Вернер поспешно, опередив мою протянутую руку, завладел им, развернул и прочитал вслух: "В девять пополудни, тот причал, что за трактиром, три человека и пятнадцать стоунов хрупкого груза". Ужасный почерк!
- Что это может значить? – спросил Орбелли, словно был учителем и принимал у нас экзамен.
- Понятно, что. Человек, получивший записку, по всей видимости, перевозчик, и так ему сообщают, где и когда он должен встретить людей и груз для очередной перевозки.
- Все верно, - блеснув глазами, подхватила Рона. – Если записку передал егерь. Понятно, по чьему поручению. Это они.
- Я было начал рассказывать о своих разведданных прежде, чем наши цыгане подошли, - снова заговорил Вернер, - синяк Карла отвлек меня. Так вот, провизор сообщил, что люди, о которых я расспрашивал, закупают его химикаты большими партиями и по определенным дням - в понедельник и среду. А сегодня как раз среда. Значит, этот человек как раз и должен будет перевезти людей профессора и то, что будет с ними туда, куда нам и нужно попасть. Я было хотел вам предложить устроить засаду в его лавке, но теперь мы можем расположиться поближе к месту действия.
- Да ведь это везение! — воскликнула Рона. - Везение на везении. Значит, уже сегодня мы сможем что-то предпринять. Как хорошо то, что день совпал, и что вам несказанно повезло завладеть этой запиской.
- Никакое это не везение, - немного обиделся Орбелли. - Это, для начала, предосудительная привычка егерей везде расхаживать в своей своеобразной форме, от чего они в толпе заметнее полицейских. Мы с юным Ленцем выследили парня в таком наряде и увязались за ним. Потом Карл совершил неудачную попытку очистить его карманы, был пойман за руку - ну, тут уж пришлось вмешаться и мне. Так что мы теперь стали обладателями этой записки – не случайно, а совершенно закономерно - а бедный парень забыл начисто не только, где именно её потерял, но и то, что она была - он помнит только саму информацию и уверен, что ему передали ее на словах.
Самодовольный и вместе с тем небрежный тон, которым Орбели рассказывал о насильственное вмешательство в сознание парня и, тем более. о стирании его памяти о записке, неприятно подействовал на меня. Я другими глазами посмотрел на нашего спутника и лоцмана и почувствовал нечто, сильно напоминающее жуть: мне вдруг показалось, что между профессором Сатарина с его методами и нашим спутником Виталисом Орбелли нет такой уж большой разницы. Захоти Орбелли, и он не хуже Сатарина смог бы калечить души и отнимать память. «Перестань, - одёрнул я сам себя.- Мы ведь именно на это его умение и надеемся. Он – на нашей стороне, он любит Холмса». Тем не менее, тоскливый осадок остался, я в очередной раз осознал, как страшно мне было бы потерять свою личность, что я определённо побаиваюсь Орбелли. не говоря уж о Сатарине, и я с новой силой посочувствовал Холмсу. Человеку его ума, его воли превратиться в марионетку в чужих руках – ад.
- Как думаете, этот человек, перевозчик - на один раз? - спросил Вернер. - Или он оказывает профессору услуги такого рода на постоянной основе? Может быть, имеет смысл поговорить прямо с ним?
- Само-собой, я поговорил с ним, - снова слегка обиделся Орбелли. - Ничего интересного. Они пользуются его услугами время от времени, но много он не знает или не помнит.
- Ну, хорошо, - Вернер вдруг помрачнел. – Допустим, нам повезло перехватить записку и нам повезло что вы, профессор, обладаете несомненным даром вопрошать строптивые души даже против их воли.. Только что нам всё это даёт? Положим, мы знаем теперь время и место, положим, заблаговременно затаимся на причале, если там вообще есть, где затаиться, или поблизости от него, положим, даже выследим их в назначенное время... До этого момента мне всё видится в радужной перспективе. Ну, а дальше что? Мы же только и сможем им платочком с пирса помахать, и всё равно не будем знать, куда они отправятся со своим грузом. Полицейский катер отправлять в погоню нет никаких оснований – нас там на смех поднимут. Здесь на Скотланд-Ярд, где сыграл бы роль авторитет Холмса, если, конечно. там вообще поверили бы в то, что он жив. Местные полицейские о нём, скорее всего. и не слыхали. Своей лодки у нас тоже нет, чтобы преследовать тех людей до места их назначения. А если бы и была, даже в темноте на воде видно всё очень далеко - нас заметят и, в лучшем случае, не поплывут туда, куда собирались. А в худшем перестреляют, как куропаток. После трупов в лесу, после того, что они делают со своими несчастными подопытными, я что-то сомневаюсь в том, что лишние два-три трупа лягут на их совесть тяжёлым бременем.
- А мы вовсе и не будем за ними следить, - решил я неожиданно, удивившись про себя своей решимости, граничащей с лихостью. - Мы просто захватим их лодку, переоденемся в их одежду и сами поплывем прямо в профессорское гнездо. Если перевозчик знает дорогу, тем лучше. Тогда остальные нам просто не понадобятся. А нет - возьмём одного в заложники. Он нам и покажет дорогу.
А остальных утопим? - жизнерадостно предположил Орбелли, но эта жизнерадостность была нарочитой, наигранной. Я посмотрел в его серые глаза и мне показалось он в этот момент подумал обо мне примерно то же самое, что и я о нём несколько минут назад.
- Незачем их топить, - поморщился я. - связать будет довольно. Под угрозой трёх пистолетов, думаю, даже Мармората или Волкодав станут шёлковыми.
- Опять ваши солдафонские замашки: насилием на насилие. Мне было бы достаточно простой беседы с глазу на глаз для достижения того же результата, - и он положил руку на плечо смирно стоящего рядом Карла, как бы иллюстрируя свои слова. За время их контакта он достиг того, что мальчишка смотрел на него почти с обожанием. Это было просто отлично для нас, но я не мог отделаться от ощущения, будто от Орбелли к Ленцу тянутся тонкие нити, как у кукловода к кукле
- Ваше насилие страшнее, - буркнул я. – У Холмса есть возможность сравнивать – спросим его?
- Если нам ещё удастся застать его живым и в трезвом уме, - охладил наш пыл Вернер. – Перестаньте меряться добродетелями – времени нет. У вас не будет возможности задушевных разговоров, профессор, а материал вам попадётся тугой, уже обработанный мастером, хоть и пониже классом, но мастером. Я склоняюсь на сторону доктора – в некоторых случаях дуло в лоб надёжнее. Только с элементом неожиданности, потому что нас будет трое против четверых, считая перевозчика.
- Четверо! – возмутилась Рона.
- Пятеро! – пискнул выдрессированный Орбелли Ленц.
- Только вас там не хватало, - почти в один голос осадили их мы с Вернером.
- Ну, допустим, - сдался Орбелли. - Только, доктор, а что мы будем делать потом?
- Найдем эту чертову лабораторию и проникнем в нее.
- Думаете, там нет охраны? С нами тремя их охрана справится в два счёта мы ничего поделать не успеем. Даже егеря – отлично обученные парни, а если там будут эти деревянные куклы, они, сдаётся мне, не ведают ни боли. ни страха. Я могу себе представить, как это бывает. Идеальные солдаты – мечта Майкрофта и иже с ним.
- Но если они станут с нами расправляться, это уже казус белли. Вот тут и можно привлекать власти.
- Если они сделают это не слишком проворно. А то власти просто не успеют вмешаться.
- Но мы ведь и собирались продемонстрировать полиция эту лабораторию в условиях, когда им нельзя будет отказаться от факта опытов над людьми. Если мы их застанем врасплох, у них не будет времени замести следы к приезду полиции, а нам того и надо. Наша задача – отвлечь их и занять, пока представители закона прибудут. Как бы ни были местные полицейские ленивы и как бы ни полагались на егерей, одного вида этого несчастного цыгана, каким я его видел возле Клуни-Ярда, хватит, чтобы ужаснуться. А в лаборатории, я думаю, найдётся зрелище и повыразительнее.
- Осталось уговорить полицейских туда нагрянуть. – хмыкнул Орбелли.
- А это не так уж невыполнимо, - вдруг задумчиво проговорил Вернер. – Мы забываем про возможности телеграфа. Зная время, мы же можем теперь инициировать распоряжение из Лондона. Времени до вечера как раз хватит на обмен сообщениями. Рона и Карл останутся с полицейскими, а мы…
- Нет, - возразил Орбелли. – Карл будет со мной. Его нельзя оставлять одного.
- Брать ребёнка в такую опасную переделку? – возмутился я.
- Я – не ребёнок, - огрызнулся маленький горбун.
- Его нельзя оставлять без меня, - веско повторил Орбелли. – Уж поверьте.
- А в этом есть резон, - вдруг оживился Вернер. – Если Карл будет с нами, егерей можете уже сбрасывать со счетов, они стрелять не посмеют.
- Это почему? Они так детолюбивы? – удивился Орбелли.
- У Клуни из Клуни-Ярда горб, а мать мальчика покончила с собой вскоре после родов, едва увидев ребёнка. Он в этом отца винит. В общем, правильно винит, только вот насчёт отца я бы… Ну, что я вам объясняю, Орбелли. Уж кому-кому, а вам…
К моему изумлению, насмешливый и сдержанный цыган вспыхнул так, словно у него разлили под кожей пузырёк алых чернил – яркими неровными пятнами. Холмс, кстати, в редких случаях, когда это бывало, краснел точно так же.
- Какие же вы негодяи, господа! – с сердцем сказал я, переводя взгляд с одного на другого.
- А вы – святая невинность? – сощурился Орбелли. – Вам напомнить.
- А ну прекратите! – прикрикнула на нас Рона. – Нашли время!