Дон Кихот. Мудрец или безумный идеалист?

Артём Соломонов
«Эту самую грустную из книг не забудет взять с собою человек на последний суд божий. Он укажет на сообщённую в ней глубочайшую и роковую тайну человека и человечества».

Именно так говорил Достоевский о романе, который он считал вершиной мировой литературы. О «Дон Кихоте» Сервантеса.  

Начнём, пожалуй, с самого Дон Кихота. Его образ сочетает самоотверженность и мятежность, романтическую жажду утверждения идеала с комическим простодушием и безрассудностью. А ещё сердце «странствующего рыцаря» пылает искренней любовью к человечеству. Равно как и сердце героя, который соответствует образу русского Дон Кихота. 

Я не случайно начал этот выпуск с цитаты Достоевского. Думаю, вы догадались, что речь пойдёт о князе Мышкине, главном герое романа «Идиот».

Итак, князь Лев Николаевич Мышкин, он же «положительно прекрасный человек», воспринимается многими исследователями исключительно как некий идеал Достоевского, в котором несомненно угадываются черты Спасителя, впрочем, как и в самом Дон Кихоте. А между тем никак не объясняются катастрофические последствия его деятельности. Все, кто так или иначе соприкасался с князем либо тем или иным образом пострадали, либо не получили должного внимания. Достаточно вспомнить судьбу любящих его женщин – Настасьи Филипповны и Аглаи Епанчиной.

Пожалуй, это и роднит Мышкина с Рыцарем Печального Образа – последствия его благих дел тоже катастрофичны.

Да, в образе князя Мышкина действительно прослеживаются ключевые представления о Христе, но, на мой взгляд, касаются они не Его сущности, а Его отношения к людям. Князь Мышкин нужен вовсе не для того, чтобы показать, как дурно люди обходятся со Христом или что нашему Спасителю ничего бы не удалось, будь он всего лишь человеком. Вовсе нет, скорее, тут другая цель: показать, как мы для Него важны, как Он живёт с каждым из нас и остаётся с нами, даже в самые кризисные минуты жизни, если угодно, на дне отчаяния. 

Подобно Христу князь Мышкин принимает всех людей, с которыми его сводит судьба. Он проявляет к ним далеко не поверхностный интерес и готов полностью войти в их жизнь, разделить их невзгоды, пропустить через себя всю их боль. Это абсолютное принятие. Иными словами, восприятие другого человека как самого себя.

Однако прикованный к Настасье Филипповне Лев Николаевич не способен заметить горя в семье Лебедевых, не замечает он и душевных терзаний Аглаи. Отсюда и его беспомощность, неспособность в чём-либо ей помочь.

Таким образом, если ошибка иных состоит в подчёркнутом скепсисе и пессимизме, если не сказать, в мизантропии, то ошибка дон кихотов в прямо противоположном. Они слишком верят в себя, в людей, вернее сказать, в те идеалы, которым служат.

Итак, с одной стороны, вечный образ Дон Кихота, а значит и князя Мышкина олицетворяет готовность служить всем угнетённым, светить, подобно маяку. Но с другой стороны, неизбежен конфликт идеального и реального, причём в их случае этот конфликт оказывается роковым. К тому же помимо высшей природы в человеке есть место и низшему, так называемой кривде. А с этим воинственные дон кихоты, как правило, не считаются. По крайней мере до тех пор, пока не посетят пещеру Монтесинос. 

Интересно, что «Дон Кихот» — это один из первых романов, в которых в главной роли выступает сумасшедший. А после Сервантеса с каждым веком количество таких произведений будет расти, пока в XX столетии чуть ли не большинство главных героев будут безумными. 
Примечательно, что через безумие персонажа автор зачастую проявляет его мудрость. И по мере чтения возникает вопрос: а безумен ли герой на самом деле? Или же безумцы - те, кто его окружает? Это в равной степени касается и Дон Кихота, и князя Мышкина.

И отдельно хотелось бы поговорить о безумии этого типа людей в реальной жизни. 
На мой взгляд, история Дон Кихота уже является иллюстрацией священного безумия, ибо она показывает человека, сошедшего с ума от чтения рыцарских романов и воспылавшего идеей служения. 
А теперь представьте, к каким последствиям это может привести в жизни. Условно это явление можно определить как «Эффект Дон Кихота» или «проживания чужой жизни».
Просто представьте, что какой-нибудь человек искусства, иначе говоря, потенциальный странствующий рыцарь, теряет границы между образом и своим «я», перестаёт играть и начинает проживать ту или иную роль взаправду. Причём, как правило, речь идёт именно о роли трагической. Этот феномен представляет искусство иного качества, искусство, которое выходит за свои пределы и неизбежно приводит к катастрофическим последствиям как для самого человека, так и для тех, кто его окружает.

Дон Кихот. Мудрец или безумный идеалист? (эссе)