Заведующая перевела взгляд с одного документа на другой, потом скользнула глазами по столбикам цифр. Затем проделала все это в обратном порядке.
– Там выделены нужные строчки, – подсказала Оля.
– Я вижу, – сухо ответила заведующая и скривилась. – Это наверняка ошибка. Отправьте ее на повторную сдачу.
– Уже, – хмыкнула Оля. – Дважды. Всего трижды.
– Что? – не поняла заведующая.
– Я отправляла ее пересдавать дважды. Всего она сдавала анализы трижды. Результат перед вами, – пояснила Оля.
– Но с такими анализами…
– … не живут, – закончила мысль начальницы Оля. – Я знаю. Но хотела еще с вами поговорить. Эта бабка – она же ходит! Она трижды приходила в больницу, у меня сидела – нормальная по виду. Я не знаю, что мне делать.
– Она у вас записана на прием? – подумав, поинтересовалась заведующая.
– Да, на сегодня, где-то минут через двадцать должна быть, – подтвердила Оля.
– Хорошо. Измерите ей температуру, давление, расскажете ситуацию и, если она согласится, отправите в стационар, – решила заведующая.
– А если не согласится? – с сомнением спросила Оля.
– Тогда позовете меня, вызовем ей скорую, будем все вместе уговаривать, – расставила точки над І заведующая. – Жду от вас сообщение о результате.
Но сообщать оказалась нечего. Ни через двадцать минут, ни через час, ни вечером бабка не объявилась. Телефон ее тоже не отвечал.
В конце смены Оля доложила про ситуацию заведующей, как и обещала.
– И что мне делать теперь? – формально спросила она. Но ситуация внезапно решила на этом не заканчиваться.
Заведующая, озаботившись состоянием неизвестной ей до этого пациентки, подумала и повелела:
– У вас же адрес есть? Езжайте к ней домой!
– Вы издеваетесь? – возмутилась Оля. – Мой рабочий день закончен!
– Вы врач! – в ответ возмутилась заведующая. – У вас как бы долг есть! Перед обществом! Или вы только и можете отгулы просить? Знаете, если вы не хотите выполнять взятые на себя обязательства, мы как бы тоже можем…
На этом Оля спор прекратила. Она как раз решила поехать отдохнуть на пару недель, а это означало, что придется просить дни за свой счет, и этот разговор обязательно всплывет в неприятном для нее контексте.
– Значит, решено, – вдохновленная ее молчанием, сказала заведующая, – вы узнаёте адрес этой женщины и едете к ней домой. Взываете ей скорую. Договариваетесь про госпитализацию. Если же ее там нет, звоните в полицию, описываете ситуацию. По результату отзвонитесь. Договорились?
– Договорились, – понуро согласилась Оля. А какие варианты у нее еще оставались?
Адрес пациентки нашелся на ее медицинской карте. На этом хорошие новости для Оли как бы закончились. Маршрутизатор показал, что ехать нужно на другой конец города. Ту местность Оля знала крайне плохо: город у них был большой, и Оля редко выезжала за пределы центра или своего района, где географически сосредоточились интересные или нужные ей люди и места. Понимая, что дорога будет долгой и обойдется в копеечку, которую, учитывая жадность руководства, платить придется из собственного кармана, Оля решила добраться туда на маршрутке, а домой уже ехать на такси.
Как говорится в таких случаях, скоро сказка сказывается, да нескоро дело делается. Во-первых, идти пришлось на дальний, «дачный» автовокзал – с центрального ничего в тот район не шло. Во-вторых, нужный транспорт ходил один раз в час, что как бы говорило о популярности маршрута. В-третьих, автобус пришел допотопно-старый, с дырявыми сидениями и дверью-гармошкой, которая не закрывалась до конца.
В-четвертых наступило тогда, когда мимо Оли за заляпанным стеклом окна поплыли двух– и трехэтажные домики грязно-непонятного оттенка с запыленными палисадниками и облупленными сарае-гаражами и огромные пустыри, заросшие сорняками.
Никакого автовокзала, конечно же, на конечной не оказалось – только покосившийся столб с ржавой табличкой да сгоревший ларек. У полуобвалившегося строительного забора, из-за которого выглядывали кривые, уже поросшие травой стены, пили из одной бутылки, передавая ее по кругу, какие-то мужики непонятного вида и возраста. Чуть поодаль курила толстая лупоглазая цыганка.
– Окей, гугл, какой у нас маршрут? – сквозь зубы спросила у телефона Оля.
Если искусственный интеллект не врал, идти нужно было прямо до перекрестка и прямо от него; от локации, обозначенной как сквер, стоило повернуть направо. И там уже среди одинаковых домишек искать нужный.
– Пойдешь направо – коня потеряешь, – цыганка подошла почти бесшумно. – Я серьезно.
– Цыгане уведут? – фыркнула Оля.
– Я серьезно, – повторила цыганка. – Езжай домой, беда тебе будет.
– Да-да, позолочу ручку вы всё… – начала Оля.
– Я ничего, – оборвала ее цыганка, – и денег, заметь, не прошу. Просто беду вижу великую. Не ходи. Соврешь на работе, что закрыто было. А в полиции заявление не приняли, потому что по телефону и ты не родственница. Никто проверять не будет.
Оля на миг почувствовала, как на шее и затылке мелкие волоски встают дыбом.
– Не веришь? – с укоризной сказала цыганка. – Твое дело. Пожалеешь потом.
Оля открыла рот, чтобы ответить – но собеседница не стала ее слушать, повернулась спиной и пошла по пыльной дороге, обходя самые крупные ямы. У ее ног, направляемые движениями юбки, вились маленькие торнадо. Почему-то вдруг захотелось развернуться и уйти на автобус, забыв про этот доходящий район как про страшный сон.
Оля помотала головой, сбрасывая морок. Мало ей, что ли, в жизни таких «знающих» цыган попадалось? Или это первый ее индустриальный райончик? Или на вызовы она исключительно по богатым-культурным-образованным пациентам ходит?
– Мальчик гранату нашел, табор цыганский в небо ушел, – хмыкнула Оля. – Напугали ежа голой жопой!
Нужно было двигаться дальше. Время, в отличие от Оли, на месте не стояло. Вечер надвигался неумолимо. Не хватало еще застрять тут по темноте. От одной мысли о том, что придется бродить здесь, в кромешной тьме, без единого огонька, среди развалин и странных людей, становилось жутко.
От «автовокзала» вдоль дороги тянулись полуразрушенные, явно заброшенные домики с облупившимися стенами и выбитыми окнами. Кое-где попадались остовы хозяйских построек. За рядом одноэтажных строений виднелся сгоревший торговый центр – обугленный, с провалившимися окнами. Местных жителей видно не было, что, по-честному, было странно: время было как раз предвечернее, люди просто обязаны были возвращаться в работы домой.
«Окстись, – сказала себе Оля. – Ты же видишь, какая тут обстановка! Ну что у них тут может быть за работа? Бухать? С этим можно и из дома справляться! Что называется, на удаленке! Не, через
На перекрестке – по традиции уже пустынном – мигал желтым светофор. Оля, как законопослушный пешеход, подождала несколько минут, чтобы убедиться, что свет не переключается, посмотрела направо и налево. Дорога – как и прежде – была пустой, даже пустынной. Оля подсознательно ожидала, что сейчас где-то вдалеке покажется перекати-поле, повеет гонимый ветром песок пустыни, закричат вороны или гриффины, завоют койоты. Понимая, что уже перестает этому удивляться, Оля сделал шаг вперед и…
Визг тормозов в тишине окружающего мира показался оглушающим, пронзительным – словно женский крик. А удар в бедро едва заметным – Оля пошатнулась, но равновесия не потеряла.
– Дура, куда прешь? – зло заорали со стороны удара. И Оля, медленно, словно во сне, повернулась в сторону голоса. – Глаза протри!
На проезжей части, у самого пешеходного перехода, стоял автомобиль. Обыкновенный иностранный, совсем не новый. Не развалюха, конечно – типичная модель, которая на улицах города встречается не один раз.
– Что глаза вылупила?! – продолжал разоряться водитель. – Раньше смотреть надо было! Когда под машину прыгала!
– Вы откуда взялись? – отойдя от первого шока, ахнула Оля. – Вас же не было!
– А где я был? Я по дороге ехал! – мужик не замолкал, голос у него был вполне бодрый и живой, рот открывался в нужном темпе, в такт… А вот глаза… Глаза у него были мертвые, пустые, слепые.
Стоило это заметить, как Оля заверещала – и шарахнулась в сторону.
Мужик, поняв, что его раскрыли, вдруг замолчал – словно выключился, потом поводил головой, будто принюхиваясь, и вдруг заговорил женским голосом:
– Не ходи туда!
– Что? – переспросила Оля.
– Иди назад, пожалеешь, – повторил мужик женским голосом. – Не ходи. Возвращайся. Уходи.
– Да пошли вы все, – выдохнула Оля. – Пошли вы!
И изо всех сил рванула вперед. Ощущение было такое, какое бывает только в снах, когда ты пытаешься двигаться, но это получается с огромным трудом: ноги не отрываются от земли, дыхания не хватает, тебя тормозит даже воздух.
Но чем дальше Оля уходила от злосчастного перекрестка, тем легче ей становилось. В какой-то момент она поняла, что почти бежит, хоть и задыхается. И решила притормозить.
Остановилась отдышаться Оля уже возле парка. Ноги держали ее плохо, дыхание сбилось. В последний раз она бегала… Черт, она даже приблизительно не могла вспомнить, когда ей пришлось бегать до этого! В груди пекло, по лицу тек пот, футболка противно липла к спине.
Зато окружающий пейзаж качественно поменялся. Контраст был настолько разительный, что Оле даже захотелось себя ущипнуть.
Здесь вполне себе кипела жизнь, какой она бывает в спальных районах больших городов: ухоженного вида молодые женщины катили вполне прилично выглядевшие коляски, стайками бегали милые, можно одетые дети, у яркого ларька толпилась местная молодежь формального и неформального вида. Несколько парней и девчонок пронеслись мимо на спортивных велосипедах. Из-за парка выглядывали жилые высотки нового типа.
– Так, – сказала Оля, беря себя в руки. – Хватит. Сейчас я быстро дохожу до бабки, вызываю ей скорую или полицию и быстро оттуда уезжаю, на такси. Пора заканчивать с этой историей.
Выстроенный телефоном маршрут подсказывал, что нужные дома стояли справа от тех цветных многоэтажек, которые видно было еще в парке. Устав дергаться от сюрпризов (ха-ха) окружающего мира, Оля старалась смотреть на высотки – как на свою цель – и не оглядываться по сторонам. Там наверняка в холле сидели консьержи, жильцы были молоды, здоровы и беззаботны, а всякая чертовщина обходила те места стороной.
– Это все нервы, – бормотала Оля, впервые, пожалуй, поймав себя на столь явной привычке разговаривать с собой. – Это усталость. Трудный день. Тяжелая неделя. Вот возьму себе отпуск и высплюсь по-человечески. Уеду отсюда подальше, чтобы полностью отойти от ситуации. И…
– Никуда ты не уедешь, – послышалось откуда-то справа. Звук был странный – словно каждое слово множило эхо.
Оля вздрогнула. Вот чуть левее, за зелеными пятнами деревьев, стояли современные высотки. Там наверняка жили люди – буднично и обыкновенно, без цыган, угроз, без…
– Не ходи, – снова прогудело справа.
Оля резко повернулась на звук.
Справа от нее стоял длинный ряд зеленых мусорных баков. В одном из них копалась какая-то бабка. По крайней мере, Оля видела сгорбленную спину, толстый зад, мужские ботинки на ногах, темную длинную юбку и грязную цветастую кофту, натянутую на горбатую спину парусом.
– Не ходи, – гулко, в бак, повторила бабка. – Беда будет. Не ходи.
– Да ****ь! – взвизгнула Оля и рванула вперед. – Вы от меня отстанете сегодня?
За мусорными баками, обсаженными какими-то деревьями, стояли две панельки. Обыкновенные, серо-пыльные, они странным образок констатировали с теми высотками справа. Оля истерично хохотнула. Но ничего конкретно плохого сказать про дома, как ни крути, не могла: окна не зияли провалами, на многих балконах сохло белье. Кровавых транспарантов «Убирайся, дура! Еда будет! Пожалеешь!» тоже не наблюдалось.
Дворик у панельки тоже был вполне обычный: средней потрепанности детская площадка, средней густоты заросли да пыльные клумбы с непонятными высокими цветами.
Нужный подъезд оказался крайним – на нем даже сохранилась, пусть и весьма проржавевшая, табличка с номерами квартир. На месте домофона зияла черная дыра. Погнутая железная дверь была приглашающе (или угрожающе) приоткрыта. Вообще создавалось впечатление, что сквозь эту дверь пыталось пройти что-то огромное, и ему это, хоть и с огромным трудом, но удалось.
Не без колебаний Оля вошла внутрь. Несмотря на то, что на улице был вполне себе световой день, здесь оказалось довольно темно. Пожалуй, Оля дала бы глазам больше времени, чтобы привыкнуть, но нестерпимая вонь заставила ее двигаться быстрее. Прикасаться к стене или перилам было страшно и противно – хватало того, что под ногами липло и скользило. В углах слышалось попискивание и шевеление. Оля крыс не боялась, понимала, что вряд ли они ее атакуют – это же не сторожевые собаки. Но гадливый ужас заставлял вздрагивать на каждый шорох. Однако хуже было другое: изнутри дом казался совершенно нежилым. И преодолевая ступеньку за ступенькой, Оля думала о том, что ей тут предстоит идти еще как минимум один раз – назад и, возможно, даже несолоно хлебавши. Что, если та бабка давно отсюда съехала – к родне или на съемное жилье? Что, если подъезд (или даже весь дом) ужа давно расселили. И только она одна, Оля, лазит здесь, как дура, пока все остальные, умные, в том числе и бабка, сидят в другом, намного более благоустроенном месте. Оскальзываясь на очередной ступенька, Оля прокляла всех: себя, бабку, начальницу, свою судьбу и дуру из вступительной комиссии меда, принявшей ее документы, и идиотку их отдела кадров больницы, оформлявшей ее на работу.
Поднимаясь на нужный ей третий этаж, если, конечно, она правильно высчитала номер квартиры, Оля пыталась вспомнить, как все это выглядело снаружи. Да, в целом дом выглядел жилым. Но конкретно этот край? Четкой картинки, как Оля ни старалась, перед глазами не было. Дом вспоминался то полностью жилым, то темным по краям. Вдруг и правда тут всех уже давно расселили – из-за какого-нибудь давнего пожара или утечки газа? И она только зря лазит в аварийном подъезде, рискуя убиться?
– Поднимусь до третьего этажа, – пробормотала Оля, – а там решу. Отступать уже поздно!
По правде говоря, если бы ей тут кто-нибудь закричал: «Уходи! Убирайся! Бойся», она бежала бы отсюда со всех ног. Но желающих ее напугать почему-то не наблюдалось.
«Слабаки», – хмыкнув, подумала Оля.
На шестом, если она правильно подсчитала, пролете она остановилась. Вытащила из кармана мобильный телефон. Связи была только одна полоска. Включила фонарик.
Луч света скользнул по стенам, изгвазданным чем-то темным, выхватил кривые надписи «Убирайся!», «Беги!!», «Сдохни» и уперся в черную, обитую дерматином дверь с цифрой номера, висящей на одном гвозде.
Оля выдохнула поверхностно, но почти с облегчением. Удача, как бы это ни парадоксально прозвучало, оказалась на ее стороне: она правильно подсчитала нужный этаж и точно знала, в какие двери стучаться. Потому что в коридоре явно не наблюдалось желающих провести экскурсию по дому, а учитывая состояние подъезда, Оля вряд ли решилась бы к кому-нибудь стучаться за помощью.
Оля переступила с ноги на ногу, достала салфетки, чтобы вдруг что вытереть руки и постучала в дверь. Стоило коснуться дермантинового покрытия, как дверь с тихим, пронзительным скрипом отворилась. Оля несмело шагнула вперед. В квартире на удивление оказалось светло и чисто. И абсолютно безлюдно.
Справа было видно часть кухни, впереди располагалась комната, слева были три закрытые двери. Оля сначала заглянула в кухню – пусто. Затем вошла в комнату. Обстановка была из серии «бедно, но чисто»: ковер на стене, ковер на полу, старая, еще советская полированная мебель, шкаф с книгами и чашками со всю стену, диван.
Оля вернулась в коридор. Шариться по чужой квартире в отсутствие хозяев не хотелось – мало ли в чем может потом обвинить ее старуха. Но и просто уйти, после такой дороги, было глупо. Можно было, пожалуй, покричать – но от одной мысли о том, что придется открыть рот и произносить какие-то звуки, становилось нехорошо.
Оля решительно толкнула закрытую дверь.
Это тоже была комната. Скорее всего, совсем маленькая. Точно было сложно сказать: здесь царил полумрак. А еще тут воняло – густо, нестерпимо.
Оля достала телефон из кармана. Кровать нашлась почти сразу. На ней, на спине, запрокинув голову и чуть приоткрыв рот, лежала старуха.
– Добегалась бабка, – подумала Оля почти с сожалением. Нужно было вызывать полицию – но для начала неплохо было бы убедиться, что бабка там и она все-таки мертва, чтобы не выглядеть в глазах патрульных безумной истеричкой. Тем более, поскольку Оля была медиком, кого-кого, а мертвых она точно не боялась.
Оля сделала несколько маленьких шагов вперед, подошла ближе к тому месту, где, по идее, лежала бабка. Кровать даже в тусклом свете казалась грязной, щедро заляпанной чем-то темным, мерзким. На полу, в изголовье кровати, стоял железный таз с двумя ручками, почти до краев наполненный чем-то темным, густым, маслянистым.
Превозмогая тошноту и омерзение, Оля наклонилась к бабке, чтобы попытаться найти пульс – и тут же в нее вцепилась рука – скрюченная, с отросшими грязными ногтями, которые сразу же процарапали кожу.
«Нужно срочно обработать, чтобы заражения не было», – отстраненно подумала Оля.
– Пришла,– прохрипела бабка. И засмеялась.
Рот у нее был черным, словно бездна, вонючим и зубастым. Оля смотрела в его зияющую глубину, обрамленную частоколом желтых, даже на вид острых зубов, которые как-то странно светились в темноте, словно в бездонную пропасть.
– Рада, что вы живы, – дрожащим голосом сказала Оля. – Сейчас я вам скорую вызову. Они помогут. Только вам госпитализация показана, придется скататься в больничку, – решила пояснить она.
Но бабка не стала ее слушать. Она осклабилась еще сильнее и рванула Олю на себя. Та не удержалась на ногах, потеряла равновесие и полетела на пол. И только и могла, что смотреть снизу вверх, как ее зажатую руку тянут к раскрытому рту, как медленно начинает двигаться челюсть, словно разминаясь перед укусом.
«Не спи, не спи, действуй!» – мысленно прикрикнула на себя Оля.
Все-таки она была врачом – ей хватило нескольких секунд, чтобы представить, как зубы перекусывают тонкие косточки пальцев, как из разорванных сосудов и вен начинает хлестать кровь, как бессильно повисают куски оторванной плоти. Даже если она выживет после такого, руку ей точно уже не спасут даже волшебники.
Оля заверещала и рванула руку на себя. Но старуха оказалась на удивление сильной и цепкой. Чувствуя, что впадает в панику, Оля взмахнула второй рукой, в которой была зажата сумка, и принялась молотить ею старуху прямо по лицу. Первые несколько секунд ничего не происходило, хотя Оля и била со всей дури, но в какой-то момент пряжка попала в глаз – старуха тонко заверещала и ослабила хватку. Оля выдернула руку, проехалась задницей по полу, налетела на таз, расплескав вонючую жижу.
От понимания, во что она влезла, Оле стало нехорошо. Рвота тяжелым комком поднялась к горлу. Но блевать времени не было. Оля вздохнула несколько раз – глубоко, задерживая дыхание, параллельно попыталась встать. Не вышло: ноги только бессильно скользили в бурой вонючей жидкости.
Оля рывком перекатилась на бок, потом на живот и по-пластунски, отталкиваясь ногами, поползла на сухое место, высоко поднимая голову. Одна только мысль, что она может лицом уткнуться в эту жижу, вызывала рвотные спазмы. Несколько долгих, мучительных секунд спустя Оля смогла ухватиться рукой за ножу шкафа, подтянуться, стать на колени, выпрямиться полностью.
Секунда – и Оля на дрожащих ногах, молясь, чтобы не упасть, вылетела из комнаты. В голове билось одно: бежать, бежать. Прочь из этого дома, из района. Домой. В душ. Под одеяло.
Нельзя, нельзя сейчас было думать о том, что в таком виде ее не пустят в общественный транспорт, не возьмут в такси – Оля заставила себя сосредоточиться на доме, на том, что как она примет душ, переоденется в чистое, напьется горячего чая с настойкой, а потом заполирует это коньяком и ляжет в теплую постель. Даже если придется общаться с полицией и объяснять свой неприглядный вид. Даже если нужно будет звонить начальнице и требовать прислать за ней машину, хоть скорую помощь. Главное – в конце истории ее ждет дом.
«Да я теперь из своего жилья месяц не выйду! – подумала она. – Не уговорят и не заставят!»
Несколько секунд Оле понадобилось, чтобы сориентироваться в коридоре и понять, где входная дверь – и еще секунду, чтобы осознать, что в проеме стояли.
– Куда ты это собралась, милая? – нараспев спросила женщина, делая шаг вперед. Одета она была странно: в черный балахон до пола с серебренными украшениями. На голове был хитро намотан черный же платок, из-за чего голова казалась непомерно огромной по сравнению с телом.
Оля прерывисто выдохнула.
– А тебя предупреждали, – нараспев сказала тетка. – Но ты сама согласилась. Согласилась! – повторила она почти восторженно.
– И что теперь? – с вызовом парировала Оля. – Я передумала, я хочу уйти!
– Нет, поздно! – мерзко захихикала женщина. – Она теперь пока не съест живого кого, не успокоится. Так что возвращайся, по-хорошему!
– А по-плохому? – с иронией спросила Оля.
– Я тебя силой верну, – хмыкнула женщина.
– Кота ей поймай, если так припекло, – пожала плечами Оля. – Почему сразу люди?
– Она уже лет пятьдесят животных не ест, – закатила глаза женщина. – Только людей. Они слаще. Так что возвращайся! Все равно она тебя запомнила. И по запаху обязательно найдет!
– Щас! – показала фак Оля.
– Она все равно тебя догонит, – злорадно сказала женщина. – Она когда голодная, сама не своя. На многое способна!
– А ты ей не подойдешь разве? Пусть она тебя ловит, – предложила Оля. Ситуация внезапно начала ее веселить. Какая-то шайка безумных баб обосновалась тут, на окраине, ловила или заманивала жертв, ела их явно не один год… И куда только полиция смотрит?
-Я? – взвизгнула тетка зло. – Да ты знаешь, кто я? Я жрица! Я избранная! Меня пометили и посвятили!
– Тем более, пойди пожертвуй собой, – глумливо сказала Оля. – Пусть насытится твоя… хозяйка? Или как ты ее там называешь…
План у нее был прост. Заболтать эту ненормальную, выбраться на улицу, вызвать полицию… Если ей не поверят, можно будет позвонить Женьке или Костику – они работали на скорой, и знакомых в правоохранительных органах у них было достаточно. А там уже подключать прессу, если понадобиться. Как минимум двое ее подружек тусили в журналистике, такой лакомый кусочек они точно придумают как применить…
– Сегодня на корм пойдешь ты! – не унималась тетка.
– Не я эту тварь прикормила, – фыркнула Оля. – Не мне и отвечать!
– Тебя предупреждали, – не унималась женщина. – Но ты пришла. Всё. По правилам ты теперь не имеешь права отказаться!
– И кто эти правила придумал? Ты? – рассмеялась Оля. – Разумно!
– Возвращайся! – взвизгнула женщина. – Немедленно!
– Не пойду, – пожала печами Оля. – Сама ведь сказала, что не я – другая будет. Так что давай ты. Подумай, хороший вариант. И отвечать не придется!
– Ха, – взвизгнула женщина. Она явно хотела рассмеяться, но у нее не получилось. – Иди! Быстро! Хватит мне тут зубы заговаривать!
Оля хотела ответить еще что-то – но не успела. Дверь из той, маленькой комнаты, где пряталась старуха, со скрипом отворилась. Потянуло гнилью, кровью, смертью. На пороге показался силуэт.
Встать на ноги старуха так и не смогла. Поэтому из комнаты она выползла на четвереньках, по-паучьи вывернув руки и ноги в суставах назад. Сквозь прореху в ночнушке было видно тощие тонкие груди, которые обвисли почти до пола и теперь казались дополнительными, кривыми, малоразвитыми ногами. Голова у старухи была лысой, темной и бугристой, покрытой странными корками – на прием она явно приходила в парике. Рот казался непомерно большим, зубы щелкали, челюсть непрерывно двигалась, словно она уже что-то начала прожевывать.
Женщина в балахоне расставила руки и пошла на Олю, оттесняя ее на старуху.
– Не брыкайся, тебе же хуже будет, – мерзко хихикала она. – Как там в школе говорили, помнишь? Раньше сядешь, раньше встанешь. Правда, тут ты уже не встанешь!
Вот тут Оля почувствовала настоящий, обжигающе-ледяной страх.
«Соберись, – сказала она себе. – Быстро! Да, их двое, но ты сильная, ты умная, ты справишься! Тебе нужно только выбраться отсюда. Даже драться с ним не обязательно. Оттолкни. Проскочи в дверь!»
Стараясь держать старуху в поле зрения краем глаза, Оля сосредоточила внимание на женщине – и двери, которую та охраняла. Женщина, все так же мерзко хихикая, шла на нее, покачивая расставленными руками. Суда по всему, нападать должна была сама старуха, ее помощница просто обеспечивала невозможность жертве сбежать.
Поэтому женщину Оля и решила атаковать – и по возможности внезапно. Она сделала фальшивый выпад влево – словно хотела протиснуться во вторую, более светлую комнату. Женщина отзеркалила ее движение, тоже качнувшись влево. И Оля резко прыгнула вперед, умудрилась поймать женщину за руку.
Та на секунду зависла, не сразу поняв, что произошло, а потом тонко, высоко заверещала и попыталась вырваться. Но Оля, как ни крути, была врачом, и цепкие руки были ее профессиональным качеством. Позади что-то несильно куснуло за икру. Оля, не оборачиваясь, со всей дури ударила пяткой туда, где ее пытались распробовать. Раздался визг. Женщина повернусь, стараясь рассмотреть, почему кричит старуха, и Оля из всех сил рванула ее на себя, сделала вместе с ней пируэт, едва не завалившись на бок, и толкнула тетку прямо на старуху. В первый момент та не поняла, что произошло, завозилась, извернулась змеей, пытаясь выбраться из-под привалившего ее тела. А через секунду, сообразив, что это тоже можно есть, вцепилась в чужую плоть зубами и ногтями. Раздался противный хруст, треск, пронзительный визг. Оля не удержалась – оглянулась посмотреть на то, что происходит. Старуха перемалывала женщину, споро работая челюстью.
Оля на несколько секунд застыла, не в силах отвести взгляд от происходящего. Она не могла поверить своим глазам. Человек не может есть так быстро. Человека нельзя сожрать с такой скоростью. В реальной жизни так не бывает.
Оля пришла в себя, когда лужа крови начала покатываться к ее ногам. Нужно было уходить. Бежать отсюда, слом голову. Оле начало казаться, что ни к какую полицию обращаться она не будет. Просто выберется отсюда, сбежит домой, спрячется там и навсегда сделает вид, что ничего этого не случилось. Она пришла в пустую квартиру. Упала в темной комнате. Ударилась головой. Измазалась в грязи. И уехала домой. Все. Ничего не было больше.
И тут старуха подняла на нее глаза. Желтые, какие-то стеклянные и мутные. Принюхалась. Зарычала и прыгнула, словно пантера, легко и высоко.
Оля заверещала – тонко, отчаянно. Пригнулась – старуха перелетела через нее, кувырнулась, упала, развернулась и приготовилась атаковать снова.
Подвывая, Оля кинулась к двери. Где-то в голове билась мысль, что бежать по лестнице она не сможет – там темно и скользко, что нужно выиграть время здесь, заперев старуху. Оля оглянулась по коридору в поисках чего-то – она и сама не могла понять, чего. И увидела лом. Дальше все случилось почти автоматически: старуха прыгнула еще раз, Оля сбила ее на ходу, в полете, тяжело вонзила лом в спину, прикалывая к полу, словно огромную бабочку. Старуха выла, хрипела, кричала что-то на неизвестном языке – но Оля точно не собиралась ее слушать. Она рванула из квартиры на всех парах, насколько быстро у нее это получалось.
Из подъезда Оля вышла – точнее, вылетела – пол жизни спустя. У нее болело колено, на которое она падала раз пятнадцать, саднили локти и ладони. На кого она сейчас похожа, Оля старалась не думать.
На лавочке, у покосившейся двери, сидела и курила знакомая цыганка – та самая, которая заговорила с ней на автовокзале.
– Уйди! – заорала на нее Оля.
– Дура ты, – мрачно ответила цыганка. – Я ведь предупреждала!
– Ты ничего мне не сделаешь! – продолжала кричать Оля.
– Да что тебе делать, – скривилась цыганка. – Ты все сделала сама. Портал зачем разрушила?
– Я? Что? Какой портал? – Оля опешила от неожиданности.
– Обыкновенный портал, в ад… Или в другое измерение… Не знаю даже, как это тебе объяяснить, – неторопливо сказала цыганка. – Пока демон в нем держался – это как закупоренная бутылка была. А теперь ты их всех выпустила.
– Но я ничего не делала! – пролепетала Оля.
– Старуху кто кончил? – философски спросила цыганка. – Вот.
– И что теперь будет? – спросила Оля растерянно.
– Ничего хорошего, – так же спокойно сказала цыганка. – Обернись.
Оля сделала, как ей сказали. Над домом, из которого она только что вышла, поднимался черный дым.
– Надо бежать, – дрожащим голосом сказала Оля.
– Куда теперь от этого убежишь? Все, отбегали свое! – не двинулась цыганка.
Столб дыма поднимался все выше, превращался в воронку. Вокруг стремительно темнело.