Певица

Людмила Гарни
             Верно говорят: «Нет худа без добра». Добрым оказалось знакомство с Ритой в  ереванской больнице, куда я загремела в самом разгаре своего «бальзаковского возраста» в декабре 1986-го года.  Диагноз прозаический – желтуха. По-научному – гепатит. В моём ленинградском детстве, помнится, мальчик-одноклассник заболел желтухой. Мама тогда объяснила мне, что желтухой болеют те, кто плохо питается и живёт в подвальных помещениях. Мама была не совсем права! В Армении, куда меня забросила судьба, я, конечно, не жила в антисанитарных условиях. Просто во время обеденного перерыва на работе  я оказалась рядом с переболевшей сотрудницей.

        …Соседки по палате – две толстухи-армянки – ко мне отнеслись доброжелательно, но и чуть насторожённо. Всё же – «рус», не совсем «своя», да ещё и худющая! По-армянски я говорила плохо, хотя на рыночно-бытовом уровне проблем не возникало. Выяснилось, что у меня довольно таки лёгкая форма заболевания, но пару недель провести в инфекционном отделении мне всё же придётся. Моё лечение состояло из строжайшей диеты, питья огромного количества соков и приёма таблеток. Уже на второй день меня охватила скука и чувство полной оторванности от привычной жизни. Интересная работа в засекреченном «почтовом ящике», расположенном неподалёку от Еревана в горном живописном месте, моя семья, подруги  оказались бесконечно далёкими.  Эмоциональные разговоры моих соседок об импортных шмотках  и заготовках компотов на зиму наводили уныние.

          На третий день всё  изменилось. Утром проснулась и увидела на пустующей койке  явление. Сидит напротив меня рыдающее «жёлтенькое создание»  в виде молодой женщины с неимоверно пышной шевелюрой волос и ярко накрашенными губами (след недавней вольной жизни). Я уже знала, что лечение в больнице  начинается со слёз. В первый момент в реальность не верится. Почему это случилось именно с тобой? И всегда находится утешитель! На этот раз приободрить новенькую выпало мне,  потому как женщина  вдруг заговорила по-русски: «Я – Маргарита! Певица. А в котором часу здесь дают ужин?»
           Обитатели  палаты развеселились.  Редко, кто из пациентов питался сомнительной больничной стряпнёй.  Мы тут же загромоздили  тумбочку Риты  домашней едой: угощайся, певица!

           Разговорились, и  Рита поведала свою историю. Я узнала, что в Армении она совсем недавно, оттого плохо знает местные обычаи и нравы. Приехала из Краснодара делать карьеру. И так не повезло! Накануне ответственного конкурса на место солистки ереванского Оперного театра Рита заболела. А вообще-то, она поёт в хоре Государственной Капеллы Армении и подрабатывает уроками по вокалу. Рита – армянка, но родным языком почти не владеет. С мужем в разводе. Своего трёхлетнего Ванечку здесь она стала называть Овиком на армянский манер. Сыночек остался с бабушкой в Степанакерте, где Рита снимает квартиру. Степанакерт находится сравнительно неподалёку от Еревана, и Рита на выходные ездит навещать сына. А в Ереване она пока живёт у своего брата-скрипача…

            Вскоре выяснилось, что у нас с Ритой много общего. О чём только мы с ней не говорили! Мы читали наизусть стихи, пересказывали друг другу целые романы и фильмы. Нас сблизили Цветаева и Булгаков, Окуджава и Комитас, Бредбери и Чаренц…
Иногда мы спорили. Ей нравилась  изысканная вычурность поэзии прошлых веков типа «мой друг, прошу не трогать этих прекрасных роз». Меня же раздражали эти «красивости».  А мои  поэтические опусы не вызывали восторга у Риты, но она   вежливо слушала меня и отмечала наиболее удачные строчки.

    Мы увлеклись кроссвордами, взятыми из старых номеров «Огонька», которыми щедро снабжал нас брат Риты. И пели…
Рита по мере выздоровления «пробовала» голос. Вначале нерешительно, но  когда она запела в полную силу своего великолепного сопрано, обитатели соседних палат и медики сбежались к нам – послушать…
Иногда, ради нашего веселья, я подпевала Рите, подстраиваясь под её голос…
И Рита смеялась заливисто и искренне! От неё я узнала, что даже при хорошем музыкальном слухе можно не попадать в ноты, что и происходило, когда я на слух вспоминала русские романсы.
  Через некоторое время к нам стали относиться как-то по особенному, конечно же, из-за Ахматовой и Пастернака, о которых  никто из обитателей палаты  и не слышал…Из-за кроссвордов, наверное, тоже…Из-за пения Риты, конечно же.

    …Интересные порядки царили в больнице: чем больше кастрюлек и склянок было на прикроватной тумбочке, тем больше внимания оказывалось её временной хозяйке, как среди больных, так и среди обслуживающего персонала. Обычно, такие больные бывали щедрыми на угощения медсёстрам и санитаркам. Роскошный халат из дома, домашнее постельное бельё и даже небольшой цветной телевизор, тоже принесённый из дома, означало одно: «домашние хорошо смотрят за больной».
Когда дежурная санитарка заглядывала в палату и оповещала о том, что к такой-то пришёл муж (сын, дочь, брат, сват), счастливица первым делом доставала кошелёк.

      Медики за свой нелёгкий труд получали от государства смехотворную зарплату. В  больнице действовали негласные расценки: за рубль (к примеру, десяток яиц стоил 90 копеек) открывалась волшебная дверь на чёрную лестницу, где можно было переговорить с пришедшими родственниками и принять от них очередную передачу. Прямо как в сказке: «Сим-сим, откройся!»
Берут кровь из пальца – дай медсестре рубль. Укол – опять дай рубль. Лишнюю таблетку – рубль. Сменить постельное бельё – рубль, помыться под сомнительным душем – тоже рубль. За определённую таксу можно было в больнице делать всё, что угодно…не только принести в палату телевизор. Кроме того, медсёстры и санитарки не брезговали  ни пустыми бутылками, ни закрученными баночками с разносолами. Правда, от домашних пирожков вежливо отказывались – перестраховывались…
Привилегированный класс – врачи и профессора – подношения получали красиво: в конвертах и пакетах, с долгими уговорами и обменом взаимными любезностями…

    К  новогодним праздникам нас с Ритой выписали, а через месяц в моей квартире раздался звонок. На пороге стояла милая, элегантно одетая женщина, в которой я не сразу узнала Риту. И только её смех был узнаваем. 
Потом Рита часто гостила у меня. Приезжала и после зарубежных гастролей, привозила подарки, много и впечатляюще рассказывала об уведенных ею странах.
Побывала и я на концерте Государственной Капеллы Армении, где Рита была одной из солисток хора. В последний раз мы виделись 5 декабря 1988 года. Тогда я удивилась Ритиной фразе: « Такой тёплый декабрь, это не к добру…»
А 7 декабря произошло страшное землетрясение, унёсшее  тысячи жителей Армении. Эпицентр землетрясения пришёлся на Спитак.  Белый город ушёл под землю.  Ленинакан и Степанакерт  были основательно разрушены. Больше мы с моей подругой никогда не встречались.

1995-2022