Работала она домохозяйкой и по совместительству мамой своих
четверых детей. Познакомились в фотопункте, где получала фотки,
слово за слово, я тогда увлекался Лазаревым, его "Диагностикой
кармы", на которую меня вывел брат Павел, поэтому посыпались
вопросы, взахлёб, ей было мало ответов, надо было уже уходить,
но она что-то ещё спрашивала, предложила встретиться, чтобы
договорить, до-вопросить, ей очень надо помочь разобраться в
своей жизни, но только придёт с собакой, можно?
Я в прошлый раз отказал во встрече в старинном парке одной даме,
которая хотела прийти с овчаркой. И не потому, что не люблю собак,
я сам вырос в собачьем краю, в тайге, среди охотничьих лаек, а
потом, постарше, рос среди овчарок на пограничной заставе. Но во
время свидания с женщиной собака будет лезть, лизаться или наоборот,
вести себя насторожённо, вносить напряжение, ненужное отвлечение...
Помню, как с Ликой было, кот её по имени Бегемот всегда в ноги лез
и повыше, как только придвигаешься к ней, будто ревниво оберегал
свою хозяйку...
Оказалось, в этот раз чёрный дог. Философ, наподобие египетского
Сфинкса - сидит и смотрит вдаль. С собакой, понятно, отпускают...
Дети, муж... Сказала мне, что муж обо мне знает, потом я приходил
к ним домой, разговаривал и с мужем, он меня как бы тестировал,
что я там такого знаю эзотерического, но я просто рассказывал о
книгах Лазарева, о своём скептическом отношении ко многим моментам,
но наталкивающих на собственные выводы во взаимоотношениях между
людьми и миром, он строго глядя на меня, привыкший к тому, что он
самый умный "кузнец" в своём министерстве, чем-то похож был на
Дзержинского в исполнении Михаила Козакова, только без бородки.
Тот батл за столом оказался первым моментом обострения, потом
произошли и другие моменты: избиение её, своей супруги, мольбы
о прощении, угрозы мне по телефону, что оторвёт мне башку, потом
нападение, перелом носа, следователь... Дочь Лялька вступалась,
называя меня отчимом, говоря, что я ей лучше родного отца, а
отец её не понимает...
Но это было потом, а сейчас мы просто сидели на высоком берегу
над Москва-рекой, в Коломенском, Она что-то спрашивала, я не сразу
отвечал, подолгу смотря вместе с догом по имени Борман вдаль на
проплывающие пароходы. Она всё говорила, говорила... Иногда ловил
взгляд её чёрно-непроницаемых глаз...
«Бурятка», - сказал про неё один художник. Да, кругловатое лицо,
но глаза не узкие, хотя мне именно узкоглазки очень нравятся. А
вот волосы, да, как конская грива из прямых пружинных игл, цвета
чёрной меди, сейчас они коротко подстрижены, под мальчика.
Над верхней губой родинка, справа. Не красится, без помады много лет.
В клетчатой голубой рубашке и джинсах. Стать и движения бывшей балерины,
но фигура потяжелее, хотя стройность, скрытая мальчиковой одеждой,
великолепна. Античная женщина. Тот художник сказал про неё на одной
выставке: танцовщица, сразу видно... Терпсихора...
Когда она стоит, сидит и лежит - ровно, стройно, а двигается как
большая кошка, грациозно. Тот художник: какая нога, какие икры, как
двигается, как переливается её подтянутый и немного выпуклый живот
под платьем.
Я ему: ты уж не лезь под платье.
Он: я же просто как художник.
Но она не просто танцовщицей оказалась, это был какой-то гипнотический
животный уровень...
А так... Необычная манера общаться. Немного философии, шизотерики,
свои странные стихотворные строчки, я бы назвал этот стиль - рок-поэзия.
Очень вежливая, учтивая, сказала: я уважаю ЛЮБОЕ ваше мнение и действие,
даже если под столом будете валяться мертвецки пьяный и облевавшийся, я
не изменю своего мнения, я вас отмою.
В остальном абсолютно нормальное поведение одинокой женщины, хотя
есть муж и четверо детей. Я поняла, говорит, что зря вышла замуж, но было
уже поздно. Просто я хотела сбежать от матери, она меня очень строго держала,
хотя и интеллигентно, а я была очень учтивой и послушной, не могла ей слова
поперёк сказать.
Мужу потом – тоже. Он у меня работает в министерстве, ничем не хуже
мамы в своей строгости и правилах. А теперь я будто в раю, девчонка
в саду твоего эдема, так себя ощущаю. Могу в твоём мире резвиться,
царапая коленки, не боясь осуждения и строгих тырканий, я распускаюсь
как цветок и стану совсем распущенной, хочу этого!
А потом однажды вечером в её скромной и чистой комнате, куда просто
силой за руку притащила меня, решительно и уверенно, включила музыку,
«на-на-на» - пела бельгийская певица Вайя Кон Диос...
И начался удивительный животно-космический танец. Никакого балета.
Она втягивала живот, сгибалась почти конвульсивно, отросшие по моей
просьбе волосы падали на лицо, руки плавно полукольцом расходились
в стороны, в этом жесте я узнавал всё же что-то балетное или из древних
замковых танцев, коленка одной ноги шла вверх, руки обхватывали коленку,
лоб прижимался к ней, накрывая гривой чёрных конских волос… и – врыв,
взрыв жестов и эмоций, она будто подлетала вверх, раскрыв, разбросав
руки в стороны, развернувшись, раскрывшись морской звездой… затрепетав
этими кончиками, а живот наподобие переливов танцовщицы живота начал
играть волнами...
Ритмы песни так тонко отслеживались, отрабатывались движениями
обезумевшей фигуры, жестами, и в этом было столько животного,
от древних неистовых самок у костра, и столько космического
до самых глубин вселенной, что разум начинал мутиться, будто
от выпитого странного чёрно-медного, непонятного вина…
И начинался уму непостижимый ритуал. Она неистовствовала и
неистовствовала, заводила все внутренние глубины и кипение.
Хотелось подстелиться под её туфельки, к которым она особенно
трепетно относилась, это именно из-за таких туфелек она сбежала
когда-то в юности от матери. Потому что та не купила ей их, а
купила какие-то тупоносые, как у старой училки. Обида осталась.
И пришлось купить эти туфли гораздо позже, когда вышла замуж,
но так ни разу и не надела их, пока дети не выросли. Как-то
они сказали ей удивлённо, когда она однажды сменила клетчатую
рубашку и джинсы на платье, чтобы пойти с мужем на какой-то вечер:
«мама, так ты, оказывается, тётя…» Она чуть не сдохла, чуть не
захлебнулась внутренним всхлипом, но сумела сдержать себя… А туфли
эти он ей тоже не рекомендовал, будешь как б...среди приличных людей...
Пришлось надеть "приличные"...
А теперь танцевала, танцевала. А я так любил, так любил танцы…
И вот она танцует уже сверху, я почти потерял ощущение реальности,
выстелился на полу, прошу её не бояться наступать на меня каблучками
своих туфелек, я тренированный, как железный дровосек, так меня зовут
многие - железный Джон… И действительно, моё тело в такие моменты
становится как непробиваемая автомобильная шина. Крепче топорщащегося
члена. И только несколько кровавых бороздок между ребёр от скользнувших
каблучков…
А потом она упала на него. И танец продолжился… Уже лёжа...
Иногда замирала, прямо как в разговоре, заметно дольше ожидаемого,
обтекала его приятной тяжестью. Потом просила ещё и ещё, продолжать
и продолжать, посильнее... посильнее… И закричала, матом: "е... меня!
е...ииииииии!!!
И он чувствовал себя каким-то вырвавшимся из рук отбойным
молотком, на котором работал когда-то раньше в горах Лондоко, добывая
мрамор для метро… И теперь, проходя в метро, иногда поглаживал какую-нибудь
плиту… Где-то здесь и моя...
...
А когда она вернулась с космодрома Плесецк, когда вошла… Когда на него
напала эта самая непонятная Сущность… Другой стороны зверя... И когда она,
теряя лоскуты своей шкуры, убегала, а он неделю её искал потом везде…
И когда осознал, что ВСЁ кончилось, вся вселенная сгорела дотла, чёрные звёзды
осыпались, тогда за грудиной что-то вскипело и начали лопаться сосуды…
...