Наташа брела, не соображая, куда несут её ноги. Мозг как будто отключился и отказался отражать реальную действительность. Лицо кропил мелкий весенний дождик, и всё вокруг было напоено удивительной свежестью и чистотой. Но свет был не мил, а в нарождающейся после зимнего паралича зелени и благоухании природы уже не было места для неё…
Рак!
У неё диагностировали рак…
Жуткий скрежет железа и дикий мат отбросил Наталью Анатольевну назад, к тротуару, и невольно привёл в чувство. Как же так?…
Сегодня она в последний раз сидела на совещании в городском отделе народного образования. Их древнюю, ещё 30-х годов постройки школу расформировывают в связи со строительством новой, и, пока суть да дело, обещают всех достойно трудоустроить. Но не это событие стало повесткой дня для очередного совещания, а до смешного, в сотый раз перетирание одних и тех же проблем реформирования этого самого образования. Но дальше болтовни дело не шло. Как будто издеваясь над собравшимися руководитель, шлёпая толстыми губами (его так и звали между собой «мямля») патетически вскидывал руки к потолку и в чем-то горячо убеждал собравшихся, не забывая при этом поглядывать на своё отражение в зеркальном книжном шкафу, переполненном сувенирами от «благодарного» учительства.
Хорош!
Он всегда был доволен собой.
«Что это со мной? – подумала Наташа, - становлюсь старой грымзой и стервой».
Наталья Анатольевна, отличник народного образования (между прочим, двадцать лет проработавшая в школе), что называется «не первый раз замужем», от этой глупости и абсурда начала потихоньку заводиться, прекрасно понимая, чем всё закончится: бесполезной сварой и «высокой» оценкой начальства её трудов на ниве «перестройки» образовательного процесса.
Но тут заверещал-запищал мобильник: «Вам нужно появиться у нас. Пришли результаты анализов…»
Как скрыть от матери эту страшную новость, с ней и так отношения еле-еле, но потрясающим своим чутьём она за километр чувствовала дочкины проблемы. К счастью её не было дома. Не раздеваясь, Наташа прошла в свою комнату прямо к иконам и, еле сдерживая рыданья, прокричала-прошептала: «Как Ты мог предать меня? Ты и мама – всё, что осталось у меня… Наверное я плохая христианка и Ты так караешь… Почему я, Господи… За что мне это наказание…?»
Таточка, как звали её в детстве, не была верующей в полном смысле этого слова. В церковь по праздникам ходить и нескольким молитвам научила её бабушка. Позже, уже повзрослев, она пыталась ответить самой себе на главный вопрос жизни – есть ли Бог? Но всё как-то не по настоящему, как на плохо подготовленном коллоквиуме. И только, когда начались проблемы с мужем и возрастные с сыном, Наталья появилась в церкви, где пыталась просить Его – может, поможет… Страх. Страх гнал её к образам. А бояться, так воспитали её, позорно. Это унижает человека. О страхе Божьем бабушка ей рассказать не успела...
Наталья Анатольевна три дня не подходила к иконам. Мама всё равно узнала о страшном диагнозе. Впервые в своей жизни Наташа не вышла на работу. Прогуляла. Всё валилось из рук. Три дня вместе с мамой, закрывшись от всего мира, они проплакали-проревели в полутёмной квартире.
Вспомнили всё.
И непутёвого отца, бросившего жену с младенцем. И Натальиного мужа, поступившего так же, как тесть. И сына, на которого – проклятье детей всех учителей – никогда не хватало ни времени, ни сил. За что и получала теперь раз в полгода короткие отписки из Канады, где он наконец трудоустроился.
После подлого бегства мужа она и не помышляла об изменении своей судьбы, хотя была красива особенной спокойной и неброской русской красотой. Не знала и не умела это делать. Одиночество Наташи усугублялось ещё тем, что между нею и матерью так и не сложились тёплые отношения. Да и с чего им было быть, когда чем дальше, тем больше нарастало раздражение друг другом от звучащих обвинений во всех смертных грехах за так и не сложившуюся жизнь. Но несчастье, как-то враз сблизило их: они простили друг друга. И… надо было учиться как-то жить с этой бедой.
Сколько Бог даст.
Но именно эта зависимость, эта предопределённость так больно ранили Наташу. Почему она? За что?… Всё бунтовало в ней, всё противилось приговору.
Чтобы отвлечься и как-то выбраться из мутного морока мыслей, Наташа взялась готовить обед, ведь третьи сутки практически без еды. Вялые размышления над горькой судьбой своей были прерваны включённым в соседней комнате телевизором. Шёл какой-то старый, ещё советских времён фильм, где сын обвинял в чём-то отца. И тут в диалог вмешалась мать главного героя и, обращаясь к юноше воззвала: «Не называй его предателем, он делает всё, чтобы тебе помочь!»
Наталью Анатольевну, будто молнией поразило…
Это же ей были адресованы эти слова…
Это она назвала Его предателем!
Всепрощающего и Непамятнозлобного.
В который раз повернувшегося к ней и распростёршего навстречу свои объятия...
Спасшего от смерти под колёсами машины…
Вернувшего ей маму…
И неслыханное сотворившего: телеграмму от сына, где было «переживаю и люблю»…
И проклюнувшуюся в тихих слезах благодарность к Нему за надежду, веру и любовь.
PS.
Операция прошла успешно. Наталья Анатольевна жива и здорова, и работает в нашей гимназии преподавателем начальной школы. Замечательный она человек!