- Мы так давно не были у тёти Саломат, я скучала по ней, - сидя в автобусе рядом с мужем, улыбаясь, сказала Малика.
- Хорошая она женщина, семья у неё дружная, мне она тоже нравится. Ведь если бы не она... неизвестно, поженились бы мы с тобой, - держа на руках сына, ответил Эркин.
- Что значит неизвестно? Вы хотите сказать, если бы тётя Саломат тогда не помогла нам... Вы бы просто уехали и всё? Или вообще, могли не приехать за мной в Самарканд, да? - делая вид, что обижена, спросила Малика.
- Ну... не знаю, я бы подумал... Эх, Малика, я себе жизни не представляю без тебя и сына, вот за эти минуты счастья, стоило кровь на войне проливать, стоило! - обняв жену за плечи, ответил Эркин.
Кажется, их услышали, сидевшие впереди них. Женщина обернулась и улыбнувшись, посмотрела на них.
- Вот и мой сын воевал, за землю свою, за меня и сестру... но мой сын не вернулся с той проклятой войны. А я горжусь этим, горжусь тем, что мой сын пал смертью храбрых за нашу землю. А ты молодец, сынок, вернулся значит, а это кто такой сладкий, а? Пойдешь к тёте Мовлюде, а? - протянув огрубевшие от работы руки, сказала женщина.
Малыш с непониманием помотрел на чужую тётю, но тут же отвернувшись, потянулся к матери.
- У меня тоже есть внуки, от дочери... отрада моя. В Булунгур еду, брата проведать, всё болеет... после смерти кеное совсем ослаб. У них двое сыновей с войны не вернулись, кеное не вынесла такого горя, три года назад умерла, а не старая ещё была, ей шестидесяти не было. Хорошо, есть жена старшего сына, дочка есть, они за братом хорошо ухаживают. Я бы брата к себе забрала, но он же не поедет, вот... хочу проведать его, брат родной, кровинка всё же, - сев поудобнее, повернувшись к молодым людям, говорила женщина.
- Терпения Вам, холажон (тётушка), война жестокая была, многие не вернулись с той войны. Не будет больше войн, не будут плакать матери и сёстры, теперь будет мир, - ответил Эркин, глядя на женщину.
- Дай-то Бог, дай-то Бог... - тяжело вздыхая, ответила женщина и повернувшись, села поудобнее на своём месте.
Вскоре, ребёнок на руках у Малики уснул, она смогла его покормить грудью, отвернувшись к окну и накрыв грудь пелёнкой.
- Давай мне сына, отдохни и ты, - сказал Эркин, забирая сына у жены.
Минут через десять, спала и Малика. Эркин с нежностью смотрел то на сына, то на жену.
- Не будет войны, никогда не будет... - сквозь зубы прошептал Эркин.
Саломат ждала племенницу с мужем и сыном, Исроил Вахобович со своего кабинета успел позвонить её мужу на работу и предупредить о приезде дочери и зятя. Саломат была несказанно рада, попросила старшего сына поехать на базар, купить баранины, отменного риса и моркови, сказав, что приготовит им плов. Вскоре, Хасан привёз с базара всё, что просила мать, сам занёс во двор два огромных арбуза и пару дыней, затем и пакеты с мясом и рисом, сумку с овощами и сумку с фруктами, правда, виноград едва поспел и не был ещё очень сладким, но хотелось угостить гостей. Эркин нёс коробку с гостинцами и большую сумку с вещами, ведь им, самое меньшее, неделю тут жить. Малика зашла во двор тёти Саломат с ребёнком на руках.
- Вай, мои родные! Красавцы мои! А это кто у нас такой сладкий? Аааа? - подойдя к племяннице и протягивая к ребёнку руки, воскликнула Саломат.
Но ребёнок тут же отвернулся и обняв мать за шею пухленькими ручками, заплакал, видимо, чужая обстановка и чужие лица напугали его.
- Ассалому аляйкум, аммажон (тётя со стороны отца)! - воскликнула Малика, прижимаясь к Саломат, которая, обняв её, целовала и её и малыша.
- Добро пожаловать, мои дорогие! Что же вы свою яньга так долго не навещали? Проходите, у меня и плов готов, проходите. Хасан, сынок, занеси вещи в комнату, в которой они будут жить. А это что? Ну зачем столько привезли? Это, наверное, брат передал? - открыв коробку и перебирая консервы, кусок сыра и палку колбасы, сказала Саломат.
- Да, папа просил Вам передать, Вы же знаете своего брата, аммажон, - смущаясь, ответила Малика.
- А это, наверное, Мехри опа передала, да? Её катламу не спутаешь с другими, столько сладостей, ну зачем? В Самарканде тоже есть, но спасибо! Проходите, вот сюда, присаживайтесь, - говорила Саломат, поправляя новые бархатные курпачи на топчане и взбивая подушки из того же материала.
Вечером, на топчане собралась вся семья Саломат. Муж Хусан и двое сыновей, Хасан и Тахир, которыми женщина очень гордилась. Парни близнецы были очень похожи, скромные и тихие ребята, никогда не перечили матери.
- Вкусный плов Вы готовите, тётушка Саломат, спасибо, - сказал Эркин, с аппетитом поев плов.
- На здоровье, сынок, Самаркандский плов отличается от Ташкентского, я ела в Ташкенте, тоже очень вкусный, - ответила Саломат, умиляясь от похвалы.
- Мяса много положили, правда, баранины никогда не бывает много, но я очень наелся, - засмеявшись и гладя плоский живот, ответил Эркин.
- Плов без мяса, словно шурпа без навара, - смеясь ответила Саломат.
Примерно так проходили все дни, которые провели Эркин и Малика в Самарканде. Во дворе Саломат, её сыновья смогли вырыть довольно большой пруд там, где протекал арык. Саломат сама показала, где и как копать. Перекрыли в арыке воду, вот в середине арыка пруд и получился, за топчаном, так со двора не было видно, если они купались. С арыка вода заполняла пруд, вокруг которого Саломат посадила цветущие кусты сирени и разные цветы, а с другой стороны, вода из пруда вытекала в арык и под дувалом проходила к соседу и так дальше. А в арык вода попала с канала, что протекал за домами. И когда мужчины Саломат с утра уходили на работу, Эркин с Маликой могли искупаться в хаузе вместе с сыном, который визжал от восторга, хлопая ладошками по воде. Эркин, держа сына на руках, резко опускал в воду, отчего Шухрат, размахивая ножками и ручками, сначала вскрикивал, а потом заливался смехом.
- Осторожно, Эркин акя! Он же ещё маленький! Захлебнётся ведь... - испуганно восклицала Малика.
- Мой сын не захлебнётся, онаси(мать сына) он у нас смелый и ничего не должен бояться! - вновь окуная ребёнка в воду, напоследок с головой, отвечал Эркин.
У Малики каждый раз сердце готово было остановиться, от страха за сына, но она знала мужа, знала, насколько он любит своего сына, но она мать. Эркин, глядя на неё, хитро улыбался. Потом он передавал ребёнка ей, Малика заворачивала сына в большое полотенце и уходила к топчану, а Эркин с удовольствием нырял под воду. Правда, хауз не был глубоким, при его росте, вода доходила ему до пояса, но этого было достаточно, чтобы получить от купания массу удовольствия. Но Эркин скучал по дому и в его душе была непонятная тревога. До конца отпуска было ещё одинадцать дней, можно было остаться ещё на несколько дней, но через неделю, проведенную в доме Саломат, Эркин заявил, что им нужно возвращаться домой.
- Но почему? У Вас отпуск ещё не закончился, столько дней впереди... может останемся ещё на пару дней? - с мольбой попросила Малика.
- В гостях хорошо, жена, но пора и честь знать, домой ехать надо, что-то на сердце у меня неспокойно. Как там мама, папа... на работу можно выйти не дожидаясь конца отпуска, - ответил Эркин.
Саломат, узнав, что они собираются уехать, развела руками.
- Как же это? Так неожиданно! Опять на годы расстаёмся, что ли? - расстроилась она.
- Вы сами приезжайте, аммажон, Шухрат родился, а Вы не приехали. Папа тоже скучает по Вам, приезжайте с моими братьями, с почча приезжайте, мама тоже будет рада, - сказала Малика, прощаясь с тётей.
- Сегодня я вас не отпущу! Вечером казан кабоб приготовлю, утром на рассвете Тахира на рынок отправлю, брату и Мехри опа гостинцы передать хочу. Ещё... я им приготовила отрезы жюгут атласа, сейчас это очень модно, а платки какие я им приготовила... шёлковые, с кистями, такие красивые! - восторженно говорила Саломат.
Пришлось её уважить и остаться до завтра. Вечером, Саломат приготовила казан кабоб с бараниной, салат ачукчук с перцем чили и райхоном, все, нахваливая Саломат, с аппетитом поели.
На следующее утро, когда Эркин и Малика с ребёнком на руках вышли из дома, Саломат в ожидании сидела на топчане, её мужчины ранним утром уехали на работу, парни на практику от института.
- Я попросила Тахира привезти с рынка миндаль, такой крупный и вкусный продаётся только у нас и в Бухаре. Ещё мясо копчёное, у нас два человека на рынке коптят это мясо в тандыре, оно может месяц стоять и не испортиться, жаль, гранаты ещё не поспели, но осенью я их сама вам привезу. Лепёшки наши, маме и Мехри опа, вот и эти сладости я им разделила. Эти подарки передашь от меня и маме, и Мехри опа. Жаль, ещё остаться не можете... Хусан акя попросил соседа отвезти вас на автовокзал, вот... позавтракайте сначала, - сказала Саломат, наливая Эркину и Малике горячий чай.
Они поели каймак с лепёшкой и наконец поднялись.
- Спасибо Вам за всё, аммажон! Ждём Вас с семьёй осенью в Ташкенте, непременно приезжайте, - обнимая Саломат, сказал Эркин.
Потом он взял сына на руки, пока Малика прощалась, обнимаясь с тётей. За воротами стоял грузовик соседа, кабина вмещала троих человек, Эркин помог влезть Малике, потом передал ей ребёнка и сел сам. Вещи и всё, что приготовила Саломат, пришлось положить на дно грузовика, открыв один борт. На автовокзале, сосед, молодой парень, помог перенести вещи в автобус и попрощавшись, уехал.
В Ташкент автобус въехал ближе к обеду, там Эркин с Маликой пересели на автобус, затем на трамвай и наконец, доехали до дома. Правда, до дома пришлось идти через улицу с вещами и коробкой, это было непросто. Калитка дома была закрыта, Эркин был удивлён, днём её никогда не закрывали, но можно было перелезть через забор, только с улицы висел замок, а Малику с ребёнком через забор не перенести.
- Давай зайдём к Мумину, посидишь с Мунирой, я на Чорсу к отцу схожу, не было такого, чтобы днём калитку на замок закрывали. Может мама ушла к твоей матери? Ну... не знаю, заскучала одна без нас и решила её проведать? - Эркин не знал, что думать.
- Не переживайте так, Эркин акя, может и правда ойижон к маме поехала, я посижу с Мунирой, не волнуйтесь за нас, - держа сына на руках, ответила Малика.
Мунира была дома, Мумина не было, как она сказала, он уехал в рейс, в Москву. Малика прошла с ней к топчану, вещи сложили тут же, на земле, правда, Малика вытащила из сумки две лепёшки и немного сладостей для Муниры и положила на хантахту. Эркин тут же ушёл на базар Чорсу, ему не терпелось узнать, почему матери нет дома.
- Как поживаешь, Мунира? Давно мы с тобой не говорили... - сказала Малика, чтобы как-то начать разговор.
- Неплохо, слава Аллаху, все здоровы, это важно. Как Вы сами, Малика? Откуда приехали? - спросила Мунира.
- К моей тёте Саломат в Самарканд ездили, приехали, а ойижон дома нет. Может ты знаешь, где она может быть? У нас же всё хорошо? - спросила Малика, страшась услышать плохие вести.
- Ты ведь знаешь, мы давно не ходим к друг другу, Мумин акя и мне не разрешает ходить к Мехри опа. А когда она заходит, я стараюсь не говорить Мумин акя. Но... я вчера выходила на улицу, встретила соседку, когда подметала перед домом. Она сказала, что Мехри опа вчера утром в больницу забрали, вроде как с сердцем было плохо. Больше я ничего не знаю, а Эркин акя не сказала, не хотела, чтобы он от меня об этом узнал. Ведь и я точно ничего не знаю, а предположения... зачем, - с грустью говорила Малика.
Казалось, эту молодую женщину ничего в жизни не радовало, Малике стало жаль её.
- Дай Аллах, с ойижон всё хорошо и ты просто ошибаешься. Ну а ты, Мунира, как можешь жить в вечном страхе? Отпусти уже боль из сердца и чувство вины, нельзя же так! У тебя дети маленькие, а заболеешь, кто будет с ними рядом? - вдруг высказалась Малика о том, что давно хотела сказать.
- У меня всё хорошо, с чего ты взяла, что я... нет ничего такого. Ты лучше не вмешивайся в нашу жизнь, жаль, калитку в дувале заложили, так могла бы уйти к себе, - поглядывая на детей, которые к удивлению, тихо играли в углу топчана, ответила Мунира.
- Прости, я не хотела тебя обидеть, просто подумала... - растерянно произнесла Малика.
- Тебе ли думать о нас? Да кто ты такая, чтобы указывать мне, как жить? Знаю, ты счастлива, у тебя всё хорошо... вот и живи себе, а ко мне не лезь! - с каменным лицом воскликнула Мунира.
- Прости, я лучше на улице подожду, - положив ребёнка на курпачу и подняв тяжёлую сумку, сказала Малика.
- Как хочешь, я тебя в гости не звала! - ответила Мунира, сидя на топчане и равнодушно глядя на Малику.
Малика вынесла на улицу сумку, следом каробку, затем вернулась во двор за сыном. Правда, шальная мысль пронеслась в её красивой головке, она видела взгляд Муниры и испугалась за сына, зная, что она всегда хотела родить сына для Мумина. Никто не знал, что и жили они, словно соседи, виделись редко, а разговаривали ещё реже. Схватив ребёнка, Малика, не прощаясь, вышла на улицу.
- А она не так проста, как кажется. Не удивительно, что Мумин охладел к ней, - подумала Малика.
Но Эркин не возвращался, приехав на Чорсу и узнав, что отца там нет, он очень удивился. Валижон, свёкор Гули, сообщил ему, что Мехри опа два дня назад стало плохо.
- Хорошо, Шакир акя был ещё дома, они вместе завтракали. Ей стало плохо с сердцем, Шакир акя вызвал машину скорой помощи и попросил отвезти Мехри опа в ТашМИ, в кардиологию. Это всё, что я знаю, Эркин. Думал, сегодня придёт на работу, но Шакир акя не приходил и Гули в больнице, оставила детей моей жене и два дня твоя сестра сидит в больнице возле матери, - сказал Валижон, с сожалением глядя на Эркина.
Ничего не сказав, Эркин направился на остановку трамвая и поехал в ТашМИ. Выбежав из трамвая, он побежал через дорогу, затем через ворота больницы и пробежав по аллее к отделению кардиологии, вошёл в холл, оттуда поднялся на второй этаж и схватив с вешалки халат, надевая его на ходу, зашёл в кабинет врача, от волнения забыв постучаться.
- Курбанов? А стучаться тебя не учили? - спросил доктор, взглянув на Эркина.
- Простите, Фархад Ганиевич, как мама? - спросил Эркин, подойдяк столу.
Фархад Ганиевич поднялся из-за стола.
- Пойдём со мной, Курбанов, - ответил Фархад Ганиевич, направляясь к двери.
- Она ведь жива? - нетерпеливо спросил Эркин, следуя за доктором.
- Ааа... да, жива. У неё два дня назад случился инфаркт, как показали обследования, это не первый инфаркт, который перенесла твоя мама. Её состояние тяжёлое, ты врач, сам понимаешь, о чём я говорю, - подходя к палате интенсивной терапии, открывая дверь, сказал Фархад Ганиевич, входя в палату.
Мехри опа лежала на кровати под аппаратом и под капельницей, рядом сидела Гули. Увидев брала, она вскочила со стула и бросилась к Эркину.
- Акяжон, наша мама... она в себя не приходит, - воскликнула Гули, упав на грудь брата.
- Да нет, твоя мама просто спит, мы ей капельницы вводим, ей нужен покой. Малейшее волнение может стать... - Фархад Ганиевич замолчал от строгого взгляда Эркина и подойдя к Мехри опа, присев на стул, взяв за запястье, стал слушать её пульс.
- А папа где? - спросил Эркин у сестры.
- Я упросила его пойти в столовую и поесть, он со вчерашнего дня ничего не ест, так и заболеть недолго, - плача, говорила Гули.
- Какой прогноз, Фархад Ганиевич? Что можно сделать? - спросил Эркин, глядя в бледное лицо матери.
- Ждать, Эркин, мы сделали всё, что от нас зависело, теперь всё зависит от организма больной, - ответил Фархад Ганиевич.
Эркин хотел было сказать, что его мама сильная и конечно поправится, но увидел в дверях отца.
- Эркин? Ты вернулся? А... Малика... калитка закрыта, я ночью здесь был, вернее, два дня... значит ты вернулся, сынок, а мама... вот... - бормотал Шакир акя, растерянно и с некой надеждой глядя на сына.