ты знаешь, мам, я впервые начала чувствовать что-то. Впервые с той чёрной пожирающей непроглядной пустоты внутри, которая, словно в зловещем лесу, скрывала в себе все доброе.
У меня совершенно не осталось света.
С одной стороны, так легче, когда совершенно ничего не чувствуешь. Тебя не гложет эта коварная боль, не раздирает на куски грудную клетку, не шепчет вкрадчиво: как долго ещё? На сколько тебя хватит?
Глаза у него добрые - это про чувства если. Добрые и беззащитные, как я люблю. С детьми работал, или работает - не знаю. Я вообще мало о нем знаю, мам, если быть честной. Знаю про глаза только, и что мне хочется рассказать об этом.
Рассказать о том, как среди сотен незнакомцев твой космос встречается с вселенной того самого человека, как он сгребает тебя в охапку и прижимает к груди. Как вы хохочете до рассвета, не в силах наговоритться. Ведь, говорить, боже, когда ты чувствуешь, что не можешь остановиться, не хочешь, и он тоже это чувствует, это так... бесценно.
Как он смотрит на тебя: нежно, немного с грустью этой своей и ты просто тонешь в этих карих/голубых/терракотовых/родных до зубовного скрежета просто.
Ты не боишься быть рядом с ним маленькой девочкой, беззащитной и слабой, не боишься снять эту твою, уже почти намертво приклененную - "меня не сломашь, я сильная", боже, какие же глупости это. Ты веришь ему всем сердцем, делишься всем, так по-детски, зная, что он точно поймёт.
Ты с этим своим переполняющим восторгом, Господи, какой же он... идеальный.
Сейчас на линии жизни идёт война, новости душат, бросают о землю, разбивая в дребезги. Ты уже просто не выносишь этой боли, когда каждый раз, как слышишь украинские песни в разных городах, начинаешь чувствовать этот предательски подступающий комок в горле, и вот уже снова слезы, снова сердце в груди разрывается.
У нас с ним ничего не получится, мам. Он из другой истории, другой реальности, в моей - фонари с рассеянным жёлтым светом в чужих странах, у меня бесконечные поезда, бессонные ночи, стеклянные аэропорты и вокзалы, полные уставших людей. Он никогда не заглянет в мои глаза, никогда не произнесет мое имя, да и вряд ли вспомнит, если быть честной.
Я в последний раз смотрю в эти лучистые задумчивые глаза на фото, заказываю кофе у сонного бармена и иду встречать рассвет в стеклянном царстве очередного аэропорта далёкого города. В небе занимается розовое зарево.
А где-то за сотни километров тот самый парень включает чайник и сводку новостей за ночь, даже не догадываясь, что каким-то непостижимым образом тронул сердце другого человека, который, будто пробудился от долгого сна.
Привет.