На оцифровке старых кассет много не заработаешь. А мне много и не надо. Я не работаю, я подрабатываю. Дело это не требует ни особых профессиональных навыков, ни глубоких теоретических знаний. В техническом оснащении тоже нет ничего выдающегося. Нужен видеомагнитофон, у меня это «Panasonic». Нужно что-нибудь в качестве преобразователя аналогово сигнала в цифровой. Продается масса всяких приставочек разных ценовых категорий, дающих одинаковый средний результат. В качестве преобразователя я использую старую MiniDV камеру, имеющую сквозной канал AV-DV out. Ну и компьютер, конечно, нужен с установленной программой для видео захвата. Самая главная проблема любого микробизнеса - поиск клиентуры. Но и эта проблема решаема, пока живут на свете такие люди, как наш Толян.
Толян создал сайт по оказанию целого ряда услуг: оцифровка всевозможных видео и аудио - кассет, видеосъемка и видеомонтаж любой сложности, создание слайд - шоу, ретушь фото и прочее. Понятное дело, что это нельзя назвать предметом первой необходимости, но спрос на эти услуги есть и он достаточно устойчив, хотя, за последние годы изрядно снизился. У Толяна имеется штат из двух диспетчеров Андрюхи и Кати. И, наконец, у Толяна есть мы - человек сорок мастеров - фрилансеров, рассеянных по всему мегаполису.
Мастера получают заказы от диспетчеров в виде телефонных номеров и имен потенциальных клиентов. Созваниваются, определяются по стоимости работ, договариваются о встрече, если надо.
«Нельзя, чтобы заказчик думал, что вы работаете дома, - инструктирует Толян, - заказчик должен быть уверен, что его драгоценные кассеты цифруются в лабораториях Останкино или Мосфильма. А то, что вы назначаете ему встречу около «Пятерочки» для передачи материалов, так это для его удобства, чтобы он не тащился, бог знает куда».
Толян знает, что говорит. За эти его знания и организационный талант мы перечисляем ему 40% заработка и посылаем по электронке ежемесячный отчет о завершенных заказах. Система работает. Все на доверии. Про случаи крысятничества я ничего не знаю. Сам работаю по-честному. Толян в рассылках грозится, что проведет выборочный контроль путем обзвона заказчиков, но не проводит.
Любой рассказ должен иметь познавательную составляющую. Соответствующая часть моего рассказа завершена, и мы возвращаемся к этому дедку – заказчику, похожему на бравого солдата Швейка. Здесь я руководствуюсь иллюстрациями из моей любимой книги чешского писателя. Стоял он в точности в том месте, в котором мы договорились о встрече – на крыльце магазина «Куулклевер». Его неновый пиджак был украшен орденом Отечественной Войны второй степени и орденскими планками, говорящими о том, что их хозяин является обладателем всех наград, выпущенных к юбилейным датам праздника Победы. Выглядел он моложе, чем, на мой взгляд, должны выглядеть ветераны, прошедшие войну. В руках он держал кассету VHS, завернутую в газету и перетянутую резинкой для денег. Я сказал ему, что завтра будет готово и протянул руку за кассетой. Швейк слегка отстранился и прищурил глаза, дескать, меня не проведешь, знаем мы вас, щас хвать кассету и был таков. Есть в нашем деле устойчивая закономерность, чем меньше кассет приносит заказчик, тем трудней он с ними расстается: начинают требовать квитанцию, гарантии сохранности, в каждом твоем слове видят подвох и обман. Самые взыскательные - это те, что с одной кассетой, но Швейк превзошел всех ранее мною виденных.
- Вы мне скажите, сколько у вас стоит эта оцифровка на диск? - Он наверняка изучил прайс на сайте, наверняка расспросил диспетчера Андрюху и теперь спрашивает только для того, чтобы подловить этого рвача и проходимца (меня) на очередном вранье. Швейк был из тех людей, которые не ступят на «зебру» не дождавшись машины.
- Четыреста рублей - час.
- Да? А у вас на сайте – двести девяносто, - медленно, с торжеством во взгляде отчеканил Швейк. Подловил.
- Двести девяносто, если у вас больше 12 часов оцифровки, а у вас всего одна кассета. - Я хотел сказать «паршивая кассета», но удержался.
- Да? А откуда вы знаете, сколько часов у меня на кассете? А?
- На одной кассете не может быть больше трех - четырех часов.
- Подождите - подождите, вы же говорили об одном часе. А?
- Мы цифровать будем? – мобилизую я остатки терпения.
В глазах Швейка отразилась работа мозга, он что-то подсчитывал и, похоже, результатом подсчета остался доволен.
- Видите ли, мне не надо цифровать всю кассету. Мне нужен только один небольшой кусок. Там несколько минут.
- Скажите, что там, я найду это место и оцифрую.
- Нет, видите ли, вы не найдете, я сам должен посмотреть. Там парад Победы тысяча девятьсот девяносто какого - то года, и я там рассказываю о войне.
Получалось по всему, что я должен пригласить его домой, нарушив тем самым мудрые Толяновы наставления. Клиент, вместо мерцающих экранов и жужжащей аппаратуры солидной студии увидит стол, добитый видак и сто лет назад устаревший ноут. Он ведь может и соскочить. Плакал тогда мой приработок и Толяновы проценты. Швейк с его одной, завернутой в газету ВХСкой, на VIPклиента, конечно, не тянул, но передо мной стоял пожилой человек, ветеран войны, такой же как дед Иван или дядя Володя Онищенко. Ему и без денег можно цифрануть. Делов - то на полчаса.
- Ну хорошо, пойдемте. Я здесь, в соседнем доме живу.
- Фашисты нас всех согнали и заперли в одном сарае. А я мальчишка -то был худенький, на чем штаны держались. Это сейчас я округлился, - Швейк хлопнул себя по ляжкам и захихикал. - Так вот, я в щель-то и вылез и рванул к своим. А мне еще наши разведчики в подкладку донесение зашили. И вот я три дня добирался до наших. Спал в стогах, деревни обходил, боялся наткнуться на проклятых фрицев. Добрался. Грязный, голодный. Командир мне говорит: «Ну парень, ты в рубашке родился». И мне сейчас полный котелок каши на-а, и ржаного хлеба здоровенную краюху на-а. Какой же это был вкусный душистый хлеб. Я никогда такого не ел.
Швейк взглянул на меня увлажнившимися глазами, как бы приглашая разделить с ним нахлынувшие воспоминания, или он хотел проверить реакцию на свой рассказ.
- Наши, благодаря донесению, пошли в наступление, разгромили проклятых фашистов и погнали их прочь поганой метлой с нашей земли. - Швейк замолчал. Лицо его сделалось суровым.
- Так Вас, наверное, должны были к награде представить?
- А меня и представили… Но документы где-то затерялись. Война. Сам понимаешь.
Именно такой ответ слово в слово я и ожидал услышать вместе с этим «сам понимаешь». Я даже остановился. Остановился и Швейк. В глазах его отразились растерянность и испуг и он крепче прижал к себе кассету.
- Вон мой подъезд. Пойдемте.
В прихожей Швейк кряхтя присел и начал развязывать шнурки. Я сказал, что разуваться не надо, но он все равно снял свои не новые ботинки и аккуратно поставил в угол. Мы прошли в комнату. Насчет добитого видака и старого ноута - это я так написал: у меня вполне современное и функциональное рабочее место. Швейк развернул кассету, аккуратно сложил газету, осмотрелся, куда бы ее положить и сунул в карман. Я быстро нашел нужное место. На видеозаписи человек с микрофоном, стараясь перекричать шум праздничной толпы, представлял зрителю заслуженного ветерана, почетного гражданина и еще много всего. Перечисляя звания и регалии, журналист ни разу не сбился и не споткнулся, что, на мой взгляд, говорило о его высоком профессионализме. На Швейке был тот же неновый пиджак и те же награды. И рассказ его был тот же самый слово в слово. Только до наших на сей раз он добирался не три, а два дня.
Я отмотал ленту, захватил кусок с интервью, сделал минимальную цветокоррекцию, в начале и в конце подставил затемнение и вывел в файл. Все было готово через двадцать минут.
- Все? - Швейк смотрел на меня, с уже начинавшим раздражать выражением недоверия на лице. Я запустил ролик на большом мониторе. Запись выглядела вполне прилично. Сразу было видно, что снималось профессиональной камерой, профессиональными руками. Швейк внимательно смотрел все с тем же выражением недоверия.
- А зачем вы вначале показываете площадь?
- Ну, просится общий план, чтобы было понятно, где происходит.
- Нет, не надо и в конце этих людей тоже не надо.
Я подрезал видео и опять вывел в файл.
- И сколько минут получилось?
- Семь минут, двадцать секунд.
- Ну, то есть, семь минут?
- Ну да.
Швейк произвел подсчеты в уме. «В чем подвох, в чем подвох?», - спрашивали его прищуренные глаза.
- А что-то, вроде, у вас не так выглядит, как на кассете?
- Я цвета сделал поестественней и контрастности добавил.
- А зачем?
- Слушайте, что с коррекцией, что без коррекции цена одна и та же - четыреста рублей.
- Как… как четыреста, тут же пять минут.
- Минималка, что один час, что одна минута – четыреста рублей. Вы же читали на сайте.
Швейк застыл, восстанавливаясь после такого удара ниже пояса.
- Вы разрешите воспользоваться вашим туалетом по малой неотложной нужде?
Я показал ему, где туалет и включил свет. Швейк справил (отвратительное слово) свою малую неотложную, потом долго лил воду. Я представил, что он открыл пластмассовую дверцу под раковиной и смотрел, как крутится колесико у водомерного счетчика. Наконец он вышел. Выражение лица его с подозрительного сменилось на решительное.
- Скажите, какой документ я должен предоставить, чтобы вы сделали мне скидку.
Я не жмот и не жлоб, и о чем, вообще, разговор: четыреста рублей для меня небольшие деньги, а для него и подавно. Он, наверняка, давно выбил себе все положенные и неположенные льготы, все надбавки и все скидки. «Вышмаркал», - как сказала бы баба Маня. Но у меня перемкнуло, короче, я уперся.
- Видите ли, я частное лицо, и если я сделаю какую-нибудь скидку, то должен буду сам доплатить фирме, в которой работаю.
- Нет, вы меня не поняли, я могу предоставить любые документы, любые.
И он привычным движением извлек из внутреннего кармана полиэтиленовый пакет с изрядной стопкой каких-то удостоверений всех оттенков красного и сложенных вчетверо, пожелтевших от времени листков бумаги с затертыми углами.
У деда Ивана был один документ - справка о реабилитации, датированная 1954 годом.
- Вань, сходи в контору, - просила баба Маня, - там опять этот майор из райвоенкомата приезжал. Онищенке вон талон на ковер дали и деньгами…
- Я что, мало на току заработал? Тебе что, ковра не хватает?
- Да нет, Вань…
- И все на этом.
И на этом было все.
Соседу дяде Володе Онищенко на войне «повезло» больше, если не считать удаленного легкого и полной утраты трудоспособности. На майские праздники он надевал награды: орден Отечественной Войны, такой же, как у Швейка. Еще у него была медаль за отвагу и медаль за освобождение города Овруча. Я даже не слышал о таком городе. О войне ни тот, ни другой рассказывать не любили. О войне они могли говорить только друг с другом, сидя на летней кухне и выпив бабы Маниного самогона. Дядя Володя неизменно расстраивался, плакал, вздрагивая тщедушным телом. Крупный дед Иван сидел напротив и смотрел в одну точку.
Если по телевизору шел фильм о войне, дед Иван смотрел минут пять - десять, потом вставал и уходил, произнеся одно слово: «кино».
И вот, мне интересно, что бы мой тесть Иван Иосифович сказал, услышав этот Швейков рассказ о пионерах - героях, если бы был жив?
Только кажется мне, что ничего бы он не сказал.
И мне нечего добавить…