Сразу уточню, что речь пойдёт не о поп- или рок-музыке, а об академической ("классической") музыке и музыкантах.
Опубликовать здесь этот текст меня подтолкнули, с одной стороны, свои наблюдения за теми (преимущественно женщинами), которые с восторженным ожиданием смотрят на музыкантов, предполагая, что эти небожители живут в каком-то сказочном мире, а с другой стороны, воспоминания одного человека, получившего высшее музыкальное образование и даже достигшего определённых успехов, но потом увидевшего изнанку этого мира, ушедшего от него и чьи воспоминания я здесь ниже привожу.
Итак:
"В детстве я был тихим, послушным ребёнком. Я старательно до 3-го класса учился на пятерки, стараясь радовать маму и папу. Разумеется, в этом возрасте я не мог их критически оценивать и тем более противодействовать. Но, как я понял с годами, моя мать была энергичной, властной, желавшей управлять всеми членами семьи (в том числе и мужем, моим отцом, который был её младше и психологически незрелым) и строить жизнь каждого из нас по своему разумению.
А разумение было такое: заставить мужа пойти служить, чтобы получать много денег (офицеры СА на зарплату не жаловались, а на Севере с двойным коэффициентом - тем более) и на эти деньги все покупать, добиваясь сытной жизни чужими руками.
Ещё когда я был в 1-м классе, она отдала меня учиться музыке. В целом в этом не было бы ничего плохого, если бы не её невесть на чём основанное представление, что музыкой будешь много зарабатывать; помню, как она в беседе с кем-то говорила: "С музыкой всегда будет кусок хлеба". На чём было основано - непонятно. Потому что к музыке она сама не имела никакого отношения, её чуралась, никогда её не любила, не умела играть ни на одном инструменте - даже на фортепиано одним пальцем - за всю жизнь ни одной песни не спела и, как сама про себя говорила, "мне медведь на ухо наступил". Но, видимо, мечтала вырастить из меня лауреата, у которого будет много денег. Вообще, она была зациклена на деньгах, в которых для неё было заключено всё представление о благе.
И вот, когда мне было лет 10, ей, видимо, моя учительница в музшколе (желая сделать добро мне, её хорошенькому маленькому ученику) рассказала, что далеко-далеко, в одном крупном городе, есть специализированная школа для особо одарённых к музыке детей. Конечно, в те давние годы не было интернета, и получить более детальную информацию было трудно. Но моя мать задалась целью пропихнуть своё чадо незнамо куда, полагая, что, отдавая своего ребёнка в чужие руки, купит ему талант за деньги.
Надо признаться, что, кроме старательности и аккуратности, мне не было в музыке ни на что больше опереться: музыкального таланта особого у меня не было. И было бы правильно, чтобы в такую школу, где почти все ученики - дети столичных профессиональных музыкантов, впитывающие представления о музыке ежедневно с рождения, меня бы не приняли. Но...
И вот то, что при осмыслении с годами меня ужаснуло. Ей удалось меня пропихнуть. Как?
Я, разумеется, ребёнок, тогда не понимал, но память сохранила некоторые обрывки фраз, которые потом сложились в цельную картину.
Она узнала, что кое-кто из педагогов школы берёт взятки. Помню, мы даже ездили к одному домой (на улицу Рубинштейна; став старше, я как-то ещё раз там был, поэтому и запомнил адрес), где мать с ним уединилась и они что-то обсуждали. Помню даже его слова, что он не входит в приёмную комиссию, дескать, поэтому не влияет на результат, поэтому не буду грешить и утверждать, что он "взял".
С кем ещё встречалась мать, что делала и о чём говорила, не знаю; я, ребёнок, сидел в отведённых для поступающих комнатках и ждал её возвращения. Но тем не менее я оказался в списках принятых. А она уехала назад, в далёкий провинциальный город, где мы тогда жили и куда я с 10 лет приезжал из интерната на короткие каникулы. (Справедливости ради скажу, что в эту школу-интернат по разным причинам - например, "представитель малых народностей"- брали иногда и не самых одарённых; так сказать, исходя из политических соображений).
А дальше с каждым годом меня ждали всё большие мучения, потому что требования ко мне со всех сторон были такими, с которыми я, брошенный к чужим и часто недоброжелательным людям, не мог справиться.
Как это часто бывает, в этих случаях страдает прежде всего нервная система. И хотя я за собой этого не замечал, и мне казалось, что у меня всё нормально, но, разумеется, в психике происходили деформации, которые всегда происходят у попавших в круг людей с изуродованной психикой и лишённых нормального воспитания. Остаётся только радоваться, что они не дошли до крайности.
Я об этом не писал бы (в конце концов, неправильное воспитание и другие обстоятельства порой приводят и к трагедиям, так что моя история не из худших), если бы не одно НО.
Внезапно для себя я осмыслил свои воспоминания, которые ещё больше мне окрыли глаза на двуличие в мире музыкантов, якобы служащих высшим идеалам и якобы должных быть примером для всех остальных многогрешных. (Один мой знакомый в шутку, с иронией как-то сказал: "Вы, музыканты так воспитаны - НЕЛЬЗЯ ФАЛЬШИВИТЬ!". Дескать, в греховном мире ложь - неотъемлемая часть, а вы, "святые", живёте в иллюзорном мире).
Не буду утверждать, что взятку за то, чтоб меня приняли, взял мой будущий педагог. Даже, скорее всего, побоялся мараться. Скорее всего, мать всучила её кому-то рангом выше. А меня ему спихнули, отчего он раздражался, уже только видя меня, воспринимая как обузу, от которой поскорее бы избавиться.
И меня, беспомощного, доверчивого мальца, который был явно не готов к такому, бросили в среду, которая тоже не была готова принимать таких.
Поясню примером.
Уже совсем взрослым, я как-то взялся обучать игре на пианино какого-то мальчика. Его родители, довольно молодые люди, любя сынишку, хотели его развивать и следили за его развитием. И вот после нескольких наших встреч, они через него мне дали для заполнения заданий дневник. Меня это поразило: люди, далёкие от музыки и педагогики, но здравомыслящие, поняли, что ребёнку будет интереснее и понятнее, если записывать задание. Это аксиома детской педагогики.
Возвращаюсь к специфике той обстановки, в которой оказался я, ребёнок с периферии.
За все годы моего нахождения в этой спецмузшколе, с младших классов до самого выпуска из неё, мой педагог даже не заикнулся о том, чтоб записать и сделать мне понятным задание. Он ни разу не показал, как это сыграть на инструменте. Каждый урок он только ругал меня: "Ты почему не занимаешься?", - и выгонял в коридор заниматься, а как это делать - не объяснял. Вся первая половина дня у меня была занята уроками общеобразовательными, а после интернатского обеда вся вторая была отнята стоянием в коридоре и издаванием звуков, якобы означающих, что я занимаюсь. А мой педагог выглядывал из класса, где у него были другие, более успешные и перспективные для его карьеры, сыночки и доченьки городских музыкантов, и грозил мне: "Приду и проверю!",- оставляя меня без ужина и без отдыха.
По итогам первой же четверти 4-го класса он мне, ещё до прошлого года круглому отличнику, поставил тройку. С этим позором и не понимая за что я ехал к родителям в Черняховск на осенние каникулы. А после каникул меня вызывали в кабинет директора. И я, маленький, испуганный, стоял на ковре, а он с обличительным видом бросал в мою сторону обвинения: "Не умеет заниматься".
Задание на лето он давал очень просто: вызывал к себе в класс, открывал толстенный сборник сложнейших этюдов, которые и сам, наверно, не мог сыграть, и наугад, за минуту, назначал мне выучить за летние каникулы штук 10-15, ставя в углу листа свою подпись. До сих пор удивляюсь, неужели не хватало здравомыслия понять, что это непосильная для ребёнка задача? Зато в три летних месяца мне было гарантировано каждый день по два часа мучиться, совершенно бессмысленно лишая себя радостей каникул. И так каждый год. А мать, видимо, настроенная им в письмах, как только я останавливался, сокрушенно гневалась: "Ну, почему ты не занимаешься?".
В результате к окончанию школы я не был как положено научен, у меня не был усвоен комплекс необходимых навыков и умений, а на свою выпускную программу из нескольких произведений был натаскан неосмысленной зубрежкой. Но это единственное, что у меня было в багаже. Потому что родители уехали на Север за длинным рублем, а я к выпуску из школы был в том возрасте, когда решался вопрос, как дальше пойдёт жизнь. И опереться больше мне было не на что. Права работать с дипломом школа не давала. Либо поступаешь в ВУЗ, либо забирают на срочную службу, а там - как судьба распорядится. Возможно, и трагично.
(В ВУЗ можно было бы поступать и не в консерваторию, а к примеру, в Институт культуры, но в отличие от тех юношей и девушек, рядом с которыми их родители помогали выбирать направление, я, одинокий, даже не слышал о такой возможности).
И тогда я своим умом решил от безысходности пробовать поступать не в столичную консерваторию, а в периферийную, если можно так выразиться.
И вот теперь я подхожу к самому важному, к тому, что вдруг мне открылось, что сложилось, как пазл, как только я связал между собой несколько разрозненных воспоминаний.
Одно из них - слова матери о том, что их общий знакомый в том городе, где я сдавал вступительные экзамены, заходил в консерваторию и, увидев в списках поступивших мою фамилию, им сообщил на Север о том, что их сын принят.
Вроде бы, безобидный факт. Но зная манеру моей матери всюду пропихивать за взятки, я заподозрил, что есть тут что-то неладное.
По уровню моей музыкальной по специальности подготовки меня, по идее, не должны были принять в консерваторию. Рядом со мной были абитуриенты, которые были намного лучше исполнителями, виртуозно исполнявшими вступительную программу, но их не приняли. И вот, спустя несколько десятилетий вдруг до меня дошло.
Скорее всего, мать настроила отца связаться с бывшим сослуживцем, который проживал в городе, где я сдавал вступительные экзамены и (небезвозмездно) поговорить с председателем экзаменационной комиссии по специальности. Именно от него зависело поступление или непоступление абитуриента. Даже не от результатов последующих экзаменов: у кого им скажут принять экзамен, у того и примут.
А председателем комиссии был, разумеется, заведующий кафедрой.
Я в годы учебы привык его уважать и побаиваться. Он был тихий и подозрительно вежливый. Думаю, его боялись и преподаватели кафедры. Он ни с кем не спорил, был деликатен, но, видимо, мог тихо-тихо удавить неугодного. Именно поэтому, предполагаю, комиссия не возражала, когда видела, что абитуриент явно не "тянет" на уровень вуза, но, видимо, заведующему кафедрой зачем-то нужно его "протащить". Единственно что они могли - выразить нежелание принять такого в свой класс, чтоб не мучиться с неподготовленным. Поэтому он отдал меня в класс не присутствовавшему на экзамене преподавателю. Сплавить трудного на другие плечи. Хоть они были оба и заслуженные, хоть и давно знакомы, но - своя рубашка ближе к телу - тяжелую ношу он переложил на плечи того: крупная сумма на дороге не валяется.
(Справедливости ради, я скажу, что мой преподаватель вложил в меня много своих стараний, что наверно тоже не укрепило его, вскоре ушедшего из жизни, сердце, а я из кожи вон лез в занятиях и "вышел" на красный диплом - единственный на курсе. Но также надо сказать, что методикой обучения он не владел. Жизнь заставила после выхода на пенсию его, известного в городе музыканта, искать себе новое место, чтоб хоть как-то выживать с мизерной пенсией. И заниматься со студентом, у которого большие пробелы в азах техники, он не умел; ему бы творить с уже хорошо подготовленными, а как работать над терциями или как освоить стаккато, он, у которого само игралось, не знал). Но студентов распределяли по классам, исходя вообще не из их индивидуальных особенностей, а из интересов учебной нагрузки педагогов. Если бы моим наставником стал педагог, умеющий объяснить процесс, то результаты моего развития были бы куда лучше, и я не был бы доведён до нервного истощения. Из консерватории я вышел возбуждённым и совершенно не представляющим, как надо обучать, хотя попросил (вдохновлённый примером своего преподавателя) распределить меня педагогом музучилища. Теперь я с ужасом думаю, до какой профанации доведено в музыкальном обучении, если даже в среднем звене оставляют молодого специалиста один на один с проблемами, жертвами которых становятся учащиеся в училище подростки, отданные в неопытные и неумелые руки "зелёного" специалиста. Ни в одной сфере, по-моему, такого не допустят, чтобы к станку или штурвалу поставить новичка и не прикрепить к нему куратора, который на первых порах подскажет и проконтролирует. И только в музыке пущено на самотёк - за закрытыми дверями класса неумелый новичок, не получивший в консерватории полноценного музыкально-педагогического образования, допускается до душ растущих, молодых. До сих пор мне стыдно: после выпускного экзамена четверокурсника, моего ученика, у меня не нашлось слов похвалы и одобрения, которые я должен был как педагог сказать ему на прощание; помню, как это его сильно обидело, но только много времени спустя я дошёл своим умом, что есть на этот случай в музыкальной и общей педагогике неукоснительные правила методики проведения выпускного экзамена, о которых мне не рассказывали. Всем предыдущим обучением я не был подготовлен ни к роли музыканта-исполнителя, ни к роли педагога; думаю, что немало таких. Однако государство смотрит сквозь пальцы на то, что в каких-то там музыкальных школах и других подобных учебных заведениях, где находится ничтожно малая часть детей в сравнении с общим их количеством, педагогикой занимаются люди, которых десятки лет учили совсем другому делу - исполнительству, - и влиянием на личность ученика они занимаются дилетантски. Со всеми вытекающими из этого губительными последствиями. Кому до этого дело в массе других, больших, проблем? Как сказал поэт,
"Это обычное
воровство и растрата
среди охвативших страну растрат".
Прожив жизнь, я теперь понимаю, что и завкафедрой тоже находился в зависимом положении: из вышестоящей консерватории на него смотрели его кураторы и оценивали, хорошо ли он поставляет им своих выпускников, хорошо ли обеспечивает им их учебную нагрузку, проще говоря - хорошо ли их он кормит. И если будет мало поставлять учеников, они найдут способ снять его с кормящей должности, отстранить от кормушки.
Я отдаю себе отчёт в том, что такая система действует повсюду. Каждый хочет жить безбедно, каждый хочет занимать более высокое положение в социальной иерархии, потому что это даёт возможность более полной самореализации, даёт больше возможностей для упрочения своих жизненных позиций (но не за счёт воровства же). Жаль, конечно, что у многих это понятие извращается и превращается в жажду незаконной наживы и формирование круга заискивающих и кормящих лизоблюдов-подчиненных.
Но это - жизнь в её многообразии, и я не судья другим, если это не относится к сфере музыкальной культуры. В ней стержнем интересов должно быть духовное, а материальная выгода, материальная
заинтересованность - только побочным следствием. По-моему - так.
На концерт артист должен выходить для того, чтобы выразить переживания от исполняемой музыки, а не для того, чтобы хапнуть денег побольше.
Для меня было потрясением узнать, как педагоги-участники жюри музыкальных конкурсов "протаскивают" в лауреаты "своих", чтобы получить свою часть призового фонда. Как служение искусству превращают в бизнес. (Справедливости ради, скажу, что нередко поражаюсь феноменальному исполнительскому мастерству лауреатов и участников таких конкурсов, достигнутому феноменальными способностями и адским трудом. Но какой ценой? И что принесено в жертву?).
То, что моя мать, желая мне благ так, как она понимала, втайне от меня просовывала в сферу музыки, это - другая тема. Конечно, счастье не купишь за деньги, и человек счастлив тогда, когда сам находит в жизни своё место, а ему в этом лишь помогают.
Но взялся я написать все вышеизложенное потому, что вдруг меня осенило, в какую же гадливую среду подталкивают амбициозные родители своих детей, если сами не любят музыку искренне, а стремятся извлечь из духовного материальную выгоду. И в других сферах тоже губительно идти заниматься делом, не будучи им искренне влекомым, а лишь ради корысти, но уж в искусстве и подавно".
Я не психолог и не физиолог, но, видимо, есть какие-то психофизиологические причины, по которым недалекие женщины возбуждаются от музыки и наивно предполагают, что с нею они попадут в райский мир и испытают блаженство. На деле же оказывается, что среда музыкантов - это среда музыкальной обслуги, зависящей от чьей угодно прихоти и вкуса, среда, где побираются милостивыми подачками, ради которых удавят ближнего. Но чтобы придать себе важность, здесь изображают большую значимость, якобы способность влиять чуть ли не на ход истории, а потому доступную только избранным. Вроде секты для посвящённых. И легковерные туда годами, не жалея сил, стремятся, полагая, что вознесутся вверх.
А попадают в самый низ.