Симон Ушаков. Он жил во второй половине семнадцатого века. Он был последним из самых известных иконописцев в России. Это было время царя Алексея Михайловича - второго в династии Романовых. Смутные времена уже позади. Государство устояло. Ну совсем как сегодня после «лихих девяностых», которые едва не разрушили государство. Но оно не только устояло, но и окрепло и получило историческую перспективу.
Но это государство в 17-м веке не могло существовать и развиваться в полной географической, культурной, цивилизационной изоляции от всего внешнего мира. Не могло. А движение к Западу уже началось. Не без скрипа и внутреннего сопротивления. Но процесс неудержимо уже шёл.
Собственно он начался уже давно, принимая иногда трагические формы. Вспомним Смутное время. Россия открывалась для мира со всею пользой и потерями для себя. А в конце 17-го века этот процесс выхода в мир понесся просто галопом. Но это другая тема.
Мы говорим о живописи. А главным предметом живописи была в те времена икона. И только. Очень специфический вид изобразительного искусства. Художники - иконописцы должны были следовать канонам, выработанными веками. И уклоняться от них было святотатством и богохульством. А эти правила обуславливались тем , что эта живопись, то есть, изображение святых, была обращена к душе человеческой, к вере, к самому главному в человеке.
А это большая разница с тем, что существовало в живописи на Западе. А на Западе ко времени Ушакова уже прошел Ренессанс. Были в расцвете барокко и рококо. Начинался классицизм.
У них это было время великих личностей в живописи. Время Веласкеса, Рембрандта, Пуссена, Караваджо, Рубенса, Франса Хальса, Остаде. У них время великих малых голландцев.
Развиваются разные жанры. Портрет, пейзаж, жанровые сцены. Во Франции создается Академия живописи и скульптуры.
Натюрморты в моде. Представьте, как художник раскладывает на столе вещи разного применения на белоснежной скатерти и потом с тщательностью и великим мастерством переносит изображение при помощи красок на холст. Окорок, кусок хлеба, стакан, трубка, кувшин. Художник показывает красоту обычных вещей. Вы можете представить себе такое на иконе. Да ни в коем случае.
Потому как икона, повторяю, – это особый род живописи. Это воистину святое искусство. Только самое высокое, обращённое к душе человека. А это особое требование к технике изображения и к самому изображению. Горний мир, не имеющий ничего общего с мирскими делами. Плоскостность изображения, перспектива, если и есть, то только обратная перспектива. Никакой игры света-тени. Чистые цвета. Канон. Художники вынуждены были творить под неусыпным надзором церкви, которая всячески противилась любым нововведениям.
Канон — это не только композиция, но и материалы для иконы: доска, наклеенная на нее ткань — паволока, шлифованный гипсовый грунт — левкас, темперные краски, золото; но и техника, и последовательность письма: сперва рисунок, затем "доличное" (одежда, архитектура, пейзаж, фон), наконец — "личное", то есть лицо и руки.
У каждого цвета свое символическое значение: золото, белый, голубой — Божественный свет; темно-синий — непознаваемая Божественная сущность Господа; красный — свет Воскресения Христова, искупительная жертва Спасителя; зеленый — животворящая сила Святого Духа. И этому правилу, этому канону, должен был строго следовать каждый иконописец.
*****
И ещё одна очень важная деталь, которая помогает понять, в чем разница между иконой и светской живописью. Художник на Западе всегда подписывал свою картину. А это не просто подпись. Этим самым художник заявляет, что это его собственное творение, его видение мира. А у нас у всех оно разное. Подписал и говорил тем самым, что это сделал я и никто другой. Так вижу и чувствую. Примите так, как я вам это показал. А руку мастера всегда узнают.
А на иконе никогда вы не увидите подпись. Потому как считалось, что изображение это не творение человека. Это творение самого Бога, который вдохновлял художника и водил его рукой по поверхности иконы. Какая уж здесь подпись.
Было и другое фундаментальное отличие. Икона – это для души. Не для глаз. А вот скажем мадонна Рафаэля – это для глаз. Икона – как бы средство для обращения к Богу. И перед ней мы творим молитву, ставим свечу. Через неё мы посылаем молитву к Создателю всего сущего, молим о спасении.
А вот перед мадонной Рафаэля мы свечку не ставим и молитву не творим. Мы посредством зрения восхищаемся мастерством великого мастера. И не более того.
*****
Но время идёт. И всё меняется. Не сразу и вдруг. Западное видения мира и способы его отражения все настойчивее проникали в наш средневековый мир. И происходило постепенно нечто ужасное. Икона стала меняться и канон рушиться. Святые стали очеловечиваться. Лики стали всё больше приобретать черты человеческих лиц.
А уже появились мастера так называемой строгановской школы. Они все больше и больше выходили за рамки церковных канонов и стали уделять внимание деталям окружения, внешнему виду святых. И стал развиваться пейзаж, служивший фоном для святых. Их иконы отличались красочностью и декоративностью, а трактовка библейских персонажей была ближе к образам реальных людей.
И в этом преуспел лучше других художник Симон Ушаков. Посмотрите, к примеру, на одно из лучших его творений, икону «Спас нерукотворный». Это видение, по-моему, уже и иконой назвать трудно. Похоже так, что писал западный художник. Чему же удивляться, что Ушаков был первым, кто начал подписывать свои работы. Это свидетельствует не только о становлении личностного самосознания художника в XVII веке, но и о такой новой черте менталитета, как принятие авторской ответственности за созданное произведение.
*****
И знаете, такая манера письма в моих глазах была отступлением от святых традиций. Протопоп Аввакум со мною полностью согласился бы. Не принимал он такую живописную манеру, как и все реформы и нововведения патриарха Никона. Яростно не принимал.
Он в своей знаменитой филиппике против “богомерзких” икон писал: “А все то писано по плотскому умыслу, понеже сами еретицы возлюбиша толстоту плотскую и опровергоша долу горняя” Написано почти на старорусском, но в общем понятно, что он хотел сказать.
В этом противоположении “плотского” и “горнего”, или, по современной терминологии, — реального и идеального, находится всё объяснение. “Не подобает правоверному и глядеть много, не токмо кланятися таким неподобным образам”, — убежденно восклицает протопоп.
По его мнению, все, что изображается на иконе, есть некий горний мир, нечто идеальное, существующее вне видимой, телесной, осязаемой действительности, и всякое приближение к этой повседневности и прозе есть уже кощунство, ересь и “от диавола”.
И поплатился за такую дерзость протопоп. Сожгли его на костре.
*****
А кем был этот художник? Он родился в 1626 году в Москве. Не из простых происходил. Из его ранних лет мало что известно. Но по-видимому, получил основательную подготовку в искусстве иконописи. Ему было всего 22 года от роду, но уже был принят в царские «жалованные» мастера Серебряные палаты при Оружейном приказе. И вскоре он приобрёл известность лучшего иконописца в Москве.
Он образовал целую школу иконописцев и, что очень важно, пользовался милостями царя Алексея Михайловича. Он исполнял всяческие его поручения по художественной части. Был он не бедным человеком. До самой своей смерти жил в довольстве и почёте. Что ещё надо. Имя его осталось в истории нашей живописи.
Он был художником , который продвинул живопись в России по новому направлению и способствовал ее частичному освобождению от религиозной идеологии. А это произошло бы и без него. Неотвратимо. Всё шло к тому. Обмирщение иконы становилось неизбежно. Только Ушаков запустил процесс очень талантливо.
Он первым из русских художников стал использовать масляную краску. Благодаря ему стало развиваться искусство гравюры. Будучи тридцать лет главным художником Оружейной палаты, он написал множество икон. Он написал даже трактат, который можно назвать научным. Назывался он так: "Слово к любителю иконного писания" В нём он изложил свои мысли о том, что художник должен, подобно зеркалу, правдиво отображать окружающий мир.
А ещё он заложил основы портретной живописи в России. Сначала такие портреты назывались «парсунцы». Это от слова персона. Изображение лица живого человека. Но поначалу оно выполнялось в иконописном стиле. Он стал работать с живой натурой, и парсуна становилась более реалистичной, лицо на ней приобретало объем.
Стиль письма Ушакова получил название «живоподобие», которое трактуется как светотеневая моделировка лиц, приближенная к реалистической манере.
*****
Итак «Государственное древо». Эта икона ещё носит название «Насаждение древа государства Российского». Образ был написан для иконостаса церкви Троицы в Никитниках.
Сама церковь – это чудо чудное. Она находится по сути в центре Москвы, а ведь её ещё и не сразу найдёшь. Со всех сторон она зажата высокими, невыразительными офисными зданиями. Она как необыкновенный узорчатый каменный цветок вдруг явится пред вашими очами, среди всех этих серых зданий, которые только подчеркивают её красоту.
Сначала вы пройдёте между двумя домами, повернёте направо и остановитесь непременно, пораженный необыкновенным видением. Бриллиант в невыразительной серой оправе. Белокаменная резьба. Узорчатое кружево, как будто вытканное из шёлка.
Эту церковь построили на месте другой церкви деревянной. Она сгорела. А потом построили в середине ту, которая существует, к счастью, и сегодня. Построили по заказу очень богатого ярославского купца Григория Никитникова.
Её посетил царь Алексей Михайлович преподнёс в дар два медных паникадила с двуглавыми орлами. В 1900-го храм посетил Николай второй с супругой.
Вот для этой церкви Симон Ушаков и написал икону «Древо государево». Потому как он сам был прихожанином этой церкви и жил совсем рядом.
*****
Что же мы видим на иконе? Вид от Красной площади. Перед нами кремлевская стена. Слева угадывается Спасская башня. А за стеной знакомые очертания Успенского собора - главного уже в те времена в России. То есть вполне реалистический пейзаж.
Наверху в облаках Спас, вручающий парящим ангелам венец и ризу для Алексея Михайловича: царь небесный венчает царя земного.
Из собора произрастает древо. А это уже символика. В центре медальон с образом Владимирской иконы Богоматери. Икона эта и тогда главная святыня России.
У подножия Успенского собора изображены насаждающий древо князь Иван Калита и поливающий корни растения из кувшина митрополит Петр.
Внизу мы видим лиц царствующей семьи. Первую жену Алексея Михайловича Марию Ильиничну с сыновьями Алексеем и Федором. Фёдор тоже станет впоследствии царём. От древа идут побеги в виде виноградных лоз с листьями, цветами роз и гроздьями плодов.
Плоды - это государственные и духовные деятели, особенно отметившиеся каждый на своём попроще в деле строительства и развитии государства российского. Отцы церкви и князья-цари. Они изображены в двадцати медальонах со свитками-молениями в руках. Почему виноградные лозы. Потому как это небесный вертоград, то есть виноградник, в котором главный садовник – сам Господь Бог.
Некоторых мы хорошо знаем и сегодня. Например, справа от иконы Богоматери представлены Александр Невский. Он в облачении схимника. Он был дедом Ивана Калиты. Святители патриархи Иов и Филарет, а также цари Федор Иванович, Михаил Федорович и несчастный убиенный царевич Димитрий. Слева представлены преподобные Андроник Московский, Сергий и Никон Радонежские, а также московский юродивый Василий Блаженный.
Все они - благочестивые работники Христа - хозяина виноградника. Древо сажают митрополит Петр и Иван Калита , с именами которых традиционно связывается возвышение Москвы. Их захоронения находятся в Кремле, но в разных соборах. Митрополит Пётр – в Успенском соборе. Иван Калита – в Архангельском соборе.
*****
В медальонах лица, создававшие и защищавшие государство российское. Но время не останавливалось на них. Икона была написана во второй половине 17 века. А дальше… А дальше пришли другие исторические лица разные и всякие, продолжившие дело своих отцов – основателей державы. И их имена мы тоже хорошо знаем. В бореньях силы обретая ширилась и крепла держава. На зависть и удивлению всему миру.
Я в этой связи вспоминаю один памятник. Это памятник «Тысячелетие России», установленный на площади Новгородского кремля, напротив величественного Софийского собора. Я не раз был в Новгороде и каждый раз ходил в крепость новгородскую, чтобы ещё раз посмотреть на этот памятник. Памятник напоминает одновременно и колокол , и шапку Мономаха.
Установленные здесь скульптурные изображения посвящены собирательным образам и конкретным историческим фигурам – русским царям, знаменитым военачальникам, священнослужителям, писателям и художникам.
Нижнюю часть памятника украшает сложный горельефный фриз из 109 скульптур. Здесь можно увидеть российских просветителей – князей, христианских проповедников, основателей монастырей, монахов историков и писателей, великих князей, царей, императоров, патриархов, дипломатов и общественных деятелей, знаменитых российских ученых, поэтов, драматургов, архитекторов, музыкантов и художников.
Я долго ходил вокруг, рассматривая в лицах всю нашу историю. Старался распознать, кто из них был кто. И к моему удивлению, я не нашёл среди этой более чем сотни исторических лиц фигуру Ивана Грозного. Как же так. Как можно его изъять из нашей истории, такую глыбу. Такое блистательное отсутствие. А его и сегодня изымают из истории. А попытка водрузить памятник ему, Ивану Грозному – и сразу вопли душелюбов со всех сторон.
А почему? А потому, что грозен он был и жесток. Потому что говорил, что «государство без грозы, что конь без узды». Потому что крепил государство жестокими скрепами, за неимением бесполезных мягких скреп. Вот и Новгороду досталось за обоснованное подозрение в отпадение его в латинянство. Вот поэтому и нет его фигуры на колоколе. А монумент поставили во второй половине 19 века. Значит делить наших правителей в длинном ряду князей, царей, императоров на правильных и неправильных стали уже в это время. И сегодня ещё делят.
Больше всех достается в наши времена Сталину. И все по той же причине. И ему тоже нет памятников. А все прежние поснимали. Как будто нам так всем дано право по нашему усмотрению делить людей у власти на гениев и злодеев. Причем здесь и сейчас. А время идет. И оно все расставляет по местам.
К примеру, поставили огромный Ельцин-центр. Музеище, каких свет не видывал. Он тоже был руководителем России и едва не погубил страну. И это становится все отчётливо яснее уже сегодня. И теперь не знают, что делать с этим монстром-музеем.
А наш самый Главный недавно держал речь прямо у самого колокола-памятника в Новгороде. Он говорил о нашей истории. О том, как Россия появилась из небытия и как прошла длинным историческим путём от корней до самой огромной страны в мире. Упомянул он , к моему удивлению, ещё трех , кого нет на колоколе. Они к тому времени ещё не родились. Но и без них тоже нельзя представить нашу историю. Особенно без последнего из трех. Говорил он о Николае втором, Ленине и Сталине. При Сталине Россия стала признанной супердержавой. Мне показывалось, что в этом месте «лёд тронулся». Он видимо и себя внутренне видит в этом ряду на древе Государства Российского. Но это уже история, которая только пишется.
*****
Симон Ушаков в истории нашей живописи сказал своё слово. На переломном моменте. Он писал иконы. Своеобразно, но так, как ему велело время. Говорят, что «он не был в сущности ни иконописцем, ни живописцем: отстав от первых, он не пристал ко вторым».
А вот как выразился о нём И.Э. Грабарь. А он был искусствоведом, теоретиком, реставратором и сам живописцем с тяготением к импрессионизму. Одно время он был попечителем Третьяковской галереи. Он замечательно знал искусство иконографии. Принимал непосредственное участие в реставрации иконы Андрея Рублёва «Троица». И вот что он пишет о Симоне Ушакове:
«Меж тем никакой другой живописец Древней Руси не удостоился столь противоречивых оценок. С одной стороны, он — злой гений русской иконописи, не уберег русского лика иконы, поскольку в силу компромиссности метода не сумел стать ни иконописцем, ни живописцем, повис в воздухе между небом и землею. А с другой стороны — Ушаков погубил иконопись».
Вот таким был этот художник-иконописец, оставивший нам это изображение «Насаждение древа государства Российского» или «Похвала Владимирской иконе Божией Матери».