Интерпретация и контекст

Игорь Барнет
Нижеследующий текст преследует лишь две цели: на конкретном примере продемонстрировать, насколько может различаться одно и то же музыкальное произведение (в данном случае песня) в двух разных исполнениях, и насколько эта разница обуславливается (либо допускается) различным "контекстом" конкретного исполнения.

Предлагаемая к рассмотрению песня - "Охотник" Франца Шуберта (из "Прекрасной мельничихи", №14). Существуют два возможно наилучших (как принято выражаться в некоторых кругах, "закрывающих") исполнения этой песни, зафиксированных звукозаписью: первое принадлежит Петеру Андерсу (с М. Раухайзеном), второе - Дитриху Фишеру-Дискау (с Дж. Муром, 1962 г.)

Исполнение Андерса на первый взгляд кажется гораздо более сильным. Мало кто ещё смог бы выразить с такой убедительностью горечь и боль потерянной любви. Голос артиста как бы с несомненностью ложится в единственно отведённую для него колею. Слияние певца и песни достигается абсолютное.

Напротив, исполнение Фишера-Дискау сразу поражает отсутствием чего-либо "человеческого" или "душевного". Наружу прорывается лишь отталкивающая сварливая злоба. В подобном состоянии, наверное, человек готов на любую низость. Даже удивительно, как такой великий певец умудрился не "отыграть" столь выигрышную в плане "чувства" песню, будто бы напрочь упустив свой шанс...

Разумное разрешение антиномии исполнений обнаруживается в следующем. Если данную песню вырвать из контекста всего цикла и представить как самодостаточное произведение (что и сделано в записи П. Андерса, где она помещена в паре с "Засохшими цветами"), то андерсевское исполнение получает все права и в самом деле остаётся преимущественным. И песня действительно позволяет вскрыть все те тайники переживаний, которые обнаруживает в ней Андерс. В этом случае подобная психологическая сложность интерпретации полностью оправданна.

Но всё меняется, чуть только мы помещаем песню в рамки песенного цикла. Ведь, согласно фабуле, это - первый, неожиданный для героя-повествователя удар по его любовному чувству, дотоле почти что безоблачному! Это - первое столкновение героя лицом к лицу с явно предпочтительным соперником. Но тогда разве можно представлять это мгновение чем-то совершившимся, в-самом-себе-законченным? Исполнение Андерса, оставаясь наилучшим, в данном контексте оказалось бы попросту неуместным! И в самом деле, Фишер-Дискау исполняет песню психологически гораздо более мотивированно: тут, как можно понять, вполне незамысловатая первая реакция влюблённого человека на такую беду: гнев и злоба. Чувство не успевает ещё сформироваться, откликнуться! Ведь чувство должно созреть. Чтобы зазвучать по-андесовски, ему необходимо время. И в самом деле, лишь "Злой цвет" (№17) звучит у Фишера подобно тому, как у Андерса звучал "Охотник". Событие, что называется, дошло до переживания.


16 декабря.