Несколько дней прожила Лида на вокзале в надежде хоть что-то узнать о своих детях. Вся привокзальная милиция знала историю Лиды, но помочь ей не могли. Следы детей странным образом затерялись на огромных просторах России. Лиду жалели и приносили ей что-нибудь из съестного. Начальник вокзала, наконец, посоветовал ей отправляться в том направлении, куда собиралась она поехать с детьми. Сердобольные работники вокзала собрали какие-то крохи на дорогу и оформили Лиде бесплатный билет до Ташкента. Снова предстоял ей неблизкий путь.
Дорога показалась Лиде долгой и изматывающей. Она с большим нетерпением ждала, когда же за окнами вагона покажется неказистое, обшарпанное здание железнодорожного вокзала, с галдящей на разных языках пёстрой толпой пассажиров и провожающих.
Наконец это произошло, и Лида побрела по знакомым пыльным улочкам, совсем не изменившегося старого Ташкента.
Ослабленная болезнью, бледная Лида сидела прямо на земле у двери во двор домика Оли. Дома ещё никого не было.
– Лидочка! Откуда ты? – кинулась к ней сестрёнка, – А я пишу тебе, пишу, а ответа всё нет. Уже и думать не знаю, что. Лидочка, ну что же ты сидишь здесь, заходи скорее! – щебетала Оля своим девичьим звонким голосом, то радостно улыбаясь, то настороженно взглядывая на старшую сестру, – а мы с Володькой за продуктами на базар ходили, – кивнула она в сторону сына.
Высокий десятилетний мальчик, стеснительно улыбался и ждал, когда сёстры закончат свои сантименты.
– Видишь, какой большой вымахал? – весело со смехом говорила Оля, поглядывая на сына почти снизу вверх, и с нежностью поглаживала его по плечу, – А ты что же опять одна? Почему? С кем дети? А Пётр всё на работе? – сыпала она вопросами, – А не отвечала почему?
Лида устало улыбалась.
– После, Олечка. После всё расскажу.
Они вошли во дворик домика Адолат, где теперь жила Оля с сыном. Только тут Оля внимательно взглянула на сестру и покачала головой.
– Плохо выглядишь, Лидочка. Ты болела? У тебя опять что-то случилось? Если устала сильно, давай потом поговорим. А пока поспи, отдохни с дороги.
Она погладила сестру по спине, обняла её.
– Хочешь на Володькиной кровати или на моей? – заглядывала она Лиде в глаза, – А, может, ты голодна? Я сейчас, я быстро, – захлопотала Оля у плиты.
Она пожарила картошку, нарезала овощи и напекла гору лепёшек, делая всё одновременно и весело. Лида сначала следила за её действиями вялым, почти равнодушным взглядом. Потом веки её начали смыкаться и, спустя несколько минут, она спала, впервые за долгое время, спокойным, глубоким сном.
– Устала, намучилась бедная. Что-то произошло нехорошее…– задумчиво протянула Оля, глядя на спящую сестру.
Лида проспала до обеда следующего дня. Она проснулась бодрая и очень голодная.
– Ой, сейчас бы, кажется, целую гору съела, – умывшись, присела она к столу.
Оля улыбалась и старалась подвинуть к сестрице самое вкусное. Она приготовила плов и двигала к сестре кусочки баранины с янтарным жирком. На блюде лежал горкой ароматный рис, перемешанный с морковью и ягодами кизила, украшенный свежей зеленью.
– Какое богатство! – воскликнула Лида, – Уже давно ничего подобного не ела.
– Вот и ешь в своё удовольствие. У нас сегодня праздник. Гуляем! – засмеялась Оля, – Моя дорогая сестрёнка приехала! Хорошо, что я сегодня с работы отпросилась. Весь день вместе будем! – ликовала она.
После обеда Оля стала расспрашивать сестру про детей, про мужа. Трудно было Лиде начинать этот разговор, больно говорить о том, что случилось. Сёстры проговорили несколько часов, наплакались вместе, обнявшись.
– Искать детей надо, Лидочка. Петру мы с тобой вряд ли поможем. А детей будем искать и найдём обязательно, – убеждала Оля сестру и себя заодно.
Через несколько дней Лида устроилась на работу. Недалеко от дома в чайхану требовалась мойщица посуды. Лида была почти счастлива, что теперь она не будет обузой младшей сестрёнке. Сёстры активно принялись за поиски детей Лиды.
За полгода было исписано немало бумаги. Каждый день они отправляли два или три письма в различные детские дома, находящиеся на Дальнем Востоке и в Сибири. Они рассудили, что детей не могли отправить очень далеко от того места, где больную Лиду сняли с поезда. Сёстры терпеливо ждали ответа, которые приходили иногда казённые, сухие.
В них содержался чаще всего отрицательный ответ: ребёнок с такой фамилией или подходящий под Ваше описание в наш детский дом не поступал. И наконец, спустя полтора года из одного детского дома пришло письмо, очень обрадовавшее сестёр.
В нём было написано: «Сообщаем Вам, что у нас воспитывается девочка по фамилии Стояновская. Зовут её Маша. Отчество Николаевна. Эти данные взяты со слов девочки при поступлении её в детский дом. Так же ею было сообщено, что мама её умерла, а папа неизвестно где».
– Я поеду за ней! – тут же собралась в путь Лида, – Работу, конечно, жалко бросать, но дочь важнее.
– Что-нибудь придумаем, Лидочка. Вывернемся как-нибудь, – успокоила её Оля.
– А что если попросить хозяина меня взять на время вместо тёти Лиды? – вмешался в разговор Володя, – Дома я посуду и полы часто сам мою и мама меня хвалит, – не без гордости заявил он.
– Вот и выход нашёлся! – обрадовалась Оля, – Сегодня же сходим к Алишеру ака, упросим его. А ты, Володька, старайся, не подведи! – обратилась она к сыну.
… Лида, волнуясь, нервно поправляя платье на коленях, сидела в кабинете заведующего детским домом. Она с напряжением глядела на дверь. В проёме двери показалась сначала высокая, худощавая женщина – воспитатель.
– Ну, что же ты, Маша, заходи, – позвала она, полуобернувшись.
Следом в дверь вошла, потупив глаза, девочка. Она подняла на заведующего недоумевающий взгляд, явно не понимая, за что её сюда вызвали?
– Ну, вот, Машенька, за тобой мама приехала, – мягко сказал заведующий, подойдя к девочке, и положил ей на плечо ладонь.
– Мама? Но, моя мама умерла, – тихо и грустно проговорила девочка, опустив голову.
– Да нет, Машенька. Вот она. За тобой приехала, – показал заведующий в угол за спиной Маши.
– Мама?!!! – вскрикнула Маша, оглядывая кабинет, не веря ещё в сказанные слова.
Только сейчас она заметила, сидящую в уголке около двери свою маму.
– Мамочка!!! – закричала девочка, бросившись к ней, обнимая её колени, – Мамочка, так ты жива?! – рассматривала она её, ещё не веря, что всё это уже не снится ей, – Мамочка моя любимая!!!
Мать и дочь прильнули друг другу, не сдерживая слёз радости, осыпая друг друга поцелуями. Документ об отчислении Мащи из детского дома оформили быстро. И уже через час они спешили на поезд в обратный путь. По дороге домой, в поезде мать и дочь не могли насмотреться друг на друга и наговориться. Лида рассказала Маше всё начиная с того момента, как она попала в больницу. Рассказала, как долго искала их всех.
– А ты, Марусенька, ничего не знаешь, где могут быть твои братья и сёстры? – спросила Лида.
– Нет, мамочка, нас по одному из детской комнаты вызывали. Сначала забрали Ниночку. Она так плакала! Не хотела с нами расставаться. Через день Митеньку куда-то увезли, потом Любу. Нам с Колей ничего не говорили. Потом меня забрали сюда в детский дом, – грустно рассказывала она,– Коля один оставался. Уж я просила, просила не разлучать нас, только меня никто не слушал.
"Что же я не спросила у заведующего детским домом, с какой станции забрали Машу?" – подумала Лида.
– Маруся, а ты не помнишь, как называлась та станция, где вы были все, когда вас разлучили? – спросила она дочку.
В ответ та только отрицательно покачала головой.
– Когда тебя унесли с платформы, мы плакали, плакали, а потом уснули. Нас с поезда сняли ночью. Я даже ничего не разглядела, так хотелось спать. И Ниночку я на руках несла, а она всё время хныкала, есть просила. А Коля Митю нёс, Любу милиционер за ручку вёл. Помню только: вокзал был старый, деревянный. И всё.
– Надо ещё раз заведующему написать, – подумала Лида.
… Колю из детской комнаты милиции забрали последним. Заведующая детским домом, женщина средних лет, ширококостная с обширными плечами и большой грудью, в тёмном костюме неприязненно смотрела на паренька.
– Назови своё имя, – командным голосом обратилась она к нему.
Услышав ответ, она продолжала опрос.
– Где твои родители и как ты оказался в поезде?
Коля рассказал, что они вместе с мамой, а так же с братиком и сестрёнками, куда-то ехали, куда – он не знает.
– Ну, и где же твоя мать? И почему вы поехали прямо накануне Нового года?
– Мама заразилась в поезде тифом и умерла.
– Странно…– протянула заведующая, – она умерла, а вы все даже не заразились? – она брезгливо поморщилась, – Ну, хорошо. А отец где?
– Папу арестовали. Как раз перед Новым годом.
–За что?
– Я не знаю. Думаю, ни за что. Он хороший был, заботился о нас…– стал защищать отца Коля.
– У нас «ни за что» не арестовывают, – оборвала его заведующая, подумав про себя со злобой: «Ещё один сынок врагов народа на мою шею. Вот везёт же!»
Колю привезли в детский дом, находящийся в городе Соликамске, Пермского края. Жизнь здесь показалась Коле совсем не сахарной. Благодаря стараниям заведующей, Коля сразу же попал в группу воспитанников, которые числились в детском доме «врагами народа».
Эти дети были в детском доме на правах изгоев. Их постоянно притесняли, обворовывали, регулярно избивали, оскорбляли и недокармливали. К тому же им приходилось выслушивать длинные проповеди о собственной социальной несостоятельности, сводящейся к пословице «яблоко от яблони недалеко падает».
Сама заведующая била его, как и других детей из этой группы, головой о стену и кулаками в лицо за малейшие проступки, или только по подозрению в их совершении.
«Вы никому не нужны!» – орала она в такие моменты.
Одежда на таких детях была самая плохая. Побои совершались даже за то, что в карманах находили крошки хлеба, которые часто подбрасывали другие, более благополучные воспитанники. Синяки и ссадины на лицах «врагов народа» практически не проходили.
– Хлеб воруешь, гад, – гневно шипела заведующая, замахиваясь кулаком, – сбежать хочешь? – вопила она, осыпая «провинившегося» градом ударов, не задумываясь, что ребёнок ничем не может ответить ей.
Жизнь в этом детском доме становилась всё более невыносимой.
"Зачем я сказал, что папу арестовали? Какой же он враг народа? Лучше бы сказал, что-нибудь другое, например, пропал или умер. Нет, так про живых нельзя думать. Надо постараться выбраться отсюда", – размышлял Коля, всё чаще задумываясь о побеге.
С наступлением весны, он думал об этом почти всё время. Составлял план побега, тщательно разрабатывая каждый его шаг. Он даже ухитрился стащить с кухни коробок со спичками, припрятав его во дворе у корней старой яблони. Потом он здесь же спрятал два куска хлеба, завернув их в кусок ткани, которую отодрал от одной из штанин. За то, что испортил штаны, его избили, расквасив ему нос.
Наконец, его план сбылся. Ему удалось улизнуть от воспитателя, покинуть территорию детского дома. Коля двинулся по центральной улице, прячась в ночной тени деревьев и кустов, стараясь выйти к окраине города. Ему вскоре удалось и это. Коля брёл по пустынной ночной дороге, среди больших деревьев, не зная куда. Полная луна хорошо освещала её, но мальчик всё равно пугался непонятных звуков и криков ночных птиц, доносящихся из леса. Он вздрагивал и замирал на мгновенье, пытаясь понять эти звуки.
"Только бы уйти подальше от Соликамска, от ненавистного детского дома. Уйти от этой дуры – заведующей, от этих мерзких подлипал", – думал он про воспитанников, которые особенно доставали его.
Стало светать. Лучи утреннего солнца золотили макушки деревьев, кое-где проникая через толщи листьев в глубину леса. Птицы радостно распевали на все голоса, приветствуя новый день. Колю покачивало от усталости и желания спать. Он свернул с дороги в чащу и, устроившись на мягком мху под большим деревом, провалился в сон. Проснулся он далеко за полдень от солнечного луча, щекотавшего нос и создававшего странные, золотисто-красные картины в глазах через закрытые веки.
Коля сел, огляделся, почёсывая, искусанные комарами, ноги. Очень хотелось пить и есть. Он достал кусочек хлеба, разломил его надвое. Съел только половинку, спрятав остальное поглубже в карман.
"Сколько ещё без еды придётся жить? – подумал он и решил, – Надо быть готовым ко всему".
Мальчик вышел на дорогу и увидел указатель. «Березники 15 км» было написано на нём.
"Ну что же Березники, так Березники", – подумал он и решительно зашагал вперёд.
Скоро его нагнала подвода. Приветливый мужик окликнул его.
– Куда топашь парень? Подвезти тя, чё ли?
– В Березники мне надо. К тётке иду, – ответил Коля, запрыгивая на подводу.
Он вышел на окраине небольшого городка, не зная, куда податься дальше. Хлеб он уже съел, голод ощутимо давал о себе знать. В животе у Коли урчало так, что, казалось, слышит вся улица. Тем временем мальчик вышел к базару и не устоял перед соблазном пройтись по нему, рассматривая продукты, выложенные на прилавки продавцами. А посмотреть было на что. Здесь были и молочные продукты, сметана, творог, сыры и молоко. Рядом лежали окорока и буженина, завёрнутая в промасленную бумагу, сало, большими шматками возвышалось горочкой. Около него расположились копчёные тушки судака, налима и жереха, издававшие такие запахи, что у Коли мутилось в голове. Недалеко стояла дородная баба, продававшая пирожки и булки. Коля прошёл мимо неё два раза, не отводя глаз от пирожков и сглатывая ком голодной слюны.
– Чё смотришь? А ну ходи отсюда! – шуганула его баба.
"Ах, так? – мелькнуло в голове мальчика, – Пирожка пожалела?"
Он сам не понял, как рука резко выхватила пирожок на глазах, опешившей от его наглости, торговки. Коля помчался с пирожком, что есть духу, не разбирая дороги. За спиной он слышал истошные крики торговки и топот ног, затем вдалеке раздался свисток милиционера. Но Коля уже был на довольно порядочном расстоянии от базара. Он свернул в маленький проулок и затаился у какого-то сарая. Пирожок был в руке. Коля с жадностью накинулся на него, вгрызаясь в мягкое тесто, внутри которого оказалась начинка из рыбы с рисом. Откусив большой кусок, он прикрыл глаза от удовольствия, стараясь растянуть его подольше. И тут на его плечо легла чья-то рука. Коля вздрогнул, открыл глаза. Перед ним стоял парень лет восемнадцати-двадцати.
– Воруешь? – спросил он спокойно.
– Я …нет, я…– старался ответить Коля с набитым ртом.
– Жрать охота? – снова спросил парень, – Да ты не дрейфь, я тебя не сдам. Лопай спокойно, не подавись, – миролюбиво рассматривал он мальчика, – где живёшь?
– Нигде пока, – прожевав, ответил, наконец, Коля.
– Нездешний, чё ли? – спросил парень.
Пришлось Коле кое-что соврать. Он придумал, что отстал от поезда. Парень ещё раз критически осмотрел его, сомневаясь в правдивости Колиного рассказа.
– Ладно, идём со мной. Там решим, как с тобой поступить, – сказал он и двинулся в сторону противоположную базару.
Серый, так просил называть его парень, привёл Колю в небольшой дом, похожий на сельский. Они поднялись по крыльцу в три ступени, и зашли в сени.
– Здесь жди, – Серый кивнул на лавку, стоящую в сенях у стены, а сам зашёл в дом.
Через несколько минут он вышел в сопровождении мужика, довольно колоритной внешности. На мужчине были хромовые сапоги, с заправленными в них брюками из добротной ткани. Сорочка в мелкую полоску была расстегнута, и из выреза торчал густой клок волос на груди. Из-под нависших бровей на Колю смотрели колючие тёмные глаза. Нос у него был странный: одна ноздря была здорово порвана. Мужик вытер руки о брюки, подошёл к мальчику. Снисходительно с прищуром глаз рассматривал он его.
– Ладно, пускай остаётся, – кивнул он Серому, – форточником его попробуем использовать. Завтра на дело его возьми, на стрёме стоять.
Так Коля попал в воровскую шайку Рваного. Постепенно он привык к своей жизни в шайке, которая в основном промышляла квартирными кражами. Он быстро научился лазать по форточкам, извиваясь своим лёгким телом, как змея, пробираясь туда, куда никогда бы не удалось пробраться взрослому человеку. Дела шли в общем-то неплохо. Он приоделся, ходил сытый и аккуратный, так что никак нельзя было подумать, что этот мальчик – вор- форточник. Одно ограничение было у Коли – ему не позволяли много есть, чтобы он не потерял форму. Так он прожил почти год, пока за шайку Рваного всерьёз не взялась милиция. Их выследили и устроили облаву. Накрыли сразу всю «малину, при нападении на которую были убиты и Рваный и Серый.
Коля в это время ещё с одним членом шайки уехали на Каму, на рыбалку. Возвращались попутной подводой. У базара их остановили две тётки.
– Рыбку не продадите? – кивнула одна на большого жереха в сетке Коли.
– Нет, тётка, братва ждёт. Самим бы хватило, – ответил Жжёный.
– Та, чё ли, твоя братва, что вчера на Набережной милиция постреляла? – спросила тётка, зло глядя в глаза Жжёного.
– Как, постреляла? – растерялся он, – Ты чё, тётка? С ума чё ли съехала?
Решили, что Коля проберётся ближе к дому и выяснит всё. Коля так и сделал. Он понял, что воровская шайка Рваного уничтожена.
– Вот чё, паря, ты уж сам теперь о себе позаботься. Разбегаться надо пока не прищучили, – сказал Коле Жжёный.
Таким образом, подросток снова оказался на улице, не зная, как и где ему жить. Коля решил поехать в Молотов, так с 1940 года назывался переименованный город Пермь. Ему хотелось скрыться из Березников, распрощавшись со своим воровским прошлым. Он шёл большую часть пешком, где-то его подвозили на гужевом транспорте. Спустя несколько дней он прибыл в Молотов, преодолев расстояние в 180 километров.
А через два дня началась война. На площадях и улицах города из чёрного репродуктора раздавался голос диктора. Он оповестил жителей Молотова о вероломном нападении Германии на Советский Союз.
Коля ночевал где придётся, на чердаках домов, в сараях и банях, в которые пробирался тайком. Днём бродил по базару или приходил на вокзал, где можно было разжиться какой-то едой. На вокзале слышал много историй про беженцев, которые потянулись в центр России, спасаясь от оккупации. Так сложилась мало-мальски правдоподобная история про то, как якобы бежал Коля с родителями с самой границы. Как будто при бомбёжке потерял он родителей, которые, вероятнее всего, погибли. А с ними пропали и все документы. Теперь ему семнадцатилетнему пареньку, чудом добравшемуся до Молотова, надо где-то жить, и работать или учиться. С этой легендой он и явился в отделение милиции города Молотов.
Колю определили в ФЗУ (фабрично-заводское училище). Ему дали место в рабочем общежитии. Кормили учащихся ФЗУ в рабочей столовой. Жизнь Коли наладилась. Он снова стал обычным пареньком, каких было множество на огромных просторах страны. После окончания ФЗУ Коля приобрёл бы профессию токаря-фрезеровщика. Только этим планам не суждено было сбыться.
Продолжение:... - http://proza.ru/2022/10/03/233