Очередное заседание комитета навевало тоску. Даже сигаретный дым, которого в кабинете становилось все больше, не мог её разогнать. Роберт со вздохом опустил сигарету в пепельницу.
На этом заседании решалось применение устройства, разработанного в Лос-Аламосе. Конструкция его наконец прояснилась со всей определённостью; более того, было подготовлено два типа бомб; грубый и простой для урановой бомбы — один кусок урана столкнулся бы с другим, так достигнута критичная масса, а дальше взрыв. С плутониевой бомбой вышло сложнее; шар из плутония предполагалось равномерно обжать со всех сторон, чтобы достичь критичной массы. Именно этот, имплозивный тип, предстояло испытать на полигоне — прежде чем эта «штучка» попадёт в руки к военным.
— Итак, господа, продолжим, — Гровс кашлянул, неодобрительно посмотрел на курильщика. — У нас есть бомба, которая обошлась нам в два миллиарда долларов; у нас есть Япония, которая отказывается капитулировать и к высадке в которую готовятся сотни тысяч наших парней. Думаю, дальнейшие действия очевидны. А вы как считаете, доктор?
Роберт посмотрел куда-то сквозь документ перед ним. Важно ли, что думал какой-то там физик? Нет, с одной стороны, всё понятно, их проект изначально создавался под руководством военных — а, значит, государства; генерал и те, кто его назначил, и приняли бы решение; и волноваться об этом надо бы им, а не учёным Лос-Аламоса; но...
...Но ведь и он, Роберт, и его коллеги, создавшие это — хоть испытания ещё не состоялись — разве не могли высказаться? Это ведь их дело; ради которого они бросили свои дома, работу, исследования — всё для того, чтобы завершить войну. И она завершена — надо ли молчать?
В конце концов Роберт начал:
— Мои коллеги предлагают устроить демонстрацию на необитаемом острове, чтобы...
— Чушь, — перебил генерал. — У нас нет столько бомб, чтобы устраивать фейерверки за миллиард долларов. Японцы так ни за что не поймут, насколько опасное оружие у нас есть. Повторю вопрос: как вы считаете?
Роберт закурил очередную сигарету. То, что вторжение в Японию приведёт к большим потерям среди американских солдат, было очевидно; не было сомнений и в том, что война продлится не один месяц и будет кровопролитной как для Америки, так и для Японии. А что до бомбы... В конце концов, разве не знали они с самого начала, что готовят боевую бомбу? «Помните, при следующей вашей так называемой ошибке Федеральное бюро...»
И всё же... Пойти на этот шаг... Должен ли он, как принц Арджуна, смириться с неизбежном участии в войне? Коллеги в Лос-Аламосе — хоть и не все — отвернутся от него... И... хоть приказ отдаст президент, хоть и бомба теперь в руках военных, и это они её используют... но это ведь... и на его руках...
Побледневшие пальцы дрожали; физик убрал руки в карманы, покачал головой. «В битву ты вступишь, иль битву покинешь...» «Знать бы, что здесь долг...»
— Так что же, мистер Оппенгеймер?
Гровс, как и все остальные, ждал ответа в оглушительной до звона тишине.
— Я... Я согласен с мнением большинства здесь присутствующих... — наконец тихо выдохнул Роберт.
Заседание продолжилось. Заговорили о целях; Стимпсон подытожил, что лучше всего подошёл бы крупный военный завод Японии.
— Это помешает им сражаться, — согласился Гровс. — Ну а то, что он может оказаться в городе... Доктор, — обратился Гровс к Оппи. — Предоставите потом данные, как вашу «штуку» использовать лучше всего? Ещё рванёт прямо у нас на борту.
— Разумеется, — Роберту оставалось лишь согласиться.
...Деловой Вашингтон остался позади; перед тёмно-зелёным джипом, посеревшим от вездесущей пыли — куда без неё в Нью-Мексико? — маячил шлагбаум пропускного пункта Лос-Аламоса.
— Ваш пропуск, — устало произнёс дежурный, не взглянув на машину.
«Пропуск...» Роберт похлопал по карманам, вспоминая, куда его положил.
— Слушайте, я здесь уже не первый день, и...
— И что? Пропуск показывайте, не положено, — дежурный начал раздражаться. — У нас вообще-то военный объект.
— Ладно, ладно, — злополучный белый, хоть и потрёпанный, прямоугольник оказался перед глазами дежурного.
— А, доктор, проезжайте... Поскорей бы эта война уже закончилась, — вдруг пробурчал военный.
— Да уж наверно скоро закончится.
— Думаете, доктор? Окинаву только взяли — и то с трудом. О Джеке так и не слышно... А там ещё прочие острова их...
«Как и о Ломанице», хотел было добавить Оппи, но сдержался. Росси Ломаниц всё ещё торчал на одной из военных баз; вроде как через несколько месяцев их собирались отправить в Японию тоже...
— Остаётся только надеяться на лучшее, офицер, — тихо откликнулся Роберт. — Удачного дня.
Даже дома, которым за эти два года стал город на холме, Оппи то хмуро косился на военных, встреченных по пути, то закуривал сигарету за сигаретой, но их дым не мог развеять дурные мысли.
— Доброго дня, мадам Шерр, — Роберт бросил шляпу на диван. — Китти ещё не приезжала?
— Нет. Не глянете на Кроху?
«Крохой» Пат Шерр называла Тони, дочь Роберта и Китти; девочке исполнилось лишь пять месяцев, но Китти, уезжая к родственникам, оставила малышку дома. Впрочем, мадам Шерр, живущая рядом, часто присматривала за ребенком — как и сегодня.
— Кроха... Да...
Оппи смотрел куда-то сквозь ребёнка, пока Пат хлопотала на кухне.
— Слушайте... А вы ведь её любите? — тихо пробормотал Роберт, когда мадам Шерр вышла в гостиную.
— Она чудесный ребенок. Как её не любить? — Пат пожала плечами.
— Тогда... Может, вы ее удочерите?
«Странные же у вас шутки!» Но стоило Шерр обернуться к Оппи, и слова застряли комом в горле.
— Это очень... Странно слышать, — наконец произнесла Пат. — У неё ведь есть замечательные родители.
— Китти тяжело, — вздохнул Роберт. — А я... Я не очень её люблю... Не лучше ли ей быть там, где её любят?
— Это... — Шерр посмотрела на темные круги под глазами собеседника, затем — на его костлявые пожелтевшие от табака пальцы. — Думаю, вы ещё полюбите её.
— Вы считаете?
— Да. Непременно.