Часть первая
ИСПОВЕДЬ ДОН ЖУАНА
Дон Жуан, чьё имя обросло бесчисленными легендами, чьё тело познало столько женщин, сколько звёзд на небе, и чья душа была бесконечно одинокой, отходил в мир иной. Неважно, сколько лет ему было на тот момент. Важно было одно: осознавая, что он навеки покидает свою земную жизнь и оставляет своё «божественное тело» на съедение могильным червям, он исповедался. Исповедался не священнику, а… собственному сыну. Сколько их, этих детей Дон Жуана существовало на белом свете, он не знал. Слишком много осколков осталось от его разбитой вдребезги жизни, и считать их было уже делом бессмысленным.
Этого ребёнка звали Мишель, он был сыном Марии из Лангедока. Так случилось, что Мария стала последней женщиной Дон Жуана, приютившей, пожалевшей и простившей того, кто обесчестил и предал её 5 лет назад.
Жить Дон Жуану оставалось всего ничего, и, что самое страшное, он это чувствовал – время сжималось…
Мишель был, как две капли воды, похож на маленького Жуана – тот же разрез глаз, тот же потаённый огонь в глазах, тот же узнаваемый профиль. Дон Жуан исповедался ему тихо, не открывая глаз. Боялся, что собьётся с мысли. Он всем своим существом верил в то, что этот мальчик, о существовании которого он узнал всего лишь три дня назад, выслушав, сможет облегчить его душевные муки:
– Сынок… Какое странное слово… Никогда не думал, что однажды произнесу его… Ты прости меня за то, что… Не могу!... Сказать не могу… Раньше всё, что угодно, мог сказать, а теперь не могу… Внутри всё огнём горит… Ты, наверное, очень любишь свою маму… Прости, я её почти не помню… Много их было таких… красивых, чистых, соблазнительных… Для них я был почти Бог, Кумир, Идол… и ещё чёрт знает что… А я хотел, чтобы меня просто любили… Чтобы так любили, как твоя мама тебя любит: тепло и спокойно, с колыбельной на ночь, с поцелуем в макушку…
Моя мама умерла, когда мне исполнилось 12 лет… И с тех пор я всё время искал её отражение в других женщинах. Они тоже любили меня, но по-другому. Я чувствовал это, но чтобы не так мутило, придумал свою «Игру в любовь». Я сам выбирал себе роли и оглашал правила. Постепенно я так увлёкся этой игрой, что потерял самоконтроль. Мне аплодировали, мной восхищались, меня любили, меня жаждали, моё тело боготворили… И в итоге вся эта обезумевшая толпа одиноких и несчастных женщин, узревших во мне своё спасение, возвела меня на пьедестал Богочеловека… И, каюсь, мне это безумно понравилось! Я полюбил своё прекрасное отражение и их расширенных от возбуждения зрачках… Но только оставаясь наедине с самим собой, я понимал, как всё это фальшиво и мерзко. Понимал и ничего не мог с собой поделать. Женщины стали моим наркотиком, на который я подсел раз и навсегда.
Иногда мне хотелось кричать: «Остановите меня хоть кто-нибудь! Сдерите с меня эту маску! Помогите мне вернуться к самому себе!» Но все хотели видеть во мне только Дон Жуана – великого обольстителя, пленяющего женские сердца… Я понимал, что качусь в пропасть, но это было неизбежно: остановиться, двигаясь на такой бешеной скорости, означало лишь одно – разбиться вдребезги. И я разбился… Меня уже не собрать…
Но ты… Ты так похож на меня… Словно моё отражение… Я сейчас говорю с тобой, как со своим отражением… Как с самим собой, но только… В тот день, когда моя мама умерла, я увидел себя в зеркале… Ты сейчас, как тот самый я, только немного моложе… Мне страшно… Страшно…
Я прошу тебя… Не иди по моему пути… Выслушай меня, умоляю… Ты должен… Должен быть лучше меня… Сынок… Сын… Моё продолжение… Нет! Моё начало!.. Ты – тот, кто будет лучше, чище и честнее, чем я… Я сейчас… Сейчас соберусь с мыслями и всё тебе расскажу, чтобы… чтобы ты не стал таким же подлецом, как я…
Тебе ведь говорят, что ты должен стать «настоящим мужчиной»?... Чушь! Бред! К чертям собачьим! Все настоящие мужчины разные. Поддельные мужчины – это те, что притворяются настоящими… Нет, я не то хотел сказать… Ты только будь самим собой… Не обязательно быть самым сильным и махать кулаками, пытаясь доказать свою силу и правоту. Слишком много врагов я из-за этого приобрёл. Неприятностей и без этого хватит… Включай голову и учись бить противника словом… Чувствуй!.. Про тело не забывай. Готовь его не к войне, а к миру. Тело – это твой храм, и для того, чтобы оно было безупречным, им надо заниматься… Каждый день в нём нужно совершать свои «богослужения»… Старый чёрт! Лицемер!... Неужели это сейчас я сказал?!.. Я, похоже, с ума схожу!... Странно это слышать от такого богохульника, как я?! Правда?!... Чёрт меня раздери, какие мысли меня посещают!...
Охотником тоже не будь. Хотя это ремесло вряд ли когда-нибудь выйдет из моды… Охотиться за деньгами, за красивыми женщинами, за успехом и славой означает одно – однажды твоя охота тебя же и убьёт. Лучше стань защитником, творцом, созидателем. Жизнь этого стоит… Скажу тебе больше: она для того и дана!... Я потратил её на разрушение – ты стань творцом… Сынок, прости меня!... Ты сможешь?... Сможешь меня простить?...Да?... Спасибо…
Сынок, я всегда относился к женщине… да, и к твоей маме тоже… свысока… А ведь мог стать её другом… Или это не она была?.. Сынок, если ты когда-нибудь встретишь женщину, которая… в которой ты почувствуешь родственную душу… ты не спеши затащить её в постель и овладеть её телом – лучше стань её другом… Хотя бы попробуй… Настоящим другом, перед которым тебе будет не стыдно обнажить свою душу… Ведь обнажить душу гораздо труднее, чем тело. Это дорогого стоит…
Поверь мне, сынок… В моей жизни была такая женщина… Она была удивительной… В какой-то момент я почувствовал, что она преобразила меня настолько, что я решил больше не возвращаться к прежней жизни… Хотел начать всё с нуля… Но… Я испугался! Испугался, что испоганю её душу своими грязными сапожищами, что она слишком чиста для меня… И тогда я просто сбежал от неё… И больше никогда не возвращался. Я испугался себя другого, слабого и беззащитного, того себя, который должен был остаться в прошлом, в тёплых объятиях мамы, но не остался… Этот «маленький я» всё ещё жил во мне, спрятавшись где-то в глубине, и я забыл про него… Я его предал! И теперь из моего рта воняет дешёвым табаком, а из души воняет развратом!... Эй, Бог!... Что, не удалось тебе сотворить из меня своё подобие?!... Как там у тебя: «по образу и подобию»?!... Что молчишь?!... А я не молчу!
… Нет, сын, я не плачу… Тебе показалось…
… У тебя есть мечта, сынок?... Ты придумай её себе, найди, нафантазируй. Обязательно придумай. Только хорошую, светлую, большую!... Сделай что-нибудь хорошее… Мама гордиться тобой будет… О чём ты мечтаешь?... Что?... О собачке?... О круглых разноцветных камушках, как у Жака?... О том, чтобы мама не плакала?... Знаешь, это хорошие мечты… Начни с них… А мне надо отдохнуть… Мне пора… И знаешь… ты… учись любить у своей мамы… Она умеет это делать… Я бы тоже учился… да поздно… поздно… по………
Умолкает.
Часть вторая
МОЛИТВА МИШЕЛЯ
Дорогой Боженька, я сегодня познакомился с одним человеком. Он взрослый и, по-моему, очень и очень больной. Он называет меня «сынок»… Я на него за это уже не сержусь. Сначала рассердился… Потому что никакой я ему не «сынок», а он мне никакой не «папа»! Но потом мама сказала мне, что это просто такая игра, и я перестал на него злиться. Я уверен, мой папа должен быть совсем другим. Не знаю, каким именно… Ты ведь мне его никогда не показывал. И мама о нём не любит говорить. Ты знаешь, она начинает плакать, когда я о нём спрашиваю, но всё равно ничего не рассказывает… Зато я знаю, как выглядят настоящие папы: когда они играют или просто разговаривают со своими сыновьями, их глаза улыбаются. А этот – чужой, он почти всё время с закрытыми глазами говорит… Что за манера у него такая странная?... А ещё настоящие папы учат своих сыновей ездить верхом на лошади, показывают, как топор и лопату держать, вместе маме помогают воды принести или дотащить до печи мешки с углем. И в речке голышом вместе купаются, и маму не стесняются, когда раздетые. Она же мама! А этот – другой совсем…
Но, ты знаешь, мне его очень жалко. Поэтому я хочу попросить тебя: а можно сделать так, чтобы он не умирал? Я знаю, он сделал что-то очень плохое, поэтому ты и наказал его. Он мне много чего рассказывал. Только, правда, я мало что понял… Понял только, что он очень сильно расстраивается.
Не сердись на него, пожалуйста. Ты сердишься, а ему больно. Он всё-таки не такой плохой. Он спросил у меня, о чём я мечтаю. И, ты прости, но я ему всё рассказал. До этого я только тебе и маме всё рассказывал, больше никому. А теперь ещё и ему. Я признался ему, что мечтаю о собаке… Но я не стал рассказывать ему про беднягу Грю, потому что это надолго, а у него совсем не было сил… Знаешь, я так скучаю по лохматому Грю. Ты ведь не забываешь выгуливать его там у себя на облаках? А чем ты его кормишь? Чем вообще кормят псов, когда они становятся ангелами?... Слушай, а ты можешь показать мне его во сне? Хотя бы на минуточку! Пожалуйста! Тебе ведь не трудно? Я буду ждать.
А ещё я тебе стишок сочинил. Только ты не смейся, я ведь писал, как умею и как чувствую. Вот, слушай:
Собаки плачут слезами,
Когда умирают.
Старики плачут слезами,
Когда умирают,
Но иногда они плачут,
Как дети,
Так горько-горько,
Как будто плачут сердцем.
… Всё. Я надеюсь, тебе понравилось. Он, этот человек, тоже плакал сердцем, как маленький ребёнок. Если бы я был тобой, то обязательно пожалел бы его.
А вообще я хотел поговорить с тобой по-серьёзному: почему ты создал этот мир именно таким? Почему ты не сделал всех людей здоровыми, счастливыми, добрыми, чтобы они не злились друг на друга, чтобы горой друг за друга стояли, а не наоборот? Почему ты позволяешь им быть злыми? Почему ты их разлучаешь, зная, как сильно они любят друг друга? Почему ты отнял маму у Адель, а у Николя его единственного дедушку? Неужели они так сильно нужны тебе на небесах? Почему ты создал этот мир таким, что когда мама нечаянно разобьёт чашку, то так же горько плачет, как будто разбился я? А можно сделать так, чтобы она не плакала?... И вообще, ты заметил, что в последнее время она ещё чаще стала эта делать? То есть плакать…
Слушай, а ещё ты заметил, что почему-то перед тем, как войти в комнату, где лежит тот самый человек, о котором я тебе уже рассказывал, она наоборот прихорашивается, снимает фартук и даже надевает свои любимые серёжки с красными бусинками? Видя его, она даже улыбается. А раз так, то, кто бы он не был и что бы он не натворил, пожалуйста, сохрани ему жизнь! Я хочу, чтобы мама всё время так улыбалась, как сейчас.
Боженька, ты не сердись, но мне надо идти. Мама зовёт кушать. Видишь, у меня руки опять грязные, их помыть надо и быстрее за стол… Кстати, ты можешь ещё кое-что для меня сделать? Сделай, пожалуйста, так, чтобы руки вообще не пачкались. А то я их очень не люблю отмывать, а мама ругается, когда они грязные. Она же у меня жуткая чистюля. Ну, ты знаешь! Ты ведь сам её такой создал. А вообще спасибо тебе за такую чудесную маму, Боженька! Она у меня самая-самая лучшая! Я её очень люблю и никому никогда не позволю обидеть. Клянусь памятью бедняги Грю!
Помолись там у себя на небе вместе со всеми ангелами о счастье моей мамы. И о человеке этом тоже помолись. Пожалуйста, не забирай его. Пусть мама порадуется!
А я обещаю, что буду хорошо себя вести до конца дней своих и во веки веков.
Аминь!
Часть третья
ПОСЛАНИЕ МАРИИ
Знаешь, у каждого из нас есть свой Эталон Предательства. Им становится человек. Человек, после поступка которого, жизнь разбивается вдребезги, разлетается на мелкие осколки. Человек, с которым отныне будут сравниваться все остальные люди, причинившие боль. Он будет главной и самой горячей точкой этой боли. Высшей точкой боли. Этим человеком для меня стал ты, Дон Жуан.
Но у каждого из нас есть и свой Эталон Любви. Своя высшая точка счастья! И это тоже человек. И это тоже ты.
Земное воплощение двух начал – Божественного и Дьявольского. Два предела – высшее и низшее. Между этими пределами много лет подряд текла моя жизнь. И всё это время я пыталась удержаться между ними, обрести баланс.
Только сейчас, простившись с тобой на краю твоей собственной могилы (которой ты, кстати, так боялся), отпустив тебя, я обрела наконец-то этот баланс.
Теперь мы оба свободны.
Покойся с миром, Дон Жуан.
Я прощаю тебя!
Мария.