Если спросите – откуда
Эти сказки и легенды
С их лесным благоуханьем,
Влажной свежестью долины,
Голубым дымком вигвамов,
Шумом рек и водопадов,
Шумом, диким и стозвучным,
Как в горах раскаты грома? —
Я скажу вам, я отвечу.
Лонгфелло "Песнь о Гайавате"
Дед Егор жил в горе, в сопке, в деревне Нанжуль в пяти километрах от Солонцов под Красноярском. Мы с отчимом познакомились с ним на дороге в наш сад, который был на полпути в Нанжуль. Дед Егор предложил подвезти нас на телеге, которую тащил без усилий Карька, молодой гнедой конь. Мы примостились с радостью около мешка с хлебом - кирпичиками белого хлеба за 28 копеек, который продавался в Солонцах. Дело было в 70-е годы прошлого века, но такой хлеб и сейчас там продается. Дед Егор рассказал, что раз в месяц ездит в Солонцы за пенсией и провиантом, и мешка хлеба хватает ему и Карьке на месяц.
Внешность у деда Егора была такая: лохматые седые волосы и темная борода, а посредине голубые веселые глаза и большой нос. Глаза, хоть и с прищуром, смотрели открыто с тем русским выражением, которое одно на Земле. У Карьки глаза были чуть печальные, но с усмешкой и превосходством, с каким он косился сверху вниз на девочку десяти лет.
У отчима был мотоцикл, и как-то раз мы решили заехать к деду Егору в Нанжуль. Нанжуль была красивая деревня, но многие дома были без хозяев. Попавшийся мальчишка указал нам, где живет дед Егор. Мы подъехали к горе и увидели в ней дверь, окошечко и ворота. Дед Егор вышел на звук мотоцикла. Он был рад гостям и показал нам свое жилище. Каморка деда Егора была маленькая, но он сказал, что когда он сидит за столом около окошечка, то всё у него на расстоянии вытянутой руки и не надо подниматься. Я села за стол, и точно: слева кухонная утварь, хлеб на полке, кусковой сахар, чай; справа узкая кровать. В другой стороне комнаты печь-буржуйка с трубой, выходящей из горы, рядом дрова. Потом мы пошли в другое отделение, к Карьке, за ворота. Карькино помещение было раза в три больше комнаты деда Егора. Карька невозмутимо стоял в стойле, рядом были инструменты, снаряжение, сено.
Отчим разговаривал с дедом, потом я узнала, что пенсия у деда Егора была всего 20 рублей, при обычной 75. На вопрос, почему так мало, дед Егор отвечал, что в молодости был белогвардейцем и за это потерпел. Ещё дед Егор рассказывал, что его односельчане, переезжая в город, нередко предлагали ему жить в их домах, но дед Егор отказывался, он не видел особых недостатков, живя в горе.
Прошло 50 лет, и чтобы не стеснять семью сына, мне была куплена квартира-студия в новостройке, на всё про всё 23 квадратных метра. Бетонная пещера на восемнадцатом этаже. И пенсия у меня 20 тысяч, та же, что 20 рублей деда Егора. Дед Егор не унывал, да и унывают ли русские? Так что:
- Здравствуй, здравствуй, дед Егор!
Если взойти на сопку, вид будет умиротворяющий, соседние сопки и долины между ними, пласты воздуха, нисходящие, восходящие, дышащие, и ты дышишь вместе с ними, и ты стоишь на высоте и всё крупно, и нет ничего мелкого, и близко небо и плывущие облака. С балкона студии в Долгопрудном вид тоже не промах, но азиатской красоты крупных форм (за исключением неба) нет и в помине, а есть обилие мелких, но интересных деталей: хвостики самолётов в Шереметьево, катера и пароходы на канале имени Москвы, высотные дома Химок, дали на пути в Санкт-Петербург и небо утра, дня, вечера и ночи во всей красе. И синеве этих равнинных далей ("гениальная равнина в белых клавишах берёз") равнозначен голубой прищур деда Егора, через годы, через расстояния. Да и что представляли бы собой русские без этих синих далей, при взгляде в них и глаза, да и всё лицо тут же легко приобретает максимум выразительности, глаза упражняются в необходимой зоркости и несерьёзной сосредоточенности и блаженствует человек.