«Я, Петровская Любовь Михайловна, родилась в деревне Пречистое 16 ноября 1932 года. Жили мы в городе Юхнов, Калужской области, по Пролетарскому переулку. Мой брат Петровский Николай Михайлович работал в школе учителем. Из его авиамодельного кружка при Доме пионеров вышло много летчиков», - так начала свой рассказ удивительная женщина с ясными внимательными глазами. Ей можно было дать лет 70, хотя приближался юбилей – 90.
Далее я привожу ее рассказ практически без купюр:
В сорок первом я пошла во второй класс. Первая бомбежка застала нас в школе. Очень страшно, побежала домой. По дороге меня перехватили солдаты и занесли в свою землянку. Помню летавшие низко самолеты со свастикой, так низко, что можно было рассмотреть их смеющиеся рожи.
Вспоминается многое, но мне особенно запомнился тот, как писали в газетах, «бой местного значения». Город Юхнов бомбили, и семья решила перебраться к маминой сестре в деревню Никулино. Сейчас этой деревеньки нет, а тогда она располагалась километров полтора от болота, из которого берет начало река Кунова, она протекает через Юхнов. Деревенька небольшая, дворов тридцать да «барская усадьба». В деревне было три кирпичных дома. Один бывшего барина, большой, и два поменьше – зажиточных крестьян. Еще несколько кирпичных амбаров для хранения зерна.
5 октября 1941 года в Юхнов вошли немцы. Город горел. Из деревни было видно пожарище над городом.
В Никулино фашистов не было. Так мы жили до начала 1942 года. В одну из ночей числа 3-4 января в дом вошли 3 русских солдата. Сказали, что через несколько дней они придут в нашу деревню. Одновременно другие солдаты пришли в другой дом, в котором жил зажиточный мужик с семьей. До этого приезжали несколько немцев, выбрали старосту деревни некоего Попова и урядника Фому (иначе его называли Хома). Вот к нему то и зашли вторая группа разведчиков. На второй день нагрянули фашисты.
Как потом выяснилось, Хома прибежал к Попову и сообщил, что у него были русские, которые пообещали, что на днях они будут здесь. Немцы разместились в кирпичных зданиях, а нас выгнали из домов и загнали в амбары. Ни минометов, ни орудий у них не было. Были пулеметы, которые они расставили в окнах домов.
Наши мальчишки улизнули и на лыжах ходили по лесу два дня, чтобы предупредить наших. Но ни одного солдата не встретили. Так и не удалось им предупредить, что в деревне фашисты.
И вот на рассвете 7 января с криками «ура!» от леса стали приближаться наши без единого выстрела, утопая в снегу. Фашисты подпустили их метров на 250-300 и открыли бешеный огонь из пулеметов. Наши залегли.
Я хорошо помню светящиеся огоньки трассирующих пуль, летящих через крышу дома. Кто-то крикнул:
- Ольгу убили! Сестру твою!
Она упала лицом в снег, пуля пролетела выше уха.
К обеду все было кончено. Стрельба с обеих сторон стихла. На поле до самого леса виднелись на белом снегу темные бугорки. Три дня мы в доме ходили как тени. Ничего не лезло в рот. Притихшие, мы сидели на печи.
Спустя три дня немцы вышли на поле, долго ходили, обшаривали трупы. Не гнушались снимать валенки, шапки, а с офицеров шубы. Жителей никого не допустили. Несколько дней спустя молодых женщин с детьми погнали в Германию.
Ночью мы ушли в деревню Пречистое, где жило много наших родственников и знакомых (папа там работал учителем в школе и все его знали). Мама развела нас по знакомым и родне. Так мы остались, а немцы нас не искали.
В том бою ранило легко 7 мирных жителей. А фашисты как явились целыми и здоровенными, так и ушли, положив на поле 132 наших. В Пречистом мы пережили оккупацию.
Числа второго или третьего октября весь вечер и ночь уходили немцы в сторону Юхнова. Мама с братом стояли на ступеньках подвала на всякий случай, чтобы остановить немца, если при отходе он вдруг надумает бросить в подвал гранату. Отступая, последними шли поджигатели. Шли одна группа за другой, чтобы наверняка не оставить ни одного целого дома. Утром на рассвете с огородов пришли несколько наших разведчиков узнать, нет ли немцев. Мама сказала, научены горьким опытом. Потом со стороны школы, из-за реки пришли наши освободители.
А нам пришлось вновь перебраться в деревню Никулино, ее немцы не сожгли. В марте месяце стало теплее и подтаял снег. Мы решили убитых захоронить. Три дня пацаны и женщины копали яму в бывшем барском саду. Земля промерзла не глубоко, так как снег лег рано, и она не успела промерзнуть.
Видно было, что немцы шарили по карманам убитых. А так как было еще начало войны, наград почти ни у кого не было. Некоторые убитые были в положении, когда раненый ползет назад и замерзает уже потом. Видимо так и было.
Всего было захоронено 132 убитых.
Моя сестра Ольга – ей было тогда 16 лет, она училась в девятом классе – осматривала карманы каждого солдата. Находила написанные письма, полученные письма от родных, документы, фотографии. Потом письма отсылала по адресам, а документы сдала в военкомат. По-моему он тогда располагался в деревне Чемоданово.
Хоронили солдат рядами. Дно могилы застилали шинелями, потом укладывали рядами как полагается ногами на восток. Потом накрывали опять шинелями и выкладывали следующий ряд. Женщины плакали, старались закрыть покойным глаза. Мы, присмиревшие и повзрослевшие, ходили молча все эти дни вместе со взрослыми. Найденное оружие собрали и сдали в военкомат.
Когда Ольга отправляла письма, она вкладывала записочки, где погиб этот солдат, когда и где похоронен. И с одной девушкой адресатом встретилась, когда мы жили в эвакуации в Чкаловской области. Это была невеста солдата. Она обещала Ольге, что, если она поступит в институт, то будет ей помогать. Работала она трактористкой.
Каждый год перед Рождеством я поминаю погибших в этом бою. Заказываю панихиду, если есть возможность. Хотелось бы узнать, что за воинская часть воевала в том бою, кто командир.
Мой папа тоже погиб на той войне где-то на Дону. В последнем письме с фронта писал: «стоим на Дону. Через Дон врага не пустим!».
Еще хочу добавить, что, по слухам, в пятидесятых годах это захоронение перенесли в деревню Упрямово. Я в то время училась в Москве, а мамина сестра Питерова Степанида Михайловна переехала из Никулино в Юхнов, и мы больше в деревне не бывали.
Говорили, что когда освободили Юхнов – пятого октября 1942 года – старосту Попова и фашистского приспешника Хому судили. На суде они обвиняли друг друга и даже дрались табуретками. Семью Попова – жену и двух дочек – выслали в Сибирь.
Окончив рассказ, она задумалась. Было видно, что воспоминания отчетливо и ясно предстали перед ней. Ее взгляд погрустнел, но в глазах не было ни слезинки.