Краткая зарисовка
Родился Гошка в начале тридцатых годов в семье, где отец довольно неплохо играл на гармони. Ему ещё не было и шести годков, когда он начал сам самостоятельно к вящей радости отца осваивать этот народный музыкальный инструмент под названием хромка, и к восьми годам уже не хуже самого родителя вовсю наяривал любимые в народе плясовые наигрыши и частушки. В школе же юный гармонист не особо проявлял усердие в учёбе, и отец, устав выслушивать на собраниях от его учительницы нелицеприятные замечания по поводу успеваемости родимого отрока, однажды придя из школы домой, взял и выбросил любимую игрушку сына в горящую печь.
- Не наладишь свои дела в школе, выпорю, – рыкнул он, – шёлковым станешь!
- Пори, тятя, но гармошку я всё равно не брошу, – и вытащил голыми руками её из огня.
И строгий воспитатель ему уступил.
- Ладно пиликай! – ухмыльнулся он, – надеюсь, без куска хлеба ты не останешься в жизни!
А через год началась война. Гошка был старший в семье из четверых детей, и отец, уходя в августе сорок второго на фронт, сказал ему на прощание.
- С этого дня, Георгий, ты остаёшься за старшего в доме и на тебе лежат теперь все мужские дела по хозяйству. Не подведи меня!
- Не подведу, – обнял он, расставаясь, папаню солдата.
Когда в сорок четвёртом принесла почтальонша в дом похоронку, Гошка забросил учёбу в школе и пошёл пахать на завод помощником машиниста маневрового паровозика. Парень он был, как и павший где-то в боях под Минском родной его пехотинец рослым и плечистым, но малолетним пока ещё стригунком. Кудрявый в мать темноволосый шатен он был от природы наделён, вызывающей доверие, мужицкой статью. Осваивая тяжёлый труд помощника маневровой кукушки, он каждый день, устав на работе, не уставал в избе вечерами совершенствовать своё мастерство игры на любимой двухрядке, при этом ещё и успевал помогать и мамке по хозяйству.
Однажды, уже ближе к концу войны слушал он как-то по бумажной радиотарелке с фронта вечерние сводки и услыхал в конце передачи поразившее его одно, очень красивое музыкальное произведение. Прослушав его до конца, запомнил его, но так как на хромке не хватало полутонов, то он умудрился их весьма талантливо обыгрывать, не нарушая тем самым канву волшебной мелодии. Потом он позже уже узнал, что эта полюбившаяся ему музыка назвалась: «Полонез Огинского». Когда переработанный им этот с фортепианного изложения на гармошку полонез зазвучал, наконец, у него руках нежно и страстно, Гошка рискнул продемонстрировать своё мастерство, исполнив на одной из молодёжных вечерок на улице эту, по его мнению, замечательную музыку. Сразу после этого весть о том, что в городке появился свой юный гармонист виртуоз, разлетелась незамедлительно.
Как бы не было тяжко, но закончилась-таки война. И оставшиеся в живых солдаты стали возвращаться домой. В городке то хватало, конечно, разных гармонистов, да только Гошку с его гармошкой стали приглашать на все значительные праздничные застолья, как лучшего. Он с первого раза, услышав по радио новую песню, запоминал её и начинал уже на все лады, подобрав, петь её и наяривать на кнопках хромки эти полюбившиеся в народе известные песни. К тому времени прошла у него мутационная ломка голоса и образовался весьма приятного тембра лирический баритон. С этим багажом он и ушёл служить в ряды советской армии по призыву, прихватив с собой любимую гармонь, став и там любимцем среди сослуживцев. В армии его и прозвали солдаты, любя, Гошкой с гармошкой. Так он
и вернулся с этим прозвищем домой, и понеслось, поехало.
Развернув на гулянках меха своей двухрядки, он постепенно начал, выпивая, жизнь свою холостяцкую прожигать по застольям. И на каждом весёлом мероприятии хмельные бабы, подвыпив, буквально повисали на нём, замусоливая своими поцелуями его баскую и кудрявую физиономию. Поначалу лихому гармонисту даже понравилось это назойливое к нему женское внимание с последующим продолжением в тайне на стороне, а потом кураж с хмельной навязчивостью подвыпивших дам стал ему уже надоедать, а дальше то и вовсе осточертел, вызывая у него брезгливое отвращение. Повзрослевшему музыканту хотелось чего-то тёплого и родного, вот он решил и, что пора ему с этим весельем заканчивать, тем более, что матушка и обе младшие его сестрёнки проели ему до смерти наметившуюся на затылке проплешину.
И вот, играя как-то на одной какой-то праздничной вечеринке, Георгий заприметил там скромно сидевшую за столом зеленоглазую с ликом русалки красавицу, чья русая коса толщиной с его руку свисала у неё за спиной ниже поясницы. Встретились они взглядом с ней, и он утонул в бездне этих малахитовых глаз. А когда торжество подошло к концу, он живо свернул свою гармозу и подрулил к понравившейся ему молчаливой девушке.
- Меня Георгием зовут, можно Гоша, – представился он.
- Сусанна, – ответила обладательница длинной косы.
- Можно, я тебя провожу, – перешёл он сразу на «Ты», – поздно уже, да и на улице темно. Опасно, – протянул он её свою открытую ладонь.
- Проводи, – согласилась его новая знакомая.
Захватив гармошку под мышку, Гошка настиг девушку на выходе из дома и до утра провожал её, не в силах распрощаться. Едва успел он, очумевший от счастья кум вовремя на работу вернуться, да ещё с гармошкой в руках и в парадном прикиде. А неделю спустя, набрался храбрости, потерявший голову ухажёр, и сделал своей избраннице, предложение. Потом полгода копил влюблённый гармонист, откладывая от семьи себе на предстоящую свадьбу, получив от неё согласие расписаться с ним в загсе. Целую вечность тянулось это его вынужденное ожидание намеченного торжества. Но вот они, два голубка красивые да нарядные восседают посередине празднично накрытого стола в окружении родственников и близких друзей и светятся радостно от счастья.
Когда были сказаны все тосты и поздравления с пожеланиями и вручены подарки, захмелевший тесть, поднялся из-за стола и лично попросил своего зятя.
- Взял бы гармошку, зятёк дорогой, и доставил бы нам всем удовольствие! Просим тебя, – обратился он жестом к захмелевшей компании.
- Просим, просим захлопали одобрительно все присутствующие.
И Гошка кочевряжиться не стал. Взял он свою двухрядку, рванул меха, и пошла за ним завертелась по кругу пляска с песнями да прибаутками. Но вот уставшие топотать по полу каблуками плясуны снова сели за стол, отдышаться, жених тихо и твёрдо сказал.
- А сейчас, друзья мои, я спою вам одну новую песню, которую я недавно услышал по радио. Я не знаю, как она называется, но она мне очень понравилась, – и запел.
Все присутствующие за столом враз замолчали, перестав выпивать и закусывать, и с полным вниманием стали слушать своего певца, зная, что он ещё и хорошо поёт. Когда солист дважды повторил в конце песни припев, все гости и хозяева возбудились как-то, не поняв прозвучавшие строчки с намёком.
- Ты чё задумал то, касатик? – подала голос тёща.
Но гармонист, не откликаясь на тёщу бодро завершил своё сольное выступление.
- Уж ты прости, ты прости, капитан,
У нас, у каждого, свой талисман!
Втал, сжал меха своей гармони, застегнул её и улыбнулся.
- Ты чё это братуха? – поднял голову, рядом сидевший, младший брат.
- Владей! – протянул ему свою двухрядку Георгий, – она теперь твоя!
- Вот это подарок, так подарок, – обалдел тот от счастья, приняв инструмент.
А старший добавил, – вот и весели теперь ты людей, Витко, а нам с Сусанной пора, – крепко сжал он ладонь своей половинки, направившись к выходу.
И вслед им рванулась, запела, разлилась на все лады в темпе марша эта подаренная брату голосистая хромка.
- Уж ты прости, ты прости, капитан,
У нас, у каждого, свой талисман…