Повадились как-то зайцы по зиме в березовую рощу наведываться. То ли яблони в соседской деревне все облущили, то ли собак много развелось в округе, да вот только они в деревню и усов боле не кажут. А березки-то под боком в родном лесочке— скачи, да лущи.
Вот… Зимний февральский солнечный денек. Целая стая зайцев лущет березы. А один молодой заяц - русак примостился к молодой березке, сдергивает её богатые наряды своими резцами, а березка ему так жалобно и говорит:
- Косой, ну, по что ты меня лущишь? У меня же вся жизнь впереди...
А он ей и отвечает:
-А у тебя шкурка приятней: молодая, гладенькая, беленькая — жуй — не хочу, прямо на зубах тает…
- Заинька, ну, ты сам подумай — ты сейчас меня облущишь, а я и засохну. Вот по весне бы прыгал, скакал женихом вокруг меня, а я бы невестушкой сережками на ветру позванивала…
- Нет, не жалко... Мне пузеньку свою набить, да по пенечку лапками побить, а твои сережки — хм… мне не нужно, и женихом не хочу я быть, а потому и невеста мне, что хвост, только к земле притягать будеть... Холостым — то… поприятней.
Облущил заяц березку и к другой побежал.
Ударили в ту пору холода, а в соседней деревне у старика со старухой вышли дровишки. Вот старуха старику и говорит: «Иди, седая борода, в березняк, наруби дровишек, а то у меня пятки мерзнут, а дров-то одна - осина осталась... Береза-то пожарчая будят, а я тебе и пирогов спеку, и супчику слажу».
Делать старику нечего, запряг пегую лошадку, махнул вожжами, уткнул нос в воротник и поехал дрова рубить.
Приезжает в березняк, а там все березки полущены, да обглоданы : «Вот так зайцы обленились... Яблони поели, осинки поели, а теперь и за березки принялись... Ну, ладно….хоть не так их жалко рубить будет...»
Одна березка, другая березка ложатся в сани. И ту молодую невестушку — березку приметил старик, да и положил на свой воз. Привез дед дров домой: испилил, порубил и в дровяник их сушиться уложил. А бабка печи топит, в валеночках по дому ходит, в окошко все поглядывает — довольнеханька.
Пошел местный охотник Михалко в лес петли свои проверять, которых он на зайцев поставил. Снег похрустывает, солнышко светит, и идет он на своих лыжах вдоль заячей тропы — и след у зайцев особенный — две ножки сзади, а одна впереди, две ножки сзади, а одна впереди -треугольничком косые прыгают. Нравится косым тропки натаптывать, лентяйское у них сердечко: маленькое, трусливое; понатопают тропку, по ней и прыгают, а охотник Михалко натянет петельку над тропой в одном местечке, да в другом, и как пустятся зайцы наутек от упавшего снега с елкиных плечей, то ли же от решившей прокричать свои горлышко сороки, да тут косые в петли и попадают... И в этот раз подвезло местному охотнику Михалке: полрюкзака зайцев наснимал со своих петлей.
Возвращается домой Михалко, а старикова старуха тут как тут у окна — видит, что возвращается охотник с добычей из лесу. Накинула она свой шерстяной платок и в валеночках своих засеменила на улицу:
- Михалко, постой! Чёй-то у тебя в рюкзаке?
- Зайцы, бабушка,петлями словил.
- Я зайчатинку люблю... Ты уж мне продай парочку, не обидь.
Скинул Михалко рюкзак свой, вытянул парочку за уши и подал старухе:
- Держи, старуха, потом сочтемся.
- Благодарствую, Мишенька, благодарствую…
И пошла старуха в дом, обрадовать старика:
"Давай, седая борода, ошкурай, супцу тебе сварю — зайчатинку".
Бабка из печи золу выгребла, вымела, положила зайца в чугунок, да березовыми поленишками обложила, лучинки настрогала, бересту подожгла, да под полешки и подпихнула.
"Прейся - прейся заячьи ножки, коптитеся, заячьи ушки", - и приставила печную заслонку.
А заяц в котелке сидит, ножками подрыгивает и говорит:
- Ох, и жарко же.
А березовое поленко ему отвечает:
- Что-то голос — то знакомый, не ты ль это, косой?
- Как же не я -то, я. А это ты ль что ли, березка — невестушка.
- Я… старик посмотрел, что я облущена, срубил, на сани закинул и в дровянник, а теперь в печке. Не невеста теперь я - дрова. Вот так встреча, заяц...
- Да, и вправду никогда не знаешь, где потеряешь, а где найдешь.
- Где облущут…
- А Где в петлю...попадешься…
- Да, вот так нас и свела судьба...- говорит ему березка. Вот не облущил бы ты меня тогда, может, через пару — тройку месяцев соки бы во мне взыграли, почки бы набухли, а затем и листочки вылупились, раскрылись, зазеленели, силы набрали, а ты вокруг меня бы с кочки на кочку скакал, а я бы шелестела тебе, а ты б в моем тенечке от жары прятался, - горестно потрескивала березка,- поломал ты мне жизнь, косой, облущил мою молодость, а я уж тебя пожарчяя сварю…
- Да и ты не с проста сюда попала, березка, не вся ты белехонька, и на тебе черные пятна есть…
Запищал заяц в чугунке, ножкою забулькал: «Пожалей меня, березка, пошутил я! Не копти мои ушки...» - а березка не слушает, да только жару поддает: «Сейчас-сейчас, косой…».
Посматривает огонь на все на это, жаром пышет и говорит: «Да что вы тут размечтались, расквитались, сами уж почти зола-золой, а все не успокоитесь. Я тут хозяин», - и объял их обоих пламенем…