«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает дальнейшие усилия Западного и Калининского фронтов направить на окружение можайско-гжатско-вяземской группировки противника, для чего:
1. Командующему Калининским фронтом выделить часть сил для разгрома ржевской группировки противника и для занятия г. Ржев ударной группировкой силою двух армий в составе четырнадцати - пятнадцати стрелковых дивизий, кавалерийского корпуса и большей части танков, нанести удар в общем направлении на Сычевку, Вязьму с задачей, перехватив железную и шоссейную дороги Гжатск - Смоленск западнее Вязьмы, лишить противника основных его коммуникаций. В дальнейшем совместно с войсками Западного фронта окружить, а затем пленить или уничтожить всю можайско-гжатско-вяземскую группировку противника.
2. Не ожидая подхода кавкорпуса и окончательного сосредоточения всех сил ударной группировки в районе г. Ржев, наличными силами 39-й армии, как основной силы главной группировки, немедленно развить наступление в направлении Сычевка, Вязьма, а остальные силы вести вторым эшелоном за главной группировкой с таким расчетом, чтобы выйти в район Сычевки и занять Сычевку не позднее 12 января 1942 г.
3. Командующему Западным фронтом разгромить не позднее 11 января юхновско-мосальскую группировку противника, нанести главный удар силами ударной группы т. Белова и 50-й армии на Вязьму и тем завершить окружение можайско-гжатско-вяземской группировки противника во взаимодействии с войсками ударной группировки Калининского фронта.
4. Одновременно силами 20-й армии прорвать фронт противника и нанести удар в направлении Шаховская, Гжатск, часть сил армии от Шаховской направить в тыл лотошинской группировки противника и совместно с 30-й армией Калининского фронта окружить и уничтожить ее.
5. Получение подтвердить.
И.Сталин
А.Василевский»
(Директива Ставки ВГК №151141 от 7 января 1942 года командующим войсками Западного и Калининских фронтов об окружении Можайско-Гжатско-Вяземской группировки противника)
- Удачи! - хлопнул Макса по плечу борт-стрелок, и он вслед за Красновым шагнул в темноту ночи. Легкие обжег холодный воздух, в лицо упруго ударил ветер. Потом над головой раскрылся парашют, управляя стропами, огляделся. Светлое пятно купола напарника виднелось ниже и далеко сзади, того явно относило.
Чувствуя приближение земли, сгруппировался и поджал ноги (в затылок отдался резкий удар), повалился набок. Его несколько метров протащило по снежному насту, зацепившись носком сапога за кочку, остановился, встал на колени и быстро подтянул к себе упиравшийся парашют.
Держа в охапке, побежал к смутно видневшимся вдали скирдам, у крайней, надергав мерзлой соломы, выкопал внизу нору, запихал туда скользкий шелк и тщательно завалил отверстие.
Прислушался, огляделся по сторонам - светлело и, поддернув на плече вещмешок, ходко пошел на север. С момента «сдачи экзамена» прошло три дня, теперь все было по - настоящему. Вдвоем с Красновым (Яшкина расстреляли у церкви) их выбросили в районе Рыбинска, откуда нужно было раздельно добраться до Москвы. Там предстояло встретиться в заранее обусловленном месте, легализоваться и начать работу.
…По едва различимой дороге в предрассветной мгле скрипя полозьями, двигался обоз. На передних розвальнях подергивала вожжами укутанная в платок Авдотья, рядом клевал носом бригадир Макарыч с берданкой (от волков), позади виднелись еще двое саней с тремя похожими на матрешки бабами. Кругом было ветрено и неприглядно, до Заячьей балки, где стояли колхозные стога, оставалась верста.
Авдотья с тревогой размышляла, хватит ли оставшегося в поле сена до весны, почему долго нет писем от мужа с фронта и многом другом, которое принесла война.
Внезапно в свинцовом небе раздался едва слышный гул, и проплыла тень самолета, а потом ниже возникло светлое пятно.
- Тпру! - натянула она вожжи и толкнула локтям старика,- гляди.
- Ась? - завертел тот головой в треухе.
- Да не в степь Макарыч, а туда - ткнула рукавицей в небо.
- Вроде парашют, мать его ити, - бормотнул дед. - Не иначе фрицы шпиена скинули.
Пятно между тем стало меркнуть и исчезло в той стороне, куда двигался обоз.
- Что будем делать? - охнула Авдотья
- Не боись, - кряхтя вылез из саней дед и затопал валенками к ставшим позади.
В свои шестьдесят пять, он побывал на двух войнах, за первую имел «Георгия», а еще весьма крутой нрав. До войны работал ездовым в колхозе, а когда всех мужиков забрали на фронт, стал бригадиром. С утра до поздней ночи мотался по делам, организовывая работу и неизвестно когда спал.
А когда месяцев назад к нему с бабкой после госпиталя на пару дней заехал внук Олежка, вместе с председателем организовал в сельсовете встречу с фронтовиком. До войны внук был первым в районе бузотером, а теперь явился с погонами младшего лейтенанта и орденом Красной Звезды на гимнастерке.
Народу набился полный сельсовет, бабы наперебой расспрашивали героя, не встречал ли он на войне их мужей. Потом председатель на них шикнул (установилась тишина) и односельчанин рассказал о положении на фронтах.
Слушали внимательно, а когда закончил, разбитная девка Павлина с места закричала, - Олежка, расскажи за что получил медаль?!
- Не медаль, а орден, понимать надо, - укорил ее председатель, а докладчик засмущался, - чего рассказывать?
- Расскажи унучок, раз народ просит, - сказал сидевший в первом ряду дед.
- Значит так, - окинул глазами баб младший лейтенант. - Я командир среднего танка «Т-34» Готовилось очередное наступление, и мы получили приказ провести взводом разведку боем, вместе с нашей пехотой.
Целью был участок немецкой обороны на берегу реки, где предстояло ее прощупать и выявить огневые точки.
Утром, часов в пять, пехота влезла на броню, в небо унеслась ракета, после чего я дал механику команду «пошел!», и мы рванули с места.
Половину дистанции, прячась в тумане, прошли на предельной скорости, а когда у реки он поредел, немцы ударили с берега так, что всем чертям стало тошно.
Десант наш посыпался на землю кто-куда, танк соседа справа, задымил и попятился назад, мы же, со вторым шпарим вперед и садим по фрицам из орудий с пулеметами (взмахнул кулаком отпускник)
Минут через десять, командую отход, механик врубил заднюю скорость и стал отползать назад, в примеченную слева, заросшую кустами низину.
Там же, как на грех оказалось болотце, он дал газ и стал его форсировать. Но куда там. Траки погрузились в донный ил, замолотили вхолостую, и мы сели на клиренс.
- Давай, давай ходу! - стал пинать его в спину.
Тот заработал рычагами, дергая машину вправо-влево, и тут нам впечатали снаряд в башню.
- Ахти! Всплеснула руками доярка Марфа, а сидевшая рядом с ней бабка Степанида перекрестилась.
- М-да, покосился на них младший лейтенант и продолжил.
- Машину тряхнуло, в лица нам секануло стальной крошкой, после чего все стихло.
Через пару минут кашляя, мы оклемались, я, утерев морду от крови, приказал запускать двигатель - ни в какую. Сделали вторую попытку - результат тот же.
- Ну, все, - говорит сзади башнер*, - сейчас они наведут нам решку.
И точно. Вскоре со стороны немцев показался ихний «Т-3»*, давший по нам пару выстрелов. Броня выдержала. Затем рядом с ним возник тягач, после чего обе машины покатили к низине.
- Так, слушать меня! - говорю глядя в перископ. - Судя по всему, фрицы считают нас убитыми. Подпустим вплотную и откроем огонь. По моей команде.
А эта шобла между тем приближается. « Т-3» лязгал гусеницами впереди, тягач шел с отставанием и чуть правее.
- Хреново, если «панцер» зайдет к нам сбоку и лупанет в борт, - говорит стрелок-радист. - Там броня точно не выдержит.
- Всем молчать! - приказываю. - Ждать команды.
Сбоку заходить никто не стал (машины остановились в десятке метров напротив), башенный люк танка откинулся, и на кромку уселся фашист в пилотке. Из тягача выбрались еще трое, стащили с него буксирный трос и поволокли к «тридцатьчетверке».
- Сидеть тихо, - шепчу своим. - Пускай крепят.
Фрицы влезли в грязь, зацепили буксир за рым*, после чего вернулись и один махнул рукою водителю тягача.
Тот врубил скорость, канат натянулся, потом прибавил обороты, и танк потихоньку двинулся вперед, освобождаясь от топи. А как только оказались на сухом, я скомандовал «Огонь!», и наводчик впечатал бронебойный под срез башни «панцера».
- Молодцы! - закричал с заднего ряда кто-то из пацанов.
- Ее раскололо как орех (продолжил рассказчик) немец тут же загорелся, а механик по ходу движения, тягач все еще полз, опять надавил стартер, и на этот раз получилось.
Танк ожил, взревел двигателем, я приказал «дави!», и мы прыгнули на тягач как кобель на суку. Под днищем хрупнуло, машину колыхнуло, и через минуту, объезжая злосчастную низину, мы на полном ходу рванули к своим.
Когда немцы опомнились и стали садить нам вслед из пушек, было уже поздно. Машина вышла из сектора обстрела. Вот такая была история, - закончил Олег.
- Мне генерал вручил орден, а ребятам медали «За отвагу». Присутствующие захлопали в ладоши.
Наскоро переговорив с бабами, Макарыч матюгнулся, - выпалнять! вернулся назад и, завалившись в сани, бросил соседке, - давай кума к балке.
Вновь мерзло заскрипел наст, тронулись.
Минут через пятнадцать на дороге впереди что-то затемнело, нарисовался силуэт идущего навстречу человека.
Когда поравнялся с первыми санями, бригадир выпрыгнул из них, - руки вверх! (щелкнул затвором), незнакомца окружили бабы с вилами.
- Ну, поднял и что дальше? - исполнил путник команду.
- Давай в сани,- махнул берданкой старик. - Да не вздумай баловать, у меня в стволе жакан, снесу башку на хрен.
Рослая молодка в фуфайке, молча уперла незнакомцу тройчатки* в бок, остальные ели его глазами.
- Ладно, будь по вашему, - сняв вещмешок, грузно уселся в сани.
- Едем назад, - держа его на прицеле, приказал Макарыч бабам.
Обоз развернулся на дороге и последовал назад, спустя час въехал в деревню.
Стояла она на берегу реки, звалась Дмитриевка и насчитывала пять десятков дворов. Тут и там скрипели вороты колодцев, над крышами изб в посветлевшее небо поднимались тонкие струйки дыма, где-то мычала корова.
Подъехали к сельсовету с выцветшим флагом на фронтоне, остановились, незнакомца завели внутрь. Там, в одной из комнат со старыми плакатами на стене, председатель - инвалид, ругался по телефону с районом, в углу потрескивала дровами печь. Закончив, брякнул трубку на рычаг, взглянул на вошедших.
- Вот, Леонид Михалыч, шпиена поймали, - кивнул на доставленного бригадир.
- Точно, - добавила Авдотья. - С неба на энтом, как его, парашюте спрыгнул, - и ткнула пальцем в потолок.
- Кто такой? - оглядев чужака, нахмурился председатель.- Документы.
Незнакомец подошел к столу, расстегнув верхнюю пуговицу полушубка и, достав паспорт, вручил представителю власти.
«Гаврилов Юрий Иванович, 1912 года рождения, уроженец Рославля Смоленской области», развернув, прочитал, шевеля губами. - Что делаешь в наших краях? (положил рядом).
- Приехал в гости к свояку, - переступил Гаврилов с ноги на ногу.
- Где живет?
- В Прошино.
- Фамилия?
- Семенихин.
- Брешет, он Михалыч, - хмыкнула одна из колхозниц стоявших у двери, - Семенихиных там отродясь не было.
- Значит так, мил человек, - принял решение председатель. - Я тебя задерживаю до выяснения обстоятельств. Сидор оставь тут, все, что в карманах сюда, - хлопнул по столу ладонью.
Гаврилов снял с плеча вещмешок, поставив на пол, а потом выложил из карманов дешевый портсигар, спички, перочинный ножик и в завершение изрядную пачку денег.
- Ты гляди сколько, - зашептались бабы.
Выдвинув из стола ящик, председатель сгреб все туда, а взамен достал ключ, вручив деду, - отведите пока в амбар.
- Следуй на двор,- побурчал тот, все вышли из сельсовета.
В амбаре, куда заперли Гаврилова, было пусто, за исключением нескольких пустых бочек с ящиками и кипы льняной тресты* в углу. Он молча осмотрелся, улегся на нее, поворочался и уснул. Ночь выдалась тяжелая.
Проснулся от скрипа отворяемой двери, в проеме стоял боец в ватнике (на плече ППШ*), за ним Макарыч.
- Давай на выход,- приказал боец,- грабки за спину.
Отряхнувшись, встал, свел позади руки, согнувшись, шагнул через порог.
У сельсовета зеленел газик с брезентовым верхом, рядом перешептывалась стайка одетой кто во что ребятни, - шпиона ведут,- пропищал кто-то.
- А ну кыш, отсюда,- шугнул дед (шустро разбежались).
У председательского стола прохаживался сержант госбезопасности в шинели перетянутой ремнями, - этот? - уставился на Гаврилова.
Он самый, - с готовностью кивнул.
- В машину.
Гаврилова поместили в автомобиль, прихватив все, что изъяли, боец сел сбоку, «трогай», приказал, утроившись впереди сержант шоферу. Газик, пыхнув синим выхлопом, развернулся и запрыгал по подтаявшим лужам.
Вскоре деревня скрылась в белесом тумане, выехали на грейдер, а потом на шоссейную дорогу, по которой изредка проходили автомобили.
Спустя час впереди открылся ледяной простор Волги с застругами* у берегов и раскинувшийся по ее сторонам город с жилыми кварталами, дымящими трубами заводов, корпусами фабрик и речным портом. Перед мостом с указателем «Ярославль» и зенитной батареей, уставившей стволы в небо, состоялась проверка документов, въехали на территорию и направились в центр.
Там, на одном из проспектов, со звенящими трамваями, машина остановилась у ворот серого, в три этажа здания, коротко просигналила. Железные створки отворились внутрь, закатились в глухой, с высокой стеной двор. Там стояли еще несколько легковых автомобилей припарковались рядом.
- Выходим,- приказал сержант, открывая дверцу, боец, ступив на землю, уставил ствол автомата на задержанного.
Его сопроводили на второй этаж и провели по длинному коридору в кабинет начальника областного МГБ*, средних лет, крепкому майору.
- Кто такой и с каким заданием сброшен? - поднял тот из-за стола набрякшие глаза.
- Это я сообщу Москве, а пока позвоните туда (назвал номер и пароль).
- Вот как? - вскинул брови, - хорошо. И затрещал телефонным диском «вч»*.
- Здравия желаю, товарищ старший майор, - сказал через минуту. - Докладывает начальник Ярославского управления майор Губин. Вам привет от Гейне. Ясно, будет исполнено (положил трубку). С прибытием, товарищ - встав из-за стола, подошел к агенту и пожал руку.
- У меня еще сообщение - покосился тот на сержанта с охранником.
- Оставьте нас Бобков,- приказал начальник.
Когда за ними закрылась дверь, пригласил Гейне сесть, и тот рассказал о Краснове.
- Значит, будет добираться до Москвы с Рыбинского или Ярославского вокзала? - поинтересовался начальник.
- Именно. Его необходимо взять на посадке или в поезде, но непременно живым. Вот приметы.
- А потом? - записал все в блокнот майор.
- Доставить в столицу под конвоем, но я должен быть там раньше.
- Понял, сделаем - нажал кнопку на столе Губин.
Через два часа транспортный «Ли-2» с Александром на борту, вылетел с полевого аэродрома по назначению. На подмосковном Монино его уже ждал автомобиль, рядом с которым прохаживался Маклярский. Оба крепко обнялись.
- Ну, что тут у вас Миша нового? - усевшись в холодную кабину, спросил Демьянов.
- В «конторе» все по старому,- повернул ключ зажигания капитан. - Западный и Калининский фронты перешли к обороне, союзники с открытием своего тянут, как и раньше.
- А как мои?
- У них, Саша, все нормально. Татьяна продолжает работать на «Мосфильме», Борис Александрович руководит в своей клинике. Кстати, я им уже сообщило твоем прибытии, начальник разрешил провести сутки с родней.
- Отлично. А как дела в Питере? Как ты знаешь, у меня там мать. Очень беспокоюсь.
- В начале года, после удачного наступления под Тихвином, наше командование предприняло попытку прорыва его блокады силами Волховского и Ленинградского фронтов. Но успеха не достигло. Зато по Ладожскому озеру проложили ледовую дорогу и в Ленинград бесперебойно доставляют продукты и другие необходимые грузы.
- Понял,- кивнул Демьянов и задумался.
С началом войны он дважды звонил матери, предлагая переехать в Москву, на этом настаивали и жена с тестем. Но она категорически отказалась. - Я коренная Ленинградка сынок и разделю судьбу города, чтобы с ним не случилось.
За время отсутствия Демьянова столица немного изменилась: на улицах стало больше автотранспорта и людей, работали предприятия, магазины и кинотеатры, активнее ходили трамваи, в небе исчезли аэростаты. Посветлели и лица людей. На них исчезла тревога, появились уверенность и надежда.
Миновав ее из конца в конец, въехали в подмосковный поселок Одинцово, поблизости от которого у профессора Березанцева имелась в сосновом бору дача.
Остановив машину у ворот, Маклярский высадил Демьянова и, развернувшись, тронулся обратно, пообещав заехать следующим утром.
Встреча с женой и тестем была радостной. По такому случаю они накрыли роскошный по военному времени стол, с вареной рассыпчатой картошкой, армейской тушенкой, и солеными груздями. За возвращение Александра пили наливку и разведенный спирт.
- Ну а что нового на «Мосфильме», Танюша? - утолив первый голод, спросил у жены Александр. - Что-нибудь снимаете?
- Часть сотрудников ушла в ополчение и на фронт, но киностудия работает. Сейчас начинаем съемки картины «Парень из нашего города» по мотивам одноименной пьесы Константина Симонова.
- А где он сам?
- Тоже отправился на фронт, военным корреспондентом.
Спустя час профессор уехал в Москву (дневал и ночевал в клинике), они с женой остались сами. Потом была ночь любви, а затем, все еще не веря, что дома, он лежал, расслабившись на спине, Татьяна, обняв, сбоку.
- Как тебе было там? (поднялась на локоть).
- Нелегко в чужом обличье и кругом враги. Зубами бы их рвал, а приходилось угодничать и улыбаться.
- Да, фашисты звери, а не люди, - помолчала жена. - Месяц назад в газете «Правда», военкор Лидов написало о подвиге Зои Космодемьянской. Ей было девятнадцать лет, родом из небольшой деревни под Тамбовом, комсомолка. Боец диверсионно-разведывательного подразделения штаба Западного фронта, заброшенного зимой этого года в немецкий тыл.
Они имели задание сжечь десять оккупированных населённых пунктов в Подмосковье и при его выполнении Зою захватили в плен.
Фашисты зверски пытали ее и, не добившись раскаяния, повесили на деревенской площади. Перед смертью девушка призвала местных жителей уничтожать врага и погибла с честью.
- Это подвиг, - не задумываясь, сказал Александр. - Жертва во имя Родины. И вспомнил, как их заставляли наблюдать за казнями в гестапо.
Говорили они еще долго, а потом уснули, по небу плыл месяц, в нем проглядывали звезды.
Вечером того же дня в Рыбинск синевший сумерками, въезжала крестьянская телега. На сиделке впереди чмокал губами пожилой мужик в малахае, укутанный в армяк, сзади нахохлился Краснов в старом ватнике и шапке, придерживая стоявшую рядом обшарпанную деревянную коробку с брезентовой лямкой.
Час назад они встретились на проселочной дороге, и мужик согласился подвезти до города. Усевшись сбоку, пассажир угостил его махоркой, тот, свернув козью ножку, закурил и дернул ременные вожжи, - но, пошла, милая! Лохматая киргизка* неспешно пошагала дальше.
Спустившись с невысокого поросшего осинником косогора, въехали на городскую окраину, представлявшую из себя мешанину частных домов, колеса загремели по булыжнику.
- Ну, вот и все, мил человек,- остановив телегу на развилке, обернулся назад возница. - Отсюда до вокзала рукой подать, бывай здоров.
- Спасибо отец, бывай, - слез пассажир с телеги и, повесив тяжелую коробку на плечо, заковылял на паровозные гудки и марево огней справа.
За последние полгода он впервые шел без конвоя и соглядатаев, предоставленный сам себе. И пускай стал предателем, зато остался жить, это было главным.
Трусом себя Краснов не считал, летал с начала войны радистом на «ТБ-3», участвовал в ночных налетах на Берлин, за что был награжден медалью «За отвагу». В последнем, осенью 41-го, их самолет был сбит на подлете к цели, выброситься успели он и штурман, оба попали в плен.
Штурмана тут же расстреляли (был еврей), а его со сломанной ногой отправили в Аушвиц*, где были голод, издевательства, а после крематорий.
Потом туда приехали два офицера Абвера, отбиравшие радистов.
Отказавшихся казнили, старший сержант Летяга (так тогда звали) дал согласие и попал из лагеря в немецкий госпиталь, где его подлечили, а потом в разведшколу. Сначала хотел при первой же заброске сдаться и перейти к своим, да не тут - то было.
Через неделю курсантам зачитали приказ Сталина за №270, по которому все попавшие в плен считались изменниками Родины и подлежали уничтожению, а их семьи репрессировались. И тогда, окончательно во всем разуверившись, решил служить немцам. Иного выхода не имелось.
Вскоре Краснов был на городском вокзале, со стоявшими на путях составами, многочисленными эвакуированными и воинскими командами. Гражданские сидели на своих вещах, ожидая посадки, бойцы бегали с котелками за кипятком к титану* и смолили цигарки, на небольшой толкучке рядом, откуда наносило вкусным запахом, что-то продавали и меняли.
Осмотревшись, прохромал в обшарпанное здание вокзала тоже забитое людьми, где протолкался к железнодорожным кассам. Те были закрыты.
- Слышь, землячок, - тронул за плечо небритого мужика сидевшего на фанерном чемодане под одной, - когда ожидается поезд на Москву?
- В два ночи,- сладко зевнул тот. - Только билетов уже того, нету.
- Как так?
- Да вот так. Кончились.
- И как же быть?
- Попробуем без них, не впервой, - хмыкнул тот и отвернулся.
Долго задерживаться в зале было ни с руки, Краснов, переступая через ноги и вещи, снова пробрался к выходу, вышел наружу и направился в тень железнодорожных пакгаузов*, у которых тоже виднелись люди. У крайнего лежали несколько старых шпал, уселся на одну, осторожно поставив ящик рядом.
Потом свернув из остатков махры козью ножку, чиркнул спичкой и закурил, а когда поднял голову, рядом стоял в длинной черной шинели и кубанке усатый милиционер.
- Куда едем, гражданин? - (козырнул рукой в перчатке).
- Так что на работу в Углич, - встал на ноги Краснов.
- Документы.
Заплевав окурок, сунул за отворот шапки и полез рукой за пазуху. - Вот,-развернув тряпицу, протянул с синей печатью справку.
Милицейский, сняв с нагрудного ремня фонарик, включил и прочел «Колхозник Васин Семен Петрович отпущен на отхожий промысел в город Углич Ярославской области. Председатель Едомского сельского Совета Воробьев»
- Почему не на фронте? - вернул.
- Инвалид я, с детства хромой - похлопал по ноге «колхозник».
- А в ящике что?
- Струмент по сапожному делу, показать?
- Не надо, - отмахнулся страж порядка и направился к другим, стоявшим по соседству, где тоже стал проверять документы, задавая вопросы.
«Вроде пронесло» подумал Краснов, вновь усаживаясь на место, и почувствовал голод. С момента приземления ничего не ел, нужно было подкрепиться.
Сняв с плеча замызганный вещмешок, раздернул горловину, извлек оттуда газетный сверток, развернул и съел пару вареных картошек с черным хлебом. Достав из шапки цигарку, докурил и предался размышлениям. Они касались столицы, где никогда не был и выполнению задания.
Главное, чтобы туда добрался напарник, который знал все детали.
Как только репродуктор хрипло объявил посадку на Москву, и окутанный паром состав с пыхтящим паровозом стал втягиваться на платформу, он в числе первых бросился штурмовать вставший напротив пустой вагон. Кричащая и матерившаяся толпа внесла мимо прижатого к двери проводника в тамбур, проскочив его, шустро занял место у окна третьего плацкарта.
Когда заталкивал под деревянное сидение ящик, рядом плюхнулась грудастая, с корзиной и тугим мешком баба, - а ну - ка потеснись дядя!
Вскоре вагон был набит под завязку, проводник заорал «провожающие на выход», а через минуту по составу прошел металлический лязг сцепок.
За окнами медленно поплыл перрон с оставшимися пассажирами, многие из которых пытались пристроиться на подножки. Одним это удавалось, другим нет, вслед неслись ругань и крики.
«Ну, вот и поехали», чуть расслабился Краснов, незаметно оглядывая соседей. Напротив сидели боец в кургузой шинели с болезненным лицом (не иначе после госпиталя), худенькая, в осеннем пальто девушка и вихрастый подросток в фуфайке. Со второй полки свисали две пары ног в кирзовых сапогах и женских ботах.
- Кто без билетов, готовьте за проезд, - бурча, прошел по вагону проводник.
Поезд между тем замедлил ход и снова остановился, что вызвало недовольство пассажиров. Затем в тамбуре хлопнула дверь, в проходе возник хмурый капитан с красной повязкой на рукаве шинели и двумя солдатами, - проверка документов!
Миновали одно купе, второе - офицер просматривал паспорта и другие бумаги, бойцы держали руки на автоматах. Остановились у третьего, начальник патруля скользнул взглядом по лицам.
Первым протянул красноармейскую книжку солдат, капитан пролистал и вернул, приняв у девушки паспорт. Таким же макаром проверил остальных и взял потертую справку у Краснова.
- Колхозник? - пробежал ее глазами.
- Ну да,- кивнул тот. - Отпущен в Углич на заработки.
- Бери вещи, пойдешь с нами (сунул за обшлаг шинели). Что неясно? - повысил голос, видя, что тот колеблется.
- Да нет, я ничего, - встал со своего места и шагнул к проходу.
- А вещи?
- У меня только мешок (развел руками).
- Брешет, товарищ начальник - хмыкнула соседка. У него под лавкой ящик.
- Это не мой - вызверился на нее Краснов.
- Твой-твой, сама видала, как ставил.
- Шульга,- обернулся капитан к солдатам.
Один тут же протиснулся в купе, вытащив на свет фанерный ящик с лямкой.
- Во-во, энтот самый - закивала головой в платке баба.
- На выход,- приказал начальник патруля, и второй солдат ткнул Краснова прикладом в спину, - давай топай.
В комендатуре его обыскали, найдя под сапожными инструментами, рацию.
- Что скажешь на это? - поставил ее на стол комендант. Отвечать было нечего.
- Расстрелять бы тебя на месте, да права такого не имею (снял трубку телефона). - Алло? Дежурный НКВД? Из транспортной комендатуры, майор Артюхов. Приезжайте, мы задержали немецкого диверсанта.
Через десять минут на перроне скрипнули тормоза, в помещение вошли трое - старший лейтенант и два бойца с автоматом.
- Этот? - кивнул офицер, на понуро сидевшего на лавке Краснова.
- Он самый, - кивнул Артюхов.
- Обыскали?
- Да, оружия нет, только передатчик.
- Вставай, поедешь с нами, - приказал старший лейтенант...