Торопец – город лодок. Не яхт, опостылевших по западным фильмам, а весельных лодочек. И тот, кто прочитает это слово, как весёлых, не ошибётся. Это веселые лодочки, которые сделаны под весла. Маленькие, шустрые плоскодоночки, которые пройдут где угодно. И через камыш, и через перекат и через тину. Всего этого довольно на реке Торопе. Все берега реки вдоль города заняты лодочными причалами. Лодочные причалы незаметны. Чаще всего они скрыты в камышах и представляют собой или дерево, на которое обмотана цепь, либо скобу, вбитую в бревно или в тоже дерево и опять цепь с навесным замочком. Эти причалы стихийны, где хочешь, там и примкни лодку, никто слова не скажет. Иной раз и в центр на лодочке плывешь по каким-то делам. В магазин или в баню. Примкнешь к чему-нибудь. И идешь по городу с веслами наперевес. Никого не смущает, что ты с веслами.
Мы примыкали лодку на дамбе. Дамба у Небина монастыря неизвестно для чего была выстроена. Я застал только сваи от этой дамбы, весь настил уже прогнил. До конца дамбы можно было пройти только по столбикам. Оттуда ловили рыбу. Дамбу использовали как большой лодочный причал. А если кто не мог пройти по столбикам, то отмыкали лодку и причаливали тут же к песчаному бережку. Если предстояла какая-нибудь грузовая перевозка, например, в дом на другом берегу, или в какую-нибудь деревню: Речане или Шатры, то грузили лодку здесь же, с берега. Цепляли мотор и уезжали, окутанные чахлым, сизым дымком.
Другое дело – на веслах! Замок звякал, гремела цепь, оттолкнешься посильнее и выходишь на течение. А какой красивый след оставляет весельная лодочка! Можно бесконечно смотреть на весло, как оно погружается в воду отталкивается и оставляет за собой несколько маленьких водоворотиков. И скользишь дальше, а за тобой вода еще долго волнуется и затирает твой тихий след.
У многих были навесные моторы. Лодку под мотор делали специально с широкой, тупой кормой, чтобы можно было прикрутить мотор. Но не всюду на моторках проедешь, поэтому весла надежнее. Как хорошо на веслах. Тихо, ничего не гудит, не верещит над ухом. Только вода журчит. Выплываешь из камышей, что у дамбы и сворачиваешь налево к Лисьему острову. Он давно уже не остров, мелеет река, отступает, а я застал его безлюдным и диким островом, на который можно было перейти только в брод,через топкое болото. Только мальчишки решались на такое, поэтому и оставался остров безлюдным, а сейчас там пляж. Подплываешь к острову и открывается вид на Небин монастырь. Поворачиваешь левее, по руслу, и долго плывешь вдоль стен. И думаешь, что вот так же плыли здесь лодки и сто лет назад и тысячу. И огибали Лисий остров, чтобы плыть в центр Торопца. Огибаешь остров и опять видны стены монастыря и плывешь по отражению стен в воде. И расплескиваешь веслами это отражение. И колышутся стены, колеблются, а потом опять становятся, смыкаются и только волны покачивают их.
Где-то здесь жило эхо. Оно откликалось только в тихую, безветренную погоду. Вечером и ранним утром. Крикнешь что-то и неожиданно, не скоро, но непременно какой-то громкий голос что-то кликнет в ответ из монастыря. Совсем не твой, чужой голос. Но очень громкий, отрывочный, и говорил он только один слог, словно лай раздастся. И крикнет именно из монастыря, ни из какого-то другого места. Не от стен монастыря, а из самого собора, где была литейная плавильная печь. Я немного всегда пугался громко говорить на этом месте. И никому не рассказывал о своем открытии, что я говорю с монастырём, а он мне отвечает, если на закате солнца что-то громкое ему сказать.
А вы не поверите и спросите зачем же я ранним утром и поздним вечером на закате тут катался на лодке? А потому я тут катался на лодке, что был рыбаком и никогда не возвращался домой без рыбы. И ловил либо на вечерней, либо на утренней зорьке. И когда я поднимал притыку и греб домой, к дамбе, не удерживался и от полноты чувств кричал что-то и неизменно отвечал мне голос из монастыря. И я всегда немного боялся, тем более, что вскоре мне надо было проходить по монастырю,в самых сумерках, и как бы искать глазами, кто же мне тут ответил, и что ответил? И кого я побеспокоил?
Вся земля в монастыре и вокруг монастыря, была покрыта шлаком. По шлаку идти во время дождя намного удобнее, чем по грязи. К концу рабочего дня на церковную площадь выбрасывали спекшуюся шихту, и она долгое время еще дымилась, остывала, а по длинной трубе начинали спускать горячую воду. Труба оканчивалась как раз возле дамбы. Там не было течения, и в этом заливчике устанавливался свой микроклимат. На теплую воду подплывала рыба и тут было лучшее место для рыбалки. Забрасывали сразу с берега и попадались самые неожиданные породы. Тут клевали и налимы, которые вообще не клевали в это время, и сазаны, и лини, и конечно, сорога, лещи, и черехи. Но технологию изменили, и воду перестали сливать в реку. Труба осталась, а рыбаки, вслед за рыбой стали искать другие выгодные места.
Еще крашен Торопец мостками. Мостки сделаны чтобы можно было подойти к воде, минуя топкие места и камыши. С мостков полощут белье. Не знаю, как сейчас, а раньше все бабы: молодые и старые, ходили на мостки и полоскали белье. Задирали юбки, становились на колени, и полоскали. Говорили, что это привлекает рыбу, и когда бабы расходились, приходили мужики и закидывали удочки.
На самом деле мыльная вода совершенно не привлекает рыб. В таком случае, возле трубы через которую спускалась в реку вода из бани, которая была возле самого городского моста, постоянно толпились бы рыбаки. Но туда даже смотреть брезговали. Правда грязная вода мгновенно уносилась вниз, растворялась и совершенно терялась в общем течении.
Вместе с бабами стоять не полагалось. Так же, как и глядеть на них, когда они полощут бельё. Но я смотрел, я был еще маленький. Теперь такое уже не увидишь, у всех стиральные машины. Иногда белье уплывало и однажды пришлось на лодке догонять какую-то огромную, и под водой, еще более огромную простыню, и она изворачивалась, колыхалась, словно живое существо, пока удалось подцепить ее на весло и подтащить к борту.
«Сильно много белья нанесли» - сказала Надюха, когда мы подплыли к центру города, где были сделаны мостки для полоскания, на которых теснилось множество разновозрастных девок и баб. А кто-то стоял в очереди, подперев к животу таз с бельем и совсем не тяготясь этой очередью, а бойко делясь городскими новостями 20-го века.
«Сильно много, сильно далеко, сильно тяжело» - Употребление «сильно» вместо «очень» тоже торопецкая манера, торопецкий язык.
Моторы в основном были марки «Ветерок» или «Стрела». Редко у кого была «Москва» - прекрасный, сильный мотор, и к тому же совсем не шумный. Видел я и «Вихри», это уже совсем редко. Огромные, рычащие чудовища. Они участвовали в гонках на озере. Устраивались такие соревнования. С опаской, на веслах объезжал их.
«Стрела» работала с противным высоким звуком, похожим на стоматологическую бор-машину. Мотор был маленький и маломощный, а звук от него противный и режущий слух. Иное дело «Москва», мотор намного мощнее, со звуком низким и благородным.
С мотором ловили в пасмурную, погоду щук, на темную блесну. Щуки бросались за блесной как сумасшедшие и мотора совершенно не боялись. Налавливали огромное количество. И по 10 и по 20 кг. Щуки все были среднего размера, редко попадалась на килограмм. Рыбы было много. На всех озерах существовали рыболовные колхозы, ловили сетями.
Удаляясь все дальше от Небина монастыря, по ровному руслу реки приближаешься к центральному острову Торопца, где был Кремль. Плыть надо против течения. Но течение не быстрое. Особенно мне нравилось место где уже показывался Богоявленский собор, а Небин монастырь не исчезал. Никаких более новых, чем 18-го века строений не мешалось вокруг. Я представлял, что попал в старину. И что вполне возможно скоро встречу дружину князя в кольчугах и с копьями. И верно, ведь торопецкий архитектурный стиль – истинно сказочный стиль.
Слева оставались еле видные бесчисленные окна ткацкой фабрики, на которые я даже не смотрел. Никакие символы новой жизни не вписывались в торопецкую сказку. Вот и теперь фабрика не работает, а монастырь все стоит и продолжает разрушатся, а Богоявленский собор подновлен и стал краше прежнего.
«Небин» - невсамделишное название. То ли был то ли «небыл». Монастырь назывался Троицким, а в народе – Небиным. Вроде бы по названию исчезнувшего села: Небина – «небыль» - не бывшего села. Монастырь, надо полагать, стоял тоже некогда на острове. И был островом, так же, как и Лисий остров. По крайней мере, он сильно был окружен водой, и вокруг места значились топкие. И сейчас во время разлива, вода подходит к самым стенам. Было время мы примыкали лодку не к дамбе, а почти у стен монастыря. Так разливалась река, что удобнее и ближе было оставлять лодку здесь, недалеко от единственного прекрасно сохранившегося монастырского строения – игуменских келий или палат. Красивого каменного дома в три окна с каменными, резными наличниками торопецкого стиля и пояском зеленых изразцов. Этот домик был жилым, поэтому и поддерживался в хорошем состоянии. Зимой отапливался, летом проветривался. У дома вниз к реке, разбивался огород, окруженный плохоньким заборчиком. Помню, как залила огород река дождливым летом и мужик, хозяин дома, выкапывал из-под воды синюю и зеленую, и феолетовую картошку, и срезал кочаны капусты странной расцветки. Такой ее сделала вода.
Мы шутили, видя такую капусту. – Новый сорт, - кричали хозяину, он не обижался. – Чем поливаешь? Купоросом?
Наш огород был с другой стороны монастыря, со стороны входа. И на огороде, когда копали картошку, часто находили дореволюционные монеты, пуговицы… Были огороды и еще ближе к монастырю, помню мне показывал наш сосед находки из очередной вскопанной грядки. У него монет находилось намного больше. Сосед был книжным человеком и он утверждал, что раньше тут был водяной базар. Торговали с лодок, в основном рыбой. И упавшие монеты тонули в воде и терялись. Их нельзя было поднять, поэтому и собралось так много.
И вот подплываешь к городскому мосту. Тут обязательно кто-то ловит. Под мостом плыть особенно интересно. Появляется много новых звуков, запахов. Вокруг сгнившие сваи выступающие из под воды, а то и скрытые под водой. Поэтому гребешь совсем тихо, чтобы не напороться. А то ухватишься за сваю, и постоишь, привыкая к новым звукам и запахам. Выплываешь и опять солнце и опять овеет тебя ветерок, таинственность исчезает.
За мостом справа некогда, еще до революции, был большой причал. Судя по фотографиям, ходили тут большие корабли. Сейчас поверить в это невозможно, так обмелела река и озеро.
Оплываешь центральный остров и глазам открывается чудо света – круглая земляная пирамида, и кажется, что она посреди озера. Называется это чудо – холм Кривит. А озеро называется Соломено. Между центром города и холмом был широкий, хоть и мелкий пролив, через пролив, вокруг холма мы проезжали не раз. Потом затаскивали лодку повыше и взбирались на холм. Наверху холм завершался большой круглой чашей.
Наверное, тут уж моему рассказу никто не поверит, потому что сейчас холм Кривит называется «городищем» и находится на берегу, и довольно далеко от воды. Словно кто-то зацепил его и подтянул к острову на веревочке. На самом деле, так сильно обмелело озеро.