В начале нового века, то есть в 2000 году, мне приходилось два раза в месяц бывать в Сан Франциско. Останавливался я в районе Мирамар в отеле средней руки Half Moon Bay, где недалеко хороший пляж. Климат там капризный, за 15 минут может и похолодать, поэтому куртку я всегда брал с собой в поездку. Когда-то там жили мексиканцы скотоводы, но всё перевернулось очень быстро и от старого времени остались только чудные местные названия, переведённые на английский язык.
Три слова Half Moon Bay стали популярными, построили огромный гидросамолет с таким именем и даже Bill Evans записал танцевальный диск. Сейчас уже и в интернете сразу не найдёшь группу The orange peels, которая написала песню Back in San Francisco. Она работала в стиле Indie-Pop. Кто сейчас интересуется этим стилем? Никто. Я надевал наушники и делал пробежку перед сном по пляжу в Сан Франциско и слушал Ванессу Карлтон:
I want to feel, sunlight on my face
I see that dust cloud disappear without a trace
I want to take shelter from the poison rain
Where the streets have no name
Я бежал по пляжу от сумасшествия Нью Йорка, где нет названий улиц, а только номера. Там легко стать номером, там вокруг номера купюр, домов, баркодов и всего того, что не имеет отношения к самой жизни, но определяет её качество. Там нет IT корпораций, там только работают приложения, разработанные в Сан Франциско. А свобода духа только на севере Калифорнии. Я бежал и дышал воздухом, который пришёл с океана возможностей.
Наступило 5 марта, не последний день в моей судьбе. Я надел куртку и побежал на пляж, как делал много раз. Смеркалось. Я пробежал мимо пожилого человека, который стоял в соломенной вьетнамской шляпе. Он был неподвижен, как при медитации. О стоячей медитации я не слышал, но не стал тормозить, зачем мешать общению с Буддой. Пробежав с две мили, я повернул назад, а человек всё ещё был неподвижен и прилив уже касался его ступней:
-Не пляж, а остров Пасхи,- подумал я, остановился и спросил.
-Сэр, с вами всё впорядке?
Человек очнулся, сделал пару шагов от воды и посмотрел на меня отсутствующим взглядом, потом снял шляпу и я увидел его лицо. Это был пожилой вьетнамец, глаза его были сухие, как будто он уже давно выплакал свои слёзы.
-Не волнуйтесь, сэр, я просто скучал,- сказал незнакомец, а потом представился,- Аншель, консультант компании Bay area investment. А вы не собираетесь здесь покупать дом?
-О нет, я приезжаю только два раза в месяц по делам из Нью Йорка. Я смотрел цены на недвижимость. Они лучше, чем в наших краях. У вас больше возможностей для работы, чем на застроенном и перестроенном острове Манхеттен. Меня зовут Владимир, я эмигрант.
-Я тоже.
- Может сходим суши бар, посидим, у меня сегодня день рождения, я угощаю, заодно развеетесь от скучных мыслей. Тут недалеко Hagetsu Sushi.
- У меня сегодня тоже важный день, хорошо сходим, поговорим, как эмигрант с эмигрантом.
Аншель жил в Америке уже много лет. Он был сын медсестры из Вьетнама и американского солдата. Родители его давно умерли. Ему уже исполнилось семьдесят лет, шестьдесят пять из которых он прожил в Калифорнии. Его увезли в Америку ребёнком. В Дананге он был несколько раз, там у него в пятнадцать лет и возникла первая любовь к местной девочке. Но оба родителя воспротивились его желанию. Второй раз проходить процедуру натурализации нового члена семьи отец не хотел, слишком хлопотно и дорого. Жили они не богато, отец так и не оправился после ранения и на каждую поездку к родителям жены приходилось откладывать деньги 2-3 года. Мать же больше ухаживала за отцом, устроившись в агентство по уходу. Оплата по уходу за родственником была ниже, так как семья жила вместе.
В один из вечеров, когда Аншель гулял по Данангу, ему повстречалась девушка с коромыслом, в больших плетёных корзинах были цветы, которые она разносила по заказам. Он приехал на три недели, из них неделя уже прошла и времени не было на детальное знакомство с семьей девушки. Да и сама она ни на что не надеялась, а просто любила этого заокеанского парня, который говорил с ней на её языке. Подростковый роман, который не предусматривает продолжения. Он просто каждый день её сопровождал, когда она разносила цветы по вечерам. А днём она работала на рынке, помогала тёте продавать рыбу. Девочка была из обычной семьи и подарила ему на прощание свою вьетнамскую соломенную шляпу. Эту шляпу Аншель хранил всю жизнь.
Вернувшись в Америку, Аншель через год оставил школу и пошёл работать, сказал, что не будет брать деньги в банке для обучения в колледже, а сам их заработает. Отец это похвалил, так как стал совсем плох и скоро умер. Мать была в курсе его дел, во Вьетнаме девочка родила сына от Аншеля и записала его на свое имя, поэтому никаких юридических шансов для воссоединения у них не было.
Годы шли своей чередой и он поступил в университет. Чтобы не быть одному всю жизнь, а годы то текут быстро, по совету матери он выбрал себе добрую подругу из числа студенток, она была натурализованной американкой мексиканского происхождения и после окончания они поженились. Семья удалась, оба получили хорошие работы, дети тоже выучились и появились внуки. Аншель покинул Вьетнам последний раз 5 марта много лет назад и последний раз обнял свою любимую прощаясь навсегда. Прощанию родители не препятствовали. Каждый год в этот день он надевал соломенную шляпу, которую надевают во Вьетнаме при работе на рисовых чеках. В этот день он выходил на берег Тихого океана и грустил до самой полуночи, зябко кутаясь в плащ. В Сан Франциско в это время ночью бывает довольно прохладная погода.
К этой его традиции члены семьи давно привыкли, жена тоже часто тосковала по своей стране. Она была рядом, но времени выбраться в Гвадалахару не было. Только на похороны близких родственников. Со временем близких родственников не осталось, осталась только тоска, которую может понять, только покинувший свою страну.
В очередное 5 марта, Аншель, как обычно, уложил двоих внуков спать, поцеловал жену и ушёл на берег океана, как делал много лет. Жена относила эту его причуду к мало понятным ей азиатским традициям. Аншель был заботливый и внимательный к ней и к детям, любил внуков, был трудолюбив и продолжал работать консультантом по инвестициям в небольшой компании. Азиаты на пенсию по возрасту не выходят, тем более, что он совладелец этой компании. Что делал Аншель на берегу? Говорил с морем и просил ветер и волны передать его слова той девушке, которую оставил много лет назад:
Я знаю, что ты меня помнишь, слышишь мои слова и ждёшь.
Я знаю, что ты представляешь, как заключишь меня в объятия,
Поскольку любовь юных лет есть чистая правда, а не годов ложь.
Моя душа готова к отплытию, но жизни волны и ветер наши проклятия.
Я думал, что приплыву на лодке нашей любви в тёмное ночное время.
Когда твои родные будут спать, как и мои и мы уплывём в ночную даль.
Мы будем в море совсем одни, сольёмся друг к другом, любовь не бремя.
Наша мечта проста, быть вместе ещё раз, который унесёт тела печаль.
Я стою в одиночестве на берегу и вижу тебя на той стороне океана.
Я вижу твои протянутые руки и улыбку, которая летит ко мне у всех на виду.
Твой сын сегодня прислал электронное письмо, что смерть это рана,
Которая заживает только на острове среди океана и я туда сейчас иду.
Утром в дом Аншеля приехал следователь и пригласил домочадцев на опознание утопленника. На берегу лежала вьетнамская коническая соломенная шляпа.