Не сотвори себе кумира

Юрий Буков
Творческая среда – среда  вечно  недовольная.
И это нормально, коли надоели старые сюжеты, приевшиеся формы, набившие оскомину образы и герои.
Членам этого недовольного  «узкого круга ограниченных людей»  нужно творить (или узнавать) что-то новое, свежее, яркое, глубоко проникающее в «душу и сердце»  (ум, в конце концов). Назвали это недовольство – самовыражением или свободомыслием. И ещё есть одно  качество творческих свободолюбцев  – индивидуализм с  желанием  широкого  распространения своих творений.
Одна закавыка: -  быть недовольным могут многие, «распространяться»  – хочется всем,  а творить могут единицы.
Что делать?  (как вопрошал  классик).
Многие недовольные  псевдохудожники  (слова, кисти, экрана, зубила) давно нашли довольно лёгкое средство для применения  собственной бесталанности в целях  извлечения материальной выгоды, а именно: «пристегнуться к выгодному делу»; а  точнее  сказал Гоголь:
«. . . . . знаю, как много у нас есть охотников прикомандироваться сбоку во всяком деле. Чуть только явится какое место и при нем какие-нибудь денежные выгоды, как уже вмиг пристегнется сбоку секретарь. Откуда он возьмется, бог весть: точно как из воды выйдет; докажет тут же свою необходимость ясно, как дважды два…» 
Эти «прикомандированные» к чужим успехам псевдохудожники делятся на два вида:
-  ниспровергателей, хулителей признанных классиков,  кумиров;
-  воспевателей кумиров.
Для развития этой «новой мысли»  надо от чего-то оттолкнуться.
Начнём  с известного примера.
Лет 10-15 назад журналист Александр Минкин начал кусками публиковать свои эссе-не эссе,  рецензии-не рецензии, а что-то похожее на «заметки вольнодумца» о пушкинском романе «Евгений Онегин».
Зачем, почему, отчего – Бог его знает. Пушкина с трудом «проходят» в школе, пушкинские годовщины и праздники  отмечаются больше по необходимости, т.к. в настоящее время Пушкина ещё помнят, но мало кто читает.
Но факт остаётся фактом, Минкин вцепился мёртвой хваткой в «Евгения» и на протяжении нескольких лет публиковал свои заметки на канале «Эхо Москвы» (ныне запрещённом).
Навязчивость подачи материала Минкиным (или «Эхом») вынудила меня прочесть две-три заметки, после чего мне стали ясны (насколько я понял)  цели и тон Минкина. Это:
- воспользоваться именем титана в своих корыстных целях;
- низвергнуть его.
 Заметки Минкина, по сути, являются припудренной смесью нечистот, регулярно на протяжении нескольких лет выливаемых на бедного Пушкина.
Минкин «по косточкам» разбирал детали романа, указывал на поэтические ошибки автора, на незнание света, порочность и проч. и проч.
Казалось бы, ну раз сказал, два, три. Пора бы остановиться  Минкину. Всё понятно: Пушкин – не его  кумир.
Но Минкин не тот парень, чтобы, оседлавши тему, быстро с неё слезать.
(Салтыков-Щедрин: «. . он словно даже и не говорил, а гудел; гудел изобильно, плавно и мерно, точно муха, . . . , – гудел самоуверенно и, так сказать, резонно, как человек, который до тонкости понимает, о чем он гудит. . . . , внимая ему, слушатель с течением времени мало-помалу впадал как бы в магнетический сон и начинал ощущать признаки расслабления, сопровождаемого одновременным поражением всех умственных способностей.»).
Спору нет, Пушкин – человек со  всеми присущими человеку недостатками и даже пороками, осуждаемыми церковью и обществом. Как говорили в советскую эпоху – морально неустойчив.  Ибо,  каким макаром Пушкин мог разбираться, например,  в достоинствах  множества женских ножек? 
Однако  Минкин не заметил, главного в творчестве Пушкина. Пушкин, «всего лишь», лучше других своих современников  описал быт и настроения общества того времени, и свой взгляд на историю России и патриотизм. Тут и Онегин, и Пётр, и Полтава, и Цыганы, и Бахчисарай  и т.д.
Повторюсь, - Пушкин, «всего лишь», выразил свой взгляд. Пусть с ошибками, пусть с недомолвками, пусть с некоторой вульгарностью. Но  Пушкин  выразил это лучше других современников. Обозначил реперные точки брожений ума общества своей эпохи. И за это он  почитаем в России (да и во всём мире).
Впрочем,  Минкин вправе писать то, о чём хочет. Ибо – «свобода».
Однако, на мой взгляд,  Минкин  своим ниспровержением подтвердил вышеприведённую «новую мысль», а именно: сам Минкин не может написать ничего нового, путного, яркого; приходится эксплуатировать  имя  известного титана.
Есть другой тип, порода «прикомандитрованных» к чужому таланту – воспеватели  кумиров. 
Яркий пример тому – Д.Быков, накатавший десятки (а, может,  и сотни)  хвалебных опусов своим кумирам, идолам  -   Бродскому, Пастернаку, Ахматовой,  Вознесенскому.
Зачем он  пел и поёт им дифирамбы? Может быть, за то, что, например, Вознесенский протежировал Быкова  в Союз Писателей?  (Вообще, без протекции  «свободолюбцы» жить не могут. Тащат друг друга в союзы, жюри, комитеты, комиссии. . .). 
Хотя кто такой Д.Быков? Поэт? – Нет. Достаточно  открыть, как сказал Булгаков, пару страниц стихов Быкова, чтобы удостовериться, что Быков – не поэт (хотя Вознесенский протащил его в Союз Писателей СССР именно, как поэта!).
Так  кто же  он?   -  Может, быть, свободолюб?  (Он, вроде, постоянно твердит что-то о свободе.) Но  нельзя же  называть свободолюбцем человека,  добровольно надевающего на себя кандалы  идолопоклонника. На поверку Быков оказывается, плодовитым  «слугой покорным»  своих идолов-кумиров  и  обслуживающий их своим бойким, но  посредственным пером.
И тогда я подумал (а думать, как сказал  К.Дойль, - не запрещено): -  да так ли, уж, «свободолюбцы» свободны в своих пристрастиях и взглядах?
Ещё  Салтыков-Щедрин  заронил  в меня сомнения:
«Разверните их мысль вполне, и вы убедитесь, что вся она резюмируется одним словом: КАНДАЛЫ.»
А  Ф.Достоевский подтвердил:
«. . .ибо ничего и никогда не было для человека и для человеческого общества невыносимее свободы».
Глянул я вокруг и – что же вижу?
У наших псевдохудожников  (например, слова)  -  кумир на кумире сидит и кумиром погоняет.
Тут  -  те же - Бродский,  Ахматова,   Пастернак,   Цветаева и  т.д. «Всех и не пересчитаешь».
И тогда я   решил, подобно Минкину, взяться  за  дело ниспровержения  кумиров (это дело мне показалось по плечу, а петь дифирамбы - неприятно). Тем более, что я замахиваюсь не на классиков, а на искусственно раздутых мыльных пузырей, о которых даже в школе только упоминают. Но в их честь усилиями свободолюбивых добровольных  рабов, типа Быкова,   ставят памятники, развешивают мемориальные доски, чеканят медали, устраивают литературные праздники ничуть не меньше, чем Пушкину.
Сказано – сделано. И вот я берусь за  ниспровержение  кумиров «свободолюбцев».
Однако,  с кого начать?
Кумиров много, а я – один; да и мой литературный багаж невелик.
В этом деле  надо  на кого-то  и на что-то  опереться.
В математике есть понятие исследование функции по её экстремумам, - наиболее ярким характерным точкам.
Так и я:  беру самого известного, самого  лауреатного, самого почитаемого («в узком кругу ограниченных людей») кумира – И.Бродского.
Опираюсь на  первую  цитату  И.Бродского:
 «Сосредоточьтесь на точности вашего языка. . . . .Цель в том, чтобы дать вам возможность выразить себя как можно полнее и точнее.»
Ну что же, «полнее и точнее». Хорошо сказано. Но выполнит ли сам Бродский свой наказ?  Обращаюсь к лучшим строкам  из творчества Бродского (как утверждают некоторые его обожатели):
«И вечный бой.
Покой нам только снится.
И пусть ничто
не потревожит сны.
Седая ночь,
и дремлющие птицы
качаются от синей тишины.»
Или:
«Кто к минувшему глух
и к грядущему прост,
устремляет свой слух
в преждевременный рост.»
Во-первых, слова «И вечный бой. Покой нам только снится» надобно брать в кавычки, как заимствованные у Блока.
Но суть в другом. Лично мне, непонятно, как  могут «птицы качаться от синей тишины» и какой-такой «преждевременный рост может быть  у слуха»?  Эти выдумки  понятны только самому Бродскому или его слепым почитателям. Ничего «полного и точного» в помине нет. В других стихах Бродского – те же многочисленные  ляпы.
С удовольствием констатирую:  Бродский – не мой кумир. И я его (в своём собственном мнении) ниспровергаю.
Идём дальше.
Б.Пастернак:
«Луга мутило жаром лиловатым,
В лесу клубился кафедральный мрак.
Что оставалось в мире целовать им?
Он весь был их, как воск на пальцах мяк.»
Надо очень постараться, чтобы  понять, о ЧЁМ, собственно, речь «кумира». Стараюсь-стараюсь, но ничего не понимаю.  Кому, кого и зачем надобно «целовать»? Лиловатому жару? Кафедральному мраку? Лугам? Лесам? «Как воск на пальцах»? М-да.
Согласовываются ли строки Пастернака с вышеприведённым правилом Бродского о точности и ясности мысли? – Нет!
Берусь за «Живаго» - чёрт ногу сломит; тошнит после двух страниц.
Прихожу к «печальному» выводу: понимать  Пастернака не только сложно, но и НЕ НАДО. Пастернак – не мой кумир. Ниспровергаю.
Вспоминается мнение С.Михалкова, утверждавшего, что выдвижение Пастернака на Нобелевскую премию – банальный политический, антисоветский  акт Запада.
Ладно, перехожу к следующему кумиру «узкого круга. . .».
.Ахматова:
«Я не любви твоей прошу.
. . . .  .
В мою торжественную ночь
Не приходи. Тебя не знаю.
И чем могла б тебе помочь?
От счастья я не исцеляю.»
Что это за «торжественная ночь» Ахматова не разъясняет ни словом; даже не намекает. Мол, догадывайся, мучайся читатель, сам. Слова «Тебя не знаю» искусственно втиснуты в строфу; только для рифмовки  со словом «исцеляю».  Особенно принимая во внимание,  что  Ахматова обращается именно к знакомому (очень близкому) человеку.
Или (та же Ахматова):
«Из-под пестрой скатерти не видать стола,
Я стихам не матерью — мачехой была».
Связи  между «скатертью стола»  и «мачехой своим стихам»   нет никакой.
Полное пренебрежение Ахматовой правилу Бродского.
Только за последнее двустишие Ахматову,  по остроумному выражению О.Генри, «надо закопать обратно в раскопки».
Итак, Ахматова – тоже не мой кумир. Ниспровергаю.
Можно, конечно, продолжить список искусственно раздутых  кумиров, но мне пора пить пиво. И к тому же,  надо сделать какой-то вывод.
Но прежде обращусь к лазейке  Бродского (ох, «хитрец») для  посредственностей:
 «Не читайте стихи как прозу. Поэзия — не информация. Информация стихотворения заключена в его мелодии.»
Полное противоречие его же первой цитате! Выкрутился.
Ладно, подумал я  (а думать, как сказал Дойль. . .  впрочем, не буду повторяться), попробуем  ниспровергнуть и это «новое слово» - вторую цитату Бродского.
Для этого обращаюсь к  И.Ильфу и  Е.Петрову:
«. . .к вице-королю подошел низкорослый идиот и, доверчиво обняв его за талию, сказал несколько слов на птичьем языке.. . . — Эне, бэнэ, раба, квинтер, финтер, жаба.»
В романе «Золотой телёнок» этим словам (вложенным в уста идиота) придаётся траги-комическая  окраска.
Хотя  смысл этих слов (при желании) можно ОТЫСКАТЬ. Например, кто-то считает их детской считалочкой, а кто-то отсылает к латинскому изречению. Мало того, выражение -  рифмовано,  строки имеют одинаковый размер, в них (если включить воображение) заключается какая-то тайна. Это самые настоящие стихи (по второму мнению Бродского) да и только!
Тем не менее,  Ильф и Петров отнеслись к этим словам скептически,  по сути,  как к бессмыслице.
Итак, Бродский даже по противоречивости своих «догм»  - не мой кумир.
И указанные после него – тоже.
Но их продолжают насильно насаждать  (насильничать можно и без Государства, имея в руках ключевые литературные посты)  .
Вывод (хотя бы, самому себе): без кумиров не может обойтись ни один тип «свободолюбивых» псевдохудожников.
Кумиры, кумиры, кумиры и «прикомандированные охотники».
Деться некуда от них.
Строчат друг другу хвалебные рецензии, тащат друг друга  в союзы, награждают и премируют друг друга, и  непременно «пристёгиваются»  к какому-либо классику. Алгоритм восхождения на Олимп литературы и дисциплина на нём - железные (достаточно посмотреть биографии «свободолюбцев», чтобы увидеть эти крепчайшие правила железной дисциплины. Знакомство с кумиром, хвалебный опус, протекция, опора на классика, известность. Без этой спайки им не удержаться на плаву, т.е.  – не быть у кормушки. А жить они любят – широко.) .
Ещё Чехов заметил этот алгоритм «прикомандированных охотников»:
«. . . . у актеров и литераторов круговая порука: раз они приняли тебя в свою среду, ты становишься известным на всю Россию».
Благодаря «круговой поруке прикомандированных»  Русская литература начала оскудевать,   всё реже стали появляться на свет «глыбы» (по меткому выражению В.Ленина).
Но литература ещё пыталась бороться, и в первую половину 20-го века появились-таки «глыбы»:  Новиков-Прибой, Куприн, А.Толстой, Маяковский,  Есенин, Твардовский, Фадеев, Шолохов, Шукшин. Каждый из них дал свою оценку происходящим в России событиям мирового масштаба или просто природе. Их талант  породил яркие:  «Цусима», «Яма», «Юнкера»,  «Хорошо», «Пугачёв», «Тихий дон», «Хождение по мукам», «Берег  левый, берег правый», Разгром  и т.д.
Но кроме характеристики эпохи указанные «глыбы литературы» великолепно владели литературным словом.
Например:
А.Толстой:
«Три залпа потрясли ночь.  Три зарницы, вырвавшись из орудий, окровавили океан. Три роя стальных дьяволов, визжа слепыми головками, пронеслись черт знает куда и, лопнув, озарили  звездное небо.»
Маяковский:
«Я достаю из широких штанин
Дубликатом бесценного груза.
Читайте, завидуйте,
Я – гражданин Советского Союза!»
Есенин:
«Вечер навалился, дремлет кот на брусе,
Кто-то помолился: «Господи Иисусе».
Вот где видна СИЛА слова.
Разве можно сравнить их с беспомощным Бродским:
 «Птица уже не влетает в форточку.
Девица, как зверь, защищает кофточку.
Поскользнувшись о вишневую косточку,
я не падаю. . .»
Секрет таланта «глыб» Русской литературы 19-го и первой половины 20-го веков прост – Любовь к России плюс талант.
А  Бродский, Пастернак, Ахматова, Цветаева, Мандельштам писали больше про себя – любимых. Даже «Реквием» Ахматовой – всего лишь слабый штрих антисоветчины.
Поэтому  «круговая порука прикомандированных» продолжила свою разрушительную деятельность. В современной Русской литературе уже не отыскать «глыб», не видно заметных  литературных событий,  нет даже  просто ярких выражений.
Ну, нельзя же назвать событием враньё Солженицына, развенчанное настоящими историками.
Нельзя назвать событием даже «Юнону» Вознесенского, вытянутую к известности коллективным мастерством актёров и композитора.
А про других новых кумиров и говорить не хочется.
Но читателя  настойчиво продолжают  направлять к  «ложным маякам».
Процесс разложения литературы зашёл слишком далеко. «Глыб» более нет. Вместо них остались (появились) члены многочисленных творческих союзов, комитетов, комиссий и  Обществ под  именем старых российских классиков, которых используют в своих личных интересах  «прикомандированные охотники».
Возвращаясь к ниспровергнутым (всего лишь, мной) кумирам, можно услышать возражение их обожателей: «А мне нравятся эти кумиры».
На это у меня есть, во-первых, свой  собственный ответ: «Нравится вам «Чёрный квадрат» Малевича – так смотрите на него  хоть до появления белых дыр на нём. Нравится вам  непролазные дебри Пастернака – учитывайтесь до умопомрачения. Нравится катание автомобильных покрышек актёрами К.Серебренникова по сцене театра – упивайтесь.»
Но вспомните  слова настоящих  классиков:
Чехов:
«Как люди охотно обманываются, как они любят пророков, вещателей, какое это стадо!»
Гоголь:
«Публика не имеет своего каприза; она пойдет, куды поведут ее. Не попотчевай ее сами же писатели своими гнилыми мелодрамами, она бы не почувствовала к ним вкуса и не потребовала бы их.»