Вернулся он довольно поздно, но не один.
- Мама, мама! Папа, что с мамой, она заболела? – кинулась Лида к родителям и, увидев, как отец с трудом удерживает обмякшую мать, тут же остановилась.
- Да, доченька, немного… - он взглядом попросил бабу Клаву отвлечь дочь. - Ты оставь её сегодня, ей надо отдохнуть, а завтра она будет в полном порядке, - пообещал отец и увёл жену в спальню.
В прихожей чувствовался устойчивый запах винных паров.
- Баба Клава, мама что, такая пьяная? – спросила Лидочка у старушки и на лице девочки отразился ужас от созерцания матери в таком неприглядном состоянии.
- Нет, что ты, она просто себя неважно чувствует, - начала было та.
- Я же не маленькая уже, - обиделась Лида, - я знаю, когда люди бывают пьяные… Да и пахнет здесь плохо … воняет, в общем, - морщась, закончила она фразу.
- Ты, милая, не думай ни о чём, а иди-ка спать, знаешь, как ведь бывает - утро вечера-то мудренее, - обняла девочку бабушка и повела её в свою комнату.
Кое-как она уговорила Лидочку надеть пижаму и лечь в кровать, да так и просидела с ней до тех пор, пока та не устала от бдения и глаза её не стали слипаться. Тогда баба Клава поспешила на помощь Александру, который пытался привести жену в чувство. Тоне было плохо, очень плохо, и муж не отходил от неё, обтирая лицо и шею смоченным прохладной водой полотенцем и приговаривая, что всё будет хорошо.
- Саша, чем помочь, может чайку ей крепкого заварить? – спросила она, кивая на лежащую ничком на кровати женщину, свесившую голову над стоящим на всякий случай на полу тазиком и громко постанывавшую.
- Вряд ли она сейчас его выпьет, баба Клава… Спасибо большое, что уложила Лидочку, как она? – Александр выглядел уставшим, а грустный взгляд его выдавал все обуреваемые им чувства – беспокойство, печаль, гнев и стыд.
- Хорошо всё, ты не переживай за дочку, - старушка улыбалась, глядя на поникшего мужчину, и вдруг всполошилась, - ой, ты ведь голодный, я же картошечки почистила, сейчас пожарю.
- Спасибо, – покачал он головой, - не хлопочите, что-то аппетита нет совсем, - он резко повернулся к жене, начавшей издавать характерные в её состоянии звуки, и, подхватив за плечи, удержал её на кровати.
Через некоторое время, дождавшись, когда Тоне стало немного легче и она уснула, Александр навёл порядок в спальне и пришёл на кухню. Там он увидел на круглом обеденном столе призывно скворчащую сковороду с жареной картошкой и рядом две тарелки – одна с аккуратно порезанными кусочками копчёного сала и домашней колбасы, а другая с квашеной капустой в обрамлении кружочков солёных огурцов.
- Благодетельница ты наша, - тихо сказал он соседке, поджидавшей его, сидя возле стола на табурете.
- Что с ней вдруг приключилось? Почему она в таком состоянии? – тихо спросила баба Клава, дождавшись, пока Саша хоть немного поел.
- Да поссорились мы вчера, - покачал он головой, - она начала жаловаться, что ничего, кроме дома, огорода и сада не видит, сетовала, что бросила работу, где её уважительно называли Антониной Петровной… ну и дальше в таком же духе… Я пытался её вразумить, говорил, что у нас дочь и что ей необходимо внимание матери, а денег я достаточно зарабатываю, чтобы они ни в чём не нуждались…
Баба Клава видела, что Саша считает себя виноватым в том, что произошло сегодня и ей захотелось ободрить мужчину.
- Ты не кляни себя, не надо! – резко сказала она. – Знаешь, нам бабам иногда необходима небольшая встряска, а ты слишком уж мягкотелый, твои девчонки из тебя не просто верёвки вьют, а целые канаты уже плетут! – она эмоционально сопровождала свои слова взмахами руки.
- Ну что ты такое говоришь, баба Клава, я же люблю их, - возмутился Александр, - больше жизни люблю что одну, что другую, - он улыбнулся, оглядываясь на коридор, ведущий в комнаты, где спали сейчас его любимые сокровища.
- Ну ты прости меня, старую, я ж так, поддержать тебя хотела, - спохватилась старушка, понимая, что позволила себе лишнего и опасаясь, что её слова будут не так поняты.
- Всё хорошо, - вздохнул Саша и покачал головой, - только вот беспокоит меня всё же Тонино настроение. Как она могла так много выпить, что, не найди я её, и до дома не дошла бы, а на улице-то не май месяц поди!
- А где она была-то? – поинтересовалась соседка.
- Да в парке, что возле больницы, - пожал плечами мужчина, - она же в последнее время очень сдружилась с этой Зиной… ну, ты же знаешь её, к нам часто приходит… Вот я сразу и поехал к ней домой, а она примерно в таком же состоянии. Спрашиваю, где Тоня, она рукой махнула… говорит, мол, домой пошла. А дорога-то через парк самая близкая, я и кинулся сразу туда… Не заметил даже, как половину парка пробежал, глядь - а она там на одной из скамеек лежит и бурчит что-то себе под нос, не то песню поёт, не то причитает…
- Ой, надо же, какой стыд-то, - старушка всплеснула руками, - а если увидел кто, ведь обязательно найдутся доброхоты и Лидочке скажут, а девочка страдать будет.
- И не говорите, - покачал головой Саша, потом вздохнул глубоко и ударил кулаком правой руки о раскрытую левую ладонь, - я же ведь видел, что она прикладывается к винцу, надо, наверное, было вразумить её, а я побоялся обидеть своими нравоучениями! – он схватился руками за голову и покачал ею из стороны в сторону.
Баба Клава молчала, давая возможность ему высказать всё, что накипело на душе.
– Особенно, когда Зинаида в гости приходит, так Антонина, прям, с катушек слетает… Посидят с ней от души, и Тоня потом весёленькая такая, а то и раз – плюх в кроватку, даже не дожидаясь, пока Лидочка спать пойдёт! - продолжал Саша и голос его выдавал напряжённость и смятение, овладевшие им. – Нет, я с ней поговорю, завтра же поговорю! – резко заявил Александр, соскочил с табурета, прошёлся туда-сюда по кухне и, не найдя в этом успокоения, вновь присел к столу.
- А что дадут твои разговоры? – разумно возразила женщина. - Ты целыми днями на работе, вина полный погреб, Зинка ходит сюда, будто прописалась… как ты проконтролируешь всё?
- Тоже верно, - он задумался на мгновение, - завтра же избавлюсь от этих бутылей от греха подальше.
- Ты извини меня, сынок, но всё же я напомню, как говорят в народе – свинья грязи всегда сыщет, - баба Клава покачала головой и стала убирать со стола, заметив, что Александр больше не ест.
Она заварила свежий чай, придвинула поближе к нему тарелку с пирожками и, охая и ахая, направилась домой. Чуть позже Александр зашёл к дочери в комнату, присел на стул и долго всматривался в милое его сердцу личико, то хмурившееся, то улыбающееся. Девочку и во сне не оставляли эмоции, пережитые сегодня.
На утро Тоня чувствовала себя физически плохо, но ещё более мучилась от стыда, не помня, как попала вчера домой, но представляя в каком виде предстала перед мужем и дочерью. Она едва поднялась, когда Саша зашёл в спальню сказать, что уезжает на работу. Он всегда уезжал рано, но обычно Тоня к тому времени была уже на ногах и провожала мужа, а сегодня он совсем ни свет ни заря собрался, видимо, желая избежать неловких моментов.
Саша работал начальником совхозных ремонтных мастерских и сейчас у него началась ответственная пора – сезон уборки урожая закончился и сельхозтехнике требовался ремонт. Работы хватало, а хороших механиков было мало, поэтому Александру приходилось каждый день, засучив рукава, копаться в двигателях, карбюраторах, коробках передач - разбирать, собирать, чинить трактора и машины, да к тому же ещё и контролировать работу подчинённых. Но он любил эту рабочую суету, ему нравилось быть нужным и иногда незаменимым и поэтому его подразделение всегда отличалось порядком и лучшими показателями, которые неизменно оборачивались неплохими премиями.
Антонина, превозмогая накатывающую время от времени дурноту, быстро завела тесто и вскоре на блюде уже возвышались горкой пышные оладьи. Тоня суетливо выставила на стол вазочки с мёдом, вареньем, не забыв про сметану и молоко, и пошла будить дочь.
Завтрак прошёл в молчании. Виновато улыбаясь, Тоня принялась собирать Лиду в школу. Расчесала её длинные волосы и заплела две косички, повязав в них красивые белые банты. Затем подала ей отутюженные тёмно-синюю юбочку в складку, свежую белую блузку и пионерский галстук.
- Лидочка, тебе не холодно в школе в одной блузке, может кофточку подденем? – ласково спросила она.
- Не холодно! - как раз именно так ответила дочь и, не выдержав, обиженно задала мучивший её вопрос. - Мама, а почему ты вчера ушла и ничего мне не сказала, да ещё так долго не приходила? - Лидочка старалась заглянуть матери в глаза, которые та старательно прятала.
- Прости, милая, я поступила нехорошо, - тихо проговорила Тоня, готовая провалиться сквозь землю от стыда перед дочерью, - больше я такого не сделаю, - попыталась она улыбнуться, но улыбка вышла немного робкой и даже жалкой.
- Обещаешь? – обрадованно спросила Лида, мгновенно прижавшись к матери.
- Обещаю! – выдохнула Тоня и, надев на дочь куртку и шапку, повязала ей на шею шарфик и проводила до калитки.
Она наблюдала, как Лида, подбежав к соседским детям – брату с сестрой, тоже направлявшимся в школу, стала беззаботно болтать с подружкой, сверкая широкой и счастливой улыбкой. Затем девочка обернулась и помахала матери рукой и Тоня обрадованно подумала, что дочь простила ей вчерашний промах. Она постояла ещё немного, глядя как дети дошли до конца улицы и, свернув в переулок, скрылись из глаз, и решительно направилась в дом.
Её вдруг охватила настойчивая жажда деятельности, причём захотелось сделать что-то колоссальное, масштабное, словно это могло помочь ей прогнать противненько копошащиеся в душе мысли о своём вчерашнем позоре. Тоня мигом принесла стремянку из кладовой, сняла все оконные занавески и отнесла их в баню, где в просторном предбаннике стояла стиральная машинка. Проверив количество воды, она затопила банную печь, а тем временем затеяла генеральную уборку и в без того чистом доме.
Когда Лидочка возвратилась из школы, её встретил аппетитный аромат свежеприготовленного борща и сгрудившихся на блюде румяных чебуреков.
- Ой, как вкусно пахнет! – с порога закричала девочка и кинулась в распахнутые для объятий руки матери. Та крепко обняла и расцеловала дочь.
- Давай-ка переодевайся, моя золотая, мой руки и будем обедать, а потом - ты за уроки, а я закончу уборку, - весело проговорила Тоня, хотя её физическое состояние всё ещё было вовсе не столь ликующим, но на это она решила не обращать внимания, заглаживая свою вину перед семьёй.
Александр, увидев вечером привычный домашний уют и почувствовав, как умиротворённо толкнулось сердце в груди, словом не обмолвился с женой о произошедшем вчера, не желая спугнуть улыбки на лицах своих любимых девочек.
Они весело провели время за ужином и потом, позже, у телевизора и каждый при этом думал, что такие неприятности больше не повторятся в их милом и самодостаточном мирке.
Но, как говорится, человек лишь предполагает…