БИТВА ЗА ЭЛЕМЕНТЫ
На пути к сто четвёртому
ЭПИГРАФ:
Заниматься фундаментальными исследованиями —
всё равно что пускать стрелу в небо
и там, где она упадёт, рисовать мишень.
Хоумер Адкинз
Московские ученики Георгия Николаевича стали ядром Лаборатории ядерных реакций. Осенью 1960-го года был смонтирован и приведён в действие циклотрон У-300, лучший в мире ускоритель тяжёлых ионов, а через год начались эксперименты.
Вторая половина октября 1961года. Идёт подготовка к штурму 104-го. Положение — как перед Брестским миром, всё висит на волоске: 102-й как будто открыт, хотя это ещё под вопросом и можно побороться за приоритет, а в Беркли уже объявили об открытии 103-го, и вот-вот, как предсказывает классическая модель ядра, наступит конец таблицы Менделеева...
Арифметически всё просто:
94 + 10 = 104 — таким образом, при облучении плутония пучком неона возможно образование 104-й элемента. Но это на бумаге, а на деле простенькая схемка обрастает оврагами препятствий и затруднений, как в волшебной сказке, где брошенный платок превращается в озеро, а гребень — в дремучий лес.
Шведский теоретик Юханссен определил время жизни 104-го элемента (а конкретнее, его изотопа с массовым числом 260) в 14 миллисекунд, и на них была настроена аппаратура. Георгий Николаевич в радостном возбуждении. За пультом ускорителя сидит представитель госкомитета по атомной энергии товарищ Коньков, готовый оперативно проинформировать Старомонетный переулок о новом достижении советской науки — это будет прекрасный подарок XXII съезду партии, на котором сейчас, в эти дни принимается Программа построения коммунизма...
Открываем книгу воспоминаний С. М. Поликанова. Первый сигнал микромира. Взоры с надеждой направлены на «клюв самописца». Есть! Ещё раз! Ошибки быть не должно... «Ставлю бутылку коньяка, Серёжа, что это 104-й», — говорит Георгий Николаевич, обращаясь к Поликанову. «Серёжа» — это только для Флёрова, для остальных он Сергей Михайлович, правая рука Георгия Николаевича в Лаборатории, его заместитель по научной работе, его первый и «нежно любимый ученик», руководитель группы, штурмующей 104-й.
Следует проверка. Теперь вместо плутония — урановая мишень. Сигналы должны исчезнуть. Но они следуют вдвое чаще. Это не 104-й... Участники эксперимента, стараясь не смотреть в глаза друг другу, расходятся. Акела промахнулся...
Что дальше? Мнения учителя и ученика диаметрально противоположны. Поликанов видит в «таинственном незнакомце» предмет достойный специального изучения. Ведь в этом и заключается задача учёного — исследовать неведомое и непонятное, не так ли? Возразить нечего. И Флёров не возражает. Ученик оперился и готов к самостоятельным полётам. В добрый путь! О том, что его ученик испугался трудностей, Георгий Николаевич скажет позже. А трудностей на пути к 104-му оказалось действительно немало, и «диковинное пёрышко» Поликанова для Георгия Николаевича — всего лишь досадная помеха.
Георгий Николаевич формирует новую группу, от штурма переходит к осаде, а Поликанов с двумя единомышленниками приступает к изучению «таинственного незнакомца» на циклотроне Курчатовского института... Вскоре выясняется что таинственным 14-миллисекундным излучатель не что иное как давно открытый и уже основательно изученный америций-242. Как вспоминал потом В. А. Щеголев, очевидец и участник тех событий, с самого начала было ясно, что это делится какой-то изомер, но вёл он себя странно. Период полураспада известного изомера америция-242 измеряется в годах, а тут… И группа Поликанова продолжала исследования в Курчатовском институте.
На сообщение о спонтанном делении изомера америция с необычной коротким периодом полураспада живо отреагировали в Беркли. Гиорсо — он возглавлял работу по синтезу трансуранов после того как Сиборг ушел в председатели Комиссии по атомной энергии — воспроизвел дубненский эксперимент и подтвердил и 14 миллисекунд, и природу излучателя. Теоретики оценили важность этого открытия сразу же, поскольку эффект не поддавался теоретическому объяснению.
Интуиция редко подводила Георгия Николаевича. Это был как раз тот редкий случай. В числе авторов первой публикации: С. М. Поликанов, В. А. Друин, В. А. Карнаухов, В. Л. Михеев, А. А. Плеве, Н. К. Скобелев, В. Г. Субботин, Г. М. Тер-Акопян, В. А. Фомичёв — Георгия Николаевича, как видим, нет. Он вычеркнул себя из списка авторов. Почему? Окончательного ответа на этот вопрос тоже нет. На него не смогли ответить даже те, кто много лет работал с Георгием Николаевичем, и, казалось бы, хорошо его знал.
В. А. Щёголев, в некотором смысле лучше остальных понимавший учителя (он, кстати, единственный, кто заметил в Георгии Николаевиче «какое-то нерастраченное отцовство»), сказал: хочешь искать причины? Не ищи! В одних случаях он вычёркивал себя из списка, говоря, что хорошая благодарность лучше плохого соавторства, но если его «забывали» — вписывал. Сложный человек был Георгий Николаевич. Предсказать, что он сделает и как отреагирует, иногда было просто невозможно. Он «обожал психологические этюды». А может быть, он вспомнил, как 20 лет назад Курчатов снял свою подпись под сообщением своих учеников об открытии спонтанного деления урана? Кто знает...
Так или иначе, но Георгий Николаевич снял свою подпись, а ссылались потом на первую публикацию, и вся слава открытия нового вида ядерной изомерии обрушилась на Поликанова: «Группой Поликанова было обнаружено... », «Как показал Поликанов и другие...»
Переосмыслив ситуацию, Георгий Николаевич поручает Н. К. Скобелеву поиск новых спонтанно делящихся изомеров — и что же? — в ходе поисков Николай Константинович открывает эффект запаздывающего деления ядер... Цепная реакция идей...
Примерно в то же время, в середине 1960-х, московский теоретик Вилен Струтинский, знакомый дубненцам ещё по Курчатовскому институту, где он активно участвовал в обсуждении тематики флёровского сектора № 7, разработал метод расчёта так называемых оболочечных поправок к классической модели ядра — и открыл «двугорбый барьер деления», что изменило сложившееся представление о ядре как о бесформенной жидкой капле, стянутой лишь силами поверхностного натяжения в пользу некоего структурного тела. Не только ядерные изомеры нового вида получили исчерпывающее объяснение в рамках построенной Струтинским модели, из неё также следовало, что в окрестности 114-го элемента должен быть «остров стабильности» — воодушевляющая новость для всех, кто собирался и дальше продвигаться в сторону всё более тяжёлых элементов!
Георгию Николаевичу и раньше не очень-то верилось в близкий конец таблицы Менделеева, не хотелось верить, это не входило в его планы, но о стабильных трансуранах из второй сотни можно было только мечтать. Георгий Николаевич поддался искушению — он снова поверил теоретикам. Когда им овладевала новая идея, рассказывали его сотрудники и коллеги, он превращался в вихрь, в ураган, в стихийное бедствие, и Лаборатория переходила в режим чрезвычайной ситуации. Следы сверхтяжёлых искали на Камчатке — стране вулканов и гейзеров, в геотермальных водах Каспийского моря у полуострова Челекен, на бескрайних просторах Монголии... В результате ничего не нашли, но, как говорил Владислав Александрович, два месяца собиравший метеориты в пустыне Гоби, оцените размах!
Всё это будет потом, а пока... Пока Сергей Поликанов и два его единомышленника отправляются в Курчатовский институт изучать «таинственного незнакомца», новая группа под руководством Виктора Друина готовится к новому штурму 104-го элемента, а Виктор Карнаухов и Гурген Тер-Акопян возвращаются к прерванным поискам протонной радиоактивности.
Много лет спустя, жарким майским днём 2007 года, Виктор Александрович расскажет о тех первых открытиях Лаборатории ядерных реакций. Термометры в тот день в тени показывали 29 градусов, а в музее истории науки и техники ОИЯИ на улице Флёрова, дом 6, было прохладно, и пришедшие на лекцию профессора Карнаухова были приятно удивлены, встретив столь прохладный приём.
Когда лекция подошла к концу, и Виктор Александрович ответил на вопросы, он достал из портфеля и передал в дар музею экспонат — тот самый «телескоп пропорциональных счётчиков», на котором он и его коллеги Г. М. Тер-Акопян, В. Г. Субботин и Л. А. Петров в 1962 году открыли ту самую «протонную эмиссию атомных ядер из возбуждённого состояния».
А на вопрос удивлённых коллег: «И ты столько времени это хранил?» — потеплевшим голосом ответил: «Так это же своё, родное...»
Фото Юрия Туманова.
http://proza.ru/2022/09/24/1095