С 1967 года по 1997 год Ю.В. Бутурлакин проработал в должности главного диспетчера «Газпром трансгаз Югорска». Родина высоко оценила его заслуги. Юрий Васильевич награжден орденами «Дружбы народов», «Почета», за активное участие в рационализаторской деятельности - золотой и серебряной медалями ВДНХ, за трудовую доблесть - медалями «За освоение Западной Сибири» и «100-летия В.И. Ленина», дипломами и грамотами Министерства газовой промышленности, объединения «Тюментрансгаз», удостоен звания «Ветеран труда».
Два мнения
О людях, которым везет в жизни, говорят, что родились под счастливой звездой. Юрий Владимирович Бутурлакин считает себя в их числе. А вот его жена, Нина Степановна, нет. Она говорит, что каждый год был у него очень тяжелым.
- И так всю жизнь по этому поводу мы прожили со своим мнением, - в ответ улыбается Юрий Васильевич.
Услышав эти слова, рассмеялась и Нина Степановна:
- А ведь это точно. Если бы Юра слушался меня, давно бы жили с ним в Москве. Ведь в 1967 году ему предложили работать в Центральном диспетчерском управление Министерства газовой промышленности, и на ГИС в Чехословакии, а выбрал поселок Комсомольский. Подумать только.
С меня тогда многие знакомые посмеивались, мол, Бутурлакиных с города в болото потянуло. А здесь, в п. Комсомольском, действительно и жить то негде было. Управление УМГа находилось в маленьком старом деревянном здании, где воды и отопления не было. Чтобы хоть как-то согреваться зимой, сотрудники рубили дрова и растапливали печи в своих кабинетах.
Когда Юра заболел, мы с дочерью все наше богатство в Острогожске бросили и приехали к нему в Комсомольский. Представляете, из хорошей благоустроенной городской квартиры переехали в деревянную, продуваемую со всех сторон ветрами, двухкомнатную квартиру на две семьи. Воду набирали из колодца, рубили дрова для печки, на которой я готовила кушать, грела воду для стирки, купания.
Что говорить, поселок Комсомольский с городом не сравнить. Здесь ни транспорта, ни дорог, ни больниц, ни кинотеатров. Сами ежедневно через болото прокладывали в снегу, или в трясине дорожку до магазина, до работы. В магазине, кроме консервов, ничего…
- Юрий Васильевич, так что же вас подтолкнуло сделать именно этот выбор? – поинтересовался я у Бутурлакина.
- Романтика? Может и так, - улыбнулся он. – Не знаю, как и сказать. Скорее всего, дух команды, если предложили тебе ответственную работу, значит, высоко ценят твой профессионализм.
Я с 1961 года работал в Острогожском районном управлении, имел высшее образование механика сельхозинститута, потом заочно закончил учебу в Московском институте нефти и газа. На моих глазах было построено три компрессорных цеха и газопроводы «Северный Кавказ—Центр», «Елец—ССПХГ», «Шебелинка—Острогожск». Прошел школу оператора на ГРС, машиниста компрессорного цеха, диспетчера, ответственного диспетчера.
В 1966 году Министерство предложило мне работу в Чехословакии на газоизмерительной станции (ГИС). У ГИСов, расположенных на границе СССР и Чехословакии, шел постоянный разбаланс по объемам передаваемого и получаемого ими газа. Посчитали, что я смогу справиться с этой проблемой. В принципе опыт уже был наработан. И я согласился.
Оформление документов сильно затянулось. В том же году бывшего начальника нашего ЛПУ, в тот момент директора Ташкентского УМГа Павла Терентьевича Буряка, переводят на должность директора Северо-Уральского УМГа. Он собирает команду. Из работников Острогожского районного управления, главным инженером назначает Леонида Сергеевича Должикова, главным бухгалтером - Вячеслава Иосифовича Войцеховского, начальником отдела связи - Серафима Климентьевича Борзых, мне предложил должность главного диспетчера. В этот же момент меня приглашают на работу в ЦПДУ.
В итоге выбрал Север, посчитал, что там я нужнее.
Подготовка кадров
Газопровод Игрим-Серов заработал. Начали строиться первые компрессорные станции в Нижней Туре, в Краснотурьинске, в Ивделе, в Комсомольском. Специалистов не хватало. В диспетчерской службе работали люди совершенно не знавшие, что такое газ, труба, компрессорная станция. Жаловаться на непрофессиональные кадры Буряку Бутурлакин не стал, понимая, что такая же ситуация складывается и на других КС, и начал самостоятельно обучать своих специалистов. Возил диспетчеров на газопровод, на строящиеся компрессорные, газораспределительные и газоизмерительные станции.
- С первой проблемой на газопроводе столкнулись при заморозках, - вспоминает Юрий Васильевич. – Газ, поступающий из Пунгинского месторождения, был сырым. Мощностей станции, осушающей его, было недостаточно. А расстояние между Пунгой и первой компрессорной станцией было большим – 180 километров. Когда газ шел по этой трубе, его давление падало, как и температура, вода превращалась в лед, и образовывались гидратные пробки.
С этой проблемой мы сталкивались в Острогожском райуправление. По трубопроводу там из месторождения тоже шел газ влажным, плюс, турбины выбрасывали в него масло. В результате этого образовывались газогидратные пробки не только на трубопроводе, но и на пылеуловителях. Выход из того положения предложил сам Буряк.
Остановили пылеуловитель, взяли часть этого гидрата, напоминающего снежной комок, отнесли подальше от КС на бетонную площадку и подожгли. Он вспыхнул как порох, с высоким пламенем, и ничего от него не осталось. Исходя из этого, мы стали отключать поочередно на некоторое время пылеуловители, пробки таяли и исчезали.
Так поступили и на компрессорной станции Комсомольского ЛПУ. И выиграли. А на домах линейных обходчиков установили метанольницы, и при образовании гидратных пробок, заливали в трубу метанол для их растворения. А для того, чтобы точно узнать, где они образовываются, диспетчера вели график перепада давления газа в газопроводе. Обходчики им передавали эту информацию. И там, где оно начинало падать, определяли местонахождение гидратных пробок.
Но «пробки» это одно. А вот когда происходил разрыв газопровода или останов газоперекачивающего агрегата, на другом конце телефонного провода уже был сам министр газовой промышленности или кто-то из его заместителей. На втором телефоне секретарь обкома партии. Земля сотрясалась от их криков. Буряк вместе с главным инженером Должиковым, с начальниками отделов, отправлялись на место аварии и устраняли ее с рабочими. Газ был очень нужен потребителю, в числе которых были не только заводы, фабрики, теплоэлектростанции, а и котельные, снабжающее теплом жилые дома, школы, детские сады, больницы.
С вводом лупинга «Игрим-Серов» чуть легче стало. Но строились новые газопроводы и, чтобы избежать ошибок в технологии транспорта газа, я обучал диспетчеров управлению этим процессом. Они знали технические характеристики каждого компрессорного цеха, каждого агрегата. Только это позволяло им принимать правильное решение в управлении потоками газа.
Нижняя Тура – Пермь
Когда было закончено строительство газопровода Нижняя Тура – Пермь, и по нему пошел газ, Буряк перед Бутурлакиным, главным инженером и начальником линейной службы УМГ, поставил задачу проверить этот участок.
- Он был сложным в том значении, что по газопроводу строителями не было сделано вдольтрассового проезда, - вспоминает Юрий Васильевич. – Причина в том, что те места труднодоступные, с большими увалами и крутыми подъемами. Мы с главными инженерами Нижнетуринского и Чусового райуправлений выехали на гусеничном ГАЗ-47 в сторону Перми.
Сидим внутри машины. Через некоторое время смотрим на спидометр и понимаем, что по километражу мы уже должны быть в Чусовой. Вылезли из машины, смотрим, а мы, оказывается не прошли и половины пути до нее. Вездеход повис в снегу, гусеницы гребут, и километраж на спидометре от этого прибавляется.
Ночь, мороз сильный, снег по грудь, а на всех одна лопата. Поочередно убирали снег под машиной и делали проход дальше. Но это не давало нужного результата. Пробились на 50-60 метров вперед и все, ни рук, ни ног не чувствуем.
Нашли другой выход, спилили несколько деревьев и привязали тросами их к гусеницам, чтобы сыграли роль снегозахватов. Но это тоже не дало результата, бревно с одной стороны, как назло, соскакивало, и машина начинала крутиться на месте, или скатывалась вниз. Развязываем тросы, цепляемся ими к дереву, растущему впереди. Тоже нет результата, машина ломает дерево и ее сносит в сторону валика газопровода, который еще полностью не промерз. А наезжать на него опасно.
Мы бросили технику и с Должиковым, у нас было только две пары лыж, прокладывали тропу в снегу, остальные люди шли за нами по следу. Местами снег доходил по голову, как кроты пробивались вперед в сторону железной дороги.
Когда идти уже было невмоготу, останавливались на некоторое время, обогревались паяльной лампой. А ночью мороз крепчает, слышен гул электрички, но как она близка, не знаем, так как при морозе звук усиливается. Вышли на станцию электрохимзащиты Чусовой и от нее пошли на железную дорогу. Мы пришли на станцию, а там столовая. Два дня не ели, были голодными.
Водитель две ложки борща съел и лег спать у печки. Разбудить его не смогли, как и других. Оставили ребят и с Должиковым отправились в Нижнюю Туру, чтобы доложить Павлу Терентьевичу, что пробиться по газотрассе до Чусовой не смогли. Здесь, чтобы зимой ремонтировать этот участок газопровода, необходима более мощная техника.
Павел Терентьевич Буряк
- И вас поддержали в министерстве? Дали нужную технику? – спрашиваю у Бутурлакина.
- Нет, конечно. Но спрашивали за все, и очень строго, вплоть до снимания с должности и лишения партийного билета. А последнее в то время, было самым страшным наказанием. Мы идеологически были ленинцами, патриотами своей Родины, своей большевистской партии. А если она тебя выставила из своих рядов, значит ты враг коммунизма, враг Родины, людей, которые трудятся на заводах, фабриках, на сельских нивах.
В то время мы подчинялись Министерству газовой промышленности, ЦПДУ, и главку «Тюменьгазпром». Если что-то на газопроводе происходит, то все они начинают тебя в этом винить: плохо следишь за состоянием трубы, не имеешь данных по ГПА и так далее. И это все на повышенных тонах! Что говорить, у нас был один девиз «Стране нужен газ». Поэтому главное внимание мы уделяли подготовке кадров, их удерживанию на местах, что было очень трудно сделать, строители получали заработную плату в 6-10 раз больше, чем эксплуатационники.
- В 1969 году Юру уже невозможно было узнать, - вспоминает Нина Степановна Бутурлакина. – Похудел сильно, под глазами мешки, на работе безвылазно задерживается по три-четыре дня, а то и больше. Начал терять сознание. Спасибо Буряк это вовремя заметил.
- Да, да, - вспоминает Бутурлакин. – Он мне говорит, что даю вам с женой неделю отпуска, съездите в Свердловск и отдохните, а то здесь такого сделать я вам не дам. А я ему говорю, что без денег семья, давайте дождемся заработной платы. А он против этого, мы готовились к подключению к газопроводу еще двух Игримских месторождений, а это еще более ответственная работа. Что делать(?), мы задумались с женой, где найти деньги. А Петр Терентьевич вечером пришел к нам домой и принес нужные деньги. Вот так он заботился о своих подчиненных. А сам не выдержал.
От нервного истощения слег в больницу. Оказался у него рак мозга. Но до последних своих дней, боролся за жизнь, расспрашивал меня о работе УМГа, что-то подсказывал.
Когда ушел из жизни Буряк, его временно заменил Николай Лукич Стегайло. Он пришел из белорусской КС. А потом, в 1972 году директором УМГа стал Евгений Николаевич Яковлев. В тот момент как раз и произошло преобразование Северо-Уральского УМГа в производственное объединение «Тюментрансгаз». Началось освоение месторождений севера Тюменской области.
Большой путь
В 1972 году на территории Казымского ЛПУ был сварен «красный стык» газопровода Медвежье – Надым - Пунга и началась большая стройка. Если в 1970 году СУ УМГ эксплуатировал 1300 км газопровода, то в 1975 году длина строящихся и вводимых газопроводов утроилась, как и количество новых компрессорных станций. Были пущены газопроводы Пахрома – Казым и Казым – Пунга 1 нитка. В 1974 году была пущена в работу мощная газотранспортная система Северные районы Тюменской области – Урал. Первый газ пошел в Москву и европейские города Советского Союза.
- Начиная с 1972 года, до моего выхода на пенсию в 1997 году, все дни, недели, месяцы, годы прошли как один рабочий день, - вспоминает Бутурлакин. - А все потому, что были сплошные испытания трубы, разрывы, пожары, давление со стороны Москвы – «дайте нам такие-то данные», «почему у вас все так плохо», «да как вы так можете работать»?
Линейщики все время работали вместе со строителями, потому что те после себя оставляли на трассе много брака, которого допускать было ни как нельзя. Нужно было их постоянно контролировать, подталкивать, требовать. А за всем этим процессом следила диспетчерская служба. Я домой приходил или поужинать, или позавтракать. Бывало, трое-четверо суток мы сидели в диспетчерской безвылазно.
– Я это могу подтвердить, - говорит Нина Степановна. - Для меня на всю жизнь запомнились три его слова: испытания, разрыв, пожар. Он приходит, быстро покушает, и возвращается на работу, я уже догадывалась, что там что-то произошло, и он ушел надолго. А когда заглядываешь ему в рабочий кабинет, он меня не видит, у него перед глазами технологические карты, отчеты, таблицы, он ведет переговоры с трассой, с Москвой, с Тюменью или промыслами.
Все домашние дела, как и воспитание детей лежали на мне, а он жил на работе. Я видела, какие нагрузки на него ложились. Но он этим жил, он любил свою работу и все ему било нипочем.
- У меня кроме газопроводов была и сургутская линия электропередач, работа всех собственных энергоисточников, находившихся на ЛПУ. А как по-другому быть? Кроме этого, мы контролировали ход ремонта газоперекачивающих агрегатов, их ввод, потому что газопроводы и компрессорные станции – это один нерв. И если хоть какой-то участок его будет «защемлен», то произойдет его останов. А этого допускать было нельзя. А значит, все диспетчера, как и я, должны были наизусть знать, работает сколько и в каком ЛПУ агрегатов. Если где-то произошел разрыв, то все диспетчера должны знать, где нужно уменьшить давление в трубе, а где увеличить, и при этом не дать войти последующим ГПА в помпаж.
Со связью вечно были проблемы. До Надыма в 70-ых дозвониться было невозможно. Голосовая связь по радиостанции запрещалась, можно было получать информацию только по азбуке Морзе, через оператора. Но пока там операторы устанавливают связь, бывает, мы нарушали все правила, переходили на голос.
Как с Пунгой, к примеру, мы разговаривали. Сотрудники смеялись с меня, зачем ты им кричишь в трубку, они тебя и так слышат. Кричали, передавая нужную информацию, или получая ее, до хрипоты.
Закрытие суточного баланса происходило в 4 утра. И так каждую ночь. Передаешь в Москву сколько мы протранспортировали газа, сколько передали его потребителю, сколько израсходовали его на собственные нужды. Все нужно просчитать, чтобы не было разбаланса.
Большое спасибо Ковалеву Александру Ивановичу, начальнику отдела автоматической системы управления за помощь. Он вошел в курс дела, и «стал» технологом, сам писал программы, обучал нас как ними пользоваться.
Так же я опирался на своих помощников – на заместителя Ивана Егоровича Евсюкова, на диспетчеров Анатолия Николаевича Павлова и его сына Сергея, на Леонида Васильевича Степанова, на Галину Ивановну Егорову, на Александра Дмитриевича Глушко, на Тамару Ивановну Гетманчук.
Мы постоянно бывали в командировках на промыслах, в ЛПУ, обучали диспетчеров и сами обучались, приглашали к себе на практику диспетчеров с трассы. Такая взаимосвязь и дала самый главный результат, мы работали как нерв, без сбоев, оперативно справляясь со всеми задачами, поставленными перед нами Центральной диспетчерской службой «Газпрома» и работали надежно. Так и сегодня работают диспетчера «Газпром трансгаз Югорска» и всем им хочется передать большое спасибо за это. Ведь газ, который идет по трубам, он приносит нам в квартиры электроэнергию, тепло.
Спасибо вам, югорские газовики.