Когда мне было шесть лет... я нарисовал
цветным карандашом свою первую
картинку… Я показал моё творение взрослым
и спросил, не страшно ли им?
- Разве шляпа страшная? – возразили мне.
А это была совсем не шляпа. Это был удав,
который проглотил слона.
Антуан де Сент-Зкзюпери. Маленький принц.
- У тебя не получится, – снова сказал Михейка и снова, от нечего делать, сгребал ногами пожухлые осенние листья и, футболя по ним, разбрасывал в стороны.
В детском саду из детей оставались только он и Вика, диковатая на вид девочка. Сидя на корточках, она делала из песка куличи. Формочка изображала рыбку, но каждый раз, когда девочка её поднимала, рыбка рассыпалась, становилась кучкой сухого песка.
- Не получится! не получится!.. – поддразнивая Вику, твердил Михейка. Теперь, шаркая подошвами ботинок, он бегал вокруг песочницы как заводная игрушка.
Михейка ходил в старшую группу. Обычно за ним приходили рано, но сегодня его родители почему-то задерживались.
Вику он почти не знал. Знал только, что она ходит в среднюю группу и что из детского садика её часто забирают последней.
Запыхавшись, он сбавил бег и перешёл на шаг; надоело носиться одному вокруг песочницы; не терпелось с кем-то поиграть. Но Вика по-прежнему не обращала на него внимания.
- Рыбки такие не бывают, – чуть надменно проговорил он. Притоптывая ногой, он стоял и с прищуром, вызывающе смотрел на неё.
На этот раз, как будто впервые заметив его, она ответила:
- Ничего-то ты не понимаешь, они просто уплывают, глубоко-глубоко. А если песок полить водой, они не будут уплывать.
Михейка усмехнулся: и совсем неправда, разве он маленький, разве не понимает, что рыбки никуда не уплывают. Они ведь не живые.
Подумаешь – не живые… для неё это неважно. Она подняла формочку, и, рассыпавшись, рыбка снова превратилась в маленькую пирамидку. Но Вика знает: это рыбка, только она там – глубоко-глубоко, а Михейка её просто не видит. И напрасно злится и задирается. Вика его совсем не боится, ну ни капельки.
Он насупился. Он не хочет, чтобы Вика играла одна. Вот возьмёт и сломает всех её рыбок, никого не испугается. И он ногами раскидал куличи.
Она выронила формочку и левой ладошкой закрыла лицо: песок попал в глаза.
Михейка, думая, что она заплачет, незаметно поглядывал на воспитательницу.
Вика протёрла глаза, встала с корточек и, стряхнув с колготок песок, посмотрела на Михейку. Она не оттолкнула его, не ударила и не назвала дураком, а лишь посмотрела. И её выражение глаз, растёртых запыленными пальцами, глаз, полных взрослого осуждения, испугало Михейку. Он отступил на шаг.
Губы и подбородок у Вики вздрагивали. Она с трудом сдерживала слёзы: зачем он её рыбок сломал? что она ему сделала?..
- Ты чего… чего сама… – оправдывался Михейка, понимая, что поступил нехорошо. Он тоже хотел играть, а Вика заняла всю песочницу… Но если… если Вика хочет, то пусть в ответ ударит его, пусть не думает, что ему будет больно, ему вовсе не будет больно, ну вот нисколечко…
- Ударь, не бойся, – подошёл он.
Вика спрятала руку за спину. Тогда Михейка дёрнул её за другую, которую девочка держала в кармане. Дёрнул так сильно, что рука, выскользнув из кармана, слабо коснулась его лица. Но Вика её тут же спрятала.
- Сама же не хочешь ударить, – немного осмелел он.
Вика почувствовала, как в груди застучало. Так застучало, что отчётливо отдавался каждый удар: тук-тук-тук… Взрослые говорят, что так стучит сердце. Оно есть у каждого человека. Даже у собак и кошек есть. Если сжать пальчики в кулачок, то сердце будет такого же размера. Интересно, какое сердце у собак и кошек? У них же на лапках вместо пальчиков шершавые подушечки с коготками. Когда они их сжимают в кулачок, коготки совсем не царапаются.
- Сожми кулак, – попросила Михейку. Она теперь знает: он её больше не обидит, потому что понял: никакая она не задира и не ябеда. Ведь правда, понял?
Он сжал кулак: вот такое у Михейке сердце. У Вики же кулачок меньше, значит и сердце меньше.
Она разжала свой кулачок и зачерпнула горсть песка. Золотясь под осенним солнцем, он тонкими струйками посыпался между пальцев.
- А у твоего папы есть сердце? – спросила она.
Вот это да! Ну, Вика!.. Конечно, у его папы есть сердце. Оно есть у всех.
Вика это тоже знает. Только почему-то у её папы сердца нет. Тётя Паша говорит, что у некоторых взрослых вместо сердца камень.
- Твоя тётя Паша врёт! – решительно возразил Михейка. Ему ли об этом не знать? Он верил, что сердце есть у всех, даже у червяка.
Вика топнула ножкой: тётя Паша не может врать, она никогда не врёт!
Он не стал спорить. Пусть Вика думает, что хочет. Зато он умеет читать, а Вика нет.
Действительно, она не умеет читать. И считает только до десяти. Они с тётей Пашей недавно начали заниматься.
Она посмотрела на свою ладошку, с которой ещё не осыпались песчинки. Они такие красивые – эти песчинки, как маленькие солнышки. А некоторые прозрачные-прозрачные…
Она вытерла о пальто ладошку и тоже сунула в карман.
А Михейка… ну как ему не похвастать, что он ещё и на пианино учится играть! С ним папа занимается. Они и сольфеджио занимаются. Михейка грустно вздохнул: папа ему скрипку хотел купить, а мама не разрешила, она говорит, что от скрипки никакого вида нет. И вообще, зачем будущему финансисту скрипка?.. Тем более, если он музыку забросит, то пианино всегда продать можно, и к мебели оно больше подходит. А эта скрипка – такая маленькая. И к ней палочка ещё – смычком называется.
- У тебя мама недобрая, – сказала Вика.
Нет, его мама добрая, просто очень строгая. Он опять вздохнул: если б лейка была, он бы воды принёс, и они бы сделали много-много рыбок.
Вика отошла к забору, уткнулась лицом между штакетинами. За этим забором начиналась другая жизнь. Девочка часто подолгу простаивала на одном месте, вглядываясь в конец улицы, дожидаясь той – другой жизни. А жизнь та, конечно же, наступала с приходом бабушки или тёти Паши – соседки по квартире. Она, тётя Паша, очень хорошая. Она как мама, даже, наверное, лучше. И живёт одна: у неё нет детей, и всё свободное время проводит с Викой. Когда тётя Паша приходит, то даже серый детсадовский забор, напоминающий чьи-то зубы, становится обыкновенным уличным забором.
- За тобой кто придёт? – спросила Вика.
Михейка стоял рядом и тоже смотрел в переулок.
- Папа, наверно, – ответил он. За ним почти всегда приходит папа. Он очень добрый у Михейки. Он у них с мамой – Тапёр. Его так мама называет.
Вика отошла от забора. На её щеках отпечатались две бледно-розовые полоски.
- Это хорошо, когда тапёр? – опять спросила она.
Он задумался, – как бы проще объяснить, почему его папа – Тапёр.
…Вика, наверное, слышала о музыкантах? Так вот, его папа – пианист, он даже играл в их детском саду. Он на многих праздниках играет.
- А что такое скрипка?
Михейка разровнял песок и пальцем стал рисовать: вот она – скрипка… Это такой смычковый инструмент, но маленький…
Вика взглянула на рисунок: ой, Михейка грушу нарисовал!..
Он обиделся. Если она может нарисовать лучше, пусть рисует сама.
Но она не умеет рисовать, она ничего не умеет.
Вика долго разглядывала рисунок, потом сказала:
- И всё же это груша!
Михейка не понимал, почему она не знает таких простых вещей? И готовый расплакаться от того, что его дразнят, вдруг выкрикнул:
- Дура, дура! С тобой никто не дружит, вот ты и дура такая!
Сдерживая слёзы, Вика отвернулась: сам он такой, сам… Но она не заплакала, она давно перестала плакать, потому что уже большая, ей пять лет, а в пять лет плакать стыдно.
Она снова уткнулась в штакетник и мысленно звала бабушку и тётю Пашу, и всё думала, думала: почему же они не приходят?
Сначала холодком защекотало переносицу, потом тёплой капелькой скатилось по щеке. Она не заметила, как появились слёзы; они появились неожиданно, сами собой. А почувствовала их, когда на губах засолонило.
Вика вытерла слёзы рукавом. Если б хоть один разочек за ней в садик пришёл папа. Ей больше не надо, только один разочек. Чтобы все мальчишки и девчонки увидели, что у неё тоже есть хороший, добрый папа.
Когда она ходила в младшую группу, к ней приходил папа. Она помнит, как подбежал Чижик – так звали мальчика в их группе – и, показывая в коридор, выкрикнул, что к ней пришёл папа. И, сломя голову, она помчалась по коридору. Пришёл папа, её папа. Самый добрый, самый хороший, самый-самый лучший на свете папа. Теперь они вместе пойдут домой. Он возьмёт её на руки, посадит на плечи и купит самое вкусное мороженое. А она будет с высоты разглядывать прохожих и трогать шершавый, но такой родной папин подбородок. Но, увидев его, она остановилась, не бросилась в папины руки, как хотела, а медленно подошла.
Да, Вика давно научилась распознавать в папе того – другого, которого побаивалась и сторонилась.
- Папа, ты пьяный? – спросила она.
Он, было, приподнял её на руки, но опустил. Он сказал, что она не должна, что не смеет так говорить, потому что ещё маленькая. Он рассердился.
Не было долгожданного удобного места на папиных плечах, всё казалось чужим и грустным – и прохожие, и дома, и улицы. И глаза застили слёзы. Правда, мороженое он ей купил, но она так его и не съела, и оно растаяло.
У дома их встретила тётя Паша и взяла Вику к себе. А вечером, когда пришла бабушка, папа стал совсем пьяный. Он ругался с тётей Пашей и называл её плохими словами.
Вика очень жалела тётю Пашу: ведь тётя Паша очень добрая и заменяла ей маму. А когда папа с ней ругался, Вика так тряслась и бледнела, что пришлось вызывать доктора, потому что она долго не могла успокоиться.
После того случая она стала заикаться, и в детском саду её начали дразнить заикой. Чтобы она не заикалась, доктор ей делал много уколов.
Со временем Вика стала стыдиться папу, и, когда он приходил за ней в садик, она убегала и пряталась под высоким чёрным роялем, что стоял в дальнем углу залы на трёх массивных ножках. И тот же Чижик подкатывал под рояль большой игрушечный паровоз, подтаскивал, ставя одна на одну, коробки с кубиками, и она скрывалась за этой баррикадой до прихода бабушки или тёти Паши.
Вика почувствовала, как кто-то раскачивает забор. Это Михейка, подпрыгивая на нижней перекладине забора, протягивал ей где-то раздобытые резиновые скакалки.
Она отрицательно покачала головой. Очень хотелось попрыгать со скакалками, но она не может… От обиды закусила нижнюю губу: она совсем не виновата, что не может прыгать со скакалками, как другие девочки. Она пробовала, привязывая один конец верёвочки к забору, но так прыгать неудобно.
Михейка насупился: он хотел как лучше… Все девчонки любят прыгать на скакалках.
- Хочешь, секрет покажу, – вдруг предложила Вика.
Мальчик обрадовался: значит, она не злится на него. Ведь, обычно, секреты показывают в редких случаях. И лишь друзьям. Они подошли к беседке.
Вика села на корточки и палочкой стала ковырять землю.
Михейка присел рядом: он не хотел её тогда обидеть, честное слово – не хотел. И совсем она не дура, это он просто так сказал, не подумав.
- Правда, красиво? – спросила Вика.
- Красиво! – согласился он.
Из земли выглядывал глазок зелёного стёклышка, а под стёклышком что-то серебрилось: секрет.
Михейка, конечно, никому не расскажет про секрет, он не болтун какой-нибудь и может хранить чужие тайны.
Она присыпала стёклышко землёй. Интересно, есть ли у Михейки секрет? Ей бы тоже хотелось посмотреть.
Оказывается, и у него есть свой секрет, но не такой как у неё, а другой, намного больше. Михейка не может его показать…
И ладно, ей всё равно. Если Михейка боится, то может и не показывать.
Вика медленно пошла вдоль забора, слегка ударяя палочкой по штакетнику.
Михейка двинулся за ней. Он действительно не может показать ей секрет, потому что секрет не в земле и вообще нигде не зарыт.
Вика молчала: она-то думала, что других секретов не бывает, что все настоящие секреты – лишь бутылочные стёклышки и фантики от конфет.
Но Михейка знал, что бывают и другие секреты. И он сейчас докажет это, если она его секрет никому не выдаст.
В её глазах забегали огоньки. Она никому, никому не расскажет…
Он огляделся по сторонам и, убедившись, что их никто не подслушивает, негромко произнёс:
- Когда я вырасту, я стану морским дьяволом. Вот!
Вика ожидала, что Михейка скажет что-то ещё, но оказалось, это и был весь секрет. И совсем неинтересный.
- Дьявол – это плохо. Мне бабушка говорила, – сказала она.
- Не дьявол, а морской дьявол, – поправил он. Потом стал объяснять, что это – амфибия. Что амфибия может жить на земле и в воде. Михейка фильм недавно смотрел: там был такой Ихтиандр, его называли морским дьяволом. Но он добрый, он тётеньку из воды спас. И Михейка тоже будет людей спасать.
- Тебе мама не разрешит, – резонно заметила Вика.
Почему же ему мама не разрешит? Вспомнив про маму, он даже загрустил: и верно, она хочет, чтобы он стал финансистом. Да и музыкой надо заниматься, а какая же будет музыка, если он станет амфибией? Мама уж точно никуда его не отпустит. Но всё равно… когда он вырастет, непременно станет амфибией, ведь взрослые самостоятельные, а он скоро в школу пойдёт.
В соседнем дворе дворник подметал с тротуара опавшие листья и подкладывал их в костёр. Он дымился густыми клубами, временами выбрасывая из тлеющей кучи слабое пламя.
Дети смотрели, как золотистые листья превращаются в пепел, как лёгкий ветерок колышет сероватый дым, поднимая в воздух мелкую золу.
Михейке совсем не хотелось идти домой. Ведь дома не будет Вики. Вика… она такая хорошенькая, как маленькая кукла, что сидела на подоконнике в его комнате. Если б Вика была куклой… он бы взял её к себе домой, и она была бы самой любимой его куклой. Он учил бы её играть на пианино и всегда бы за неё заступался.
А Вика, когда вырастет, ни за что на свете не будет жечь листья. Они такие красивые и вовсе никому не мешают.
Она посмотрела на Михейку.
- Разве мальчишки играют в куклы? – спросила его, и слабый румянец скользнул по её щекам.
Михейка редко играл в куклы и то, когда был маленьким, но с ней он обязательно стал бы играть.
А что будет с бабушкой, тётей Пашей? Они соскучатся без Вики.
Он ей купит бабушку. Даже тётю Пашу купит. Вот только не знает, разрешит ли мама.
- А меня ты тоже купил бы? – поинтересовалась она.
Михейка неуверенно кивнул.
Нет, тогда Вика не согласна быть куклой. Так неинтересно. Лучше они будут дружить. Будут вместе делать из песка рыбок.
Михейка будет учить её играть на пианино.
А она подарит ему свой секрет.
И они оба станут морскими дьяволами.
Только Вика не знает, бывают ли девочки морскими дьяволами.
Но Михейка знает: и девочки бывают; он видел по телевизору… Там очень красиво, там дельфины. Они тоже будут с ними плавать, и Михейка их тоже научит играть на пианино.
Вика задумалась: как же дельфины смогут играть, у них же нет пальчиков, и они не умеют петь?
Он растерялся. Но вдруг радостно воскликнул, что научит их танцевать под «Собачий вальс». Он уже умеет его играть. И Вика будет играть. Он скажет папе, и папа разрешит им заниматься вместе.
Они смеялись. Ещё и ещё говорили о том, как будут играть на пианино, делать из песка рыбок и учить танцевать дельфинов…
За Викой пришла бабушка. По дороге домой девочка рассказала ей о Михейке, о том, что он обещал за неё всегда заступаться; что у него добрый папа и что он разрешит им учиться играть на пианино. Потом – по секрету – призналась, что они с Михейкой решили стать морскими дьяволами. Но бабушка запретила даже об этом думать, напомнив, что Вика крещёная. А так хотелось рассказать ещё и о том, как они с Михейкой будут учить танцевать дельфинов и спасать людей.
Обидно, конечно, что бабушка совсем её не понимает. Тётя Паша непременно поняла бы Вику.
И всё же девочка шла радостная. Стараясь поспешать за бабушкой, она почти бежала и резво, по-взрослому размахивала правой рукой. Теперь она не прятала её в кармане, на розовой култышке которой, словно изюминки, росли четыре неразвитых пальчика. Теперь Вике некого стесняться: Михейка в детском саду, сегодня за ним придут позже. А на улице одни незнакомые, чужие люди.
1983 г.