7. Иван Сергеев. Зинаида

Шпинель Мария
Автор:      Иван Сергеев



Солнце уже высоко стояло на яркой лазури, от воды веяло свежестью, и каждое облако в небе, казалось, шептало: «Знаю я, где счастье… Хочешь, скажу?». А мне и говорить не надобно, я и так знал – мое счастье сидело передо мной.

Зинаида! Это имя слышал я в мягком плеске небольших волн, которые покачивали нашу лодку. Зинаида! Так пели облака над нами, и ветерок, овевавший мое разгоряченное лицо, так же шептал мне на ухо: «Зинаида!» Ах, как бы я хотел, чтобы этот ветерок прикоснулся к ее нежным щекам, к ее маленькому розовому уху и прошептал бы ей то, что переполняло мое сердце и что я не в силах был высказать. Я… вас… люблю…

Я греб, стараясь удержать нашу лодку на изрядном течении. Вид открывался чудесный. Москва-река расстилалась меж зеленых берегов серебристой лентой, на противоположном высоком берегу темнела дубовая роща, на нашем – раскинулся старинный сад. Липы тянулись в нем аллеями, у подножий их росла мягкая и тонкая трава, вся испещренная золотыми головками куриной слепоты и малиновыми крестиками гвоздики. Внизу было хорошо, но наверху еще лучше: глубина и чистота неба дышала невинной торжественностью полдня, когда все уже так светло, но еще безмолвно.

Зинаида сидела напротив и, склонив прелестную голову, перебирала на своих коленях цветы. На лицо ее падала розоватая тень от круглой соломенной шляпки, глаза были опущены, я видел только темную кайму ресниц.

«Подними, подними глаза, – мысленно молил я, – посмотри на меня». Но она не смотрела. В отчаянии я слишком резко опустил весло в воду, фонтан брызг поднялся, окропив нас блестящими каплями.

Зинаида невольно вскрикнула и, наконец-то, подняла глаза. Точно свет пролился, и яркий солнечный день сделался еще ярче. Я даже засмеялся от удовольствия.

– Почему вы смеетесь? – спросила она и тоже засмеялась.

Внезапная смелость овладела мной, и как давеча, при прыжке с забора, ни минуты не колеблясь, я воскликнул:

– Вы так красивы! Вы сами не знаете, насколько вы прекрасны!

Зинаида усмехнулась краешком рта и снова опустила глаза к букету.

– Оставьте цветы, Зинаида Александровна, – сказал я, изо всех сил стараясь быть непреклонным. – Я хочу вам сказать кое-что.

– Вот как? – Зинаида отбросила цветы и улыбнулась, глядя прямо мне в глаза. – Сказать? что же? Ну, говорите, мсьё Вольдемар, я слушаю.

Под взглядом светлых Зинаидиных глаз смелость покинула меня столь же быстро, как и появилась, напускная развязность слетела, и я почувствовал себя набедокурившим мальчиком. Я опустил весло в воду и поболтал им, разгоняя длинные нити темно-зеленых водорослей, которые в избытке густились на дне реки.

– Я… Я…

– Что же вы замолчали? Передумали? – проговорила она и погрозила мне пальцем.

Я покраснел и еще больше взбаламутил веслом зеленую речную муть. «Она все понимает, она все видит, – мелькнуло у меня в голове. – И как ей всего не понимать и не видеть!»

– Ну, раз вы язык проглотили, – с ласковой насмешкой продолжила Зинаида, – скажу я. Я ведь тоже хотела кое в чем признаться вам, милый мой мальчик.

– Вы? – от восторга я с силой плюхнул веслом по воде, подняв тучи алмазных брызг. – Вы хотели признаться мне?

Зинаида рассмеялась. В ее смехе, нежном, серебристом, я уловил нотки принужденности и будто бы тщательно скрываемого волнения. Сердце мое отчаянно забилось. Вдруг она тоже хотела признаться мне в любви?

– Да, я тоже хотела сказать вам кое-что, – промолвила она. – Но только потом… После…

– Потом? Когда потом?

– Потом. Там, на берегу. Поворачивайте к берегу, мсье Вольдемар. И прошу вас, побыстрее.

Лицо ее показалось мне побледневшим, видимо, и ее взволновало предстоящее признание. Сердце мое колотилось, полуосознанное предчувствие чего-то несказанно сладкого томило, жгло. Желая скорее достичь берега, я рывком погрузил весло в воду. Некстати подошедшая волна довольно сильно хлопнула в борт, и лодка закачалась.

Зинаида, вскрикнув, вцепилась руками в борта. На ней было белое платье – и сама она, ее лицо, плечи, руки вдруг сделались бледными до белизны, цветы соскользнули с ее колен.

– Что с вами, Зинаида Александровна? – в испуге вскричал я.

Она не ответила, только крепче сжала губы и прикрыла глаза.

– Зинаида Александровна! Что с вами?

Я бросил весла и вскочил на ноги. Лодка зашаталась сильнее, и Зинаида еще крепче ухватилась за борта.

– Сядьте, ради бога, сядьте, – промолвила она слабым голосом. – У меня кружится голова…

– О, простите! – я опустился на скамью, решительно не зная, что делать дальше.

Морская болезнь? Из своих любимых книг я знал, что даже самые мужественные из героев были подвержены ее мучительным приступам, но морская болезнь здесь, на Москва-реке, в ясный июльский полдень?

Меж тем бледность все более разливалась по Зинаидиному лицу, делая его восковым. Даже прелестный нос ее заострился, как у мертвой. От отчаяния я готов был зарыдать и мог только твердить:

– Что с вами, Зинаида Александровна? Что с вами?

– Мне нездоровится, – проговорила она сквозь стиснутые зубы. – Наверное, от жары. О, мсьё Вольдемар, да отвернитесь же наконец! – вскричала она в невероятной муке.

Я мигом перескочил через скамью и оказался спиной к ней. Самые невероятные мысли вихрем проносились в моем мозгу. Звуки, которые я слышал, напомнили мне случай, случившийся год назад, когда наша дворовая собака Милка съела отравленную приманку для крыс и умерла, проведя в ужасных мучениях несколько часов. Мне мерещилось, что Зинаида тоже при смерти. Она умирает! Вот-вот умрет, а как же я спасу ее? Уж если я страдаю, то каково ей?

Наконец, звуки за моей спиной затихли, раздался тихий шорох и слабый голос позвал меня:

– Володя…

Я перескочил через скамью, бросился к ней, схватил ее похолодевшие руки и сжал так сильно, точно взаправду собирался услышать ее последние слова. Зинаида, чуть поморщившись, высвободила руки. Выглядела она значительно лучше – румянец постепенно возвращался на лицо. Шляпку Зинаида сняла, волоса ее примялись, на лбу блестела испарина.

– Вы нездоровы? – спросил я ее.

– Нет, теперь все прошло, – отвечала она. – Я немножко устала, но и это пройдет. Правьте к берегу, пожалуйста.

Я взглянул на нее: глаза ее тихо светились, и лицо улыбалось, точно сквозь дымку. Пара синих стрекоз кружили над нами, и одна, самая дерзкая, задела длинным слюдяным крылом ее волосы. О, как близка и дорога была мне Зинаида в эту минуту!

Берега мы достигли быстро. С бережностью я помог Зинаиде выбраться из лодки и, поддерживая под локоть, повел к липам, в тень.

Зинаида села на скамейку, я поместился возле нее.

– Володя, – начала она наконец, и голос ее был тише обыкновенного, что почти испугало меня. – Вы меня очень любите?

Я ничего не отвечал – да и зачем мне было отвечать?

– Да, – повторила она. – Это так. Такие же глаза, – прибавила она, задумалась и закрыла лицо руками. – Как мне тяжело сейчас, Володя, боже мой, как тяжело!

– Отчего? – спросил я робко.

– От того, что я должна сказать вам. Я хочу, чтобы вы услышали это от меня.
Малевский крайне не воздержан на язык, и возможно, вы уже…

– Малевский? – перебил я. – Что мне Малевский?

– Вы славный мальчик, Володя, и я виновата перед вами, Володя... – промолвила Зинаида. — Ах, я очень виновата... — прибавила она и стиснула руки. — Сколько во мне дурного, темного, грешного... Но я теперь не играю вами. Ваш отец…

– Что мой отец? – резко спросил я.

– Я дурно себя вела по отношению к вам, я знаю, – продолжила Зинаида, – но я не могла иначе... Дело в том, милый Володя, что Петр Васильевич – необыкновенный человек, а его жена… – Зинаида запнулась и тут же поправилась, – ваша maman, она должна будет принять неизбежное. Ежели она желает счастия Петру Васильевичу, то она не будет чинить препятствий.

– Про какие препятствия вы говорите, Зинаида Александровна?

Я смотрел на нее во все глаза, не умея взять в толк, о чем это она. Совершенно некстати вспомнил я, как прошлой зимой маменька брала меня в оперу. Итальянские певцы, а среди них были, по мнению знатоков, и преискусные, разыгрывали сцены из древнеримской жизни, а я, не зная ни языка, ни содержания оперы, только таращился на происходящее и старательно пытался делать вид знатока, которому сам черт не брат.

Так же я попытался приосаниться и сейчас, да не вышло – Зинаидино лицо не давало. Что-то странное свершалось в ней: глаза как-то по-особенному заблестели, брови надвинулись, губы сжались.

– Вам это трудно будет принять, милый Володя. Но вы должны знать: мы с Петром Васильевичем любим друг друга.

От этих слов сердце мое так и покатилось.

– Мне было страшно признаться вам, но это правда. Может быть, я большая грешница; но верьте, что никого я не люблю больше, чем Петра Васильевича и вашего будущего брата.

Дыхание у меня перехватило, точно чья-то жесткая рука сдавило горло. Наконец-то я все понял! Правда разверзлась передо мной, подобно адской пропасти. А Зинаида стала передо мной, наклонила немного голову на бок, как бы для того, чтобы лучше рассмотреть меня, и протянула мне руку.

– И вас, Володя, я тоже люблю. Как бы я хотела стать вам настоящей матерью. Ну, дайте же мне вашу руку, славный мальчик.

Славный мальчик? Будущий брат? Кровь кипела у меня в жилах. Отец!... Зинаида!...

В голове все перепуталось. Не знаю, кто и как, но меня как будто убивали, внутренно я кричал от боли и ужаса. Не владея собой, я оттолкнул Зинаиду и бросился бежать.


© Copyright: Мария Шпинель, 2022
Свидетельство о публикации №222092200884

http://proza.ru/comments.html?2022/09/22/884


Тургенев лидирует (смеюсь).
Однако, как и другие оригиналы, активно противится вмешательству. Пожалуй, только Тетка смогла провести наименее инвазивную операцию по внедрению собственной тайны в классический сюжет.
На примере «Зинаиды». Тургенев – писатель романтический. Хоть и дружил с Золя, но в свои произведения натурализма не допускал. Указание на то, что героиня была беременной, в тексте есть. Помните, мать Володи отправила кому-то крупную сумму денег через 8 месяцев после объяснения мужа с Зинаидой, а Майданов намекал, что после «той истории» Зинаиде было трудно устроит приличную партию? Ясно, о чем речь, но информация подана в форме dictum sapienti sat est, что означает «умный поймет».
Наш Иван Сергеев до натурализма Золя, конечно, не дошел, но и от Тургенева удалился достаточно. Видимо, поэтому финал фрагмента оказался полностью слитым. Дух настоящего Ивана Сергеевича грозно нахмурил брови и встопорщил бороду, мда.

Мужик Бородатый   23.09.2022 23:50   •   Заявить о нарушении