В Лицее приближался день выпуска. Экзамены должны были начаться с 15 мая 1817 года. Все чаще вспыхивали споры, куда лучше пойти. Многие, среди которых и Горчаков, Ломоносов, Юдин и Гревениц, практически осваивали дипломатическую карьеру: изучали переписку берлинского и русского двора, писали депеши, делали конверты и пакеты без ножниц, дополнительно учили итальянский и английский языки, свободно уже владея французским и немецким…
Другие мечтали о военной карьере, как Жанно Пущин. А Саша Пушкин все метался между желанием иметь блестящий гусарский мундир и мечтой посвятить себя поэзии и прозе. Он попросил отца содержать его в конной армии. Но Сергей Львович не был рачительным хозяином и денег таких, чтобы оплатить ему службу, не имел. Посоветовал ему поступить в гвардейскую пехоту. Но сын хотел быть только гусаром .
Саша в отчаянии бросился за помощью к дядюшке-поэту, к кому обратился в стихах:
Скажи, парнасский мой отец,
Неужто верных муз любовник
Не может важный быть певец
И вместе гвардии полковник?
Ужели тот, кто иногда
Жжет ладан Аполлону даром,
За честь не смог бы без стыда
Жечь порох на войне с гусаром…
Ты скажешь: «Перестань, болтун!
Будь человек, а не драгун;
Парады, караул, ученья -
Все это оды не внушит,
А только душу иссушит…»…
Но и Василий Львович посоветовал ему гражданскую службу. Пока, по очереди обращался ко всем родным и получал отказы, Саша в спорах с ними и сам осознал, что его привлекает только свободное творчество, а именно – поэзия. Она – его судьба, его удел…
Теперь в стихах стал посмеиваться над необходимостью «красиво мерзнуть на параде». Пока все лицеисты находились в волнениях и тревогах по поводу выпуска, он грыз перо, выливая на голубой листок свое отношение ко всей этой суете:
Промчались годы заточенья;
Недолго, мирные друзья,
Нам видеть кров уединенья
И царскосельские поля.
Разлука ждет нас у порога,
Зовет нас дальний света шум,
И каждый смотрит на дорогу,
С волненьем гордых, юных дум.
Иной, под кивер спрятав ум,
Уже в воинственном наряде
Гусарской саблею махнул –
В крещенской утренней прохладе
Красиво мерзнет на параде,
А греться едет в караул;
Другой, рожденный быть вельможей,
Не честь, а почести любя,
У плута знатного в прихожей
Покорным плутом зрит себя;
Лишь я, судьбе своей послушный,
Счастливой лени верный сын,
Всегда беспечный, равнодушный,
Я тихо задремал один.
Равны мне писари, уланы.
Равны мне каски, кивера,
Не рвусь я грудью в капитаны
И не ползу в асессора...
Однако лицеисты продолжали волноваться об экзаменах. В очередной раз, собравшись вечером у Жанно Пущина, они теперь шептались о каком-то списке. Оказалось - с каким чином и куда, «в зависимости от желания, благонравия и успехов в науке», выйдет из Лицея каждый из них. Правда, список еще не был составлен, но родилась очередная лицейская «национальная» песня:
Этот список - сущи бредни,
Кто тут первый, кто последний,
Все нули, все нули,
Ай люли, люли, люли!..
По предложению Матюшкина решили создать рукописный сборник лицейских стихов, где будут подведены их творческие успехи, чтобы младшие воспитанники знали, что лицейское творчество - неотъемлемая часть лицейской жизни. Решили в него включить и «национальные песни». И вскоре была начата подготовка рукописного сборника, порученная Пушкину. Он должен был его составлять. Саша и дал ему название: «Дух лицейских трубадуров». В него, после обсуждения, он включил 24 собственных стихотворений, 20 - Антона Дельвига, 7 – Алексея Илличевского, 5 - Николая Корсакова и 2 - Вили Кюхельбекера. Также - лучшие куплеты из «национальных песен».
Понимая, что рукописный журнал может явиться примером преемственности литературных лицейских традиций для будущих лицеистов, все беспрекословно переписывали набело не только свои, но и чужие стихи.
Тем временем уже стало известно, что они будут сдавать 15 экзаменов. Все опять схватились за книги. Саша от директора Лицея получил задание написать прощальную песню, но он отказался, и Дельвигу поручили ее написать. Энгельгардт все равно заставил Сашу писать стихи о безверии, вызвав у него бурю возмущения. «Он дал мне такую тему не без умысла – наверняка думает, что я отношусь к религии слишком легкомысленно!». Но начал писать и на экзамене по русской словесности прочитал. Несмотря на то, что стихотворение было заказным, он попытался в нем описать муки безбожия, хотя его личное отношение к религии, действительно, желало оставлять лучшего.
Не зря ведь он написал в альбом Илличевского:
Ах, ведает мой добрый гений,
Что предпочел бы я скорей
Бессмертию души моей
Бессмертие моих творений…
Последний экзамен был сдан 31 мая, и в этот же день в Лицее заседала конференция - орган управления, где рассматривался вопрос «О распределении воспитанников». Она решила их распределить по роду службы – с учетом желания каждого и его благонравия. Саша Пушкин оказался зачисленным во второй разряд окончивших Лицей с чином коллежского секретаря. 4 июня Александр I утвердил постановление конференции. В Коллегию иностранных дел с Сашей Пушкиным попали и Александр Горчаков, Сергей Ломоносов, Николай Корсаков, Павел Гревениц, Вильгельм Кюхельбекер, Павел Юдин. Остальные тоже были определены по их склонностям: кто - в государственную канцелярию, кто- в министерство юстиции и в министерство просвещения, а кто - в министерство финансов и в министерство юстиции. Так Саша стал в министерстве иностранных дел коллежским секретарем.
Выпуск из Лицея был назначен на 9-е июня. В гимне Тоси Дельвига к этой дате звучало:
Простимся, братья! Руку в руку!
Обнимемся в последний раз!
На церемонии присутствовал Александр I, после торжественной речи наградивший их всех жалованьем. Пушкин, как окончивший по II разряду, должен был получать 700 рублей, в отличие от хорошо себя показавших. У тех было по 800.
На выпуск к Саше приехали члены «Арзамаса», которые не дали ему ощутить себя сиротой – родители на лето уехали в Михайловское, не посчитав его выпуск достойным внимания…
15 июня 1817 года в Коллегии иностранных дел, на Английской набережной, Саша Пушкин принес служебную присягу и подписал присяжный лист. И только после этого ритуала он вздохнул с облегчением. Правда, он понимал, что конец учебы в Лицее является концом и его юности: «Во взрослую жизнь я выхожу в 18 лет. Но … Сумею ли я найти себя во взрослом обществе? Хватит ли у меня терпения и ума на службе?.. - Но больше всего его волновал вопрос: - Смогу ли я заниматься любимым делом и хватит ли у меня сил на то и на другое? – Но успокоил себя: - «Я справлюсь обязательно - не зря же мой талант признан такими корифеями литературы, как Жуковский, Батюшков, Вяземский, Плетнев… Только поэзия может дать мне то, что я ищу. А у друзей, что ж… У каждого из них тоже - свой путь».
Любое волнение, любое событие, находившее отклик в его душе, вызывали стихи:
Шесть лет промчалось как мгновенье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: шествуйте, сыны!
Он уехал в Петербург, в пустую квартиру родителей на Фонтанке, у Калинкина моста. Так у него началась самостоятельная жизнь взрослого человека. От ощущения свободы и независимости у него кружилась голова. Ему теперь было доступно всё: и театры, которые он часто будет посещать, и балы, и литературное общество «Арзамас», где состоят в членах все его старшие друзья-поэты. А главное – свободное творчество…
Саша Пушкин должен был получать в год жалованье в 700 рублей. Из них - 1 раз в 4 месяца его треть – 225 рублей. В день увольнения в отпуск 10 июня 1817 года по расчету ему выдали первые 53 рубля 90 копеек. Так до начала получения приличных гонораров за свое творчество юный поэт жил с мизерным жалованием.
Но и мог месяцами не появляться на службе. 10 декабря этого же года директор Лицея Энгельгардт писал Горчакову: «Пушкин ничего не делает в Коллегии, он даже там не показывается. Мне говорили, что теперь он болен».
Замысел «Руслана и Людмилы» возник у него в начале 1817 года, незадолго до выпуска из Царскосельского лицея, но он закончил ее только в 1820 году. Поэму начали печатать весной этого же года в журнале «Сын отечества». Но - в отрывках, без эпилога и вступления. После публикации поэмы русские критики разделились на два лагеря: на тех, которые считали, что произведение аморально и слишком пошло, и на тех, кто принял поэму с восхищением.
Последних было больше, поэтому в мае 1820 года стали готовить к печати отдельное издание, которым ведал Н. И. Гнедич. Николай Иванович - поэт, эллинист, переводчик «Илиады», глубокий знаток театра. Ему помогал друг Лёвушки, брата Пушкина, Сергей Соболевский, который переписывал черновики поэмы. И она вышла в свет в конце июля — начале августа 1820 года. В это время Саша Пушкин находился в ссылке, в Кишиневе.
Получив книгу, он написал Гнедичу благодарственное письмо 24 марта 1821 г. «Вдохновительное письмо ваше, почтенный Николай Иванович, нашло меня в пустынях Молдавии: оно обрадовало и тронуло меня до глубины сердца. Благодарю за воспоминание, за дружбы, за хвалу, за упреки, за формат этого письма — всё показывает участие, которое принимает живая душа ваша во всем, что касается до меня. Платье, сшитое, по заказу вашему, на «Руслана и Людмилу», прекрасно; и вот уже четыре дни как печатные стихи, виньета и переплет детски утешают меня».
За это издание он получил свой первый серьезный литературный гонорар.
Однако, после первой публикации, когда некоторые критики говорили о том, что в произведении мало народности, Александр Пушкин в 1825 году решил написать вступление, благодаря которому и появились по-настоящему народные образы. Рассказ о Руслане и Людмиле он вложил в уста кота ученого, рассказывающего сказки. А в 1828 году поэма «Руслан и Людмила» со всеми изменениями и добавлениями вышла второй редакцией. Но он жалел о том, что сделал изменения в поэме - она после этого стала казаться ему совершенно «холодной» и неживой.
За поэму "Руслан и Людмила" он получил 1500 рублей - полноценный гонорар.