Рено Бернар бежал по парижской улице. Это был крупный человек лет сорока с почти что квадратными плечами и шрамом на щеке. Столь заметную примету он получил после скоротечной войны за Францию 1940-го года, находясь в лагере для военнопленных.
Однажды произошел инцидент, крайне неприятный для руководства лагеря. Узники одновременно перестали работать, саботировав производство. В ходе этого произошла серия стычек с надсмотрщиками, которая переросла в бунт. Десяток нацистов убили, овладев их оружием. Попытка пленников с самого начала подразумевала провал, но и жить в таких условиях они не хотели.
Нацисты жестко подавили бунт, используя сотни солдат, огнеметы и бронемашины. Во время переполоха несколько узников сумело скрыться. Дальнейшая их судьба неизвестна. Или же их настигли и убили, или же они сумели скрыться и присоединиться к подполью Сопротивления.
Четверть людей убили на месте при штурме, еще часть показательно повесили или расстреляли, а других отправили в газовые камеры. В живых остались лишь немногие, которые – по мнению немцев – имели потенциал для физической работы. В их число попал и Рено, но за участие в заговоре его наказали. Нацисты несколько раз хватали его за грудки, бросая на пол барака. Далее били головой о металлическую койку, а потом продолжительно избивали ногами. И на том издевательства не прекратились – один немец придумал заклеймить Рено раскаленной палкой. Идея показалась им «крайне недурной», и нацисты единогласно согласились с предложением. Так Рено и получил незаживающий шрам на щеке, который с ним на всю жизнь, в память о зверствах нацистов.
После неудачного заговора пленникам еще больше уменьшили паек, хотя и раньше он был неполным – часть выделенной еды нацисты просто забирали себе.
Нацисты, смяв Бельгию и Нидерланды, обошли линию укреплений Мажино, на которую французы возлагали большие надежды, искренне полагая, что противник пойдет в лоб, а не в обход через Арденны. Устаревшая тактика, промахи командования, неправильное использование танков, противодействие предателей, которые стремились заключить сепаратный мир с нацистами, – все это привело к катастрофическим последствиям: скоро гитлеровцы вошли в Париж без боя, а разобраться с остальными разобщенными частями французов не составило труда. Битва за Францию закончилась 22 июня 1940 года. Гитлер праздновал победу, поверив в свою непобедимость. Ровно через год немцы нападут на Советский Союз. Всего это не было, если бы французы не занимались «Странной войной», а пошли в атаку в 1939 году, когда нацисты напали на Польшу. Тогда немцы были еще очень слабы и не были способны воевать на два фронта. Бездействие привело к коренному увеличению военной мощи тирании Гитлера, противодействовать которой становилось все сложнее.
Рено был готов броситься в бой в 39-м и задушить нацистскую гидру, но никто не позволил это сделать. Его отец воевал с Германией еще во времена Первой мировой войны, но битва на Сомме оказалась для него последней. Рено долгое время не знал, почему отца всегда нет рядом с ним. В возрасте десяти лет мать рассказала всю правду, которая шокировала его, и с тех пор он возненавидел немцев. Рено пошел по стопам отца, став военным, уяснив себе, что его долг – защита республики от нападок недругов. И вот, когда раздался грохот Второй мировой войны, он был готов отомстить немцам за своего отца.
Каждодневная утренняя пробежка старого солдата – неотъемлемая часть его жизни, без которой он бы не смог жить. Прекратить бегать – значит умереть. Именно так говорил Рено на протяжении всей своей жизни, но однажды пришлось расстаться со своим принципом. После падения Франции под гнетом нацистов, он оказался в застенках лагерей для военнопленных.
Когда Рено ушел на фронт, он не оставил после себя детей, хотя уже был женат на Жанне около года. Все связывается со страхом, который утверждал, будто Рено повторит судьбу своего отца. Казалось даже, что над их родом висит страшный рок. Поэтому Рено даже и не рассматривал возможность обзавестись детьми, чтобы та история не повторилась. А уже на войне мысли кардинально переменились – теперь он уже горевал из-за того, что никого после себя не успел оставить, ведь каждый день на войне – шанс погибнуть. Так круг окончательно замкнулся. Но впоследствии солдат уверял себя – он вернется домой в любом случае.
На войне Рено воевал храбро и не питал трусости. С каждым убитым нацистом полнилось мщение за своего отца. Он воевал и после капитуляции, но продлилось это недолго. Сжатый с обеих сторон батальон нес большие потери, а пополнять их боеприпасами, топливом и людьми уже никто не мог.
Рено стоял за пулеметом, поливая огнем наступающие орды нацистов, поддерживаемые танками и авиацией. Незадолго до атаки рвались крупнокалиберные взрывы артподготовки, сметающие окопы и блиндажи, солдат и офицеров. На глазах Рено артснаряд прилетел прямо в деревянную постройку, где заседали командиры. Десяток человек превратились в кровавый порошок.
Случилось это вблизи от Рено. Увиденное на месте блиндажа повергло его в неописуемый животный страх. То, что осталось от людей – словами описать очень сложно и мучительно больно. Море крови, мясо, части тел, оторванные конечности – вообразить такой ужас невозможно даже в самых страшных кошмарах.
Психика Рено пострадала и изменилась до неузнаваемости – посттравматическое стрессовое расстройство изменило его жизнь. Очень часто неосознанно прокручивался тот самый момент с прямым попаданием снаряда и последствия после него. Чаще всего ПТСР проявлялся у Рено ночью, когда он спал. Он может резко проснуться посреди ночи и закричать, а потом в судорогах плакать, превращаясь в ребенка. Но иногда страшные моменты войны проявлялись и днем, когда Рено совершенно не спал, а работал или занимался чем-нибудь. Истерика могла продолжаться десятки минут, а потом он возвращался к обычной жизни. По сей день старый солдат не свыкся с травмой психики. Врачи разводили руками – это ничем нельзя было вылечить. Десятки тысяч, а может быть и сотни тысяч человек душевно страдали от данного недуга в результате военных действий человечества. Пик страха ПТСР пришелся на Первую мировую войну, где насилие зашкаливало от разнообразного оружия: артиллерия, пулеметы, танки, отравляющие вещества.
Увидев уничтоженный блиндаж, Рено оцепенел, а потом начал с нечеловеческим криком расстреливать наступающих нацистов.
Больше всего Рено ненавидел предателей республики. С крайним презрением относился к нацисту Лавалю, маршалу Петену, что предали свою Родину, и ко многим другим людям, которые больше всего желали прислуживать нацистам, а не работать во благо своей страны и умереть за нее.
В подошве ботинка Лаваля лежала «спасительная» капсула с цианидом, рассчитанная на «специальные случаи». Час настал. Раскусив капсулу, он приготовился умирать... Надсмотрщики обнаружили его через некоторое время, но цианистый калий не сработал. Самоубийства не случилось. За много лет яд потерял свои свойства. Справедливость встала перед лицом предателя республики и коллаборанта. Лаваль противился расстрелу, но...
– Пьер Лаваль, вы приговариваетесь к расстрелу, – прозвучали последние слова приговора.
Предателя привели в сырую расстрельную камеру. Приговор привели в исполнение.
В том последнем бою Рено увидел трех струсивших французов, что побежали с белыми флагами прямо к нацистам, взяв агитационные листовки позора. «Сдавайтесь и будете жить», «Вас предало правительство, прекратите сопротивление», или «Сдавшиеся будут иметь возможность привилегированно жить и работать на тысячелетний рейх. Листовка – ваш пропуск в мир истинных арийцев», – гласили эти бумажки. Как правило, нацисты расстреливали обладателей таких «пропусков».
Без сожаления Рено запустил пулеметную очередь в спину предателей. Третий трус вовремя лег на землю и его не задели пули. Но когда до него добрались нацисты – предатель получил пулю в голову от них, до последнего махая «счастливым пропуском в мир сверхлюдей».
Последняя пулеметная лента кончилась стремительно, а патронов к винтовке уже не было. Остался один-единственный пистолетный магазин, который также быстро опустел. Напоследок Рено схватился за винтовку со штыком, поджидая нацистов, подступающих к окопу. Заколов трех нацистов в ближнем бою, его винтовку выхватили из рук. Сильный удар по голове вырубил доблестного солдата Рено Бернара. Очнулся он уже по дороге в лагерь.
Пробыв там 4 года в унижениях, до лагеря добрались союзники, освободив Рено. Подавленный, изнеможенный, ослабленный и худой – Рено выглядел крайне жалко. Набрав немного сил, он рванул в бой – освобождать Францию.
В 45-м война кончилась. Гитлер застрелился. Доблестные советские солдаты вошли в сердце гитлеровской тирании – Берлин, поставив точку в многолетней войне. Подписан пакт о капитуляции. Позже капитулировала и милитаристская Япония – последнее звено в «оси».
Рено получил предложение служить во французском секторе Берлина, но отказался.
Начался передел сфер влияния между новоиспеченными сверхдержавами – Советским Союзом и Соединенными Штатами. Холодная война стремительно приближалась. Вскоре побежденная Германия разделится надвое – на капиталистическую ФРГ и социалистическую ГДР.
К 1961 году ощущение приближения новой большой войны усилилось.
Рено закончил пробежку, придя обратно домой с конвертом в руке и свежим номером газеты Le Monde. Приписка на конверте значила:
L’EXPEDITEUR: ANDRE RICHARD. THEME: D’URGENCE! NOUVELLES FOUILLES ARCHEOLOGIQUES
ОТПРАВИТЕЛЬ: АНДРЕ РИШАР. ТЕМА: СРОЧНО! НОВЫЕ АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ РАСКОПКИ
Он вернулся ровно через 20 минут. Рено всегда заканчивал пробежку в этот срок, ни на минуту не опаздывая. Маршрут выверен настолько, что преодолеть его старый солдат мог даже с завязанными глазами.
К тому времени на столе уже лежала еда, приготовленная женой. Обычно завтрак состоял из яичницы, свежей выпечки и черного зернового кофе.
Не торопя события, Рено не стал вскрывать конверт. Он со злости сжал конверт в руке, готовясь порвать его. Подойдя к столу, он кинул конверт от злобы. Ловя взволнованные взгляды жены, он ничего не ответил и принялся завтракать. Рядом сидели две дочери. Мари было двенадцать лет, а ее младшей сестре Николь – шесть.
Рено раскрыл газету, полностью скрываясь за бумагой, и стал читать:
– В Вене подписана конвенция о дипломатических сношениях. Она вступит в силу через три года.
– Куба подверглась нападению. Напомним, что в начале этого года на заседании СБ ООН министр иностранных дел Кубы заявил: «ЦРУ готовит вторжение»
– В Америке завершено расследование инцидента, в ходе которого бомбардировщик с термоядерными бомбами потерпел крушение. Однако представители ВВС США отказываются сообщать подробности прессе.
– В Израиле продолжается суд над нацистским преступником Адольфом Эйхманом.
Почитав газету, Рено свернул ее в рулон и отложил; его взгляд установился на конверт. Резко вскочив, он подошел к окну и заложил руки за спину. Ничего не говоря домашним, он смотрел в окно. Верхушка Эйфелевой Башни разглядывалась над крышами парижских домов. В голове роились размышления насчет конверта. Больше всего Рено хотелось сжечь его, а пепел затоптать ногами, полностью уничтожив. Решение пришло быстро: сначала Рено собирался выяснить содержимое письма, и лишь после – спалить в пламени свечи. Рванув к столу, он схватил злосчастный конверт, который ненавидел сейчас больше всего на Земле. Резво распаковав конверт, старый солдат добрался до сложенного несколько раз листа бумаги. Приятный на ощупь лист зашелестел, и Рено начал вчитываться в каждое слово про себя. Жанна с горящим любопытством смотрела на его лицо, ожидая только одного вердикта: «Он не поедет на раскопки».
«Приветствую, дорогой Рено. Я пишу это письмо не в деловом тоне, учитывая нашу давнюю дружбу. Однако тема пойдет о работе, а вернее – о новых раскопках. Понимаю, что ты испытываешь кризис, желая уволиться и больше не быть археологом. Но мы обнаружили очень интересное место для раскопок, которое вселяет надежду на оглушительный успех. Кроме того, гонорар светит солидный и немалый. За выполненную работу полагается по сто тысяч франков на каждого археолога. Это позволит тебе начать новую жизнь, о которой ты так мечтаешь. Если согласишься – жду тебя завтра в 9:00 в моем кабинете, а на следующий день выезд на объект. Твой друг Андре»
Жанна поняла, когда он дочитал рукопись. Она задержала дыхание, представляя полыхающий конверт после отказа Рено от раскопок. Однако что-то пошло не так. Лицо старого солдата наполнилось от удивления.
Рено воскликнул, тихо стукнув тыльной стороной ладони об край стола. Все члены семьи незначительно дрогнули от неожиданности.
– Сто тысяч франков! Жанна, ты слышишь? Сто тысяч франков!..
– Опять твоя работа? – вяло возмутилась жена, с лязгом опустив вилку.
– Подожди... ты не поняла! Я объясню... это... – сказал Рено, вставая из-за стола.
– Не хочу объяснений. Сколько можно о работе? А семья?.. – полушепотом возмутилась она, вскочив со стула, что даже его ножки издали грохот. Жанна покраснела, на глазах выделились слезы. Она побежала прочь.
Николь задала типичный вопрос ребенка, увидев слезы матери. Мари же в своем двенадцатилетнем возрасте прекрасно все понимала. Их растерянный отец продолжал стоять в оцепенении.
– Мама плачет? – раздался тонкий детский голосок.
– Нет... – выдавил из себя Рено. – Соринка попала... так бывает. Доедайте. Мы сейчас вернемся, а потом пойдем гулять.
Жанна в слезах прибежала в спальню, сев на кровать. Прикрыв руками лицо, она сильно зарыдала. Рено прибежал вслед, присев рядом с женой. Он схватил ее за плечи и прижал к себе.
– Я хотел сказать... послушай... Это последний раз, я уволюсь сразу после раскопок. Гонорар... он... понимаешь? Возможность начать все сначала.
– Ты уже говорил. Говори-и-л! – отчаянно прошептала она сквозь слезы.
– Нет. Обещаю. Теперь...
– Правда? – с надеждой посмотрела она и успокоилась. – Обещаешь? – теперь прозвучал уже твердый и стойкий голос.
– Обещаю, – шепотом промолвил Рено, погладив жену по голове. – Николь вновь спросила: «Мама плачет?»...
– И ты опять сказал о соринке?
– Да, – шепнул Рено.
– Стоило бы придумать более правдоподобную версию, она ведь уже все понимает!
– Это не понадобится, я больше не доведу тебя до слез.
Жанна улыбнулась:
– Я устала рыдать. Хорошо, что мы начнем жить как все нормальные семьи. Я уже начинала думать, что... – ее губы в страхе задрожали, – у тебя кто-то есть...
– Как ты могла так подумать? – Рено показал безымянный палец с обручальным кольцом, – Видишь? Я с тобой навеки.
– Верю, верю. Просто дурные мысли порой приходят, – грустно сказала она, показав уже свою правую руку, – Видишь? А это мое колечко. Навеки.
– На-ве-ки, – по слогам шепнул Рено. – Пойдем. Мы хотели все вместе погулять...
– Я помню.