Романс, посвященный Рождеству

Михаил Кедровский
       В двадцатых числах декабря 1961 года юный Иосиф Бродский, молодой Евгений Рейн, может быть, кто-то еще из литераторов ленинградского андеграунда приехали в Москву. На станции метро Библиотека Ленина вышли в город и на такси мимо Александровского сада, мимо дома на Набережной, мимо «Ударника» отправились в Замоскворечье. Конечным пунктом маршрута была Большая Ордынка, 17, где у писателя Виктора Ардова (отца Алексея Баталова) по нескольку месяцев в году, по творческим и нетворческим делам проживала Анна Ахматова. Литераторы приезжали, чтобы отчитаться перед мастером о проделанной работе, устроить поэтический вечер, послушать новые произведения корифея русской поэзии, окунуться в атмосферу предновогодних дней.

        «Рождественский романс» Бродского я привожу здесь в интерпретации Евгения Клячкина, он исполнял его под нехитрый гитарный аккомпанемент. У меня отложились в памяти приводимые ниже строки, до сих пор их помню наизусть.      

Плывет в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.

Плывет в тоске необъяснимой
пчелиный хор сомнамбул-пьяниц.
Ночной столицы фотоснимок
печально сделал иностранец,
и уезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.

Плывет во мгле замоскворецкой
пловец несчастия случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви и невезенья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка расписная,
своей тоски не объясняя.

Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и тает мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.

Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь, качнувшись вправо,
качнется влево.

Клячкин пропускал (не исполнял) следующее восьмистишие:

Плывет в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необъяснимой.

       Мне кажется, что эти строки выбиваются из общего тона. Откуда взялся «певец печальный»? Лавок керосинных в Москве уже не было, как и невзрачной улицы в центре. Красивого и старого любовника, на мой взгляд, представить себе трудно.

       Главная тема Романса о Рождестве – одиночество человека в большом городе. В начале шестидесятых годов прошлого столетия эта тема была достаточно новой для России (СССР). Кроме Москвы, настоящих мегаполисов у нас еще не было. Тема городского одиночества абсолютно реальная. У меня в российской столице есть родные места безотносительно знакомств и человеческих связей, в том числе и упоминаемые Бродским в конкретном стихотворении. Добавлю, что старики подчас чувствуют себя увереннее в предстоящем, чем молодые, потому что последним требуется еще прожить свою жизнь и понять, зачем она нужна.

26.09.2022