Один рояль и два Шопена

Ирина Спивак
                «Рояль был весь раскрыт и струны в нём дрожали…»
                Афанасий Фет.
      
 
О  Шопеновском фестивале  я узнала случайно в  транзите, который вёз, а вернее, мчал нас  во весь опор из аэропорта прекрасной Праги в совсем другой,  какой-то   зефирно-кремовый  курортный городок,  похожий  на  длинное, разукрашенное  виньетками и завитушками пирожное. Оно  вмещало  в себя неимоверное количество здравниц, слегка  разделенных парками и скверами, и   как-бы вытекало  из  леса на пригорке, где стояла и наша гостиница. По такому сладкому городку ходить бы и ходить без конца…  да вот ножки не соглашались, а тут ещё и прописанные  мне  санаторные процедуры подействовали на меня как-то не так… В результате пути мои стали коротки до смешного: от номера – до ресторана и до бассейна.
   Всё здесь имело обычную  для восточной Европы двойную подкладку: гостиница - она же санаторий.  Про  сами   
Марианске-Лазни все знали, что это старинный австрийский  курорт Мариенбад,  куда издавна  приезжали «на воды» всяческие европейские аристократы и знаменитости. 
   Может быть, и сам  Шопен здесь побывал… И Пётр Великий, возможно, сюда  на воды ездил. А вот Гёте точно бывал. Тут даже и гостиница есть его имени, и площадь возле неё.
 А Чехией  городок стал  стал только после войны.

    К нашему удивлению, городской театр оказался от нас в 5 минутах медленной ходьбы, что было, в общем, достижимо даже для моих ног. Тем более, что в этот вечер в рамках того самого фестиваля  здесь должен был выступать  неизвестный  прежде нам, но, видимо, очень знаменитый пианист-гастролер из Канады.
   
   Театр был небольшой, но настоящий – аж два балкона с позолоченными лепными  украшениями и небольшим амфитеатром. Всё видимое пространство  сплошь было  заполнено людьми,   
    На сцене стоял  рояль, и, как сказано  в эпиграфе, он «был весь раскрыт», и от него исходили какие-то физически слабо ощущаемые волны, от которых кожа покрывалась пупырышками, а сердце будто  готовилось  к экзамену или к свиданию.
  И вот на сцену вышел   тот самый канадский пианист. Короткошеий, полноватый. Волосы каштановые,  поредевшие и неопрятно длинные. Синий пиджак, затрапезный,  явно узковатый  и немного лоснящийся. Ну лабух лабухом... Неужели вот на это убожество пришли смотреть присутствующие здесь  сотни людей?!
  Пианист довольно застенчиво  кивнул  аплодирующей   публике, сел к роялю и возложил руки на клавиши. И тут произошло чудо. Из-под его пальцев полилась музыка, подобная живой воде. В воздухе разлился озон, пошел дождь, затем стали кружиться и медленно опускаться на землю снежные хлопья. То ли огромные  цветы, то ли воздушные балетные пачки взлетали под  самые  своды зала и перелетали из конца в конец, чтобы затем закружиться в нескончаемом фуэте. Слёзы совершенно неподобающе полились из глаз, и я не заметила, как подошел антракт.   После окончания концерта зал, как и предполагала билетёрша, продававшая нам билеты, долго и восторженно аплодировал…

     Через два дня там же  был еще один концерт. Выступал молодой чешский пианист.  В зале был аншлаг.  Пришел даже мэр города-пирожного. Длинный  и грациозный  блондин во фраке был сама элегантность. Он учтиво поклонился, приложив правую руку к груди и сел за рояль, откинув фалды. Длинные тонкие пальцы стремительно побежали по клавишам.  Бисер музыкальных созвучий рассыпался на слушателей. Но чуда почему-то не происходило. Музыкальные трели оставались всего лишь звуками, сколько бы  я ни закрывала  глаза. Пианист закончил и с выжиданием  посмотрел на зал. Зал молчал. Музыкант сделал резкое движение головой, так, что красивая длинная челка взлетела надо лбом и упала сбоку, и заиграл что-то ещё более бравурное и стремительное…
     Я не понимаю, в чем здесь был секрет, у меня нет большого опыта слушаньях инструментальной классики. Но факт остаётся фактам. В отличие от кадра из «Маленьких трагедий» этот несчастный Сальери  мастерски производил  многозвучия…  Он  тоже  играл виртуозно. Видимо, он не случайно был лауреатом всяких премий и конкурсов.  Возможно, он играл даже те же произведения, что мы слышали и в прошлый раз. Но звучали они как этюды и упражнения выдающегося ученика.  И  почему-то так и не сумели разбудить души и сердца, находящихся в  зале.

     Загадка…