Часть вторая. Обещанные главы - детство, отрочеств

                ВВЕДЕНИЕ
      ко второй части моих воспоминаний под общим названием:
                НЕ ПОВТОРЯЙТЕ МОИХ ОШИБОК!

Дорогой мой читатель! Как я и обещал в предыдущем своём повествовании, в этом я постараюсь вспомнить, что смогу, из прошлой своей жизни. Но взгляну на все события, произошедшие со мной в ту пору, уже с кардинально изменившимся мировоззрением. Опираться, при этом, я буду на Логику Высшую, которая – Океан, а не на земную логику, как я это делал в прошлой жизни, которая всего лишь капля в этом Океане.

А.С.Грибоедов, судя по воспоминаниям о нём, был человеком незаурядным и талантливым во многих областях. И не зря он назвал известное своё произведение - «Горе от ума». Это не им придуманная фраза, а вековая мудрость. Ведь когда человек полагается только на свой ум, не прислушиваясь к позывам души (другими словами - советам и напоминаниям Свыше), то неминуемо – ждут его неприятности.
Я уже как-то вспоминал мудрое изречение одного нашего известного писателя, но, думаю, не будет лишним вспомнить о нём ещё разок. Звучит оно так: «Разум, которого покинула душа, и есть – Дьявол!» К сожалению, в прошлой жизни, на своём пути я больше полагался на разум, чем на позывы души и совершал много ошибок. Хотя, в подсознании были сомнения в правильности этого пути и были муки совести и искания пути верного.

Кто-то из юмористов выдвинул такую версию: «Совесть придумали злые люди, для того, чтобы она мучила добрых…»  Вот она меня и мучила постоянно, так как паренёк я был не злобный, а скорее – доброжелательный, что могут подтвердить мои сверстники. Совершишь какой-нибудь поступок, отодвинув в сторону голос сердца и позыв души – полагаясь только на свой разум и потом чувствуешь угрызения совести – правильно ли я поступил… Да ещё во времена марксизма-ленинизма основатель этого бреда призывал: «Всё подвергай сомнению!» Чушь – полная! Затуманившая мозги многим несчастным, которые в жизни руководствуются этим лозунгом и передают по наследству своё отношение с окружающему миру…

Если человек живёт, прислушиваясь больше к позывам души, а это, как показывает жизнь, - помощь Свыше (потому что наша душа и есть частица Творца), то сомнений быть не должно НИКОГДА! Если, конечно, правильно понимать подсказки Высшего Разума. После второго рождения я научился распознавать эти подсказки и свой разум особенно-то не беспокою, а стараюсь неукоснительно выполнять команды Свыше. И, нужно заметить, ошибаться я стал на порядок меньше.

Ещё меня по жизни сопровождали обиды, страхи, осуждения… Всё это – неполный перечень человеческих «качеств», относящихся к формам агрессии. А, как известно, агрессия порождает только агрессию. Так я и провёл первые сорок пять лет своей жизни с повышенным уровнем агрессии в душе, которая время от времени выплёскивалась наружу в виде неадекватного поведения и нападок на окружающих меня людей. Система Мироздания, в лице её обитателей, отвечали мне тем же. Удары судьбы были всё ощутимее… Чем это закончилось – вкратце описано в моём предыдущем повествовании.

К тому же, меня вела по жизни непомерная гордыня, полученная из моих прошлых воплощений, где в одной из жизней я был жрецом в Египте. А гордыня – это, пожалуй, одно из самых серьёзных нарушений Высших Законов. Она рождает принципы и идеалы, которыми мы руководствуемся в жизни, а те, в свою очередь – повышенный уровень агрессии, что, как я уже говорил выше, - наказуемо.

Не буду, дорогой читатель, утомлять тебя вступительным словом, а перейду к конкретным событиям из моей жизни, которые наглядно подтвердят правильность всего вышесказанного. Начну с того, что сам я помнить не могу, но знаю по многочисленным рассказам моих родных и близких.

Кроме того, пока печатались эти строки, в жизни героев моей первой книжки произошли изменения. У кого-то - позитивные, у других – не очень… Я думаю, читателям будет интересна судьба этих персонажей и пару-тройку глав здесь будет им посвящены. В них войдут события наиболее существенные и  поучительные, которые могли бы уберечь от ошибок, тех, кому это интересно.



                ДЕТСТВО. ОТРОЧЕСТВО
                (откровения)
Ты теки моя слеза –
больно папа меня высек –
зря ему я рассказал
все названия пиписек…


          Как сказал в одной из своих песен Владимир Семёнович Высоцкий: «Час зачатия помню не точно, видно, память моя однобока…» По моим расчётам, зачат я был на острове Сахалин, где мой героический папаня продолжал военную службу после окончания ВОВ. О его подвигах я расскажу чуть позже. Матушка же моя приехала туда за компанию с лучшей своей подругой, которую распределили после их успешного окончания  ленинградского медицинского института. Судя по распределению, подруга (попрыгунья-стрекоза) окончила институт не очень-то успешно, а вот матушка – вполне достойно - с красным дипломом и свободным распределением. Но, так как они были – не разлей вода, то и жизни своей не представляли друг без друга.

         Там, на Сахалине, в городке Поронайск и произошла встреча моих будущих родителей. Как в песне поётся: «И соединились юные сердца – так узнала мама моего отца…» Дальше я, честно сказать, не помню что было. «Первый срок отбывал я в утробе – ничего там хорошего нет…» Хотя, тепло, уютно и никаких забот! Должно быть поэтому, когда пришёл срок моего появления на свет, я не очень-то торопился покинуть насиженное местечко.

         Появление моё на свет, по рассказам очевидцев, было с некоторыми отклонениями от нормы. Дело в том, что дорогая моя матушка была законченной оптимисткой (она и мне это качество по наследству передала, за что ей – большое человеческое СПАСИБО!) и перед самыми родами поехала со всеми домашними на природу – к речке на пикник. Во время купания у неё начали отходить воды и я, как сейчас очень модно, чуть не вышел с водами в воду, извините за каламбур. Но героическая моя матушка, большими усилиями воли, процесс этот прервала и сама дошла до местной больнички, где и сдалась в стационар.

         Дело было в выходной и специалисты отдыхали. В больнице был только дежурный врач, который слёзно просил матушку подождать с родами до завтра, когда придут на работу профильные врачи, а то он боится принимать роды и никогда этого не делал самостоятельно. Мама моя, войдя в положение коллеги, обещала ему постараться.

          Однако, человек предполагает, а Бог располагает – ночью начались схватки. На призывы и крики бедной роженицы  никто не ответил, должно быть у дежурного врача с дежурной же медсестрой были в то время более важные дела.  Мама встала и пошла в родильный бокс самостоятельно, устроилась там поудобнее в соответствующее кресло и начала рожать.

         Теперь уже на её возгласы прибежали и врач и сестра. Роды были непростые – никак я не хотел покидать тёпленькое местечко, но  общими усилиями меня всё-таки вынудили это сделать и тогда я громким криком оповестил миру о своём появлении, чем несказанно обрадовал мою дорогую матушку и её помощников.


         Случилось это, как сейчас помню, в четыре часа утра 27 июля 1954 года в славном городе Челябинске, что оставило след в моей судьбе. «Челябинские мужики настолько суровы, что им официально разрешено стоять под стрелой и заплывать за буйки», - гласит народная молва. Всю свою жизнь, что себя помню, туда, где написано «ЗАПРЕЩЕНО», мне обязательно было надо попасть. И попадал, и набивал себе шишки, и учился жизни методом проб и ошибок. Но учился, судя по всему, не очень хорошо, потому как, малость очухавшись от очередного удара судьбы, опять шёл на красный свет и пытался головой пробить стену и, должен заметить, частенько пробивал.

         Но, как метко подметил в своих воспоминаниях Вадим Туманов (друг В.С.Высоцкого, по сценарию которого был снят фильм «Фартовый», о судьбе  В.Туманова, где Владимир Семёнович должен был сыграть главную роль, но не дожил до этого момента), который после войны по 58-й статье долгое время провёл на Колыме: «Ну пробил ты головой стену, и что будешь делать в соседней камере?»
                ***
         Начиная с трёхлетнего возраста, вспоминаются некоторые яркие моменты моей непутёвой жизни. Например, как-то мы с мамой пошли в гости к её подруге и коллеге по работе (матушка тогда, да и всю свою жизнь, работала детским врачом). Подругу звали Тамарой и жила она с мужем и дочерью – моей ровесницей в своём доме с двором и небольшим приусадебным участком. Всё это хозяйство охраняла здоровенная немецкая овчарка, которая была выше меня ростом и казалась мне каким-то сказочным чудищем.

          И вот, в разгар застолья, которые я с раннего детства не любил, пока взрослые были заняты своими разговорами, мы, с моей первой невестой-Татьяной, пошли знакомиться с домашней обстановкой.  Экскурсия эта мне быстро надоела и я, оставив суженную, пошёл изучать запретные места самостоятельно. Много чего я нашёл тогда для себя интересного, но одна дверь никак не хотела мне поддаваться. Долго я над ней мучился и наконец - дверь открылась. То, что случилось потом – совершенно не входило в мои планы. Из тёмного проёма двери на меня бросилось огромное лохматое чудище! Я успел только машинально протянуть вперёд руку, которая тут же оказалась в пасти животного, и громко заорать от неожиданности. Услышав крик, чудище выплюнуло мою малость окровавленную руку и скрылось в проёме двери.

На крик прибежали взрослые и стали меня успокаивать. Но испугаться я даже не успел, а кричал - так, на всякий случай, чтобы собачку испугать, наверно. Больше того, я двинулся вслед за ней и товарищи родители поддержали мой порыв, за что им большое спасибо. Они подвели меня к Барбосу, объясняя, что он добрый и хороший, просто сам испугался и машинально прикусил тебе руку. Оказывается, его привели в прихожую для того, чтобы накормить, а тут я со своим любопытством… Он подумал, что кто-то покушается на его трапезу и инстинктивно бросился в сторону «агрессора». Когда меня подвели к чудищу, он мне уже не казался таким уж страшным. Барбос виновато вилял хвостом и облизывал мою пострадавшую руку. С тех пор у меня  с собачками любовь и дружба. Да и с любой другой живностью – тоже.

Сколько себя помню, у нас в семье всегда жили какие-то дворняги, кошаны, черепашки, ёжики, ужики, рыбки. Вообще, жалко тех детей, которым родители не разрешают иметь никакую живность, в угоду чистоте и порядку в доме, - какие-то они обделённые. Да и родители – тоже… Отсутствие в доме братьев наших меньших – явный признак того, что хозяева руководствуются принципами и идеалами. Любовь в этом доме и в душах его обитателей угасает.               
                ***
Ещё вспоминается один яркий момент, когда отец приехал к нам в гости, для того, чтобы оформить развод. Мне тогда было четыре года.  При расставании я выдал такую фразу: "До свидание, милое создание!" Где я услышал это выражение остаётся загадкой, но оно было очень кстати. Чтобы было понятно – откуда ноги растут – должен вернуться на несколько лет назад.

Героическому моему папане, когда началась ВОВ, было пятнадцать лет. Как и большинство мальчишек той поры, он мечтал попасть на фронт, чтобы на равных со своими отцами и братьями защищать Родину от врага. Были  попытки записаться в ряды РККА, хотя бы сыном полка, но они оказались безуспешными. Со своими сверстниками юный мой папаня работал на оборонном заводе, часто перевыполняя план, а в свободное время обивал пороги военкомата, получая постоянно отказ.

Ситуация изменилась в 1942 году, когда шли ожесточённые бои за Сталинград.
Дело было зимой, отец со своим товарищем Григорием – они были ровесниками – подправили свои метрики, добавив тем самым себе по два года, взяли водки, поставили её в сугроб, чтобы она как следует охладилась, налили себе по стакану и махнули залпом – для храбрости. Ледяная водка сделала своё дело – горло сразу прихвалило и голоса у пацанов стали немного грубее – взрослее что ли. Появилась уверенность в завтрашнем дне и наша парочка двинулась в военкомат.

То ли сложная обстановка на фронте повлияла, то ли просто не узнали наших героев, но их приняли в рабоче-крестьянскую красную армию и, после прохождения курса молодого бойца, отправили на фронт. В подразделении, где начинал службу мой отец, была одна молодёжь и когда их вели уже непосредственно к линии фронта, почти все выпендривались друг перед другом. «Сейчас мы покажем немцам, где раки зимуют! Узнают они, как воюют уральские пацаны!» И т.д. и т.п. и т.д.

Но вдруг шальная пуля попадает одному из наших героев в руку… Все столпились вокруг него, увидели рану, кровь и как по команде бросились на землю. Дальнейшее продвижение к передовой осуществлялось почти по- пластунски и молча.  Другими словами, бравада исчезла, как утренний туман. А уж когда их ряды начали заметно редеть, наши герои стали взрослеть на глазах. Не миновала эта доля и моего отца – провоевав чуть больше года, он получил сквозное осколочное ранение в живот и был отправлен в госпиталь.

Дорога в тыл была не менее драматичной. По рассказам отца, во время транспортировки на железной дороге, он остался жив только благодаря тому, что полка, на которой он лежал, находилась в середине вагона. Дело в том, что весь вагон был забит  воинами с ранениями в живот. По этой причине их не кормили, а поддерживали капельницами с физраствором. Поддержка поддержкой, а кушать-то хочется. После нескольких дней, проведённых без еды во время формирования эшелона и по пути его следования, бравые солдаты приобрели бледный вид.

В момент остановок на станциях мирных городов, к эшелону подбегали сердобольные старушки и протягивали в двери (окна их вагона не открывались) всякую вкуснятину, не ведая, что выносят тем самым смертный приговор раненым в живот солдатам. Как не старались санитары уберечь бедолаг от этих бабулек, всё равно, некоторые умудрялись проглотить пару-тройку пирожков – жрать-то охота. После чего, вскоре отдавали Богу душу от перитонита или заворота кишок. Так как остановок было достаточно много – пропускали эшелоны идущие на фронт – количество раненых в вагоне «животников» (так их все называли) стремительно сокращалось. До места назначения добралось меньше половины от первоначального количества раненых солдатиков, включая и моего отца. 

По окончании лечения в госпитале, папаня мой был отправлен на курсы младших командиров, после которых его направили на Дальний Восток, строить аэродромы. В те времена южная часть острова Сахалин ещё находилась под японцами, которые часто устраивали провокации на границе. Но когда было решено начать военные действия против Японии и на Дальний Восток подтягивали советские войска, все находившиеся там подразделения, включая инженерные войска, где служил мой папаня, привели в повышенную боевую готовность.

Уже был назначен день наступления наших войск и именно в тот день, рано утром, японцы предприняли очередную провокацию на участке границы, где базировалось подразделение под командование моего героического папани. В этом подразделении было много гусеничной техники – грейдеры, скреперы, бульдозеры и т.п. И вот, ни с кем не согласовав, молодой и горячий командир – мой папаня – отдал приказ своему подразделению, под прикрытием техники, вытеснить провокаторов с нашей территории. Японцы побежали, да так активно, что наши ребятишки, в пылу атаки, не заметили, как оказались не территории противника, за несколько километров от границы, где были немедленно окружены.

Никакой связи с регулярными войсками у них не было. Было только личное стрелковое оружие с ограниченным боезапасом и юношеский задор. А ещё, - непомерная гордыня! Захотелось показать, какие они герои и утереть всем нос. А папаня мой был командиром этих героев и вся ответственность за необдуманный поступок лежала на нём. Попав в западню, молодые, в большей степени, солдатики заняли круговую оборону, окружив себя техникой, за которую было удобно спрятаться. Там были бульдозеры с большими ковшами и скреперы. Одним словом – хорошая защита для осаждённых.

Вялая перестрелка продолжалась несколько часов. Иногда японцы переходили в атаку на наших бойцов, но те отчаянно сопротивлялись и наступающим приходилось отходить. Обе стороны несли потери, боеприпасы у наших солдат были уже на исходе, а японцы пригнали пару тяжёлых пушек и начали их разворачивать в сторону осаждённых. Против пушек защиты не было…
Наши солдатики были в полной растерянности, не зная что дальше делать.  Вдруг вдалеке послышался нарастающий гул наступающих советских войск. Японцы стали отступать и это спасло, оставшихся в живых, наших героев. Но тут-то и началось самое интересное. Сослуживцы и некоторые командиры восхищались действиями подразделения под началом моего папани и предлагали наградить его за инициативу, ускорившую общее наступление. Другие, во главе с начальником особого отдела, требовали отдать моего отца под трибунал и расстрелять, как виновника жертв с нашей стороны, действовавшего без приказа. Потери, действительно, были ощутимы – из 120 солдатиков погибли 18 бойцов и 35 получили ранения.

Пока стороны решали судьбу молодого командира, бедному моему папане, которому в ту пору было чуть больше двадцати лет, пришлось сидеть в каталажке и гадать, что его ждёт – орден или расстрел. После долгих споров и консультаций с высшим командованием, победил, Слава Богу, здравый смысл и папаню моему, как следует пропесочив за самовольство, наградили орденом «Красной Звезды». В противном случае я бы на этот свет не появился.  За проявленное мужество и героизм отцу дали десятидневный отпуск на родину. Здесь с ним произошёл интересный и очень поучительный случай, как я понимаю, в какой-то степени повлиявший на и мой характер, хотя, меня тогда и в проекте-то не было (с точки зрения законченных материалистов).

А случилось вот что. Непосредственный командир моего папани – молодой майор-фронтовик – попавший на Дальний Восток, как и мой отец, после тяжёлого ранения, оказался еще и землячком – оба призывались из Свердловской губернии. Когда отец упаковал свой нехитрый скарб и был готов к отъезду, командир передал ему деньги, продукты  и письма, с просьбой завести всё это его родным. Благо, что посёлок, где они жили, находился по пути следования отпускника.

Отца проводили до парома и он отбыл на материк. Развлечений на пароме никаких не было и папаня слонялся по палубе, наблюдая за разномастной публикой. Его внимание привлекла троица офицериков-фронтовиков, если судить по медалям на груди у каждого, которые коротали время за игрой в карты. В компании сослуживцев отец считался опытным картёжником – частенько выходил победителем в карточных баталиях.

Недолго думая, папаня подошёл к играющим и попросил разрешения присоединиться к игре, дабы скоротать время в пути. Офицеры не возражали и приняли к себе четвёртого игрока. Какое-то время они играли в подкидного дурачка и другие безобидные игры. Потом один из офицериков предложил сыграть на интерес в буру или в очко. Один из компании сразу согласился,  второй сказал, что не знаком с этими играми, папаня не задумываясь согласился, так как считал себя специалистом игры в очко.

Кроме денег командира он имел и свои, получив не задолго до отъезда жалование за несколько месяцев. Да ещё и в картишки малость выиграл перед отъездом. «А вдруг повезёт, - думал незадачливый юный игрок, - и тогда во время отпуска погуляем – на славу!» Начали играть в «Очко» втроём – четвёртый, как могло показаться со стороны, был пассивным наблюдателем. Ставки сначала были небольшие и будущему моему папашке несказанно везло – деньги сами шли к нему в руки. Когда он вошёл в азарт, компаньоны предложили ставки поднять, на что папаня согласился не раздумывая. Через пару конов случился первый проигрыш, который Мишанька (так мы зовём моего отца) принял за досадную случайность. Ставки росли кон от кона, а удача покидала юного картёжник, в отличие от азарта, который возрастал раз от раза. Когда закончились деньги, не только свои, но и командирские, молодой сержант начал ставить на кон продукты, одежду, словом, всё ценное, что у него было.

Вскоре на горизонте показался порт Ванино, а на кон моему азартному папане ставить было уже нечего – он остался в одной гимнастёрке, хотя погода была не слишком тёплая. Так классически, благодаря своей самоуверенности, бедный мой папаня попался на крючок профессиональным каталам, которые прикидывались фронтовиками, что в те годы среди жуликов было очень модно. Наши шулера оказались гуманистами - вернули горе-картёжнику шинелку, ремешок и фуражку, настоятельно посоветовав не садиться играть в карты с незнакомыми дядями.

                * * *
Трудно представить с какими чувствами молодой отпускник сошёл на заветный берег. Непомерная гордыня – спутница его жизни - не позволяла ему даже представить, как он предстанет перед родными и близкими, не говоря уж о семье своего командира. Естественно, первая мысль в таких случаях – провалиться сквозь землю или сгинуть на морском дне, унеся с собой весь позор. Папаня долго ходил по пирсу, время от времени останавливался на его краю и вглядываясь в манящую пучину. В голове был полный винегрет – мысли, одна чуднее другой пролетали в его воспалённом мозгу – ни на одной из них он не мог сосредоточиться. «Что делать?» - вопрос, на который он никак не мог найти ответ.

Но зато в тот день горе-картёжник дал себе зарок – никогда не прикасаться к картам! И нужно заметить соблюдал его до самой старости. На пенсии иногда перекидывается в дурачка, но не более того. Я полагаю, что мне, должно быть, на генетическом уровне передалось его заклинание и к азартным играм я отношусь совершенно безразлично – в детстве немного баловался ради любопытства, но не пристрастился – ни к картам, ни к другим азартным играм. О чём нисколько не жалею.

К вечеру первого дня на материке, здравый смысл всё же восторжествовал – помирать расхотелось и папаня, взяв себя в руки,  обречённо побрёл на вокзал в надежде добраться на перекладных до Свердловской области, где проживала его семья и семья командира. С Божьей помощью, это ему удалось. Было принято решение -   первым делом отпускник заедет к жене своего командира и расскажет ей всё, как на духу, а там – будь, что будет.

Отцу моему посчастливилось - жена командира оказалась душевной женщиной. Мало того, что она в ответном письме мужу не сообщила о происшествии, но пожалев непутёвого юношу, надавала ещё ему гостинцев для родных и близких – так она была тронута искренностью моего папани. Ведь он мог и наврать с три короба, что подвергся, мол, нападению каких-нибудь бандюков (в те времена это было не редкость) или ещё чего-нибудь нафантазировать. Но он предпочёл сказать правду. За этим последовало вознаграждение, а главное – на душе стало легче.

Через много лет, когда отец мой посещал родные края, он решил заехать в гости к своему командиру – благо, что тот не сменил места жительства. Отец приехал из Москвы и в знак признательности к жене командира привёз много столичных подарков и всяческой вкуснятины, которой в советские годы для глубинки была в диковинку. Встретили его радушно и за дружеской беседой выяснилось, что жена командира долгие годы не рассказывала мужу о происшествии, которое случилось с моим папаней в те послевоенные годы – так она прониклась откровениями незадачливого юноши. Лишний раз убедишься в правильности народной мудрости: «ЛУЧШЕ ГОРЬКАЯ ПРАВДА, ЧЕМ СЛАДКАЯ ЛОЖЬ».
                * * *
Но, вернёмся в конец пятидесятых, когда мне стукнуло 4 года… Тем летом, как я уже говорил, отец приезжал к нам в Челябинск за разводом. В то время он учился в Московском Высшем Техническом Училище им.Баумана, куда попал по разнарядке, после окончания двух курсов в академии Фрунзе. А в академию его направило командование Дальневосточного Округа для повышения квалификации. То ли в МВТУ был в то время недобор, то ли на гражданке в ту пору был дефицит инженерных кадров, но курсантам Академии, желающим переквалифицироваться, предложили перевод в Училище без экзаменов. Папаня согласился.

Как он объяснял тогда моей матушке и её родственникам, с которыми мы были неразлучны, развод этот будет фиктивным и нужен он только для того, чтобы заключить фиктивный же брак, с целью прописаться в Москве. В дальнейшем он предполагал закрепиться в столице, обзавестись жильём и перевезти нас с матушкой в Мегаполис, чтобы расширить возможности моего развития.  Мастак он был красиво всё расписать, а может быть и сам тогда верил во все эти фантазии. Матушка повелась на все эти рассказы и не возражала против развода, не смотря на то, что умудрённые опытом дядюшка и тётушка были категорически против этого. Развод, не смотря ни на что, состоялся. В момент прощания с отцом на вокзале, я произнёс фразу, которую потом не раз вспоминали: «До свидание, милое создание!» Откуда она взялась в голове четырёхлетнего крохи, - для меня до сих пор загадка, но ха-ха-тались все долго и напряжённая обстановка разрядилась.

Должен заметить, что тётушка с дядюшкой оказались правы – за фиктивным браком последовал эффективный, родились детишки – мои сводные братик и сестра. Отец мой делал неплохую карьеру и за пять лет, после окончания МВТУ, дослужился до главного инженера предприятия, изготавливающего комплектующие для подводных лодок. Увиделись мы с ним только после окончания мной четвёртого класса. Тогда, по настоянию моих дорогих тётушки и дядюшки (СВЕТЛАЯ ИМ ПАМЯТЬ!), папаня пригласил нас с двоюродным братом Пашкой (я его звал Павлином, за то, что он любил повыпендриваться – хвост распушить)  во время летних каникул на недельку в Москву. В Москве Павлин довыпендривался и потерялся в метро.

А дело было так. Остановились мы в квартире отцовской тогдашней жены на Петровке. Вернее сказать, в двух комнатах пятикомнатной коммунальной квартиры, где они проживали с двумя детьми и родителями жены. Отец составил культурную программу и водил нас по музеям Кремля, в зоопарк, цирк и по другим интересным местам столицы. В одной из поездок на станции метро «Проспект Маркса» (ныне – Охотный ряд) Павлин скакал, скакал, пребывая в эйфории и запрыгнул на эскалатор, идущий вниз на пересадку (хотя нам надо было пройти мимо него), в надежде вынырнуть с другой стороны. Но с противоположной стороны эскалатор шёл тоже вниз, а выход был только на другой станции – «Площадь Свердлова» (ныне – Театральная).

Мы с отцом спустились туда же и в толпе пытались отыскать непутёвого братишку, но – тщетно. Вышли на площадь Революции, в надежде встретить его на выходе, но также – безрезультатно. Культурная программа была испорчена и мы пошли на Петровку, в глубине души надеясь, что Пашка каким-то чудом доберётся до дома самостоятельно, хотя в Москве он, как и я, был впервые. И чудо свершилось – зрительная память братишку не подвела. Подходя к дому, мы увидели у подъезда Павлина с видом ученика, получившего двойку. Папаня мой сказал всё, что о нём думает. Пользуясь удобным случаем, я ещё маленько добавил, и мы молча поплелись домой.

В целом же поездка эта была интересная, познавательная и нам с братишкой очень понравилась. Впечатлений было столько, что на обратном пути, делясь ими с соседями по купе, мы чуть не проехали свою станцию – выскочили на ходу, когда поезд уже тронулся.  Павлин, как водится, опять отличился – забыл в купе свой парадно-выходной пинджак, в кармане которого были наши с ним метрики – документы, хоть как-то удостоверяющие личность. Хорошо, что соседи заметили это и в последний момент выбросили его через окошко на перрон. Вообще, нужно сказать, что вот эта Пашкина непоседливость ещё не раз его подводила. Но, об этом – чуть позже и обо всём по порядку.
                * * *
Должен признать, что московская гастроль отца сыграла решающую роль в моей судьбе. Если бы он в конце 60-х не вывез меня в столицу на учёбу, то с моим «ангельским» характером, тянул бы я сейчас седьмую ходку или сгинул бы вовсе из этой жизни, как многие мои друзья детства – ведь наши тюрьмы и зоны, в отличие от арабских, здоровья не прибавляют.

Например, мой дружбан – Саня Черник, с которым мы в школе всегда сидели на последней парте и доводили своим поведением особо «любимых» учителей до белого каления, первым из нашей детской компании отправился за решётку – уж очень криминогенная обстановка в городе к этому располагала. В черте города и его окрестностях располагались пять взрослых зон и одна «малолетка». И большая часть местной молодёжи считала, что если пару-тройку сроков не имеешь за спиной, то ты тада какой-то неправильный пацан. Сашок, в этом плане, был правильный. После двух ходок на «малолетку», он влился в активную блатную жизнь городка.

Но через полгода после третьей ходки (уже на взрослую зону), как-то ранним утром, его нашли повешенным во дворе дома, в котором он жил. Разные ходили слухи вокруг этого происшествия - ведь Сашке было тогда чуть больше двадцати лет. Следствие рассматривало разные версии и  остановилось на варианте самоубийства – так хлопот меньше. Но зная жизнелюбие моего товарища, я в эту версию не поверил и правильно сделал. История оказалась намного запутаннее.

А случилось примерно следующее. Одного паренька из нашей хулиганской компании, в очередной драке серьёзно подрезали и не его одного. Но этот через пару дней скончался в больничке. Оставшиеся в живых пацаны, во главе с моим другом Санькой, начали своё расследование происшедшего. Благо, что я в то время уже служил в армии (в основном – на гауптвахте), а то бы тоже влез в этот блудняк.

Изучив показания свидетелей и очевидцев происшествия, горе-следователи сделали вывод, что виновником смерти нашего товарища был Лёша Бритый – один паренёк из хулиганской компании постарше, с которыми и произошёл конфликт. Я знал его лично и он был мне наиболее симпатичен, в сравнении с остальными членами их бандформирования, говоря современным языком. Тем огорчительнее для меня была новость о том, что как-то ночью Лёху зарезали  на пороге собственной квартиры.
Как потом оказалось, это сделал Сашка Черник с пацанами… Друзья Лёшки Бритого были жуликами посерьёзнее и тоже начали расследование, в результате которого Саньку нашли повешенным на берёзе во дворе его пятиэтажки, а двум другим моим приятелям, которые участвовали в этом деле пришлось податься в бега. Позже выяснилось, что Лёха не был причастен к убийству нашего товарища. Стало быть, месть ему была трагической ошибкой.

По моему глубокому убеждению, месть вообще  - БОЛЬШАЯ ОШИБКА! Если внимательно читать Священные писания, то можно понять следующее – НЕТ ГРЕХА В ТОМ, ЧТО ТЫ ОСТАНОВИЛ УБИЙСТВО, УНИЧТОЖИВ ПРЕСТУПНИКА, НО ЕСЛИ УБИЙСТВО УЖЕ ПРОИЗОШЛО, МСТИТЬ ЗА НЕГО – БОЛЬШОЙ ГРЕХ! За это будут расплачиваться не одно поколение потомков мстителя.

БОГ – СУДЬЯ! Это не громкие слова, а отражение ИСТИНЫ! Создатель всё расставит и уже расставил по своим местам. Участники всех, без исключения, жизненных событий готовят своё в них участие задолго до того, как эти события происходит.  Те же, кто приносит нам неприятности – лишь исполнители Высшей Воли! Тот факт, что они подошли под этот неблаговидный статус, говорит о том, что бедняги уже наказаны Свыше или приговорены. Но судить их за это не нам, а уж тем более мстить.             
                ***
Другой мой товарищ по имени Вова и по прозвищу Ворона был всегда – себе на уме. Он много не разговаривал, но в его голове всегда роились крамольные мысли. По загадочному виду было понятно, что он обдумывал какую-то пакость, которую вскоре воплощал в жизнь. То учителю какую-нибудь «свинью» подложит, то из пугача на перемене у кого-нибудь над ухом стрельнет и т.д. и т.п. и т.д. С возрастом крамолы стали серьёзнее – грабануть запоздалого прохожего или ларёк подломить.

Вскоре после похорон Сашки, как рассказывали друзья-товарищи (я в то время был в армии), стояли они на «Наждаке» и баловались пивком. Наверно, я должен объяснить что такое «Наждак». В период строительства нашего городка, за Домом культуры, в девственном сосновом бору, возвели танцплощадку идеально круглой формы, диаметром около 50 метров, которая возвышалась над землёй метра на полтора и обрамлялась ажурной оградой. Напротив входа на эту площадку возвышалась сцена с подсобными помещениями для оркестра или артистов, во время каких-то увеселительных мероприятий. Особой популярностью по прямому назначению она не пользовалась и вскоре было решено переделать танцплощадку в пивнушку. Сцену с подсобками быстренько переделали в прилавок, куда привозили свежайшее бочковое пиво с местного пивзавода, который славился не одну сотню лет на всю округу своей качественной продукцией (сейчас, как и в позапрошлом веке, он называется «Трёхсосенский» и пиво носит такое же название), а на танцплощадке поставили стоячие столики для посетителей. Вот тогда народ повалил в это заведение, которое благодаря своей форме получило в народе название «Наждак».

Стоят себе наши ребятишки, никого не трогают и вдруг видят, как на площадку поднимаются Лёшкины друзья, которые порешили наших товарищей, и занимают столик в непосредственной близости. Загрузившись пивком, они добавили в него водочки (как сейчас модно говорить: водка без пива – деньги на ветер) и начали поглощать этот чудо-напиток под названием «ёрш», бросая косые взгляды на нашу компанию. Кроме взглядов, звучали оскорбительные высказывания и всяческие угрозы.

Ёрш делал своё дело – реплики становились всё оскорбительнее и вскоре от столика оппонентов отделился Корявый – главный шнырь той компании. Он подошёл блатной походкой к нашему столику, небрежно играя ножом-бабочкой и заявил примерно следующее: «Привет, сявки! Где ваши кореша, которые нашего Лёшеньку завалили? Если вы их нам не выдадите, то мы вас будем по одному вешать». Сплюнул себе под ноги и пошёл обратно. Равилька – наш большой любитель подраться – рванулся было ему в след, но Ворона его остановил: «Подожди, ещё не время». После чего, со словами: «Я сейчас приду», исчез в неизвестном направлении.

Какое-то время наши хлопчики обсуждали происшедшее и думали, как ответить на такой дерзкий вызов. Вдруг появляется Ворона в длинном пальто, явно с чужого плеча и направляется к вражеской компании. Дело было летом и его внешний вид привлёк внимание многих. Подходит он к их столику  и заявляет: «Вот теперь – пора!» С этими словами Вовик сбрасывает с себя дедовское пальто, под которым скрывалась дедовская же шашка, прошедшая две войны (дед был кавалеристом) достаёт её из ножен и молча начинает рубить всех подряд из Лёхиной компании. Никто даже не успел отреагировать, как все пятеро корчились и стонали от полученных ран.
Ворона с гордым видом подняв пальто и держа наготове шашку, на случай если кто-то попытается его задержать, направился к выходу. Желающих получить удар боевой шашкой не нашлось и Вовчик исчез так же, как появился. Все посетители «Наждака» некоторое время были в оцепенении, только пострадавшие, истекая кровью, взывали о помощи. Спесь их куда-то исчезла и видок у них был очень жалкий. Слава Богу, обошлось без «жмуриков», но после этого случая вражда между двумя хулиганскими компаниями прекратилась – наши первыми вышли из оцепенения и стали оказывать помощь раненым.

А Ворона пропал. Семья у него была не очень благополучная: отец, как Ленин – то в тюрьме, то в ссылке; старшая сестра – воровайка и гуляка; мать – не просыхала по этой причине. Так что, нашего Вову никто особо и не разыскивал. Потерпевшие  заявлений в милицию не писали (за падло!) и уголовного дела не возбудили. Ходили разные слухи, но через пару лет появилась информация, что где-то на севере Ворона кого-то «замочил» и присел на длительный срок. Как говорится: «За что боролись на то и напоролись!» Сколько верёвочка ни вейся, а конец будет.

Но это был не конец приключений Вороны, после освобождение он опять кого-то «завалил» и опять присел. Потом ещё и ещё… Только в 2010 году, спустя почти сорок лет, он появился в родных краях и, казалось бы, остепенился – ушёл на пенсию. Но не тут-то было – пожив спокойно чуть больше года, он что-то не поделил с  блатной своей сестрёнкой и «грохнул» её, как всех предыдущих оппонентов. После чего отправился в свою привычную стихию – на зону особого режима.  Привычка – вторая натура! Что такое компромисс ему было неведомо.

А компромисс – это не ругательное слово, как считают многие. Способность идти на компромисс – это жизненно необходимое качество (врождённое или приобретённое)! Честно сказать, в прошлой жизни я тоже был не большой любитель компромиссов, но после второго рождения взгляды мои на это кардинально поменялись. Поставить себя на место оппонента и увидеть сложившуюся ситуацию с его точки зрения бывает очень полезно. Другими словами – ПОЖЕЛАЙ БЛИЖНЕМУ СВОЕМУ, ЧЕГО САМ СЕБЕ ЖЕЛАЕШЬ! Вряд ли кто-то усомнится в правильности этих слов.

А ещё, приходит на ум восточная мудрость, которая гласит примерно следующее. Во взаимоотношении людей, существует два вида житейской философии – философия КАМНЯ и философия ВОДЫ. Первая не терпит никаких компромиссов и всегда, не смотря ни на что, стоит на своих незыблемых позициях. Вторая – более гибкая и обтекаемая – готова на компромиссы и уступки. Когда взаимодействуют два человека, придерживающихся философии КАМНЯ, то при их столкновении только искры летят, камни разрушаются и в результате, если этот процесс не остановить, от них останется один песок.

Если встречаются два противоположных типа людей – КАМЕНЬ и ВОДА. Камень идёт на пролом, а Вода его омывает, омывает, омывает и Камень делается всё меньше и меньше, а со временем от него не остаётся ничего. Но самый гармоничный вариант отношений между людьми – это ВОДА и ВОДА! Два потока плавно сливаются в один и он устремляется в Океан, то есть к Истине, к Творцу! Извиняйте за лирическое отступление – возвращаюсь в 60-е годы прошлого столетия.
                ***
Наша детская компания состояла из десяти человек – семь пацанов и три барышни. О судьбе двоих я рассказал. Женская часть коллектива раньше стала взрослеть и практически откололась от нас. Другие члены команды, помотавшись по тюрьмам и  зонам, уже давно отдали Богу душу. Повторюсь – наши заведения такого рода  здоровья не прибавляют. Единственный, пожалуй, самый спокойный из нас (не считая меня, конечно) был Игорёк, по прозвищу Василёк (созвучному с его фамилией).

Правда, он тоже в начале 70-х, во время  какого-то этнического конфликта порезал насмерть двух армян. Больше там была самооборона, поэтому дали ему 10 лет общего режима. Честно отсидев от звонка до звонка, Игорь вышел на свободу с чистой совестью и больше за решётку не попадал. Но когда я думаю о нём, вспоминается трагический случай из нашего детства.

А дело было так. Учились мы тогда в седьмом классе и все детские шалости нам уже надоели – хотелось быстрее взрослеть. Как говаривал А.Райкин: «Пить, курить, говорить я научился одновременно!» Это – про нас! С девчонками в ту пору мы влюблялись уже по-взрослому. Всякие хулиганские штучки – кастеты, ножи, поджиги – тоже имелись в наличии. И вот, однажды, уж не помню где, нам удалось раздобыть пачку малокалиберных патронов. Мне пришла в голову идея смастерить к ним пистолет. Инженерная мысль заработала (я с детства был не равнодушен к всякого рода изобретениям) и основные детали изготовил дома – у меня там была целая мастерская.

         Сборку и испытание нового оружия мы решили провести у Василька на даче – там тоже для этого были все условия. Дача – это громко сказано - был садовый участок с небольшим домиком на берегу живописного лесного озера. Доведя до ума нашу разработку, мы приступили к её испытанию. Пистолет стрелял неплохо, но иногда давал осечки – уж очень большие люфты и зазоры были в механизме бойка. Но нас и такое положение вещей вполне устраивало – наш арсенал был пополнен паштишта боевым оружием.

          Было решено хранить пистолет у Игоря дома, так как, по его словам, там был надёжный тайник. Время от времени, когда удавалось добыть патроны, мы устраивали в лесу учебные стрельбы из нашего нового оружия, но не более – ни в каких разборках этот пистолет не участвовал. У Игорька была старшая сестра Наталья – подружка Ворониной сестры, с которой они вместе «безобразия нарушали», говоря языком армейского юмора. И вот однажды сестра случайно наткнулась на «надёжный» тайник брата и увидела там наш пистолет. Как на грех он был заряжен.

          Наташка взяла пистолет и пошла с ним на кухню, где сидел и читал газету их отец. Нужно заметить, колоритная была личность, царство ему Небесное. Внешне он был точной копией легендарного полководца В.И.Чапаева из одноимённого фильма в исполнении знаменитого советского актёра Бориса Бабочкина. И, нужно заметить, отец Игоря всю жизнь поддерживал этот имидж – носил такие же усы, папаху.

          Заходит сестра на кухню и заявляет: «Папаня! Ты всё меня пилишь за моё поведение, а вот – полюбуйся, чем твой любимый сынок занимается!» При этом она взвела курок и произвела выстрел в пол.  Пистолет молчал – по роковой случайности произошла осечка. В полной уверенности, что пистолет не заряжен, Наташка направила его на отца и нажала спусковой крючок -  прозвучал выстрел! Пуля угодила точно в сонную артерию, из которой фонтаном хлынула кровь.

          Опуская подробности дальнейшего развития событий, скажу лишь, что отец изошёл кровью и отдал Богу душу ещё до приезда скорой помощи. Дочь его чуть с ума не сошла - её долгое время приводили в себя местные психиатры. Матушка Игоря тоже с трудом пережила трагическую кончину мужа. Василька следователи долго мучали на предмет появления в доме пистолета, но он никого не сдал – сказал, что нашёл и настаивал на своих показаниях до конца. А я до сих пор чувствую вину и причастность к данному происшествию. Вот к чему могут привести детские шалости! Хотя, как я теперь понимаю, случайностей не бывает НИКОГДА! Так уж было суждено, чтобы пуля угодила точно в артерию. НА ВСЁ ВОЛЯ БОЖЬЯ! СУДЬБА!
                ***
        Но не будем о грустном, - много было и весёлого в жизни нашего детского, а потом и юношеского сообщества.  Ещё в четвёртом классе мы в глухом лесу – пара километром от ДК и «Наждака» - соорудили землянку со всеми удобствами и замаскированную от посторонних глаз. Это была наша штаб-квартира и место сбора. Мы с Черником там жили несколько дней, когда убежали из дома в знак протеста – директор школы нас «ни за что» выгнал с уроков – подумаешь, случайно на уроке выстрелил пугач, который мы заряжали к перемене. Правда, все чуть в штаны не наложили, включая нас самих и учителя. Но мы же не хотели – непроизвольно получилось.

          Сейчас место нашей землянки давно уже всё застроено элитными домами, а в тот период там можно было встретить, разве что, грибника или влюблённую парочку. Много интересного связано с этой землянкой. Как сейчас помню, в День Пионерии 1965 года нас принимали в пионеры. К этому дню мы начали готовиться месяца за два – собирали деньги, сэкономленные от тех грошей, которые родители давали на карманные расходы и добытые разными другими способами – картишки, расшибец и т.п. Казначеем мы назначили самую скромную и честную из нашей компании, звали её очень символично - Надеждой. Все очень надеялись, что казна наша в надёжных руках и Надюшка оправдала своё имя! Доверь эти денюжки любому другому члену нашей команды, от них бы ничего не осталось. Деньги мы собирали на банкет, который планировали провести в нашей землянке на День пионерии. Откуда такие мысли и стремления у десятилетней шпаны???

         А поводом для этого послужил следующий случай. Ещё зимой - мы тогда учились во вторую смену – в первой половине дня нас собрали в Доме Культуры на репетицию хора, который должен был участвовать в концерте, посвящённом Дню пионерии. В то время, когда мы стояли на сцене и с умным видом открывали рот, имитируя пение, Саня Черник шнырил по закоулкам ДК в надежде что-нибудь стырить. Искал, искал и таки нашёл!

         На балконе второго этажа был  буфет, который в нерабочее время закрывался на решётку. От решётки до прилавка было метра два, а под прилавком стояли ящики со всяческими напитками. Внимание Сашки привлёк ящик с четвертинками «Московской водки» – он стоял ближе других к решётке. Добыв где-то швабру, он пододвилул ящик поближе и вытащил оттуда одну четвертинку. Вытащил бы ещё, но его кто-то спугнул.

        Когда мы, напевшись от души, вышли из ДК, на улице нас ждал солнечный морозный денёк и Саня Черник с загадочным видом. Он пригласил всех –  в тот день было человек пять из нашей компании – в ближайший подъезд соседнего дома и рассказал о своём подвиге, с гордым видом достав четвертинку из кармана. Открыв пробку, он стал всем предлагать выпить. Девчонки-мальчишки все дружно отказались – ведь через пару часов надо было идти в школу – а мне, как всегда, больше всех было надо. Решив показать, что самый крутой, я с геройским видом бывалого алкаша легко ополовинил бутылёк, занюхав рукавом и передал остатки Сашке. Тот сделал тоже самое и мы с ним сразу же выросли в глазах окружающих.

         Как ни в чём не бывало все разошлись по дома, договорившись встретится в школьной раздевалке за полчаса до учёбы. С каждой минутой приближения к дому, я всё больше ощущал действие алкоголя и домой вошёл, с большим усилием, противоборствуя качающимся стенам и дверям. Дома была одна старенькая бабушка, которая уже плохо видела и слышала. Она предложила мне пообедать перед школой, но я, стараясь не попадаться ей на глаза, вежливо отказался, объяснив, что не голоден и опаздываю. Быстренько забрал свой портфель и выскочил на улицу. Морозец меня приободрил и до школы я шёл почти уверенной походкой – благо, что она была рядом.

         В раздевалке школы я встретил Черника, примерно в таком же состоянии, и дружков-подружек, которые наперебой задавали разные вопросы, смысл которых сводился к одному: «Ну как?» Усевшись в уголок мы, как герои-космонавты, вернувшиеся с орбиты, заплетающимися языками наперебой стали рассказывать о своих впечатлениях и ощущениях, а все остальные, разинув рот, слушали. Когда раздался звонок на урок, мы решили не испытывать судьбу и, попрощавшись со всеми, покинули школу в поисках новых приключений.

         Вот после этого случая, почувствовав на себе действие водочки и поняв, что ничего тут страшного нет, мы с Саньком решили выйти с инициативой - отметить День пионерии по-взрослому. Возражать никто не стал и подготовка началась. К назначенному дню  у нас собралась довольно приличная сумма – рублей пять или шесть! Что по тем временам было не мало. После того, как нас приняли в пионеры (не всех, конечно – Черника, как самого «примерного» ученика, прокатили) мы разделились на группы,  договорившись встретится через час-полтора в нашей землянке.

         Все разошлись по домам за закуской, а мы с Вороной пошли в магазин «Огонёк»  - было решено взять бутылку «Московской» водочки, а на остальное – каких-нибудь ништяков. Мне, как самому крупненькому из нашей команды, было доверено это важное дело.    Предварительно спрятав галстук в карман, я пробил на кассе три рубля (бутылка «Московской» – 2р.87к. и сырок «Волна» - 13к.) и уверенной походкой подошёл к прилавку. «Бутылку водки и сырок», - нахально заявил я продавщице, протягивая чек.

          Продавщица попалась весёлая: «Что, день пионерии будешь отмечать (попала в самую точку)?», - засмеявшись спросила она.  Я стал отнекиваться, заметно краснея, пробормотал что-то о больном брате, который не может прийти сам и поэтому послал меня. К моему удивлению, продавец не задумываясь поставила передо мной бутылку водки и переключила внимание на следующего покупателя. Я с трудом засунул пузырь во внутренний карман парадного пиджака и вышел на улицу, где меня с нетерпением ждал Ворона с большим пакетом всяческих ништяков.

         Я с гордым видом ткнул пальцем в раздутый карман пиджака и мы, с чувством выполненного долга, направились к лесу. Мне казалось, что бутылка больше меня ростом и все только и делают, что осуждающе смотрят на меня. Вдруг из-за угла выплывает милиционер и направляется в нашу сторону. По крайней мере мне так показалось. Я всячески пытался прикрыть руками выпячивающийся карман и готов был провалиться сквозь землю, но ментяра равнодушно прошёл мимо, даже не взглянув на меня. Только попав в лес, мы почувствовали себя в безопасности и вздохнули свободно.

          В землянке нас уже ждали - собралась почти вся гоп-компания. Мы накрыли стол при свечах и разврат начался! Стол ломился от всяких яств, а в центре стола – бутылка «Московской водки» и пачка «Беломора». Как сейчас помню – «Московская» была с картонной затычкой, залитой белым составом, типа сургуча.   Поздравив всех с праздником, я открыл бутылёк и сделав из дула приличный глоток, пустил пузырь по кругу. Все пригубили по глоточку. «Фу! Какая гадость!», - почти хором воскликнули девчонки. Мальчишки тоже не стали второй раз глотать и пришлось нам с Черником добивать остатки… Я так полагаю, грамм 350 мы с ним на грудь взяли (!?!) УЖАС!!!

         Сейчас, глядя на четвероклашек, ума не приложу – как это могло  произойти!?! Откуда у нас мысли-то появились такие, я уж не говорю о действиях. А тогда нам было очень велело! На улице пошёл дождь и мы часа полтора просидели в позе лотоса у праздничного стола, на котором были закуски, сладости, лимонад и мн.др. С водочкой мы разобрались быстро и перекурив это дело, набросились на закуску.

         Должен заметить, до тех пор, пока мы не меняли положения тела, опьянения почти не чувствовалось, так, чуть приподнятое настроение и не более того. Набивши брюшко, мы стали хохотаться, как ненормальные, обжимать своих подружек. В общем, праздник удался! По левую руку от меня сидела Людка Данилова – моя невеста. Пухленькая такая дивчина – все женские округлости у неё уже были чётко обозначены. Мы с ней влюблялись не первый месяц и клялись в любви до гроба! Откуда что бралось – УЖАС!

         Закончился на улице дождь и закуска закончилась. Было решено пойти прогуляться по улице. Когда мы вышли на волю – кишка моя распрямилась и алкоголь из желудка устремился по всем её двенадцать перстам. Как нам с Черником дало по башке!!! И провал памяти… Вспоминаются только некоторые моменты – сначала мы зачем-то в ДК пошли, потом подвалы какие-то, но самое яркое воспоминание, это когда мы залезли на стройку и я упал спиной со второго этажа на кучу кирпичей! Был бы трезвый – там бы на месте и умер! Подельнички мои испугались не на шутку, подумали, что я уже не встану. А я, как ни в чём ни бывало, поднялся, отряхнулся и пошёл дальше.

         Правда, травму я всё же тогда получил – сердечный позвонок сместился внутрь и всю оставшуюся жизнь не давал мне покоя – чтобы жизнь мёдом не казалась! Никакие мануальщики, сколько ни пытались, ни смогли его поставить на место. И что самое интересное – к вечеру того дня я совершенно отрезвел, поиграл ещё с дворовыми ребятами в футбол, потом отряхнул парадный костюмчик (как ни странно, на нём не было никаких следов всех моих похождений), достал из кармана пионерский галстук, повязал его себе на шею и с гордым видом пошёл домой.

         Никто ничего не заподозрил!?! Должно быть, Ангел-хранитель мне помог! Помогал Он мне много раз и в дальнейшем, когда были, казалось бы,  совсем безысходные ситуации. Вообще, должен признаться, я в своей жизни слишком злоупотреблял Его доверием и помощью. За что на рубеже тысячелетий пришлось отвечать.   

          Для чего я это всё вспоминаю. Должно быть, для того, что подрастают внуки и надо больше уделять внимания их воспитанию, чтобы поменьше шлялись по улицам, землянкам и подвалам. В моём детстве, до двенадцати лет, я был практически предоставлен самому себе – матушка работала на трёх работах, вернее сказать, будучи детским врачом, она обслуживала три участка, то есть выполняла объём работ, рассчитанный на троих специалистов. Поэтому появлялась дома совсем без сил и могла уделять мне внимание только по выходным.

         А, скорее всего, дело даже не во внимании и воспитании, которые я упорно игнорировал, а в генах по отцовской линии – его род шёл из-за Урала, где в своё время скрывались от властей беглые казаки-разбойники. Позже они занялись золотодобычей, но крамольный дух остался в следующих поколениях. Я это чувствовал всю жизнь. Повторюсь – там, где было написано -  ЗАПРЕЩЕНО -   мне туда обязательно было НА-А-ДО!!!
                ***
         Много ещё в те годы было со мной всяких приключений, но я вспомню о них, когда будет подходящая тема. А сейчас  пойдём по хронологии. Лет в двенадцать во мне сработал какой-то переключатель и меня потянуло к спорту. Раньше я, как и все мальчишки, играл в разные игры – футбол, волейбол, хоккей. А тут, под влиянием своего братишки Павлина – он в нашей семье был персонажем положительным -  я записался в секции бокса и фехтования. Тренировки проходили в разные дни, но всегда в спортзале нашей школы, которая находилась недалеко от дома, где мы с братом жили в ту пору.

          В школе, должно быть, не было условий для хранения инвентаря и нам доверяли уносить его домой, поэтому дома мы продолжали тренировки – одев боксёрские перчатки, лупили друг дружку по мордам (до первой крови) или, нацепив всю защитную амуницию, бились на штагах пока не надоест. Благо, что в квартире был большой холл и места для этого было предостаточно.  В этих схватках мы выплёскивали всю свою дурную энергию и может быть поэтому в повседневной жизни ссорились редко.

         Потом меня пригласили в юношескую команду нашего городка по хоккею с шайбой в качестве защитника. Выдали форму под номером «пять», как у знаменитого Рагулина, который был в те годы моим кумиром, и краги. Все остальные причиндалы – панцирь, щитки, трусы и раковину (прибор, защищающий мужское достоинство) приходилось изготавливать самостоятельно из подручных материалов.

         В ход шли: войлок, поролон, старые фибровые чемоданы, из которых мы вырезали разные детали, после чего гнули их над паром. Даже детские игрушки шли в дело. Из пластикового мяча, например, распиленного пополам, получались неплохие наколенники для щитков, а из больших кеглей – нижняя часть тех же щитков. Всё это пришивалось на толстый войлок и служило нам какое-то время. Правда, на морозе пластмасса часто трескалась и приходилось ремонтировать свою амуницию или переделывать вовсе. Но все эти занятия отвлекали меня от всяческой крамолы.

         В хоккейной команде я пробыл довольно долго, в сравнении с предыдущими секциями, но «большой хоккей» для меня закончился после полученной травмы. Дело было так – на одной из тренировок, в самом её конце, мы разбились на две команды и начали игру по-взрослому. В один из решающих моментов схватки ко мне попадает шайба и я рванул к воротам противника. Мне бы отдать пас нападающему и заняться обороной своих ворот, так как я был защитником, но гордыня взяла верх над благоразумием – уж очень хотелось самому забить гол! К тому же я чётко видел коридор, по которому мог пройти прямо к воротам.

        Я прибавил скорости и уже вышел один на один с вратарём. Вратарём был мой одноклассник - Вовка Никулинский – единственный из нашего класса, который пошёл по ментовской линии и, надо признаться, добился в этом больших результатов. Он был совершенно бесстрашный - один ходил на целую банду и, благодаря своей уверенности в победе, одерживал верх над любым противником.  Его уважали и побаивались сослуживцы, а жулики старались избегать с ним встреч. В те годы шёл итальянский сериал «Спрут», главного героя – неподкупного и решительного полицейского, в одиночку боровшегося с мафией – звали Коррадо. К нашему Вовчику тут же прилипло это прозвище.

         А в тот кульминационный момент моего выхода к воротам, будущий Коррадо бесстрашно бросился мне под ноги. Дальнейшее мне запомнилось в замедленном темпе – как Волк в одной из серий «Ну погоди!», я полетел параллельно льду в сторону ворот, которые медленно, но уверенно приближались ко мне. Вот я уже увидел краем глаза штангу ворот, которая с хрустом вошла в моё тело. И надо же такому случиться - попала в незащищённый участок рядом с шеей. Ключица – напополам и я от боли на какое-то время теряю сознание!

         Когда я пришёл в себя, надо мной уже копошились тренер и ребята – сняли коньки, подручными средствами приматывали мне руку к туловищу, чтобы зафиксировать перелом, после чего отвели в больничку, которая была неподалёку. Там мне наложили гипс и отправили домой - с тренировками пришлось на какое-то время завязать.

        До лета я восстанавливался – уж очень неудачное место для перелома выбрал (вот что значит идти на поводу у своей гордыни). А как-то летом, брат мой Пашка, который в то время увлёкся парусным спортом, затащил меня в яхт-клуб. Мы прошлись по водной глади под парусом и я тут же «заболел» этим видом спорта.  Яхт-клуб – это громко сказано – на тот период была группа энтузиастов (атомщиков-физиков-лириков-шестидесятников), которые решили создать этот клуб.

         Выбили территорию на берегу залива у лодочной станции, привезли из других городов, где раньше работали, несколько посудин и стали обустраивать стоянку яхт-клуба. На тот момент в наличии было: пару килевых яхт класса «Звёздный»; один старенький «Дракон»; три трёхместных швертбота класса «М»; два двухместных «Летучих голландца»; три одноместных швертбота класса «Финн» и два шестивесельных «Яла», на которых мы – подрастающее поколение – начинали изучать азы управления парусом.

         Записавшись в яхт-клуб, я влился в творческий коллектив здоровых, светлых, доброжелательных людей, которые навсегда оставили след в моей жизни. Мы занимались строительством - соорудили здоровенный эллинг для зимнего хранения своего флота, обустроили пирс, ремонтировали лодки, изучали теорию парусного спорта, не забывали и о физической подготовке. Но самое увлекательное занятие, которого мы все ждали с нетерпением – это походы по Куйбышевскому водохранилищу и соревнования – регаты местного, областного и союзного значения. Во время походов мы занимались силовыми тренировками, отрабатывали навыки управления судами, устраивали импровизированные гонки, а вечером – песни у костра. Золотое было время!

          Любимым местом этих занятий был остров Борок, который располагался километрах в пятидесяти от стоянки нашего яхт-клуба и километрах в десяти от впадения речки Черемшан в Волгу. Речкой Черемшан был до создания Куйбышевского водохранилища, а в середине 60-х, о которых идёт речь, от острова до ближайшего берега было километров десять. Борок был небольшого размера: шириной - с запада на восток – метров триста и длиной – с севера на юг – около километра.

         Удивительной красоты остров – северная его половина была занята вековым сосновым бором, в центре которого, в огромных гнёздах, жили аисты, должно быть, оттуда они по всей округе разносили младенцев :-). Южная часть представляла собой песчаную косу или роскошный пляж. Золотые песчаные пляжи обрамляли и восточный берег острова, а западный (со стороны Волги) был обрывистым. В зависимости от направления ветра мы разбивали свой лагерь, то на одной стороне острова, то на другой, но всегда с подветренной стороны. Много раз мы ходили на Борок, много об этом светлых воспоминаний,  но один из походов запомнился на всю оставшуюся жизнь.          

         Дело было в конце лета. Как обычно, вышли мы в поход пятничным вечером, но в тот день ветра почти не было и мы продвигались к острову очень медленно. Было около десяти посудин и катер сопровождения. Чтобы сократить время в пути и прибыть на Борок засветло, катер брал на буксир по две-три лодки и тащил их какое-то время. Потом возвращался и также поступал со следующей группой. Таким образом, мелкими «перебежками» нам удалось достичь заветной цели до темноты.

         В этот раз было решено разбить лагерь на западном берегу острова – уж очень там с обрыва открывался красивый вид, особенно, когда солнце садилось за Жигулёвские горы – те, что на правом берегу Волги-матушки.  После того, как мы закончили общую подготовку к ночлегу – поставили палатки, натаскали дров, развели костёр – мой брат Пашка, гораздый на всякие выдумки, предложил мне выкопать в высоком обрыве пещеру и переночевать в ней – под шелест прибоя. Я тут же согласился.

        Недолго думая, ни с кем из старших товарищей не посоветовавшись, мы, вооружившись сапёрными лопатками, нашли подходящее место для нашего ночлега недалеко от основного лагеря и работа началась. В закатных лучах солнца мы вгрызались в вековую песчаную породу и, пройдя примерно полметра твёрдого обветренного песка, наткнулись на более мягкий и податливый грунт. Работа пошла быстрее и примерно за час мы с Павлином выкопали пещеру, размером примерно два на два метра и с высотой потолка – метра полтора. Вход в неё  возвышался над уровнем воды примерно на метр, а над сводом пещеры было около трёх метров плотной, как нам тогда казалось, породы. Из выброшенного наружу песка мы соорудили что-то вроде входного пандуса, натаскали лапника, расстелив его толстым слоем на дно пещеры и, с чувством выполненного долга, пошли в лагерь.

          Там уже начался дружеский ужин, в котором мы с братом приняли активное участие, нагуляв аппетит. После ужина, как обычно, Борис Морозов – светлейший человек, как две капли похожий на Ю.Визбора – взял в руки гитару и запел походные песни, в том числе и вышеупомянутого автора. Все начали ему подпевать и время незаметно приблизилось к полуночи. Когда прозвучала команда ОТБОЙ, мы с Павлином, забрав с собой спальники, попытались незаметно удалиться в свою пещеру, но Танька Лебедева –  первая красавица из женского экипажа и любительница потрещать, как сорока - заметила наш манёвр и стуканула об этом Пашке Крутикову – председателю яхт-клуба.

          Узнав об этой авантюре, он категорически запретил нам удалять из лагеря, за что мы его в тот момент возненавидели – уж очень нам хотелось провести ночь в пещере. А Таньку-стукачку вообще готовы были тогда убить, утопить, закопать. Сама-то потом исчезла в неизвестном направлении, прихватив двухместный спальник, вместе с нашим красавцем Вадимом Верещагиным – матросом со «Звёздного», где рулевым был наш председатель – и вернулись они, довольные жизнью, только под утро... Красавчик-Вадим был прямым потомком знаменитого художника Верещагина, а внешне - точной копией Геракла, как его изображают на картинах и в скульптурах – такой же могучий торс, греческий профиль, короткие вьющиеся волосы и под два метра ростом. Не влюбиться в такого было невозможно. А ещё он был моим соседом – в то время мы с матушкой уже жили отдельно от дружного семейства, в первом в нашем городке девятиэтажном доме.

         Иногда мы с Вадимом возвращались с речки домой по живописной лесной тропе и он рассказывал мне много интересного о своих приключениях – кроме парусного спорта он занимался и туризмом, и альпинизмом и другими видами спорта. Хотя Вадим был в два раза старше меня, общались мы всегда на равных. Он был компанейским парнем, очень простым в общении, не смотря на то, что в тот период времени являлся известным специалистом в атомной промышленности, автором многих изобретений, кандидатом наук. Должен заметить, что через несколько лет, после перевода Вадима в Москву, он долгое время был матросом в экипаже знаменитого яхтсмена, чемпиона мира – Темира Пинегина.   

          Но, возвращаемся на остров. Очень мы тогда с Павлином расстроились, что нам не дали пожить в пещере, хотя бы одну ночьку. Из вредности мы даже не пошли в палатку и ночевали около костра. Утром, после общей пробежки и зарядки, мы пошли к пещере. Каково же было наше изумление, когда на месте пещеры нас ждал большой провал - тонны песка обвалились и засыпали наше сооружение. Одновременно, не сговариваясь, мы с братом выдохнули одно и то же матерное выражение (повторять я здесь его не буду, но не трудно догадаться о чём речь – в нём упоминались интимные отношения с чьей-то матерью) и переглянулись, представив как бы нас расплющило во время сна – мы бы и пикнуть не успели! 
         
 Молча вернувшись в лагерь, никому ничего не говоря, мы присоединились к завтракавшим товарищам. На Танюшку Лебедеву, мы уже смотрели как на ангела-хранителя, а над головой Пашки Крутикова, нам казалось, светится нимб – так мы в глубине души были им благодарны за то, что они не дали нам безвременно отдать Богу душу.
               
                *** 

         Дальнейшие события развивались следующим образом. Ночью направление ветра поменялось с восточного на западный и он начал усиливаться. Проведя после завтрака пару тренировочных гонок, было решено перенести наш лагерь на противоположный берег острова – там была тишь, гладь, да Божья Благодать! Только верхушки сосен напоминали о надвигающемся шторме. Если бы мы тогда, когда шторм только начинался, покинули остров и вернулись на базу, то многих приключений и потерь можно было бы избежать. Но, выходные были в разгаре и никому не хотелось раньше времени покидать этот райский уголок. К тому же, как мне кажется, слово ЕСЛИ нужно исключить из русского языка как слово-паразит. «Если бы у Лумумбы был ба ум ба – ему бы и Чомба нипочём ба…»

         Случилось, как случилось или, правильнее сказать, как должно было случиться. Наверно, для того, чтобы проверить на прочность и сплотить ещё больше и без того наш дружный коллектив. Мы продолжали свой отдых, а ветер всё усиливался. И это всё происходило при ясной солнечной погоде. Когда пришло время возвращаться домой и мы уже сворачивали свой лагерь, было решено отправить на разведку самого опытного яхтсмена – будущего матера спорта – Вовку Логинова.  Сосновый бор на острове сдерживал напор ветра и за ним образовался треугольник достаточно спокойной поверхности воды, так - мелкая рябь. А дальше бушевала стихия.

          Когда Вовчик на своём «Финне» приблизился к границе спокойного треугольника, мы все внимательно за ним наблюдали. Не успел он пересечь эту границу, как мы увидели днище его лодки… С большим трудом вернув свою посудину в исходное положение, наш разведчик вернулся на остров. Вид у него был, мягко говоря, ошарашенный. С квадратными глазами он рассказал, что таких волн и ветра он в нашей акватории ещё не видел. Дело в том, что направление ветра было вдоль залива и волну раскачало – более четырёх метров, в чём мы сами потом убедились.

         Началась серьёзная подготовка к опасному переходу. Вовка Логинов взял рифы – так на профессиональном языке называется уменьшение площади паруса – оставил маленький треугольник, наверно, десятую часть от полного паруса. Всем остальным было рекомендовано идти на одном стакселе – это передний маленький парус. Большую часть груза разместили на катере, а то, что не вошло равномерно распределили по лодкам, надёжно привязав его к рангоуту. Распределили также и пассажиров, которые вышли в поход на катере.

        Нашему экипажу «Летучего Голландца», состоящему из Вовки-Свистка (рулевой), меня (матрос) и моего брата Пашки, который в то время ходил на «Финне», но в поход пошёл вместе с нами, достались в качестве балласта  два братца – Андрюша и Гриша - сыновья куратора нашего яхт-клуба Аркадия Моисеевича – крупного учёного, возглавляющего в НИИАРе серьёзную лабораторию. Крупного не только умственно, но и физически. Он был могучего атлетического  телосложения – я себе так представляю библейского Моисея – но, добрейшей души человек, всегда с улыбкой и готовностью прийти на помощь всем нуждающимся.

          В тот момент помощь нужна была ему самому, вернее сказать - его сыновьям. Я отдал свой спасательный жилет младшему – Гришке, а мой брат Пашка – старшенькому Андрюшке. Мы-то тогда себя уже считали «морскими волками», которым море – по колено! В итоге спасжилетами были обеспечены – Вовка-Свисток, как главный рулевой, и новые пассажиры. На мне из одежды была футболка, полукомбинезон из прорезиненной ткани и одна кеда – вторая где-то потерялась. А у Пашки была куртка из моего комплекта непромоканцев. Все остальные члены нашего экипажа были экипированы, как полагается. Так мы и стартовали в опасный переход.

          Сначала, на одном стакселе, в безветренном треугольнике, мы двигались очень медленно. Даже приходилось подгребать вёслами – так нам не терпелось вырваться на простор речной волны. По мере приближения к стихии, ветер усиливался, волна становилась ощутимее и, наконец, парус наполнился и наш «Летучий Голландец», оправдывая своё название, полетел вместе с ветром! Встав на гребень волны, мы помчались навстречу приключениям. Ощущение было незабываемое – дух захватывало от такой скорости. Здесь главное – удержать посудину перпендикулярно волне, которая норовила повернуть её на 90 градусов и опрокинуть.

         По выражению лица нашего рулевого было понятно, что он с большим трудом справляется с румпелем и может наложить в штаны от перенапряжения. Пашка пошёл ему на помощь, а я веслом пытался им помогать, табаня с нужной стороны. Братцы-кролики сидели молча на дне лодки и стучали зубами, судорожно вцепившись в борта судна. Следом за нами, метрах в ста пятидесяти, летел на волнах другой такой же «Летучий Голландец», где рулевым был Вовка Грибанов – наш вечный конкурент.

        Когда его посудина сползала с гребня волны, то он полностью исчезал из видимости. И так как высота мачты на наших лодках была четыре метра, мы поняли, что волна – от низа до верха -  превышает эту величину. Таких волн мы ещё не видели! Благодаря сопротивлению нашей посудины, мы тоже периодически отставали от гребня волны, изо всех сил стараясь держать лодку в нужном положении. Но как только нас подхватывала следующая волна, полёт продолжался!

         Так продолжалось около получаса. Мы уже приспособились к сложившимся условиям, как вдруг у нас с «мясом» вырывает крепление блока, через который проходил шкот от стакселя. С большим трудом нам удалось перейти на противоположный блок, который тоже вскоре вырвало. Без блоков стаксель было удержать невозможно и его пришлось опустить. Наш ход замедлился, паузы в ямах между волн увеличились, но всё равно, встав на волну, благодаря парусности лодки, вместе с нами и мачтой, скорость была сумасшедшей. Вовка Грибанов обогнал нас, как стоячих, и с традиционной его ухмылкой, помахал нам ручкой.

          Его посудина стремительно удалялась от нас, но через небольшой промежуток времени мы увидели его днище - не справившись с управлением, наш конкурент перевернул свою посудину. Вспомнилась поговорка: «Не рой другому яму – сам в неё попадёшь!» Здесь уже мы обогнали его «Голландца», сочувственно провожая взглядами и не в силах им помочь. Но опытный экипаж, плюс Вовкина подруга, быстро справились с ситуацией и, убрав стаксель, продолжили движение.

         Некоторое время мы шли с одной скоростью в небольшом отдалении друг от друга и вдруг у нас, вместе с куском транца, вырывает рулевую лопасть. Естественно, лодку мгновенно разворачивает и переворачиваемся пузом к верху. Все члены нашего экипажа успевают схватиться за корпус лодки, только я не успел этого сделать и меня отбрасывает на несколько метров от посудины.

         Пока мои друзья пытались вернуть нашего «Голландца» в исходное положение, я тщетно пытался к ним приблизиться, но волны меня отбрасывали всё дальше и дальше. Непромокаемый полукомбинезон, с резинками на щиколотках, наполнились водой и тащили меня ко дну. Я отчаянно сопротивлялся этому процессу, но стихия брала верх и пучина готова была меня поглотить. Когда силы были на исходе, я, будучи рождённым в эпоху воинствующего атеизма, искренне про себя воззвал к Создателю: «Господи! Не дай мне сгинуть безвременно! Не губи мою душу грешную!» В критической ситуации все мы обращаемся к Нему за помощью, не зависимо от вероисповедания.

         Не прошло и минуты, после этого отчаянного крика моей души, как огромная волна подхватила меня и выбросила прямо на днище нашей лодки! С тех пор  я окончательно уверился в том, что каждая наша мысль и движение души известно Творцу! Хотя и раньше для меня было очевидно, что все мы ведомы Свыше и надо больше прислушиваться к своему сердцу, душе, чем к разуму. С удовольствием повторю меткое изречение Юза Алешковского, которое вспоминал ранее: «Разум, которого покинула Душа и есть – Дьявол!»

          Воодушевлённый помощью Создателя, я подключился к общей работе и вскоре нам удалось перевернуть посудину. На клотике – это макушка мачты – красовался большой комок ила, из чего мы поняли, что под нами глубина – четыре метра и если бы было мельче, то мачта наша сломалась бы, как спичка. Но, Бог миловал!  Загребая вёслами с разных бортов нам с братом удалось поставить лодку вдоль направления ветра. Волна нас подхватила и мы полетели дальше, управляя вёслами. Через дырявый транец и дренажные люки вода быстро ушла из нашей посудины и скорость значительно увеличилась.

          Вскоре на горизонте показались песчаные острова, на которых виднелось какое-то яркое пятно. По мере нашего к ним приближения, всё чётче вырисовывались контуры днища «М»-ки с женским экипажем, который вышел на полчаса раньше нас. Мы взяли чуть правее, чтобы попасть на этот остров и таки нам это удалось. Вытащив свою лодку на берег, мы взялись изучать «М»-ку. У неё была сломана мачта и пробито днище. Экипажа рядом не было. Грешным делом, мы подумали, что все они утопли, но, на всякий случай, решили обследовать остров.

          Осмотр побережья ничего не дал. Мы решили двинуться вглубь острова, который местами зарос кустарником. В одном из таких мест заметно было какое-то шевеление. Подойдя поближе, мы увидели женский экипаж в полном составе, во главе с Железной Ольгой – рулевой с «М»-ки, чему несказанно обрадовались. Обнимались мы и радовались встрече, как будто век не виделись! Хотя, расстались около часа назад. Вот что значит пройти через экстремальную ситуацию!

          На общем совете было решено разбить лагерь и дожидаться помощи. И работа закипела. Выбрав место за большим кустом, где с подветренной стороны в песке было большое углубление, мы начали сооружать себе вигвам. Из обломков мачты и вёсел сделали каркас, крепко связав их шкотами (верёвки для управления парусами) и накрыли его гротом – это большой парус – от «М»-ки, у подножья хорошенько присыпав его песком. Получилось неплохое жилище, которое обогревал костёр, расположенный у входа. Но главное, там не было ветра, который бушевал снаружи. А ветер был такой силы, что песок рассекал незакрытые участки тела до крови.

          Мы просушили остальные паруса и начали готовиться к ночёвке – нашим гротом устелили пол «вигвама», а два стакселя должны были служить одеялами – для женского экипажа (5 человек) и мужского, вернее сказать, юношеского (5 человек). Собрали все продуктовые запасы к кучу – оказалось не так уж и много – три банки рыбных консервов, пару обглоданных батонов, какие-то конфетки, печеньки и чай… Не густо!

          Мы конечно предлагали умять всё это за один присест, но Железная Ольга, получившая своё прозвище за несгибаемую выдержку и волю к победе, стала делить харчи на три части, исходя из того, что мы можем застрять здесь не на один день.  Кучки получились совсем маленькие, к тому же, каждую надо было разделить на десять человек.  Но ничего, пару печенюшек, запили чайком и на заслуженный отдых.

          Наутро ветер немного стих, но водная стихия ещё бушевала. А тем временем, остальных членов нашего похода раскидало по другим островам и берегам. До базы, с большими приключениями, дошёл один только Вовка Логинов. Он тут же оповестил всех наших родственников и они совместно организовали спасательные экспедиции, и по берегам, и на воде. Наш старший брат Эдик, который в своё время служил в морфлоте, возглавил команду добровольцев, которая оседлала большой буксир и взяла курс к нашим островам – навстречу волнам и ветру.

         Прошли они несколько миль, вдоль западного берега, который хоть как-то прикрывал от сильного ветра правый берег реки. Но когда вышли на большую воду и направились против ветра, буксир практически стоял на месте, надрываясь изо всех сил. Вскоре двигатель его перегрелся и «застучал» - пришлось повернуть обратно и с большим трудом вернуться на базу. В том же составе команда, добыв где-то вездеход (ГАЗ-66), отправилась прочёсывать левый берег реки.

        Наши острова были ближе к этому берегу. И когда к вечеру следующего дня послышался шум моторки, движущейся с той стороны, где мыс закрывал большой залив от ветра, радости нашей не было предела. Увидев во главе спасателей нашего брата Эдика, мы с Пашкой были на седьмом небе от счастья и гордости, что именно он нас нашёл и пришёл на помощь. Забрав из нашего лагеря всё ценное и необходимое, мы за несколько приёмов переправились на берег, где нас ждал вездеход с продуктами и тёплыми вещами. Дома нас встречали, как папанинцев – был накрыт праздничный стол, все близкие были подчёркнуто доброжелательны. В общем, мы чувствовали себя героями, может быть и не заслуженно.

         Дня через три шторм утих. Оказалось, что в эти дни утонуло и пропало без вести много туристов и рыбаков. Нашу команду Бог миловал – жертв не было. Правда, все посудины сильно пострадали – сломана мачта, пробито днище, с корнем вырвана оснастка, порван парус и т.д. и т.п. и т.д. Только Вовка Логинов сумел сберечь своего дорогого (во всех смыслах) «Финна» - корпус его лодки был пластиковый, мачта из лёгкого сплава, парус из дакрона – это очень прочный и тончайший материал. Всё вышеперечисленное в ту пору было большой редкостью и руководство НИИАРа, раскошелившись на покупку такой шикарной посудины, передала её в надёжные руки. Вовка, мало того, что холил и лелеял своего «Финна», -  он на всех соревнованиях завоёвывал призовые места.         

         Осенью того же года в наш яхт-клуб прибыла из Москвы авторитетная квалификационная комиссия для того, чтобы нас аттестовать. Аттестация проходила по всем правилам – теория, практика, гонки. Вовке Логинову присвоили почётное звание «Мастер спорта». Остальным повысили классность, а Павлину, Вовке-Свистку и мне  - я в то время готовился пересесть на «Финна», освободившегося от покинувшего яхт-клуб Владимира Ивановича Клименкова – хохмача и балагура (о нем надо будет рассказать отдельно) – присвоили Второй взрослый разряд и Звание «Рулевой второго класса». Конечно, надо было считать это большим авансом, но нас тогда распирала гордость. До сих пор у меня хранится удостоверение с фотографией тринадцатилетнего пацана, получившего взрослый разряд и звание.

         Как обещал, расскажу немного о весёлом мужичке – Клименкове Владимире Ивановиче (ВИ). До того, как он прибыл на работу в НИИАР, ВИ возглавлял лабораторию на комбинате «МАЯК» в Челябинске-40, где в конце 50-х произошла крупная авария на реакторе, подобная Чернобыльской в середине 80-х. И вот, через несколько лет после этой аварии, первого апреля, ВИ, будучи ответственным дежурным, неудачно пошутил - позвонил рано утром своему руководству и прокричал в трубку истошным голосом: «Реактор взорвался!»

          Ещё свежа была память всех очевидцев первой аварии, которая была строго засекречена, так как принесла многочисленные жертвы. В руководстве комбината возникла паника, они примчались на комбинат. Когда же выяснилось, что это дезинформация - готовы были четвертовать горе-шутника. Хотели отдать его под суд, но статьи за неудачные шутки в Уголовном Кодексе не было. О происшедшем немедленно стало известно в Министерстве, где в срочном порядке приняли решение перевести шутника на работу в НИИАР, который в те годы набирал обороты, конечно, с понижением в должности, но «по собственному желанию». Так ВИ появился в нашем славном городке.

         Все карательные меры нисколько не исправили ВИ. На новом месте он развил бурную деятельность по сердечной линии. В то время руководству НИИАРа,  для поднятия культурного уровня народонаселения, за какие-то коврижки удалось заманить на работу бывшую балерину - солистку Большого театра с известным именем (имени я не помню - назовём её Виолеттой). Виолетте за короткий период удалось создать танцевальный ансамбль под названием «Юность», который, благодаря её связям, стал известным в Союзе и за рубежом, завоёвывал почётные призы на отечественных и международных конкурсах. 

         ВИ с Виолеттой сразу же подружились и были очень близки, хотя, она была выше него почти на голову, а он имел семью и двух красавцев-детей, сына и дочь. Чтобы вам представить нашего героя, возьмите Ленина в среднем возрасте, только не лысого и с окладистой бородой, плюс кругленький животик. Всегда с улыбкой на лице, на щёчках ямочки, при общении активно жестикулировал и не стоял на месте. Энергия же из него не била ключом, а фонтанировала! Должно быть, этим он и притягивал к себе собеседников, особенно, противоположного пола.

         Много ходило разных слухов об этой сладкой парочке. Говорили, что они устраивают оргии с участием солисток ансамбля и высокопоставленных товарищей, поставляют юных танцовщиц в бордели, под видом гастролей и т.п. Как ни странно было всё это в советские годы, но со временем слухи подтвердились и был большой скандал – полетели с должностей и были исключены из ВКП(б) некоторые товарищи, участвующие в этих мероприятиях, ВИ опять понизили в должности и он ходил какое-то время очень тихий и спокойный, но не долго. Виолетта на какое-то время пропала из поля зрения, но вскоре она опять появилась и жизнь продолжилась, может быть, не так бурно. Должно быть, вмешались в процесс её ещё более высокопоставленные клиенты из Столицы.

         Но вернёмся в яхт-клуб. Получив от ВИ его «Финн» (это произошло, как раз, в период большого скандала), я был на седьмом небе от счастья. Холил и лелеял свою новую лодку, как собственного ребёнка, тренировался всё своё свободное время, всячески повышал своё мастерство – хотелось показать наставникам, что не зря мне – малолетнему юнцу - доверили взрослую посудину. Вскоре такой случай представился – на конец лета того года была назначена региональная регата в городе Ульяновск.

         От нашей команды на соревнование отправились десять экипажей, включая меня. До места регаты по воде нам надо было преодолеть расстояние в 150 километров. Было принято решение выйти заранее, чтобы на полпути сделать остановку и пару-тройку дней интенсивно потренироваться перед гонками – своего рода сборы перед соревнованиями. Местом остановки был выбран Белый Яр – живописнейшее место на левом берегу Волги, напротив Жигулёвских гор.

          Нашим командирам удалось договориться с руководством дома отдыха, расположенного неподалёку, и они приютили на эти дни нашу команду в своих апартаментах, причём, с полным пансионом – завтрак, обед и ужин. Не сказать, чтобы дом отдыха был высшего разряда, но всё необходимое там имелось, включая спортивные площадки,  игротеку и кинозал, которыми мы активно пользовались.

          В один из дней, вернее вечеров, мы на трёх лодках отправились на противоположный берег Волги, где располагался колхоз с большим яблоневым садом, в надежде прикупить у колхозников плодов нового урожая на всю команду. Хозяева оказались гостеприимными и позволили нам самим собрать яблок столько, сколько требуется, а кроме этого, пригласили на уху из стерляди.

         Что это за чудо – уха из стерляди! До этого многим из нас не приходилось пробовать такой деликатес и мы никак не могли остановиться. Благо, что приготовили его в большущем котле, так что всем хватило, да ещё и осталось на утро. Дело в том, что нам  пришлось там остаться на ночлег – уж очень гостеприимные оказались хозяева. К тому же им самим было интересно пообщаться с эрудированными физиками-лириками. А уж когда Боря Морозов достал свою гитару и запел у костра, собралась вся округа.

         Когда рано утром, проснувшись под яблоней – мы спали вповалку под открытым звёздным небом, накрывшись своими парусами – я подошёл к котлу с чудо-ухой, то обнаружил на дне не уху, а заливное с большими кусками стерляди. Попробовал – вкуснятина необыкновенная! Я пригласил всех, кто успел на тот момент проснуться и мы умяли заливное в считанные минуты. Запомнилось мне это на всю оставшуюся жизнь. Провожали нас, как родных, подарив большую банку мёда, пару банок молока, ящик со свежей рыбой и много другой вкуснятины. В общем, вояж наш удался на славу!

                ***
         Прибыв в Ульяновск, мы зарегистрировались у организаторов соревнования, поставили в кемпинге свои палатки и начали готовиться к гонкам – проверяли рангоут, полировали днище и т.д. и т.п. и т.д. Вечером пошли в город на ознакомительную экскурсию – некоторые из нас, включая меня, были в нем только проездом. Вышли на местный бродвей – центральную улицу Гончарова - походили по магазинчикам, натрескались мороженного и в завершении посмотрели в кинотеатре заграничный художественный фильм «Этот безумный, безумный, безумный мир» - прочувствовали, как загнивает Запад.

          Утром состоялась первая гонка. На «Летучем голландце» я уже участвовал на гонках в Ульяновске - дистанция для меня была знакома, но на «Финне» это было впервые. Ветерок в тот день был хороший, светило солнце и настроение у всех было боевое. Лодок в нашем классе было около тридцати и управляли ими опытные яхтсмены. Мы с Павлином были самые младшие участники и нас распирало от гордости, что мы соревнуемся наравне со взрослыми товарищами.

           На линии старта было целое столпотворение – все ждали сигнальной ракеты, после которой можно было пересечь эту линию и выйти на дистанцию. Ракеты всё не было. Участники гонки лавировали вдоль стартовой линии, стараясь её не нарушить, и не задеть друг друга. Мелких столкновений конечно было не избежать, но расходились без конфликтов, понимая, что все находятся в равных условиях.

          Наконец, ракета взвилась ввысь и лодки устремились к линии старта. Так случилось, что моя лодка оказалась в самом выигрышном положении и я возглавил гонку, должно быть потому, что новичкам всегда везёт. Первая часть дистанции была при попутном ветре и я, полностью отпустил шкоты, встал, чтобы увеличить парусность. Мой «Финн» не пошёл, а  полетел к первому бую, вокруг которого нужно было сделать поворот градусов на 150. Дистанция, как правило, ставилась в виде треугольника со сторонами 2-3 километра и надо было пройти её несколько раз.

          Группа преследователей отставала от меня метров на пятьдесят и я был на седьмом небе от счастья и предвкушения победы, но, как говорится: «Не хвались, идя на рать, а хвались, идя с рати».  Первый буй – это был обычный навигационный бакин на форватере  (кстати сказать, недалеко от того места у моста через Волгу, где несколько лет спустя произошла страшная катастрофа с круизным лайнером) – неумолимо приближался и надо было решать, какой поворот в данном случае применить – фордевинд или оверштаг. Первый – это когда парус перемещается на противоположный борт при попутном ветре, почти не меняя положения посудины, после чего меняется курс,  а второй – когда нужно развернуть судно на сто восемьдесят градусов, перекинуть парус, а потом повернуть лодку в нужном направлении.

          С учётом того, что ветер был достаточно сильным, второй вариант был намного безопаснее, но занимал больше времени. А первый, времени занимал меньше, но при сильном ветре был слишком рискованным! Но фордевинд, если удавалось его сделать правильно, смотрелся намного красочнее и, как я уже отметил, экономил несколько минут, что на соревнованиях немаловажно. Недолго я колебался – непомерная моя гордыня помогла сделать выбор, как вскоре оказалось – не верный.

         Мне безумно хотелось произвести впечатление на отставшую группу конкурентов и я принял решение совершить эффектный поворот – фордевинд. Эффект получился обратный – в самом начале поворота налетел мощный шквал ветра и меня опрокинуло, как бумажный кораблик.   Бултыхаясь в воде и пытаясь поставить свою лодку в исходное положение, я провожал взглядом, преследовавших меня товарищей, которые, кто сочувственно, кто ехидно улыбались, глядя в мою сторону. Все без исключения делали поворот оверштаг.

         С большими усилиями мне удалось поднять мачту из воды, как раз к тому времени, когда подошёл спасательный катер, который взял меня на буксир и тем самым помог за короткий срок откачать воду из посудина. Я продолжил гонку и пришёл в этот раз не первым, как мне грезилось, а последним. Невольно вспомнишь слова Христа о Царствии Божьем: «Первые будут последними, а последние – первыми!» Следующие старты были менее удачными, но всё же, по итогам всех гонок, я занял почётное для дебютанта десятое место. А всему виной – ГОРДЫНЯ – причина многих наших бед!




                ЮНОСТЬ

Я был не худшим и не лучшим
из тех, кто жизнью награждён:
то эгоизмом больно мучим,
то альтруизмом измождён.


По окончании восьми классов, на семейном совете, было принято решение -  отправить меня к отцу в Москву для поступления в техникум. Сборы были не долгими, так как стоял выбор – или я исчезаю на какое-то время из города, или иду по статье № 206, часть 3 (групповая хулиганка). Дело в том, что спорт спортом, а своё любимое занятие – гонять бригадмильцев я со своими товарищами так и не бросил. Однажды мы им наваляли лишка и на нас завели уголовное дело. Хотя, они были такими же раздолбаями, как и мы, но у них были «корочки» ЮДМ (юные друзья милиции), то есть представители власти.

Согласовав мой приезд с отцом, меня спешно отправили в Столицу. Папаня встретил меня радушно, в отличие от его новой семьи, которая не так давно переселилась из коммуналки в долгожданную отдельную двухкомнатную квартиру, расположенную недалеко от Битцевского лесопарка, на пересечении Севастопольского и Балаклавского проспектов. Но папане удалось их убедить принять меня, аргументируя это тем, что он будет экономить на алиментах. На Петровке, где они раньше жили, остались тесть с тёщей. Было решено, что первое время я буду жить у них – до учёбы ближе и старикам, какая-то помощь.

Отец мой в те годы был главным инженером завода, у которого имелся подшефный техникум. Глупо было бы не воспользоваться тесными шефскими связями и мы подали документы в ММТ (Московский Машиностроительный Техникум), который располагался на Дербеневской набережной, недалеко от Павелецкого вокзала, справа от Новоспасского моста по течению реки.

Подготовка к экзаменам проходила на даче в Ситенке (часа полтора езды от Павелецкого вокзала), где папаня, с переменным успехом, выбивал из меня дурь переходного возраста сельхоз работами и работами по строительству этой дачи. Должен заметить, что старания его не прошли даром – за лето я вырос почти на голову и заметно возмужал. Свежий воздух и физический труд сделали своё дело. Причём, работал я с удовольствием, чего не скажешь об учёбе. С математикой у меня проблем никогда не было, а вот русский язык, с его непонятными мне правилами (как поётся в одной весёлой песенке – как это, жопа есть, а слова нет?),  я не любил с первого класса и нелюбовь эта было взаимной. Поэтому годовую троечку в восьмом классе мне натянули с большим трудом – лишь бы вытолкать из школы.

И вот наступил день первого вступительного экзамена. По закону подлости, это было сочинение. Погладил я шнурки, получил три рубля на электричку (туда и обратно, плюс, пропитание) и поехал на экзамен. Не помню уже, какие предлагались темы сочинений, но мне тогда было совершенно всё равно – ни с одной из них я не был, как следует, знаком. На даче вместо изучения школьной литературы я зачитывался произведениями Конана Дойла, Беляева и Герберта Уэльса.

На экзамене, испачкав своей писаниной пару листов бумаги, я сдал их на проверку, без особой надежды на успех, и пошёл слоняться по городу, а вечером вернулся на дачу. На другой день продолжилась подготовка к вступительной сессии. Следующим экзаменационным предметом была математика и подготовка к ней не заняла много времени. Приехав на экзамен, я подошёл к доске объявлений, чтобы узнать о результате прошлого экзамена, и увидел там примерно такое сообщение, имеющее непосредственное отношение к нашему потоку: «В связи с утерей ваших сочинений, вам придётся написать их снова».

Только спустя несколько месяцев отец «раскололся» и рассказал мне об истинной причине «утери сочинений». Оказывается, сначала он решил пустить всё на самотёк, подумав, что уж в техникум-то экзамены я способен сдать самостоятельно. Но папаня ошибался. Когда его товарищ, директор техникума – Амигуд  Дон  Зосимович – добрейшей души истинно русский человек, увидел моё сочинение, у него глаза на лоб полезли. Там, образно говоря, в самом популярном заборном слове, из трёх букв, я умудрился сделать три ошибки! Пришлось сообщить об этом моему отцу, который попросил своего товарища Дона «проконтролировать» моё попадание в его подшефный техникум. Так я «успешно» сдал все экзамены и был зачислен на первый курс данного учебного заведения.

Учёба проходила тоже достаточно интересно. Вернее сказать, не сама учёба, которая меня мало интересовала, а общение с новыми товарищами. Познакомившись с одними, я влился в их дворовую компанию. С другими мы жили по соседству и, возвращаясь с учёбы, я проводил время с ними. С третьими, местной дербеневской шпаной, мы вместе прогуливали уроки и тусовались в их дворах и подворотнях, с картишками, портвешком и девчонками.

А в учёбе мне помогал В.И.Ленин, вернее сказать, его бюст, стоявший в фойе нашего учебного заведения. Папаня, в честь моего «успешного» поступления в техникум, подарил мне чёрную папочку из крокодиловой кожи, в которую вмещались две большие (формата А 4) и толстые тетрадки, в которые, в свою очередь, вмещались все предметы: с одной стороны – математика, с другой – литература, от середины, в одну сторону – история, в другую – география и т.д. и т.п. и т.д.  Покидая техникум я, улучив момент, когда в фойе никого не было, приподнимал бюст Ленина, который был полым, и засовывал в него свою папочку. Приходя на учёбу, я проделывал всё в обратном порядке. Очень удобно – ничего не мешает тусить после учёбы и папочка в сохранности под такой надёжной охраной. В противном случае, я бы её обязательно где-нибудь забыл или потерял.
                ***
Однажды, для сплочения нового коллектива, было решено пойти в поход на реку Десну с двумя ночёвками, с участием всех трёх компаний. Собралось человек двадцать,  семеро из которых, включая меня, учились в одной группе, а все остальные встречались впервые. Представьте себе эту разношерстую команду 15-16-17- летних оболтусов. Многие имели внушительный вид и габариты, каждый из которых хотел показать, что именно он в этой компании самый крутой!

Разбив лагерь в сосновом бору, на живописном высоком берегу речки Десна, мы поставили полукругом несколько палаток, а в центре соорудили костёр. Натаскав немеряно дров, чтобы хватило на все три  дня, мы огородили ими и лапником весь периметр нашего лагеря – получилось очень симпатичное стойбище. Самым творческим человеком в нашей команде, к тому же, большим выдумщиком был Колюня Орлов. Царство ему Небесное – в конце 90-х отдал Богу душу по причине безмерного употребления горячительных напитков. Но в то время он был, как сказал Владимир Семёнович в одной из своих песенок, «самым непьющим из всех мужуков».

Пока все занимались устройством лагеря, Колюня взял топор и, подыскивая подходящие корявые сучки, начал ваять из них дубины, на подобии тех, что были у разбойников в кинофильме советских времён «Морозко». Изготовив их в достаточном количестве, он привязал к рукояткам длинные верёвки и вручил каждому участнику похода со словами: «Для охраны рубежей нашего городища!» Мы развесили эти дубины на ветвях деревьев и получилась очень устрашающая картина – все туристы обходили наш лагерь стороной, заметно ускоряя шаг.

Пора было подумать об ужине. Мы вытряхнули всё содержимое своих рюкзаков и сумок на землю - получилась довольно внушительная куча всяческих напитков, закусок, консервов и других продуктов. Горячительные напитки каждый брал по своему вкусу и достатку и когда мы их положили, бок о бок, в один ряд, то получился этот ряд больше пяти метров разномастных напитков. Разбившись по парам, было решено на первую ночь выделить каждой паре - по бутылке водки и, для полировочки, пару пузырей портвешку.

Колюню, как самого трезвенника, назначили главным завхозом и кашеваром и поручили ему оставшееся бухло спрятать по-надёжнее – закопать подальше  и никому не рассказывать, где спрятал, чтобы не слопали всё за одну ночь. Для этого мы оставили его на некоторое время в лагере одного, а сами пошли знакомиться с окрестностями. Вокруг оказалось много соседей-туристов, которые ставили палатки не далеко от речки и обустраивали свои стоянки. С некоторыми мы познакомились, особенно с теми, где было больше девчонок – наш-то коллектив был сугубо мужской.
С нами тогда был, известный сегодня, Народный артист России - Сергей Колесников (долгое время – ведущий программы «Фазенда» и снявшийся во многих фильмах. Сейчас его сын Иван принял от отца эстафету и часто появляется на экранах). В то время Серёга был самый младший из нас, но очень талантливый и симпатичный четырнадцатилетний мальчуган, который уже тогда писал песни и хорошо их исполнял, как и многие другие произведения, аккомпанируя себе на гитаре. Когда он начинал петь, то слышно было по всей округе.

Вернувшись в лагерь, мы увидели следующую картину – Колюня с довольным видом сидел у костра, над которым висело кипящее ведро (картошка с тушёнкой) и выстругивал из дерева большой половник, а рядом, на большой клеёнке, уже были расставлены кружки, тарелки, ложки и холодные закуски. Все были приятно удивлены – не ошиблись мы в выборе завхоза и кашевара, и веселье началось!

По началу, как обычно, всё шло чинно и благородно – поднимались тосты за вечную дружбу, рассказывались всяческие истории из жизни, анекдоты. Часа через два от начала застолья, когда мы разобрались почти со всеми напитками и закусками, Серёга Колесников достал свою неразлучную подружку – гитару и запел своим звонким голосом. Тот, кто знал его репертуар, заказывали полюбившиеся песни, кто не был с ним знаком – просили исполнить популярные тогда дворовые. Многие подхватывали, как могли,  и наше пение разносилось далеко по всей округе, ведь лагерь стоял на самом высоком месте.

Мы с моим напарником – Вовкой Толстым (Царство ему Небесное – отдал Богу душу в конце 90-х вслед за неразлучным другом и собутыльником – Колькой Орловым) быстренько разобрались со своей порцией напитков и стали искать глазами нашего завхоза, в надежде выцыганить у него под большим секретом немножко добавочки, ну хоть чуть-чуть. Колюни нигде не было!  Наконец, мы заметили его, выходящим из леса, в растрёпанных чувствах.

Когда мы к нему незаметно приблизились, первыми его словами, вместо радостного приветствия, были: «Пошли вы в жопу! Чтобы я ещё хоть раз согласился прятать ваше бухло – да никогда!» С этими словами он поведал нам, где его спрятал. Оказалось, что мы с Вовкой были далеко не первыми, жаждущими добавки – до нас Колюню уже пытали с пристрастием ещё две пары.

Добравшись, со всеми мерами предосторожности, до орлушиного «винного погребка»,  мы обнаружили там своих конкурентов, активно раскапывающих тайник. Пришлось заключить тройственный союз и перепрятать оставшееся в другое место, естественно, уменьшив его на количество наших потребностей. Мы себя чувствовали победителями и хозяевами положения! Но, недолго…

Другие участники похода тоже ночью возжелали добавки и стали пытать Орлушу на предмет тайника. Колюня тут же указал на одного из членов нашей шестёрки (слабое звено), который раньше всех пошёл спать в палатку. Не успел он уснуть, как его будят четверо бугаёв и начинают допрос с пристрастием. Спросони (момент истины, какгрица) наш товарищ тут же раскололся, чтобы от него побыстрее отстали и не мешали видеть сладкие  сны. Короче говоря, наутро от нашего винного погребка практически ничего не осталось.

Весь следующий день мы принимали гостей – девчонок из соседних стоянок, пели песни у костра, флиртовали, обжимались. Потом играли в футбол на большой поляне у речки – наша команда против сборной соседей. Мы продули с разгромным счётом – не надо было «лопать» всю ночь горячительные напитки! Потом пошли купаться. В общем, культурная программа удалась. До вечера решили отдохнуть и набраться сил на следующую ночь. Перед этим собрали все свои оставшиеся гроши и послали двух добровольцев в деревню за напитками к ужину. Вызвались идти Курица (Сашка Лебедев) и его корефан - Цыпа. Тогда мы ещё не знали, что на этой парочке, образно говоря, – пробу негде было ставить, а те, кто знал, не советовали доверять им «общак». Но, никто другой идти не хотел, потому и пошла эта «пернатая парочка».

Зря мы ждали наших гонцов до самого глубокого вечера – они так и не появились. Уже после возвращения из похода, на допросе с пристрастием, сладкая парочка поведала нам, что у сельского магазина на них наехала местная шпана, с целью отобрать нажитое непосильным трудом, но Курица с Цыпой отбивались, как могли до тех пор, пока не приехал ментовский «бобик» и не забрал их в местное отделение милиции. Там их обшманали и посадили в «обезьянник», предварительно намяв, как следует, бока – чтобы неповадно было городским нарушать общественный порядок благопристойного села. Мало кто им поверил, но следы побоев были налицо. 

А в тот вечер мы на сухую перекусили и решили пойти в гости к соседям, в надежде поживиться у них винчиком и куревом, которое тоже закончилось. Поводом для визитов послужило внезапное исчезновение нашего менестреля – Серёги Колесникова - вместе с его неразлучной подружкой-гитарой. Были у нас и другие любители побренчать на гитаре (парочка гитар имелась в наличии), но это было совсем не то - у Серёги и гитара была по-лучше и голос по-звончее, да и сам он был в то время – красавец писаный. Ну прямо – сказочный герой! Не зря его через несколько лет, когда он учился в школе-студии МХАТ, пригласили сниматься в советский фильм-сказку «Финист – Ясный Сокол» - первый его опыт в кинематографии, но далеко не последний.

Разбившись на три группы, мы распределили всю округу на три сектора, взяли свои дубинки и пошли искать Колесю. Представьте себе такую картину: сидит у костра парочка (две, три парочки) мирно лопочут, никого не трогают и вдруг из леса, с трёх или четырёх сторон, к ним выдвигаются пять или шесть угрюмых раздолбаев, за которыми, как собачонки волокутся здоровенные дубины.  Всё это происходит в полной тишине, которую, как правило, нарушали сами хозяева стоянки: «Ребята! Может быть, вы хотите выпить и закусить? Пожалуйста – вот вино, закуска, сигареты!» Конечно, никто из них не страдал альтруизмом или повышенным чувством гостеприимства, но никому не хотелось, чтобы мы у них задерживались надолго. А мы особо и не задерживались.

Обойдя всю округу, мы под утро вернулись в свой лагерь, - были сыты, пьяны и нос в табаке, но Серёгу Колесникова так и не нашли.  Только к обеду следующего дня его привели девчонки из самого дальнего лагеря, до которого мы не добрались. Обедом, правда, назвать это было сложно - дело в том, что утром, когда мы пошли играть в футбол, то оставили на кухне одного непроверенного кашевара, которому поручили приготовить что-то из оставшихся продуктов. Когда мы вернулись в лагерь, то застали следующую картину – наш горе-кашевар перевернув ведро, пытался выбить из него «фирменное блюдо».

Оказалось, что раньше он никогда приготовлением пищи не занимался, а остался в лагере только потому, что не хотелось играть в футбол. Из всех пищевых запасов он нашёл только макароны и сгущёнку. Налил в ведро воды, вылил туда пару банок сгущёнки, высыпал туда же, в холодную воду, все макароны и поставил ведро на огонь. Через некоторое время макароны разбухли  так, что их невозможно было вытряхнуть их ведра! Только общими усилиями нам это удалось и на столе образовалось что-то вроде пудинга в форме ведра, который мы нарезали на нужное количество порций. В ведре заварили чай – это и был наш прощальный обед.
Натрескавшись «пудинга» и запив его чаем, мы начали собираться в обратный путь. Эта наша вылазка на природу укрепила дружбу между несколькими молодёжными компаниями – они слились в одну. Вспомнилась фраза одной юморески 60-х: «Ничто так не спаивает коллектив, как коллективный выезд за город!»
                ***
Второй семестр учёбы я начал, проживая уже вместе с отцовской семьёй на новой квартире в районе метро «Каховская». В том же районе жил мой однокашник – Мишка Седов. Частенько, возвращаясь с учёбы, мы заезжали к нему домой подготовиться к завтрашнему учебному дню, но в большей степени - покишкоманить. Дело в том, что его матушка в то время работала поваром в детском саду и дом их был забит всяческими «сэкономленными» харчами, особенно сгущёнкой.  А папаня его на своей работе был связан со спиртом, по этой причине антресоль у них была уставлена банками, в которых находился «сэкономленный» же спирт. Хозяйственные были ребята – его родители.

 Приезжая к Мишке домой, мы включали на полную громкость музыку и «подготовка к учёбе» начиналась... Тогда был очень популярен Валерий Ободзинский, «Песняры», всяческие «весёлые, поющие и голубые ребята, гитары и сердца» - все эти пластинки у моего товарища были. Первым делом мы доставали с антресоли банку со спиртом, отливали из неё столько, сколько нам было нужно, доливали в банку воды, чтобы уровень был прежним, и ставили в дальний угол так, чтобы на первом плане стояли баночки запылённые – конспирация, панимаэш! В следующий раз – другую банку ждала та же участь и так по кругу.

Потом мы доставали из холодильника какую-нибудь вкуснятину и праздник живота начинался. Набив как следует брюшко мы устраивали сиесту, а потом, забыв про учёбу,  названивали знакомым девчонкам, приглашая их на прогулку или в гости – «послушать музыку». Иногда они приезжали, но чаще приходилось самим выходить на «охоту» в какие-нибудь парки или скверы. Как правило, нам удавалось заводить новые знакомства и записные книжки пополнялись телефонами новых подружек.

Однажды, после выходного дня, Мишка приехал на учёбу с горящими глазами и поведал мне,  что познакомился с потрясающей девчонкой. «Андрюха! Вчера был на дне рождения у своего дядьки и познакомился там с его соседкой Машкой – сногсшибательная барышня! Мы с ней потом долго гуляли и я, кажется, влюбился! Скоро у неё будет день рождения и мы с тобой в числе приглашённых - я обязательно должен тебя с ней познакомить!» «Ну, раз должен, так знакомь», - ответил я, не подозревая о том, к чему приведёт всех нас это знакомство. Нужно заметить, что дело было ранней весной, когда пробуждалась природа и, образно говоря, щепка на щепку лезла. А если учесть наш подростковый возраст, то можно представить в каком мы пребывали состоянии при виде симпатичной девчонки.

 Наступил Машкин день рождения. Купив букетик цветов и какой-то подарок, мы с Мишкой прибыли в оговоренное время по указанному адресу. Увидев новорождённую - точёная фигура (Машка училась в балетной школе), приятная в общении и внешне, с большим чувством юмора – я обалдел и весь вечер не мог оторвать от неё глаз, хотя меня усадили рядом с её подругой Светой, которая не произвела на меня особого впечатления.

Дело дошло до танцев и мы пару раз потанцевали со Светкой, без особого удовольствия. Когда же я пригласил Машку на медленный танец и прикоснулся к её идеально сложенному гибкому телу, я потерял дар речи, во рту пересохло, мысли путались. С трудом отвечая на вопросы партнёрши по танцу, я выглядел, должно быть, очень глупо. Но, потеряв способность членораздельно говорить, я потерял контроль и над другими(м) членами(м) своего организма, которые говорили за меня. Сердце билось в груди как сумасшедшее, а на ум пришла поговорка: «Как увижу я Иринку – сердце бьётся об ширинку!»

Танец был незабываемым – танцевал бы и танцевал так  бесконечно! Судя по тому, что на следующий - белый танец - Машка пригласила не Мишку, а меня, я понял, что ей тоже понравилось со мной танцевать и полностью владеть ситуацией. В этот раз дар речи ко мне вернулся и я блистал красноречием, вызывая тем самым звонкий смех юбилярши – в тот день Машке исполнилось 18 лет!

А нам-то с Мишкой в ту пору ещё и 16-ти не было, хотя внешне мы выглядели вполне прилично – оба ростом были под 190, спортивного телосложения и не дурны собой. Но соображалка-то была ещё детская… Как прошёл вечер я даже не заметил. Прощаясь, мы договорились продолжать общение и даже наметили какой-то совместный культпоход в театр – Мишка с Машкой и я со Светкой.

На обратном пути домой немногословный Мишка был особенно молчалив – обиделся, должно быть, что юбилярша, как ему показалось,  мне уделяла больше внимания, чем ему. В общем-то, так оно и было. Больше того, на следующий день раздаётся звонок  телефона и в трубке зазвучал Машкин голос: «Андрюшка, привет! Как дела? Какие планы на вечер? Может быть, сходим куда-нибудь?» Я был ошарашен таким поворотом судьбы и ничего умнее не нашёл сказать: «А как же Мишка?» После небольшой паузы в трубке прозвучало: «Да ну его – какой-то он угрюмый». Мишку действительно трудно было назвать весельчаком, но мне его было как-то жалко.

В этот день я сослался на неотложные дела и, предложив отложить встречу, позвонил Мишке, рассказав ему о Машкином неожиданном звонке. Он долго сопел в трубку, потом разразился тирадой о том какой я гад, подлец и негодяй, закончив её фразой: «Да пошли вы все!» Обиделся! Он вообще был обидчивый. Я пытался ему объяснить, что это не моя инициатива и то, что он сам настаивал на нашем с Машкой знакомстве, но всё было тщетно  – Мишка долго ещё дулся на меня и не разговаривал.

Между тем, дня через два Машка позвонила мне опять и мы уже встретились. Что тут  началось! Такая вспышка влюблённости И ВЗРЫВ ЭМОЦИЙ! Как я уже говорил, была весна и я совсем потерял голову – день и ночь думал только о ней и почти каждый вечер, с букетиком цветов, как часовой, стоял у метро «Электрозаводская»  - ждал свою первую любовь (если не считать Людку Данилову, с которой мы влюблялись ещё с третьего класса)! Бывало, приходилось ждать и час, и два, но встречи всегда происходили, не смотря ни на что. Мы ходили в кино и кафешки, гуляли в парках и скверах, обжимались на лавочках и в подъездах, а когда родителей не было дома, то и в квартирах – Машкиной или её знакомых.

Как правило, это продолжалось часов до двух-трёх ночи – всё никак мы не могли расстаться. До сих пор я не могу понять, как мне удавалось в это время возвращаться домой, через всю Москву – от середины проспекта Будённого до конца Севастопольского проспекта - без копейки денег, на каких-то мусоровозах или аварийных машинах, а где-то и пешком. Добравшись под утро до дома, и поспав пару часов, я отправлялся на учёбу, где досыпал на задней парте и набирался сил на вечер.

После уроков, моей основной задачей было - добыть где-то денежных знаков, чтобы вечером ублажать свою возлюбленную. Сэкономленного рубля, который я получал на обед, было явно не достаточно и я, рискуя им, садился играть в карты-в деньги. Как говорится, дуракам и влюблённым всегда везёт! Поэтому мне обычно фортило и проигрыши бывали крайне редко. Вечером я уже был на боевом посту с букетиком цветов. И так, почти каждый день!

Но продолжалось счастье моё не долго - чуть больше месяца. А закончилось также внезапно, как и началось. В один из дней Машка у метро так и не появилась - прождал я её тогда часа три. Позвонил к ней домой, но родители сказали, что её дома нет. На следующий день она подошла к телефону и сказала мне, что между нами всё кончено, без каких бы то ни было объяснений. Я приезжал к ней домой, обрывал телефон, но так ничего и не добился.

До сих пор я и не знаю наверняка причин нашего разрыва. Скорее всего, она со мной играла, как кошка с мышкой, ведь, как я уже говорил, мне тогда не было и шестнадцати, а ей исполнилось восемнадцать лет – это уже молодая женщина с повышенными запросами, которые я тогда не был в состоянии удовлетворить. А учитывая её почти безукоризненные внешние данные, недостатком внимания со стороны противоположного пола она явно не страдала. Должно быть, нашёлся более достойный кавалер, а не голь перекатная вроде меня.

Первое время я ходил, как в воду опущенный, не находя себе места. Зато у  Мишки настроение поднималось день ото дня. Со временем моя душевная рана затянулась, Мишка обижаться перестал и мы с ним продолжили общение и времяпровождение в режиме домашкиного периода: после учёбы заезжали к нему, заправлялись как следует, а потом отправлялись в людные места в поисках любовных приключений – весна-то ещё не закончилась!
                * * *
В начале лета 1970 года все домашние переехали на дачу, а меня, до завершения учёбы,  оставили присматривать за квартирой. Так случилось, что я чуть ли не в первый день самостоятельной жизни посеял где-то ключи от этой квартиры.  Ехать на дачу за другим комплектом ключей, чтобы выслушивать там претензии по поводу моего разгильдяйства, никакого желания не было и я решил эту проблему таким образом: на ближайшей стройке стырил лестницу, необходимой высоты, благо, что квартира располагалась на втором этаже, забрался по ней на балкон, а потом через форточку – в квартиру (хорошо, что форточка была открыта!).

Во входной двери квартиры и в двери тамбура стояли, как их называли, английские замки, которые были на защёлке, а ключом открывались только с внешней стороны. Проблема была решена! Лестницу я надёжно прятал в густом палисаднике под балконом и прожил так пару недель – до первой поездки на дачу, где незаметно «одолжил» у папани ключи, съездил в Ступино на рынок, и сделал с них дубликат. А до этого приходилось делать примерно так: подъезжаем весёлой компанией к дому, я незаметно исчезаю и появляюсь уже со стороны подъезда. Фокус, который добавлял таинственности и веселья! 

Летом меня папаня плотно припахал на строительство дачи, за что я ему очень благодарен (сейчас, а тогда для меня это было равносильно каторге). Во-первых,  потому, что я приобрёл тогда много новых навыков в строительном деле, что мне в дальнейшей жизни очень пригодилось. Во-вторых, работа на свежем воздухе помогала мне развиваться не только творчески, но и физически: когда в конце лета я приехал к родственникам в «город-герой» Димитровград, то они меня не узнали – я стал намного выше (лишние килограммы пошли в рост), шире в плечах и вообще возмужал!

 В то время большой дом был не достроен, работы ещё было много. Большим он считался по меркам 60-х годов, когда большевики разрешали строить на своих участках в шесть соток  только: хозблок – три на пять метров и домик – шесть на шесть с пристроенной трёхметровой верандой. Обязательно одноэтажный, но разрешалось вместо чердака оборудовать мансарду, поэтому большинство садовых домиков, построенных в те времена, с ломаной крышей. Сейчас для прислуги некоторые строят дома посолиднее, а тогда и это считалось роскошью: «О! У тебя дача есть! Счастливчик!»

Проблемы были и со стройматериалами. Во времена тотального дефицита, в открытой продаже практически ничего купить было нельзя – только по большому блату. Зато на всяких свалках и заброшенных стройплощадках валялось много строительного мусора и материала, который вполне был пригоден для дачного строительства. По этой причине, когда папаня, в качестве перевода,  занял должность коммерческого директора крупного НИИ и встал вопрос о персональном транспорте для него, он попросил выделить ему не «Волгу», что считалось престижным, а «УАЗ-бочку», чтобы можно было собирать по дорогам и свалкам «бесхозный» драгоценный стройматериал, из которого, в основном, и была построена дача.

Ещё Иван Константинович – папашкин тесть (интересной судьбы человек – о нём надо будет сказать пару слов отдельно) – используя свои связи, помогал добывать материалы для строительства дачи. Однажды он добыл где-то за бесценок целую машину списанных шпал, среди которых было много пригодных для строительства. В другой раз, его товарищ из дирекции ВДНХ, в обмен на какую-то услугу, выделил десятка два или три списанных портретов передовиков, красовавшихся долгое время на выставке. Ценность этих портретов заключалась в том, что они были наклеены на большие фанерные листы, которых нам хватило на внутреннюю облицовку всего дома, включая веранду.

Теперь обещанные несколько слов об Иване Константиновиче (ИК). По прибытии в Москву, я около полугода жил в его квартире, вернее сказать, в двух комнатах коммунальной квартиры, которая находилась в доме №17 по улице Петровка. Меньшую из комнат выделили мне. За время совместного проживания мы успели с ним подружиться, насколько это было возможно между пятнадцатилетним пареньком и почти семидесятилетним мужчиной.

В то время ИК писал автобиографическую книжку о войне. Много нового я от него узнал о реальных событиях на фронте, которые официальные источники замалчивали или искажали истину. А касаемо его судьбы, дело обстояло примерно так: перед ВОВ ИК был одним из руководителей Казанского вокзала и во время серьёзной проверки боеготовности данного объекта обнаружилось, что   одно из бомбоубежищ было затоплено. Откуда там взялась вода никто не мог понять, ведь неделю назад её там не было и убежище было опечатано. Скорее всего, ИК был в этом уверен, кто-то из доброжелателей его «подставил».

В те времена особо не церемонились – ответственного за оборонные объекты, а им и был ИК - под трибунал и как врага народа приговорить к высшей мере. Позже, благодаря ходатайствам многих высокопоставленных знакомых, расстрел заменили на 25 лет заключения – знаменитый сталинский «четвертак». Когда началась война, многим «врагам народа» позволили смыть «вину» кровью и записаться в штрафной батальон. Попал в него и ИК. Благодаря полученному серьёзному ранению, он был реабилитирован и после госпиталя ИК был переведён в регулярную часть, где ему доверили командовать целым батальоном, с которым он прошёл всю Европу и закончил войну в Берлине.

Но вернёмся в лето 70-го года. Строительство строительством, а кровь-то молодая играет! По соседству с нашей дачей, жила семья, в которой было двое детей-погодков примерно моего возраста: сын Виталик (постарше) и дочь Лена – симпатишная  пухленькая брунетка с раскосыми глазками-угольками, которыми она в меня стреляла через сетчатый забор. Лена была чем-то похожа на Мирей Матье, наверно, причёской и улыбкой. Ну и конечно я в неё тут же влюбился.

Как-то раз мы с ней встретились в дачном магазинчике, разговорились и не спеша, с длительными остановками, возвращались домой по живописной берёзовой роще. Нужно сказать, что родители Лены были очень строгими и не отпускали её гулять с мальчиками, только в магазин и обратно. Я ждал этого момента и как бы невзначай присоединялся к ней в романтической роще. Ленка была не против моих ухаживаний, тем более что в магазине продавалось мороженное, которым я её всегда угощал.
Со временем походы такие стали чаще и продолжительнее. И однажды такая прогулка закономерно  закончилась в ближайшем от рощи стогу сена - там дело дошло до обнимашек-целовашек и т.д. и т.п. и т.д.… Должен отметить, что моя новая симпатия училась тогда в медицинском училище. На тот период времени я уже успел заметил, что студентки медицинских и педагогических учебных заведений не отличались особым целомудрием, скорее наоборот – им было очень интересен процесс взаимоотношения полов. Меня этот вопрос тоже очень интересовал. В этом плане у нас с Ленкой было полное взаимопонимание.

Так прошёл месяц – счастливый месяц первых каникул. В августе Ленка с родителями поехала на моря, а я к своим родственникам на Волгу. Особой горечи при расставании не было, так как мы оба понимали, что продолжения дачного романа не будет. Так оно и вышло. В следующее лето такого плотного общения уже не было, у каждого из нас появились новые симпатии и мы остались просто соседями по даче. Правда, лет через тридцать пять, уже после моего возвращения с Ближнего Востока случилась неожиданная встреча с моей бывшей симпатией.

Как-то поздней осенью отец попросил меня подремонтировать крышу на даче. Я взял помощника и мы приехали с ним к месту назначения. Особой сложности в ремонте не было и  вечером, завершив работу, мы приготовили шашлык и начали его с удовольствием поглощать, запивая красным сухим вином (чем я, собственно, и привлёк моего товарища на трудовой подвиг). Вдруг я услышал какое-то шевеление на соседнем участке и решил проверить – не жулики ли там промышляют – такое бывает после завершения дачного сезона.

Подойдя к соседней калитке, я увидел выходящую из дома тётю солидной комплекции. Только по её улыбке и раскосым озорным глазам я узнал в ней ту Ленку, с которой мы влюблялись в 70-м году прошлого века и даже прошлого тысячелетия. Время конечно нас сильно изменило: из стройной, чуть-чуть пухленькой девчонки она превратилась в необъятную тётеньку. Да и я особой стройностью не отличался.
Мы обнялись, как могли – годы берут своё: у меня грудь существенно подросла (всё, что у мужчины выше пояса, это – грудь!), а у подружки – и то, и другое. Я пригласил соседку к нашему столу и мы поделились событиями прожитых лет. У неё росли две дочери и подрастали трое внуков. У меня, в тот период, детей было больше, но внуками похвастаться не мог. Когда я пошёл провожать свою зазнобу домой, то недвусмысленно получил предложение остаться. Честно сказать, желания никакого не было и я придумал какие-то ну очень уважительные причины, чтобы этого не делать. Другими словами, позорно смылся. С тех пор мы не встречались.

                * * *
Осенью 70-го нас, студентов второго курса ММТ, на целый месяц послали в местечко «Серебряные пруды», что за Каширой, помогать колхозникам в уборке картошки. Погода была мерзопакостная: моросящий дождь, ветер, грязища кругом… Поселили нас в каком-то бараке, на нарах, с удобствами во дворе. Кормили в местной столовой (на первое – вода с капустой; на второе – капуста без воды; на третье – вода без капусты),  до которой надо было идти минут пятнадцать-двадцать.
По такой погоде мало было желающих это делать и мы,  умяв в первые дни нашего там пребывания все домашние харчи, стали совершать набеги на ближайшие сады и вдоволь насладились  наливными яблочками сорта «Штрифель», да так, что я потом несколько лет смотреть на них не мог. Когда яблоки надоели, мы стали по вечерам совершать налёты на поезда следующие в Москву и из Москвы. Километрах в трёх от нашей базы был разъезд, где встречные поезда пропускали друг друга, делая остановку минут на десять-пятнадцать. Этого времени нам хватало, чтобы совершить своё чёрное дело – как правило, это происходило в тёмное время суток.

Тогда в Москву шли эшелоны с бахчевыми культурами - арбузы, дыни разных сортов.  Когда поезд останавливался, самый шустрый и мелкий из нас, по спинам других быстренько забирался в окно товарного вагона и выбрасывал оттуда дары природы. Мы их ловили – не все конечно, часть падала на насыпь и разбивалась. Процедура заканчивалась тогда, когда состав уже трогался и наш «форточник», как правило, выпрыгивал из вагона уже на ходу. Набив картофельные сетки добычей, мы, как в вестернах, довольные успешно проведённой операцией, возвращались на базу, где кормили остальных однокашников.

А из Москвы в то время шли, как их называли, колбасные поезда. Даже загадка была: «Длинное, зелёное, пахнет колбасой? Ответ – поезд из Москвы!»  Так как столица снабжалась лучше, чем многие другие регионы СССР, то в неё со всей страны съезжалось много соотечественников с единственной целью – пополнить свои продовольственные запасы. Из столицы они ехали в хорошем настроении, которое мы некоторым согражданам малость портили. До сих пор мне становится не по себе (совесть мучает, панимаэш), когда я представляю эту картину.

А выглядела эта картина примерно так: останавливался поезд из Москвы, мы распределялись по платформе таким образом, чтобы быть поближе к тем окошкам, за которыми висели и охлаждались сетки с провиантом: колбаска, курочка, яички и т.п. Мы, захлёбываясь слюной, пытались заигрывать с девчонками, строившими нам глазки по ту сторону вагонного окна, а если окно было открыто, то и разговоры разные разговаривали. Когда же поезд начинал движение, мы доставали свои ножички и, искренне извиняясь, - «Простите Христа ради! Не корысти ради, а токмо по крайней нужде! Уж очень кушать хочется!» - срезали эти сеточки с харчами и быстренько смывались.

Кроме этой крамолы, мы ещё и сельскому хозяйству, вместо помощи, наносили урон. Видя такое наплевательское к нам отношение, никакого желания выкладываться на уборке картошки у нас не было. Я говорю у нас, имея ввиду, десяток раздолбаев из наших двух студенческих групп, количеством около шестидесяти человек. Остальные прилежно работали в надежде получить заработную плату, обещанную за ударный труд нашим руководством.

Работа была не хитрая. Часть студентов (по три человека с каждой стороны) стояла у транспортёров картофелеуборочных комбайнов, ленты которых были немного наклонены и разделены пополам. Во время работы комбайна по верхней части ленты транспортёра, в основном, двигался картофель, а по нижней - куски почвы и всякий мусор (или наоборот – я уже точно не помню).

Задача тех, кто стоял ниже, выбирать попавшую к ним картошку и перебрасывать на противоположную сторону транспортёра. У тех, кто выше,  наоборот, – из картошки выбирать всяческий мусор и куски грязи и перекидывать их вниз. Картофель с ленты попадал в кузов грузовика, двигающегося за комбайном, а земля ссыпалась обратно на поле. Иногда с мусором попадались достаточно крупные железяки – детали каких-то механизмов. Мы их откладывали в сторонку до поры (позже расскажу для чего).
Вторая часть студентов шла за комбайнами и, вручную, собирала в мешки картошку, которая оставалась на поле. Третья часть собирала эти мешки и таскала к месту погрузки на тракторные прицепы, которые отвозили продукцию в хранилище. Вот примерно такие работы нам поручали. Группы, время от времени, менялись местами, чтобы не было никому обидно, и, таким образам, поля постепенно освобождались от корнеплодов. Работы не останавливались во время моросящего дождя и прекращались только тогда, когда  дождь усиливался.

Вышеописанное ведение работ касается прилежных студентов. Теперь я рассказу, каким образом работали студенты-раздолбаи, к коим я отношу и себя. Заступая на вахту у транспортёра комбайна, кроме сортировки картофеля, мы охотились за крупными железяками, которые иногда поднимались из земли, и откладывали их в сторону. Когда работа надоедала, мы брали железку и бросали её в барабан комбайна, который тут же заклинивало. Работа прекращалась до тех пор, пока механизатор не устранит поломку, а это могло продолжаться и полчаса и час. В это время мы, натаскав сена из ближайшего стога, поджигали его и пекли в золе картофан - лучше нет для этого золы, чем от сожжёного сена!

Когда же нас ставили на подборку картошки, то мы больше её затаптывали обратно в землю, чем собирали в мешки. Вот таким вредительством мы занимались на сельхозработах – до сих пор стыдно вспоминать. Но тогда мы ошибочно считали своё поведение каким-то протестом против существующего строя. Если бы это происходило в сталинские времена, то нас бы наверняка публично расстреляли, а в брежневские – полная вакханалия! Как говорил М.М.Жванецкий: «Богатая у нас страна – много всего и ничего не жалко!»

Но, какгрица, ничто не вечно под луной. Время нашего «трудового подвига» подошло к концу и мы вернулись к учёбе. Через недели две или три пришли деньги из совхоза за проведённую нами работу. За каждым из нас, как могли, во время сельхозработ, зорко следили наши наставники и отмечали в своих журналах трудодни. Пришёл радостный день получения вознаграждения. Первым в бухгалтерию зашёл наш староста – Серёга Королёв – серьёзный парень, отслуживший армию и работавший в совхозе очень усердно.

Вышел он оттуда вполне довольный собой и похвастался – 96 рублей! «Вутетада!» - подумали мы и стали потирать руки в предвкушении пополнения бюджета. В те времена это были вполне приличные деньги – на них можно было купить ящика три  портвейна, да ещё бы на закуску осталось. Следующими пошли наши девчонки-активистки и также вышли довольные собой – их гонорар составил 80 рублей с копейками. Тоже неплохо!
Дальше начали вызывать по списку и с каждым разом сумма заработной платы становилась всё меньше и меньше… Когда за жалованием зашли двое из нашей компании, то им выдали: одному – 92 копейки; другому – 87 копеек… Как рассчитывали эти суммы – одному Богу известно! Нас с Вовкой Толстым и ещё нескольких членов нашей команды почему-то не вызывали. Мы зашли сами в бухгалтерию с угрожающе-вопросительным видом! «А с вас, работнички, мы ещё вычтем за питание из вашей стипендии!» - был ответ на наш немой вопрос. Благо, что никто из нас, за «отличную» учёбу, стипендию не получал. )))
                * * *
Первые два курса учёба и личная жизнь прошла примерно в одинаковом режиме. Правда, с Мишкой мы как-то разошлись, наверно, чем-то я его опять обидел. Но зато я гармонично влился в одну дворовую компанию из Москворечья, три члена которой учились в нашем учебном заведении. В Москворечье я проводил почти всё свободное время.  Местом сбора летом у нас был теннисный стол, который находился во дворе, где была прогулочная площадка детского сада, с беседками (в них мы прятались от дождя). Детсад  располагался на первом этаже одного из домов, а в подвале соседнего дома находилось 41-е отделение милиции.

Время от времени нас туда забирали, если мы сильно шумели или просто для профилактики. Дело в том, что теннисный стол, по обе стороны которого стояли мощные, с чугунными основаниями, скамьи,  служил нам и карточным и обеденным столом. Мы протянули туда электропровод из ближайшего дома и частенько подключали к нему магнитофон. В те годы нашими любимыми группами были: Beatles, Rolling Stones, Led Zeppelin, Deep Purple, Black Sabbath и др. Когда, хлебнув малость пивка или портвешка (а то и не малость), мы включали его на полную громкость, а во дворе-колодце слышимость была хорошая, то далеко не всем жильцам это нравилось. Тогда они вызывали наряд милиции и нас в очередной раз забирали в отделение.

Однажды, в выходной день, на «лавочке» (так мы ласково называли место наших встреч) собралось человек двадцать.  Сначала был устроен турнир по теннису (на интерес). Чемпионом двора был Орлуша - наш завхоз во время похода на Десну. В те времена он был среди нас и главным спикулем – всегда у него были на продажу какие-то заграничные штучки: шмутки, винил, жвачки и т.п. Позже пальму первенства в спекуляции перехватил Скрыня (Мишка Скриниченко – Царство ему Небесное – я о нём упоминал в первой части своих записок), а тогда Колюня был трезвенником (это потом он нас всех догнал и перегнал) и самым хозяйственным пареньком из нашей компании.

Выиграв у всех, кто с ним играл в теннис, наличность, Колюня начал выдавать ссуды – кому на портвешок, кому на игру в картишки, кому на мороженное. Винный магазин располагался в соседнем доме, в таком же подвале, как в доме напротив располагалось отделение милиции. Если там была большая очередь, мы опять же обращались к Орлуше и он шёл за своим отцом, живущим в доме, где был  магазин. Дядя Серёжа, размахивая своим удостоверением инвалида ВОВ, брал без очереди всё, что нам было необходимо, за что получал свою долю горячительного. Все довольны, все смеются!

Мы накрыли теннисный стол всяческой снедью, принесённой из дома (многие из нашей компании жили в соседних домах) и напитками, добытыми при помощи дяди Серёжи, и веселье началось – по-моему, был какой-то календарный праздник. С каждой выпитой бутылкой портвейна, музыка становилась всё громче. И вот в самый разгар веселья нагрянули наши доблестные милиционеры и забрали всех нас, естественно, кроме дяди Серёжи, для профилактической беседы.

Для начала составили на каждого протокол. Наблюдать за этой процедурой из «обезьянника» было очень интересно. Дело в том, что в те годы работать в милиции желающих было немного и кадровый голод утоляли оргнабором из глубинки. Попадались совсем уж дремучие экземпляры. В тот день, как раз такие были на дежурстве. Видно, основные сотрудники, знакомые с нами, решили гульнуть со всем советским народом в праздничный день.

Опросили несколько человек без эксцессов и вызывают очередного задержанного – Скриню,  задают ему традиционные вопросы: фамилия, имя, отчество, год рождения… На вопрос – место рождения – Мишка отвечает: «Карловы Вары». Дежурный недоумённо смотрит на него и после продолжительной паузы уточняет: «Это что, Кожухово что ли? (Кожухово – район Москвы, находящийся недалеко от Москворечья, где происходили данные события). Мишка отвечает: «Да нет, это город такой в Чехословакии». Дежурный, недоверчиво, скрепя зубами записывает в протокол – Карловы Вары.

Следующим идёт Билл – Мишкин друг, с которым они были дружны ещё с Карловых Вар, где оба и родились, когда их родители находились там в длительной командировке. После традиционных вопросов, задаётся очередной – место рождения? «Карловы Вары», - спокойно отвечает Билл. Надо было видеть пунцовое лицо деревенского хлопца, который составлял протокол. Он подскочил со стула, схватил что-то со стола и запустил в Билла со словами: «Я тебе покажу Карловы Вары! Издеваться вздумали!»
Билл легко увернулся от летящего в него предмета, так как уже в то время, а это было начало 70-х, в совершенстве владел приёмами каратэ, серьёзно занимаясь этим искусством в одной из запрещённых тогда секциях. Ситуация накалялась, но её остудил вошедший в помещение следователь Минин – здоровенный детина, знавший нас, как облупленных. Особенную любовь он питал к Бате – нашему товарищу из дер. Борисово (в те годы глухой деревни на окраине Москвы).    

Батя был большим любителем слабого пола, за что и погорел - присел вскоре, после описанных событий, на 10 лет по ст.117. А ещё бОльшим любителем и специалистом он был по ножам. Каких только ножей у него в арсенале не было. И метал он их классно, из разных положений – метров с десяти попадал в спичечный коробок, прикреплённый к дереву. Талант у него был на это дело! «Ну и девки, конечно…», - как говорится в одном из произведений известного юмориста Анатолия Трушкина.

Когда они встречались с Мининым, то первым вопросом следователя был: «Батя, ножи есть?» Получив, как всегда, отрицательный ответ он продолжал: «Смотри, уговор наш в силе». А уговор у них был такой: если найдётся хоть один нож, то Батя получал по уху увесистой папкой, которая всегда находилась в руке, правильнее сказать в кулаке, размером с чайник, следователя Минина. В редких случаях Батя был без ножа. Как правило, нож  где-нибудь в загашнике Минин находил и Батя получал обещанную оплеуху, отлетая при этом метра на три. Такая вот у них была любовь.

Так случилось и в тот раз. Увидев среди нас своего «любимца», Минин подозвал его к себе и задал традиционный вопрос, получив при этом традиционный отрицательный ответ. Но, тщательно обыскав Батю, следак всё же нашёл в ботинке маленький складной ножичек. Батя встал по стойке смирно. Привычным движением руки Минин взял свою папку и врезал ей по уху своему подопечному. Тот отлетел в самый дальний угол помещения и что-то ворча себе под нос стал оправляться от полученного удара. Минин тем временем, с чувством выполненного долга, переключился на дежурного: «Как вы обыскиваете задержанных!?! Занимаетесь тут крючкотворством! Ну- ка выпускайте всех быстро!» Так мы были амнистированы в очередной раз. Спасибо Бате – принял удар на себя! 

Написал слово «любовь» и тут же вспомнилась наша благодетельница – Любовь Викторовна – майор милиции, отвечавшая за воспитание молодёжи района. Она и среди нас проводила воспитательную работу, а чтобы зимой мы не обтирали подъезды и не беспокоили добропорядочных граждан, выбила для нас подвальное помещение под молодёжный клуб «Маяк». Подвал состоял из нескольких помещения и имел два отдельных входа. В одном размещались: репетиционный зал местных ВИА и мастерская по изготовлению аппаратуры, которую мастерили (нужно заметить, довольно-таки неплохо) сами участники ансамблей.

В другом помещении, состоящим из большого коридора, туалета и двух комнат,  планировался фотокружок. Вот этот отсек, с отдельным входом, мы с удовольствием и заняли. Притащили туда со свалки пару диванов, столы и стулья, другую утварь. Всё отмыли, отремонтировали и привели в полный порядок. Кто-то притащил сломанный фотоувеличитель и мы поставили его во главе угла, чтобы никто не сомневался, что здесь фотокружок.

Ну и конечно магнитофон принесли в первую очередь. Большим плюсом для этого помещения было то, что на первом этаже, то есть над нами, находилась ведомственная гостиница и на шум в подвале никто не обращал внимания. Что мы там только не вытворяли. И устраивали шумные вечеринки, и бомбочки взрывали и много другой крамолы. Не занимались только фотографией. Зато на улице нас не было видно!

Когда Любаня, так мы ласково называли Любовь Викторовну – инспектора по делам несовершеннолетних, собиралась к нам в гости, мы наводили в помещениях порядок и фотоувеличитель ставили на самое видное место. Вообще, душевная была тётя – нянчилась с нами, как со своими детьми. Как-то раз она нагрянула без предупреждения - кто-то забыл запереть дверь и Любаня появилась неожиданно, в самый разгар нашего веселья.

Благо, что это произошло в преддверии Нового года – у нас была наряжена елка, лампочки сверкали – чувствовалось праздничное настроение. Поворчав немного наша «мамка» решила к нам присоединиться, должно быть для того, чтобы ещё больше сблизиться со своими подопечными. Мы с удовольствием налили ей стаканчик винца и она произнесла тост за то, чтобы в Новом году раздолбаев было меньше, а взявшихся за ум – больше!

После выпитого винчика Любаню пробило на откровения и она поведала нам о своей непростой судьбе, о жизни в детском доме, о том, как она нас беспризорников понимает и всячески пытается нам помочь. После этого мы стали относиться к ней с ещё большей симпатией и торжественно обещали не подводить её и не подставлять перед начальством. Не всегда конечно это у нас получалось, но мы старались.
Упомянув про бомбочки, вспомнился мне один случай, который мог бы в корне поменять мою судьбу, если бы не вмешался Ангел Хранитель. Дело было ранней весной, когда днём начинало всё таять, а к вечеру подмораживало. Каток на стадионе ещё работал и мы решили попугать девчонок, катавшихся на льду, привлекая тем самым к себе повышенное внимание. Изготовив несколько самодельных бомбочек, было решено испробовать те, что поменьше на Москва-реке, а самую большую рвануть в сугробе возле катка.

Конструкция наших зарядов было нехитрая: брали небольшую коробочку, насыпали в неё марганец, селитру, ещё что-то, что обеспечивало взрыв, а для яркой вспышки добавляли в эту смесь алюминиевой  пудры; вставляли внутрь лампочку от фонарика, предварительно её разбив, но так, чтобы не повредить элемент накаливания; к лампочке были припаяны провода длиной около полуметра. Вся эта конструкция плотно заматывалась изолентой, чтобы не намокла в снегу и всё – боеприпас готов!

В действие этот заряд приводился динамо-машиной, длинные провода которой присоединяли к коротким концам от бомбочки и уже из укрытия производили взрыв, крутанув маховик этого мини-генератора. Если нужно было кому-то насолить или припугнуть, не оставляя следов, то конструкция боеприпасов изменялась – вместо лампочки, делалась дорожка из обломанных спичек, головки которых плотно прислонялись друг к другу, начинаясь снаружи и заканчиваясь внутри заряда.

Как правило, это были снаряды небольшого размера – с куриное яйцо – и подбрасывали мы их тем, кто нам жить мешал: милиция, дружинники, студенты-активисты или особенно вредные соседи. Чиркнул коробком о последнюю наружную спичечную головку, бросил под дверь или в форточку и - ноги в руки пока не засекли! Глупость конечно несусветная, но тогда нам казалось, что это справедливое возмездие за наши «страдания».

Но возвратимся к событиям на катке. Пару бомбочек мы успешно взорвали в овраге у реки. Поднялись на стадион, заложили самую большую в сугроб, метрах в десяти от катка, прикрутили к бомбочке провод динамо-машины и залегли за другой сугроб метрах в двадцать. Дождавшись момента, когда к этой части катка приблизится группа девчонок, которых мы хотели напугать, мы крутанули динамо! Взрыва не последовало, крутанули ещё – безрезультатно.

Главным специалистом по взрывным делам, поджигам и прочим подобным  штучкам  был Карепа (Вовка Карепин) – Царство ему Небесное и Светлая память – не так давно отдал Богу душу! Крутанув безрезультатно несколько раз динамо, Вовка решил, что где-то нарушена проводка и попросил меня пройтись по проводам и наощупь определить – нет ли обрыва.

Я, взяв в каждую руку по проводу, стал пятиться задом от динамо-машины в сторону заложенного в сугробе заряда, проверяя целостность проводов. Когда я дошёл до места, где была скрутка проводов от бомбочки к генератору и взялся за оголённые провода, меня так долбануло током, что искры из глаз посыпались! Не знаю уж какие мысли в тот момент были у Карепы в голове, но он крутанул изо всех сил моховик и мощный заряд тока прошёл через меня. От неожиданности я заорал, как самашечий! Если бы он сделал это на пару секунд раньше, когда я не дошёл до оголённого участка, или позже, когда я его прошёл, то заряд бы сработал под моей ровесницей и мне бы точно оторвало «бубенцы»!

Дело в том, что не срабатывало наше устройство по той причине, что оголённые провода лежали на снегу и импульс тока уходил в землю. Когда же я провода приподнял, то он пошёл дальше, то есть через меня. Если бы я прошёл оголённый участок, то снаряд бы сработал прямо подо мной! Осознав возможные последствия, я схватил дрын, валявшийся неподалёку и пустился за горе-взрывником, осыпая его всеми матерными словами, которые знал. Карепа пустился наутёк в сторону спуска к реке, но был настигнут в самом его начале.

Переломив о его хребет своё оружие, я навалился на Вовчика и мы покатились вниз по откосу под задорные крики зрителей. Выпустив пар и малость отдышавшись, я задал Карепе вопрос: «Ты что, дядя, совсем с головой не дружишь? Чуть меня без наследства не оставил!» На что услышал ответ: «Андрюха! Сам не знаю, как это получилось! Как будто нечистая сила двигала моей рукой, а я ничего не смог с этим поделать…» Успокоившись, мы поднялись на стадион и успешно завершили своё коварство – бомбочка рванула, подняв фонтан снежных брызг, сопровождаемый дружным визгом девчонок, которых мы хотели «порадовать». А я ещё раз представил последствия, в случае если бы этот заряд сработал подо мной… По моему, с того дня я в подобных экспериментах не участвовал, вместе с Карепой, по крайней мере.
               
                * * *
Ещё вспоминается один случай, связанный с этим стадионом «Динамо», что в Москворечье. Слева от входа на стадион была расположена эстрада с танцевальной площадкой. В тёплое время года там устраивали танцульки, а в холодное время она пустовала и мы иногда использовали её для своих посиделок. Как-то осенним вечером мы забрались туда с борисовскими девчонками. Было человек десять-двенадцать. Наскребли мелочи на портвешок, а на закуску, как всегда, не хватило. Когда гонцы из магазина прибыли, прямо напротив нас останавливается грузовик с прицепом, полный белокочанной капусты нового урожая. Пока водитель ходил в магазин, мы упёрли из машины кочанов десять и пустили её на закуску. Или я был в тот вечер очень голодный, или потому что запретный (стыренный) плод всегда слаще, но вкуснее капусты я никогда не пробовал! Такая она была сочная и аппетитная, что просто таяла во рту.

Когда мы разобрались с портвешком, то начали беситься, гоняться за девчонками, которые не сильно-то и убегали, зажимали их по углам, в общем – веселились, как могли. Потом, малость успокоившись, начали играть в какие-то интеллектуальные игры загадалки-отгадалки. Я разлёгся на лавочке, положив голову на колени Нинки Краснощёковой – пухленькой деревенской девчонки, оправдывающей свою фамилию. Такая она была мягонькая и всё время что-то ворковала своим вкрадчивым голоском, что я вскоре уснул.

Разбудили меня поздно вечером, когда решили расходиться. Вид у всех был какой-то заговорческий, но спросони я не придал этому значения. Распрощавшись со всей компанией, я сел на автобус,  потом на метро, потом опять на автобус. Так благополучно добрался до дома. Но, что характерно, на всех видах транспорта, хотя пассажиров в позднее время было не так много, почти все обращали на меня внимание, перешёптывались, улыбались, а то и откровенно смеялись.

Я не мог понять в чём дело и списывал всё на неформальный свой облик: длинные давно не чёсанные патлы; короткое твидовое пальтецо, из которого я давно вырос; кроличья палевая шапка, со связанными верёвочками и заброшенная назад в виде капюшона; здоровенные рукавицы, сшитые из точно такой же шапки и висящие на резиночках, как у малышей; мятые самострочные джинсы… Дополняли общую картину стоптанные башмаки неопределённого цвета.

Понимание, такого повышенного ко мне внимания, пришло, когда я уже дома зашёл в ванную и посмотрел на себя в зеркало… Из зеркала на меня смотрела опухшая рожа с синим носом. Оказывается, пока я сладко спал на тёплых коленках румяной дивчины, кому-то из завистников в голову пришла мысль надо мной подшутить. Подговорив остальных молчать до последнего, они взяли у девчонок тени и густо «оттенили» мой нос. Долго я ха-ха-тался у зеркала, представляя, как я выглядел в глазах окружающих пассажиров.

Так я и не выяснил, кто был инициатором этой шутки, хотя, догадывался. Вспомнился мне тогда другой случай, когда надо мной подшутили подобным образом. По календарным праздникам мы обычно большой компанией отправлялись в центр города на поиски приключений. Как правило, мы их там находили и вечер заканчивался крупной потасовкой с подобной компанией, милицией, погоней и т.п.

Одно время было у нас такое развлечение: мы брали алюминиевую столовую ложку, загибали рукоятку и незаметно вешали её кому-нибудь из прохожих на хлястик или на сумочку, при этом шествуя сзади и громко обсуждая внешний вид данного объекта. Объект не понимал повышенного к себе внимания, а вокруг веселье, смех, другими словами – праздничное настроение!

Однажды таким объектом выступил я. После праздничных похождений мы возвращались домой на метро. Кто-то из нашей компании указал мне на развязавшийся шнурок ботинка. Я присел на корточки и шнурок завязал, заодно проверив и второй ботинок. После того как я вернулся в вертикальное положение и прислонился к двери вагона, окружающие как-то странно стали на меня смотреть, пряча улыбку.

Я не понимал в чём дело. Проверил весь свой фасад – порядок. На всякий случай проверил хлястик – тоже в норме. Между тем смех становился всё громче и больше всех веселились мои друзья-товарищи. Я начал их пытать – в чём дело, по какому поводу ржём? Один из пассажиров не выдержал и показал на мою шапку. Я снял её и увидел, что спереди, как кокарда висит наша ложка… Дело в том, что чёрная моя цигейковая шапка была с высоким околышем и козырьком, из-за которого ложка была не видна. Когда я приседал завязывать шнурки, кто-то из наших шутников повесил мне её над козырьком.  Поха-ха-тались вместе!

Почему я вспомнил эти случаи? Должно быть потому, что не надо забывать народную мудрость: «НЕ РОЙ ДРУГОМУ ЯМУ – САМ В НЕЁ ПОПАДЁШЬ!»
                ***
Во втором семестре третьего курса нас направили на производственную практику. Папаня, чтобы я был на виду, сделал так, чтобы я попал на практику к нему на предприятие. Это был завод «Искра», который выпускал компрессоры для подводных лодок и всяческий ширпотреб. Располагался он недалеко от Даниловской площади, рядом с 4-й городской больничкой. Ума не приложу, как завод  мог работать на оборонку, когда со всей Москвы туда ссылали работников с «расстрельной» статьёй №33 - уволен за нарушение трудовой дисциплины.

Завод занимал второе место снизу в Москве по дисциплине. Все укромные уголки в цехах, кроме сборочного цеха, куда нужен был специальный допуск, были завалены пузырьками от парфюмерии. Большая часть работников предприятия, придя на рабочее место в 7-30 утра, держались за станок, чтобы не упасть. В то время, как гонцы уже стояли у дверей Даниловского универмага, в ожидании открытия. В 8-00 магазин открывался и у отдела парфюмерии выстраивалась небольшая, но колоритная, трясущаяся очередь.

Брали в основном «Тройной» одеколон, правда, у некоторых были и другие предпочтения. Праздником был тот день, когда в отдел завозили «Настойку хинной коры» (если не ошибаюсь – жидкость для укрепления волос) - пузырёк был больше «Тройного», а цена ниже и 80 градусов! Тогда на заводе можно было услышать боевой клич первой партии гонцов, вернувшейся с задания: «Хинку завезли!» Ряды рабочего класса значительно редели и вторая партия гонцов бежала за выгодным товаром.

После утренней «поправки здоровья» работа шла веселее – с шутками и прибаутками. В 11-00 открывались винные магазины – гонцы уже были там и в обед, который начинался в 11-30, многие работяги, которые не пользовали парфюмерию, начинали поднимать тонус, кто винчиком, а кто побогаче и водочкой. После обеда работа шла, можно сказать, - с песнями! Не все конечно «доживали» до этого радостного момента… Некоторые, взяв слишком низкий старт, устраивали себе сиесту, где-нибудь за шкафчиками в раздевалке или в других укромных местах.

На практику мне доверили револьверный станок, на котором надо было вытачивать незамысловатый штуцер. Станок был рассчитан на пять операций: 1. Заготовка зажималась в пневмопатрон; 2. В ней просверливалось не сквозное отверстие; 3. Протачивалась внешняя поверхность; 4. Торцовка; 5. Нарезка резьбы. Всё! Освоил я всё это за один день с помощью наставников, подобные станки которых находились справа и слева от меня.

Наставник, что справа - Валентин – спившийся журналист лет сорока пяти, потерявший работу, семью и решивший начать жизнь с белого листа. Слева от меня работал Николай – тоже творческая личность, которого погубил «зелёный змий». Он был чуть младше Валентина и работал в лучшие свои годы в каком-то издательстве корректором. Оба старались теперь не злоупотреблять горячительными напитками, но в обед всё же позволяли себе по стаканчику-другому красного винца.

В первый же день нашего знакомства они пригласили и меня на свою трапезу, дабы посмотреть, что я за фрукт и можно ли мне доверять, с учётом моего близкого родства с руководством предприятия (напомню, если кто забыл, - мой отец был главным инженером этого завода). Трапеза эта, как правило, проходила в «автопоилке», расположенной в районе Даниловской площади, там где сейчас начинается длиннющий дом на Тульской.

Представляла она из себя небольшое помещение, вдоль витражей которого находились стоячие столики, а в противоположную стенку были вмонтированы автоматы, которые за 20 копеек наливали всем желающим сто грамм вкусного, но слегка разбавленного винчика. Там даже гранёные стаканы имелись всегда в необходимом количестве, в отличие от подобных пивнушек, куда лучше было приходить со своей посудой, по причине нехватки кружек.

Убедившись, что парень я в доску свой, наставники предложили слегка обмыть первый рабочий день в ближайшей забегаловке, где мы продолжили и углубили наше знакомство. Правда, слегка в тот день не получилось, так как это был день получки – день, который практически все пролетарии празднуют после окончания рабочей смены, а на «Искре» - и во время смены. Короче говоря, мы «назнакомились» так, что долго не могли расстаться и  расставались уже лучшими друзьями.

На следующий день, наставники мои заявили в один голос, что наставлять и учить им меня нечему, я и так всё умею, разве что пофилософствовать на окололитературные темы, где они были непревзойдённые мастера и оппоненты, - спорили до хрипоты, хотя и оставались при этом хорошими друзьями, не смотря ни на что. Потекли рабочие будни, но не долго… 

Как-то раз Карепа, который в то время учился в путяге при ЗИЛе, притащил пруток бериллиевой бронзы и предложил мне, зная мою тягу ко всякому творчеству и поделкам, изготовить из него обручальные кольца, которые, по его словам, бабушки с удовольствием покупают по три рубля, а это же пару пузырей портвейна! Дело в том, что берилка, если её хорошо отполировать, долго не тускнеет и внешне от золота ничем не отличается. Недолго думая, я взялся за их производство.

Изготовил фасонный резец и, оставшись на сверхурочную работу,  перешёл на токарный станок, который во вторую смену пустовал, и процесс пошёл. Просверлив болванку сверлом самого ходового размера, я прошёлся по отверстию развёрткой, после чего полировать кольцо внутри уже не было необходимости, и начал отрезать фасонным резцом кольца, которые с веселым звоном скатывались на пруток, вставленный в отверстие. Получилось штук десять колец, которые осталось только отполировать. Вся процедура заняла не больше часа.

Тщательно убрав станок от цветной стружки, я вернулся к своему и для вида поработал на нём часок. После чего занялся полировкой бериллиевых колечек – уж больно мне не терпелось увидеть готовый продукт. После полировки кольца засияли как настоящие золотые, не хватало только пробы. Вечером я приехал в Москворечье и раздал продукцию друзьям-товарищам на реализацию.

Первая партия ушла у нас со свистом – бабушки с удовольствием брали себе и заказывали ещё для своих подружек. По случаю успешного начала бизнеса мы устроили шикарный банкет в «фотокружке» и строили планы на будущее, ломая голову – куда девать деньги, если этот бизнес будет и дальше так успешно развиваться!?! Но планам нашим не суждено было сбыться. Как гласит народная мудрость: «Не хвались, идя на рать, а хвались, идя с рати!»

Когда Карепа добыл ещё кусок материала для наших колец – пришлось постараться, так как бериллиевая бронза на дороге не валяется – я выбрал день, когда во вторую смену было поменьше рабочих, а сменным мастером был Галкин, похожий на клоуна Карандаша – самый ленивый из мастеров, который из подсобки почти не выходил: читал там книжки, пил чай,  отгадывал кроссворды или просто кемарил на диванчике.
Поработав, для отвода глаз, часок на своём станке, я приступил к изготовлению второй партии «драгоценностей». Всё шло по накатанной, но на очередном проходе развёрткой, мне захотелось увеличить обороты, чтобы сократить процесс, хотя, это было очень опасно. Мысль об опасности у меня промелькнула и этого было достаточно. Лишнее подтверждение того, что мысль человеческая - материальна. Я повысил обороты и развёртку закусило - вороток вырвало у меня из рук и так долбанул по тыльной стороне левой ладони, что, как потом показал рентген, случился перелом двух пальцев.

Рука стала опухать на глазах. Стараясь не заорать от боли, я правой рукой кое как устранил все следы пользования чужим станком и вернулся к своему. Там я взял заготовку детали и изо всех сил запустил её в пустой ящик для готовой продукции, стоявший у станка. Раздался грохот на весь цех. Тут я дал волю своим чувствам и как заору: «А-а-а-а!» Дальше шёл полный набор нецензурной лексики, который по этическим соображениям я здесь приводить не буду. 

Прибежал Галкин  и с ошарашенным видом и выдохнул: «Что случилось!?!» Волнения его можно было понять, так как явным нарушением было то, что я – несовершеннолетний практикант – работал во вторую смену. Ну и моё родство с главным инженером его тоже беспокоило. Пока мы ждали своей очереди в травмпункте Четвёртой горбольницы – благо, что она находилась по соседству – он мне всю плешь проел: «Не говори только отцу, что остался на сверхурочные! Мы напишем производственную травму и оплатим сто процентов больничный!»  Ещё какие-то «кренделя» мне обещал. Я успокоил его по всем пунктам.

В больничке мне загипсовали средний и указательный пальцы отдельно так, что получился знак Виктории, то есть, Победы – популярный среди нас в те годы хиповый знак! Представьте, какой была реакция нашей компании, когда я появился на «лавочке» и в знак приветствия поднял левую руку. В ответ раздался дружный восклицательно-вопросительный возглас: «Уо-о-о!» Я поведал друзьям-товарищам о постигшем фиаско («Поспешишь – людей насмешишь!») и о том, что наш бизнес с кольцами накрылся медным тазом.

До конца практики, а это месяца два с половиной, я просачковал и когда закрыл бюллетень, то получил по нему  немеряно денег – рублей двести пятьдесят, на которые я малость прибарахлился, как следует обмыв с коллегами по работе обновки и отходную – в тот день я получил расчёт.

А где-то через неделю, плюс к этому, я получил ещё и страховку. Буквально за пару недель до перелома, ко мне пристала тётя - страховой агент с предложением застраховаться от несчастного случая. Несколько дней мне удавалось от неё отмахнуться, мол, мне работать здесь осталось три месяца, но агент была настойчива и в очередной раз меня уломала.

Страховка была на 5000 рублей. В случае если я на производстве отдам Богу душу, то родственникам выплатят полную сумму, а если получу производственную травму, то проценты от этой суммы, в зависимости от тяжести полученной травмы. А единовременный взнос составлял всего пять рублей. Только я подписал договор и с получки заплатил ей пять рублей, как, не прошло и двух недель, приключился несчастный случай и я сломал пальцы.

Через пару месяцев, когда сняли гипс, меня вызвали на медицинскую комиссию, которая определила степень ущерба здоровью и выписала зашифрованную бумагу, по которой нужно было в банке получить деньги. Я думал, дадут рублей 15-20 не больше, а мне отвалили аж сто рублей – десять новеньких красненьких хрустящих червонцев! «ВУТЕТАДА!» - подумал я и отправился порадовать этим событием друзей-товарищей на неизменное место встречи – на «лавочку».

Въезжаю во двор на такси, а на лавочке сидят мои дружбаны – грустные такие. Я выхожу из авто и бросаю боевой клич: «На карьер!!! За всё плачу!» Настроение у всех заметно повысилось. Люберецкий песчаный карьер – это было тогда наше излюбленное место отдыха. Там, после выработки песка вскрылась подземная река и заполнила котлован -  получилось озеро с изумрудной водой и каменным островом посередине. Вокруг песчаные пляжи, а над высокими обрывами – сосновый бор. Красота – необнаковенная!

 Мы с Карепой на том же такси поехали в Елисеевский гастроном за напитками, так как все ближние магазины были закрыты (уж не помню где меня носило целый день, но к лавочке я подъехал часов в девять вечера), а остальные члены нашей команды – по домам: за закуской, палатками, магнитофоном и т.п. Моя невеста Танюшка пошла домой, облачилась в нарядный сарафан и отпросилась у родителей на день рождения к подруге с ночёвкой.

Народу было человек 10-12 и мы с Вовчиком загрузили в Елисеевском две большие спортивные сумки элитного тогда портвейна «777» и поехали обратно. Это сейчас «777» - бормотуха, дешевле пива, а тогда это был благородный напиток стоимостью – выше среднего, если не ошибаюсь – 2 руб. 62 коп! Подъезжаем к нашей автобусной остановке, а там уже сидит вся компания в полной боевой готовности. Пересели мы со стратегическим грузом на 95-й автобус, который подошёл следом за нами и с музыкой на портативном магнитофоне «Романтик» поехали в пос.Дзержинский – он был расположен не далеко от карьера.

Дегустацию «777» начали уже в автобусе, угощая редких пассажиров, и продолжили на всем пути следования – от конечной остановки автобуса до нашего места на западном берегу озера надо было ещё идти пешком около получаса. Прибыв на место, мы разбили лагерь, развели костёр и начали праздновать моё выздоровление. Танюшке выдали походную форму, она переоделась, а свой нарядный сарафанчик повесила на ёлку, предупредив всех, чтобы, не дай Бог, его не помяли!

На утро, когда я вышел из палатки, то увидел этот сарафанчик, смятый в комочек, под головой у Никиты Трефельдт (не подумайте, что это я матом ругаюсь – у него действительно такая фамилия), который лежал под той ёлкой, так как ему не хватило места в палатке. Татьяна чуть не лопнула от злости, когда увидела это – сарафан уже вряд ли когда-нибудь можно будет  отгладить как следует.

Собрав остатки харчей, мы слегка перекусили и пошли купаться. Никиту, в наказание за его проступок, оставили охранять лагерь. С ним добровольно остался Колюня Орлов. Это было не логично, но позже мы поняли причину такого «самопожертвования». Дело в том, что на тот период времени Орлушу уже нельзя было назвать самым непьющим из всех мужиков, как в походе на Десну, а скорее наоборот – он, должно быть, пытаясь наверстать упущенное, догнал всех нас в этом плане и перегнал.

Привычка затыривать с вечера бутылочку-другую была почти у всех из нашей компании, а у Колюни – в особенности. По этой причине на утро мы не нашли ни одной полной бутылки, хотя, количество пустых очень сильно не совпадало с количеством привезённых. Некоторые прятали и забывали потом куда прятали. Первую заначку мы обнаружили, когда спускались по крутому песчаному обрыву к воде. Где-то в середине пути, а спуск был длиной метров пятнадцать, торчали два закупоренных горлышка «777»…

У кого хватило ума закопать их в этом месте, так никто и не признался. Ведь иногда мы с разбегу прыгали с обрыва и приземлялись как раз примерно в это место. Когда мы представили, что кто-то приземлился причинным местом на эти бутылки и они при этом раскололись, нам стало не по себе и мы усиленно начали материть того, кто это сделал. Должно быть, поэтому он и не признался. Мы решили подняться наверх и провести расследование – допросить с пристрастием Орлушу.

Когда мы подошли к лагерю, то увидели следующую картину: Никита нарезал остатки колбасы, а Колюня откупоривал бутылочку портвейна, которую достал из своей заначки. Подозрение с него было снято и те, кто желал, присовокупив ещё два найденных пузыря к обеденному столу, присоединились к ним.  Остальные пошли купаться, с намерением после этого обследовать противоположный берег и пополнить продовольственные запасы.

Восточный берег был более обжитой, туда приезжали выездные буфеты со всяческими напитками и закусками и отдыхающие на своих автомобилях. Накупавшись вдоволь, мы потянулись к буфетам. Погода была хорошая,  отдыхающих становилось всё больше. Я шёл в нашей веренице первым и, немного не доходя до автолавки, нос к носу столкнулся с родителями Татьяны, приехавшими на отдых…  Хорошо, что невеста моя шла далеко позади и ребята спрятали её в кустах, загородив своими телами.               

Поприветствовав родителей, я прикинулся шлангом и спросил: «А Татьяна не с вами?» На что получил ответ будущей тёщеньки, как мне показалось, - с ехидцей: «Не-е-т, она у подруги на дне рождения…»   На том мы и расстались. Думается мне, что про Татьяну кто-то настучал, иначе они бы сюда не приехали. По крайней мере, до этого случая и после, будущая тёщенька и тесть на карьере замечены не были.

Татьяну мы незаметно переправили на наш берег, а сами пошли в сторону буфетов. У каждого из них собралась приличная очередь, но нам повезло – приехала ещё одна автолавка, у которой мы были первыми. Взяв пару ящиков пива и всяческой закуски, мы выдвинулись в свой лагерь окольными путями, чтобы запутать следы.   

Как следует набив брюшко, мы приступили к активному отдыху: одни играли в картишки; другие – в бадминтон; третьи обжимались в палатке. А я с Татьяной, Никита Трефельдт, Орлуша и Карепа спустились с обрыва и стали ждать Железного Коня – так у нас назывался мотовоз с несколькими вагонами, на который мы, как индейцы в вестернах делали налёты и отправлялись на нём в соседний карьер.

Дело в том, что вдоль нашего берега, у воды, была проложена одноколейка, которая следовала от края нашего карьера, где ещё добывался песок, до силикатного завода, расположенного километрах в трёх от нашего лагеря в сторону Люберец.  Заскакивали мы на него, как правило, на ходу – чем мы хуже индейцев! Причина-то, должно быть, была в другом - адреналину не хватало. А ведь можно было и под колёса попасть и другие травмы получить. Слава Богу, до этого дня всё обходилось без происшествий.
А в тот день пришёл Железный Конь, но загружался он почему-то дольше обычного.

Пока мы ждали призывного гудка локомотива, который он давал перед стартом, Татьяна села на рельсы между вагонами. Мы стояли неподалёку. Вдруг состав безо всякого гудка начал движение. Орлуша, как самый наблюдательный из нас, мгновенно бросился к моей невесте и выдернул её буквально из-под колеса вагона, до которого оставалось несколько сантиметров. Все остальные, включая меня, даже не успели отреагировать.

Когда все пришли в себя от шока, представив, что могло бы случиться, то Железный Конь был уже далеко. Да и желание на нём кататься почему-то у всех пропало. Мы молча поднялись в лагерь, где рассказали о случившимся. Народ это воспринял, как повод отпраздновать второе рождение Татьяны, откуда-то появились несколько бутылок «777» и веселье продолжилось! Но после этого, интерес к Железному Коню у нас почему-то пропал.

                ***   
Тем же летом я поехал на каникулы к родным и близким в город-герой Димитровград. Где-то во второй половине августа, когда я уже собирался уезжать в Москву, сидим мы с друзьями-товарищами, как-то вечером на скамеечке возле дома, разговоры разговариваем. Вдруг слышу вдалеке звучит знакомая мелодия из Deep Purple. Окромя меня никто её на улицах города не заводил, по крайней мере, я не слышал. Мелодия приближалась и вдруг из темноты появляются силуэты моих московских дружбанов-хипков: Карепы,  Вовки Толстого, Серёги Игнатова и Толика Кувезенкова. Вуттетада!

Я подскочил от неожиданности! «Какими судьбами? Как это вы здесь образовались, за 1000 километров от Москвы?» - были мои первые слова. И услышал в ответ: «Да вот, соскучились и решили тебя навестить!»  Ничего я им на это не сказал, а только говорю: «МА-ЛА-ЦЫ!!!»  Должен заметить, что видок у них был – привычный для меня, но не привычный для основной массы местного народонаселения: волосы до плеч; рваные протёртые джинсы разных цветов; такие же куртки, безрукавки и футболки. Плюс ко всему – импортный портативный магнитофон (Орлуша, как главный на тот момент спикуль, на что-то его выменял и дал друзьям на прокат)!

Для спокойного провинциального приблатнённого городка мои друзья-товарищи, включая меня, были выделяющимся пятном на фоне прилично или приблатнённо одетой публики. На музыку стал стягиваться народ, знакомые и не очень знакомые прохожие. С небольшой группой корешков подошёл Женька Хитрый – местный заводила и балагур, честный жулик, который не так давно «откинулся», благополучно оттянув восьмерик за хулиганку, весь расписной, как Третьяковская галерея!

Я познакомил его со своими друзьями и Хитрый предложил прошвырнуться по Бродвею, которым у нас считалась центральная улица Ленина (естественно)! Вышли мы на Бродвей – Женька с магнитофоном впереди, мы по сторонам, а за нами толпа зевак, которая по мере продвижения увеличивалась. В конце маршрута насчитывалось человек пятьдесят! Но так как время было позднее, а шуму от нас было много, к тому же, мы перегородили всю проезжую часть, кто-то вызвал метнов и в конце улицы нас уже ждали пару нарядов милиции.

Народ стал быстренько рассеиваться и, в конце концов, остались только мы, да Женька Хитрый, которого стражи порядка знали, как облупленного, а нас, проверив документы и пожурив как следует, благополучно отпустили. Магнитофон пришлось выключить, к тому же, в нём стали садиться батарейки. Когда менты уехали, корешки Хитрого повылезали из кустов и мы направились в «Сугроб» (так в народе называли кафе «Снежинка», расположенное в пристройке к моей девятиэтажке – первом небоскрёбе нашего городка), где можно было в любое время суток, через заднее крыльцо, затариться горячительными напитками.

На дорогие напитки денег не было, а на три «бомбы» (бутылки из-под шампанского с портвейном) мы наскребли и пошли с ними в ближайший лесок. Там развели костёр и продолжили общение. Жулики рассказывали нам про свои блатные дела и подвиги, а мы делились московскими новостями. Беседа проходила в тёплой и дружеской атмосфере - всем было интересно. Как мы ни старались растянуть удовольствие, через час-полтора портвейн закончился и было решено разошлись по домам, договорившись назавтра продолжить общение.

Мы впятером пошли ко мне домой. Хоть квартирка была небольшая – однокомнатная, да ещё и малогабаритная – места для ночлега хватило всем. Дело всё в том, что в квартирке этой был длиннющий балкон, на котором легко улеглись трое, включая меня, а ещё двое разместились в комнате. Проснувшись утром, мы позавтракали, чем Бог послал и пошли на Лесное озеро –  любимое место отдыха народонаселения нашего городка.

Маршрут пролегал по Бродвею, где мы вчера ночью шествовали большой компанией. По дороге я показывал друзьям памятные места (стадион, больничка, женское и мужское общежития, кинотеатр «Спутник», почти все дворы…), где в своё время происходили какие-то запоминающиеся события или приключения. В конце улицы Ленина, где вчера нас встречали стражи порядка, начинался лес и мы, под весёлое щебетание райских птах, свернули на живописную лесную дорогу.

На озере народу было в ту пору не так много и мы заняли самые удобные места. Со временем отдыхающие стали прибывать и пляж постепенно заполнялся. Открылся буфет, где мы, собрав последние гроши, затарились пивком и бутербродами. Накупавшись, назагоравшись и наигравшись в волейбол, мы стали думать – как жить дальше? Денег на обратную дорогу у моих друзей-хипков не было. Они сюда-то добирались на перекладных, можно сказать, - автостопом. Решили пойти к моему дядюшке и тётушке на поклон.

Мои родные встретили нас радушно, накормили, напоили и выслушали внимательно нашу просьбу - одолжить денег на обратную дорогу. Было это всё в конце августа, каникулы заканчивались, и всем нужно было возвращаться в Москву. Понимая, что дав нам взаймы, денег этих он уже никогда не увидит, мудрый мой дядюшка предложил нам их заработать. Дело в том, что вскоре после того, как Анатолия Павловича с почётом проводили на пенсию, зная дядюшкину кристальную честность и принципиальность, его выбрали председателем на лодочной станции. Все его предшественники на этой должности или проворовывались, или спивались.

И вот, дядюшка предложил нам навести порядок на лодочной станции: собрать и сжечь останки брошенных и бесхозных лодок; подремонтировать причал; покрасить домик сторожа и т.п. Мы с радостью приняли его предложение и в тот же день приступили к работе. Три дня мы с утра до вечера выполняли его задание, оставаясь на ночлег в домике сторожа, и в конце третьего дня, закончив все работы, получили гонорар – аж по 25 рублей на нос! Мы – богачи!

В те времена цена билета на поезд до Москвы в плацкартном вагоне была меньше 10 рублей, так что на кармане у нас ещё оставалось целое состояние! Дорогой мой дядюшка помог нам с приобретением билетов, так как в конце лета это была проблема, и через день мы благополучно отбыли в Столицу. Должен заметить, что происходили все эти события в 1972 году – самом засушливом за многие десятилетия – когда во многих местах, включая Подмосковье, бушевали лесные пожары и горели торфяники.

По мере приближения к Москве мы это ощутили на себе – дымка всё усиливалась, становясь уже едким дымом, и в Мегаполисе было трудно дышать, а видимость в городе не превышала 20-30 метров! Долго ещё боролись с этими пожарами и только тогда, когда пошли обильные дожди, пожары прекратились.
                ***
Должен признаться, что в тот год наша компания, мягко говоря, провела дегустацию почти всех дурманящих средств. Не помню уж кто был инициатором, но всем было интересно почувствовать новые ощущения кайфа (горячительные напитки мы тогда освоили неплохо). Началось всё с травки. Проблем достать её не было – центральным местом распространения шмали  тогда был кинотеатр «Победа» на Абельмановке. Косячок – 3 рубля, коробок – 50 рублей.

Как правило, обкурившихся пробивает на «ха-ха», но иногда и сплющивает в депресняк. Чаще всё-таки на веселье и беспричинный смех. Однажды я, Карепа и Славик Гаврилин (Царство им Небесное) добыли приличное количество дури, взяли пару пузырей портвешку и пошли к Карепе домой. Дунули косячок, запили портвешком – мало, что-то не торкает. Повторили это дело – опять никакого эффекта. Забили ещё косячок, грешным дело подумав, что нам втюхали какую-то туфту.

Но после третьего приёма нас так попёрло! Как мы начали угорать по малейшему поводу и без повода! Когда уже начало сводит скулы и животы от истерического смеха, мы разошлись по комнатам, чтобы немного успокоиться. Вроде бы успокоились, но увидев друг друга, снова начинали ржать безо всяких причин. Так прошёл весь день. К вечеру, выбившись из сил мы решили малость покимарить. Но через пару часов все, как по команде, проснулись и начали поиск папироски, так как забить-то было чего, а некуда. Обшарили всю квартиру – ничего, даже бычков не нашли. Решили пойти за ними на ближайшую автобусную остановку.

Время было около часу ночи и нам посчастливилось встретить последний автобус, из которого вышел единственный пассажир – плюгавенький мужичонка в шляпе и очках. К нему подошли три здоровых, патлатых и глупо улыбающихся лба, то есть мы, и вежливо спросили хором: «Дяденька, закурить не найдётся?» Опешивший мужичок достаёт из кармана полную пачку папирос «Беломор-канал»…

Увидев пачку, о которой в нашем случае можно было только мечтать, мы как начали ржать! Мужик, не будь дурак, воспользовался моментом и припустился бежать! Малость успокоившись, мы рванули за ним. Редкие прохожие наблюдали такую картину – бежит ителлигентного вида человечек, прижимая к себе портфельчик, а за ним – три раздолбая, давящиеся от смеха, которые кричат: «Стой! Держите вора! (по примеру Кисы Воробьянинова, когда он гнался за студенткой, убежавшей от него из ресторана)».

Наконец, мужичонка выбился из сил и остановился со словами: «Ребята, берите всё, что вам надо, только не бейте!» На что мы ему ласково отвечаем: «Мужик, бить мы тебя не собираемся и нам от тебя ничего не надо, кроме папироски!» Бедолага достал из кармана пачку «Беломора». Увидев её, мы опять разразились истерическим хохотом.  Мужик посмотрел на нас, как на сумасшедших, бросил пачку и бесследно исчез. Когда у нас свело скулы, животы и смеяться больше не было сил, мы подобрали пачку с вожделенными папиросками и счастливые пошли домой.            

Слава Богу, после нескольких месяцев экспериментов с наркотой и таблетками, интерес к ним у нас пропал.  Но не у всех… Некоторые члены нашего коллектива увлеклись этим делом и от нас отдалились, Царство им Небесное! Мы же продолжили пользовать портвешок, а по большим праздникам и более крепкие напитки. Помню, встречали Новый год и, как обычно, напитков не хватило. Кто-то вспомнив, что видел у родителей пару красивых бутылок, быстренько сгонял домой, благо, что родители были в гостях, и принёс нам эти бутылки.

Оказалось, что в красивых бутылках, ёмкостью по 750 грамм каждая, был кубинский шестидесятиградусный ликёр, с плавающими внутри золотыми блёсками – красота необнаковенная! Пить его нужно было по капле, тогда и вкус прочувствуешь и градусы не так ощутимы. Но мы-то привыкли стаканами глушить! Налили себе грамм по сто пятьдесят и как жахнули!  Что с нами потом было… Ликёр этот встал колом на половине пути и в районе грудины так сдавило, что не вздохнуть не… выдохнуть. Только после того, как мы залили это дело большим количеством воды – малость отпустило. Продолжили пользовать кубинскую экзотику уже напёрстками.
               
                ***
Коли уж речь зашла о встрече Нового года, то вспоминается ещё одна история, связанная с новогодними праздниками. Днём 31 декабря 1971 года наша компания, состоящая из семи человек, как обычно, ещё не определилась – где будем встречать Новый год. Варианты были, но пока мы не остановились ни на одном, разминаясь портвешком в подъезде. Погода была мерзкая – шёл  дождь и задувал пронизывающий ветер.

Один наш не очень близкий знакомый, по имени Кока, зашедший к нам на огонёк, предложил организовать новогодний ужин у него дома – родители собирались в гости и двухкомнатная квартира на пару дней освобождалась. Недолго думая, мы согласились на этот вариант и преступили к подготовке новогоднего застолья: одни разошлись по домам - тырить продукты для закусок;  другие, в том числе и я, направились добывать денежные знаки для закупки напитков и, собственно говоря, осуществить саму эту закупку.

Обойдя несколько наших знакомых девчонок, мы набрали небольшую сумму, которой было явно недостаточно, чтобы удовлетворить наши неуёмные аппетиты. Оставался последний, но всегда безотказный вариант – Раечка! Раечка работала медсестрой в местной поликлинике и жила со своей матушкой неподалёку от работы, в старом двухэтажном доме. Сколько мы у неё занимали денег - трудно вспомнить! Естественно, возвращать как-то не получалось. Но, в трудную минуту она всё равно нас всегда выручала – добрейшая душа.

Чтобы представить себе внешность нашей Раечки, достаточно вспомнить анекдот: Встречаются два приятеля, которые долгое время не виделись. Обменялись новостями, а в конце встречи, один другому и говорит: «А я скоро женюсь!» Второй интересуется: «Невеста-то хоть красивая?» Первый гордо заявляет: «Все говорят, что похожа на Божью Матерь!» Вынимает из кармана фотографию и протягивает приятелю… «Матерь Божья!» - с ужасом воскликнул второй приятель, взглянув на фотографию.)))

Всё это шутки юмора, какгрица, но Раечка действительно была далека от эталона женской красоты. Зато душой была красива – это бесспорно! Всегда отзывалась на нужды других людей и не только в тех случаях, когда речь шла о деньгах. Она помогала и во многих других вопросах – медицина, учёба, приют. За деньгами, как голь перекатная,  мы к ней обращались только в крайних случаях, помня о том, что, как я уже говорил, должны были ей немеряно денег и каждый раз заверяли её, что уж на этот раз – обязательно вернём, во что и сами искренне верили. Ни разу она нас в этом не упрекнула и ни разу не отказала, дай ей Бог здоровья!

Вспоминая Раечку, у меня перед глазами возник ещё один персонаж - наш вечный спонсор – Вовочка Мохнорылый – добрейшей души человек! Правда, в нашей компании он появился несколько позже - Орлуша, работая на практике в монтажном управлении, познакомился с Вовочкой на монтаже какого-то оборудования в Липецке. Там они подружились, а потом Вовочка стал приезжать к  своему московскому другу на выходные из своей родной Лебедяни, где жил в общежитии и работал.

Внешне он был далеко не Ален Делон – небольшого росточка, с лоснящимся лицом, из которого торчал длинный нос, а под ним какая-то редкая растительность. Длинные редкие же волосы, казалось, давно не встречались с мылом или шампунем. И внешность эта была неизменна, не зависимо от времени года, - также, как и у Раечки. Наверно они были бы идеальной парой, но нам как-то в голову не приходило их познакомить. 

Приезжал Вовочка, как правило, получив зарплату или премию, в надежде купить в Москве что-нибудь из одежды или обуви.  Мы встречали его с распростёртыми объятьями и всячески пытались помочь в этом вопросе. Но после двух-трёх неудачных попыток от Орлуши поступало предложение – сначала надо обмыть покупки, а потом всё пойдёт как по маслу. Так оно и получалось – всё шло как по маслу, кроме покупок. Вовочка уезжал, нагулявшись от души в Столице, в нашей компании, которая ему гарантировала, что уж в следующий приезд покупка произойдёт обязательно!

Так продолжалось несколько месяцев. Только в пятый приезд Вовочке удалось приобрести кроличью шапку, которую мы обмывать следующие пять приездов. Надо сказать, что у Вовочки к нам не было никаких претензий – он вообще не умел обижаться. К тому же Колюня на него действовал, как удав на кролика. Но, вернёмся в декабрь 1971 года, когда мы, как к последней инстанции, обратились к Раечке за помощью. Как всегда, после недолгих причитаний, она нам не отказала и мы, как всегда, торжественно ей обещали расплатиться при первой же возможности. В тот момент мы искренне в это верили!

Решив финансовый вопрос, мы вплотную занялись добычей напитков на новогодний стол – во времена тотального дефицита это было не так просто. Но нам всё же удалось добыть несколько бутылок Советского Шампанского и ящик портвейна Агдам. Всё это мы привезли по указанному адресу, где нас уже ждали с нетерпением наши товарищи, которые колдовали над закусками. Коллектив был сугубо мужской и особого разнообразия на столе не было – колбаса, сыр, консервы, ну и картофану кострюльку отварили. Плюс кондитерские изделия из родительских запасов.

До Нового года ещё оставалось пару часов, но мы решили проводить Старый год и веселье началось – музыка на полную громкость, тосты, восторженные речи! Телевизор в доме был, но какой-то плохонький и показывал с помехами. Нас он мало интересовал и был включен лишь для того, чтобы послушать поздравительную речь нашего дорогого Леонида Ильича.  Речь мы послушали, подняли бокалы с шампанским  за наступивший Новый год и веселье продолжилось. Но не долго…

Ничто не предвещало беды, но случилось непредвиденное – сломался магнитофон! А без музыки, сами понимаете, что за праздник? К тому же, на тот момент, Карепа с ума сходил от битловской «COME TOGETHER» -  перекручивал её вновь и вновь сначала, включая полную громкость. Должно быть, поэтому магнитофон  не выдержал и сломался.

Начали обзванивать друзей-товарищей с магнитофонами, которые могли бы нас принять. Но у всех были дома родители, что нас конечно не устраивало. Наконец позвонили Бате (большому любителю ножей и девчонок) и были приятно удивлены – матушка его, наготовив всяческих закусок, для любимого сыночка, уехала встречать Новый год к родственникам, а он остался дома с подружкой и своим другом Лёхой - единомышленником во всех вопросах – они потом вместе и присели по ст.117. Батя, узнав что у нас ещё остались разные напитки, с удовольствием согласился  принять нашу делегацию, состоящую из четырёх человек – я, Карепа, Бася, да Вовка Толстый – остальные ехать отказались.

Выйдя на улицу, мы усомнились в правильности принятого решения. Дело в том, что ночью подморозило – дождь перешёл в снег, ветер усилился, да так, что с ног сдувало, а под ногами сплошной лёд! Сомнения наши развеял Карепа, который без магнитофона в тот день жизни своей не представлял. Мы вышли на дорогу, которая была совершенно пуста, и решили идти пешком, хотя, расстояние было приличное – от Кантемировки, где мы начали встречать Новый год, до 39-го квартала (начало Орехово-Борисово), где жил Батя, было больше пяти километров.

Мы прошли уже половину пути, промёрзнув насквозь, как вдруг вдали увидели зелёный огонёк такси – первый автомобиль за всё время нашего продвижения к намеченной цели. Как Вицин, Никулин и Моргунов в «Кавказской пленнице», мы перекрыли дорогу и готовы были стоять насмерть. Нужно знать статус таксистов в советские годы – это были короли на дорогах, которые сами решали – казнить или миловать! Никакой управы на них не было – что хотели, то и делали. «Еду в парк», - как правило, было у них такое приветствие. Начинались уговоры, которые обычно заканчивались повышенными ставками, а то и два счётчика приходилось платить, чтобы доехать до нужного адреса.

Увидев наш решительный настрой этот таксист долго выпендриваться не стал и согласился нас подвести, не догадываясь, что денег-то у нас не было. Батин дом мы нашли почти сразу и, признавшись в своей неплатёжеспособности, распрощались с водилой, вручив ему большой пузырь портвейну. Глядя на четырёх не мелких пассажиров, особенно на Басю, в кулачище которого восьмисотграммовая бутылка казалась четвертинкой, таксист возражать не стал и с удовольствием с нами расстался.
               
Долго звонили в дверь, за которой грохотала музыка, начали в неё стучать руками и ногами. Наконец дверь открылась. На пороге стоял хозяин квартиры – сыт, пьян и нос табаке – в обнимку с симпатичной, приветливой и фигуристой девчонкой. У нас отвисли челюсти при виде этой гетеры, гейши или путаны - из одежды на ней был только поясок от халата… Немного придя в себя  и сделав вид, что ничуть не удивлены, мы зашли в квартиру.

Квартира была двухкомнатная, с большой кладовкой из последней комнаты, которая служила опочивальней – резиденцией гейши. Посреди большой комнаты стоял стол с большим количеством закускок, но без напитков, которые, судя по всему, уже были выпиты. Мы быстренько восполнили этот пробел несколькими бутылками портвейну и бутылкой шампанского. После чего Батя с широким жестом произнёс: «Угощайтесь, други!», указывая на стол и на свою подружку, которая безропотно стояла в ожидании новых ощущений, прижавшись к своему хозяину. Взгляд её и улыбка были полны вожделения.

Надо было видеть смятение нашего богатыря – Баси, который был большим охотником до слабого пола и ещё бОльшим охотником набить себе брюшко.
Основной инстинкт всё же взял верх над кишкоманством и Бася с гетерой исчезли в её резиденции, откуда больше часа раздавались охи-вздохи… Меня как-то никогда не прельщала групповуха и я приблизился к столу. Вовка Толстый составил мне компанию, так как вообще был равнодушен к противоположному полу – сколько не пытались его знакомить с барышнями, ничего из этого не получалось.

Карепа, увидев магнитофон, тут же бросился к нему, поставил свою плёнку и включил на полную громкость, ещё и прильнув ухом к динамику – больше его ничего не интересовало, кроме, конечно, - курнуть и запить портвешком. Нужно сказать, что когда я слышу «COME TOGETHER», то всегда вспоминаю тот Новый год – Карепа заводил эту вещицу раз триста и никакие наши уговоры на него не действовали. Успокоился он только под утро, когда начало светать, а я догадался выкрутить пробки в подъезде, объявив ему, что отключили свет. Наступила долгожданная тишина. Слышались только стоны гейши под очередным партнёром - Бася, Лёха и Батя отметились там не один раз. А мы с Вовкой «наслаждались» музыкой, время от времени выпивая и закусывая.

Утром, когда закончилось всё горячительное, а слабый пол уже НИКОГО не интересовал, Батя стал заставлять гейшу наводить порядок в доме (должна была приехать матушка), подгоняя подружку пастушьим бичом, что сопровождалось довольным визгом с её стороны и властными командами  со стороны её хозяина. Нам наблюдать за этим было не очень-то интересно и мы, распрощавшись с гостеприимными хозяевами, вышли на волю для поисков новых приключений.

Долго искать их не пришлось. В получасе хотьбы от Батиного дома жила одна из наших борисовских подружек, с которыми мы уже больше месяца не общались, и кому-то из нас пришла в голову мысль - заглянуть к ней в гости. Жила она в деревенском доме. Должен заметить, что в то время все сегодняшние районы Москвы – Орехово, Борисово, Братеево, Шипилово и т.д. – были соседними деревнями, в основном состоящими из частных домов.
Приближаясь к дому, мы услышали музыку и веселья шум. Судя по всему, там спать не ложились или пробудились пораньше и продолжили встречу Нового года. Подойдя к дому поближе, мы почувствовали характерный запах самогоноварения, должно быть, там пополняли запасы стратегического продукта. «Вот это мы вовремя зашли!», - промелькнула мысль у нас у всех одновременно.

Ввалившись в хату безо всяких приглашений, мы обнаружили там изрядно подгулявших наших знакомых девчонок в компании местных кавалеров. Веселье прекратилось и в воздухе повисла какая-то напряжённость. Складывалось впечатление, что нас тут не ждали. Первой прервала тишину Наташка Краснова-хозяйка дома, считавшаяся невестой Вовки Карепина: «Ой! Ребята приехали! С Новым годом! Раздевайтесь, проходите!» Судя по выражениям на лицах кавалеров, было понятно, что Наташкиного оптимизма они не разделяют.

Не смотря на это, мы предложение хозяйки молча приняли и быстренько заняли свободные места за столом. Наташка принесла из кухонного закуточка большую банку свежеприготовленного, ещё тёпленького первача и началась его дегустация. Подняв тосты за Новый год и всеобщую дружбу, мы хряпнули по паре рюмочек. На старые дрожжи, в хорошо натопленной хате,  нас быстро развезло и мы почувствовали себя уже желанными гостями, чего не скажешь о кавалерах, которые как-то отошли на второй план.

Понятное дело, это их не устраивало и когда мы вышли во двор перекурить, то услышали примерно следующее: «Какого хрена вы сюда припёрлись! Кто вас приглашал! Шли бы вы отсюда по добру-по здорову, пока не нарвались на неприятности». Этот вариант нас не устраивал и мы попытались разрядить обстановку, заверив местную шпану, что задерживаться не собираемся – нам бы только здоровье малость поправить. Было видно, что наши доводы их не убедили, но при виде Басиных кулаков, размером с голову самого мелкого оппонента, обострять ситуацию они не стали.

Веселье продолжилось, для нас, по крайней мере, начались танцы-обниманцы. Девчонки предпочли нас и, должно быть, по этой причине местные ребятишки куда-то испарились, но не надолго. Когда мы вышли из хаты на очередной перекур, то увидели приближающуюся к нам довольно многочисленную компанию местной шпаны – человек пятнадцать. С поддержкой своих дружбанов, ретировавшиеся кавалеры стали намного смелее и явно нарывались на неприятности. Но у нас не было никакого настроения мериться с ними силами – мы прибывали в нирване.
Карепа с Басей начали мирные переговоры, которые вскоре закончились успешно, то ли благодаря общим авторитетным знакомым, о которых упомянул Карепа, то ли благодаря внушительному виду Баси, который однажды (был случай) утихомирил в автобусе компанию из десяти бродяг, наскакивающих на нас троих – половина в спешке вышла на остановке самостоятельно, а вторую половину пришлось выносить.

Мы вернулись к девчонкам, а местные братки развернули оглобли в обратную сторону, какгрица, не солоно хлебавши. Так как процесс самогоноварения шёл непрерывно, нам пришлось задержаться у гостеприимной хозяйки ещё на пару дней, благо, что 2 января был тоже выходной день! С закуской в деревенском доме проблем тоже не было, так что веселье получилось на славу. С Нинкой Краснощёковой мы ночь провели на печке в о-о-о-чень тёплой атмосфере.

Наступивший 1972 год был богат всяческими событиями, часть из которых я уже здесь описал, а остальные, дай Бог памяти, буду излагать в дальнейшем повествовании.   Главное, на мой взгляд, что произошло в этом году, - мы, попробовав практически все виды ухода от реальности – наркоту, таблетки и т.п. – не проявили к ним никакого интереса! Почти все члены нашей непутёвой компании. А те, кому это понравилось, отдалились от нас и вскоре некоторые отдали Богу душу.
                ***
Начало следующего года надо было посвятить подготовке и защите диплома.
Должен признаться, что большую часть времени мы валяли дурака и всерьёз к диплому приступили недели за три до его защиты, работая над ним почти круглосуточно. Ходили, конечно, иногда на консультации, добывали всякую необходимую литературу, но это было не часто. Видя такое прохладное отношение к подготовке диплома, мой руководитель или консультант, чтобы не опозориться самому, добыл для меня в архиве под большим секретом копию чертежа криогенной установки, которую я должен был перенести на ватман – три больших 24-х формата, склеенные вдоль.

Я таскал эту «синьку», так мы называли копии, сделанные на ротапринте (предшественник ксерокса) в своей спортивной сумке и всё никак не мог настроиться на серьёзную работу. Как говорил один мой товарищ, Царство ему Небесное: «Если все начнут работать над дипломами, кто тогда будет пить вино и девчонок тискать?» Вот так таскал я эту ценную синьку и дотаскался до того, что залил её портвейном.

А дело было так. В разгар очередной гулянки, как всегда неожиданно, закончился этот любимый тогда нами напиток. Собрав со всех последние гроши, мы с Серёгой Колесниковым (ныне известным артистом и отцом Ивана Колесникова – тоже известного артиста) вызвались сгонять в ближайший универсам, в надежде по дороге продегустировать купленный товар. Денег хватило на несколько пузырей самого дешевого портвейна, один из которых мы с Серёгой с удовольствием умяли по дороге.

Настроение наше значительно повысилось и, заходя в подъезд, Серёга, напевая какую-то весёлую песенку, на радостях подбросил сумку, в которой были три «бомбы» портвейна, мои чертежи и ещё какой-то хлам, а поймать её не смог… Раздался приглушённый звук разбитого стекла… Мы стояли на лестничной площадке в оцепенении над сумкой, из которой понемногу вытекал вожделенный напиток.

Первым, выйдя из оцепенения, будущий известный артист стал звонить во все двери с требованием срочно дать нам тазик. Так как время было уже позднее, все жильцы посылали нас в известном направлении. Только одна сердобольная старушка сжалилась и вынесла нам старенький ржавый таз, в который мы тут же погрузили сумку. Поблагодарив от души бабулю и торжественно пообещав ей вернуть тазик, мы помчались с ним в нашу квартиру.

Там мы вывалили всё содержимое сумки в простыню и подвесили её над тазиком, с интересом наблюдая, как потрвешок просачивается через импровизированный фильтр. А я осторожно выжимал «синьки» своего будущего диплома. Друзья-товарищи высказали всё, что о нас думают, не стесняясь в выражениях. Хорошо, что не побили! Но, не смотря ни на что, мы нацедили в тазик больше двух литров, что смягчило к нам отношение дружбанов.
                ***
«Синьку» чужого диплома мне почти удалось привести в порядок и я, за последние несколько ночей перед защитой, перенёс её на большой – три склеенных 24-х формата – лист ватмана. Пояснительную записку – листов на триста – тоже удалось где-то добыть во время, а посему защититься мне удалось на удовлетворяющую меня оценку. У друзей-моих однокашников картина с подготовкой диплома выглядела примерно также и когда последний из нашей компании защитился, мы закатили в «Маяке» такой банкет, что даже из ведомственной гостиницы, которая располагалась над нами, пришли жаловаться на повышенные децибелы нашей музыки, чего ранее не наблюдалось.

После защиты все ждали распределения. В советское время это практиковалось повсеместно. Как правило, хороших учащихся ждало хорошее же распределение, на что мне с дружбанами рассчитывать не приходилось. И, как говорилось в одном мультике тех времён: «Предчувствие его не обмануло!» Всех распределили по разным городам. Мне было предложено на выбор – Сарапул (Удмуртия) или Чимкент (Казахстан)…

Естественно, ни один, ни второй вариант меня не устраивал и я, обивая пороги министерств и ведомств, начал добиваться другого назначения. А именно, в Димитровград, где находился завод «Химмаш» того же министерства, что и наше учебное заведение. Козырем мне служил тот факт, что в этом симпатичном городке жила моя матушка, которая нуждалась в уходе. С помощью папани мне удалось добиться этого назначения.
               
                ***

Весело попрощавшись с моей московской компанией, я отправился в городок, из которого и приехал в город-герой Москву на учёбу. Местные друзья-товарищи встретили меня радушно и началась моя рабочая жизнь. На «Химмаше» должности, соответствующей моему образованию не нашлось и на первое время меня пристроили в ремонтную бригаду литейного цеха. Коллектив бригады состоял из шести человек, включая меня, половина из которых оттянули по пять-семь лет, что в Димитровграде, бывшем Мелекессе, считалось в порядке вещей. Правильнее сказать, на тех, кто не отсидел, смотрели как-то косо, с недоверием.

Опишу вкратце членов нашего коллектива. Бригадиром у нас был дядя Вова Царёв – крепкий мужик, лет пятидесяти, отсидевший в своё время десять лет за «мокруху» - порешил какого-то негодяя, пытавшегося изнасиловать его дочь. Он полностью оправдывал свою фамилию и был непререкаемым авторитетом. Далее, примерно того же возраста, был его заместитель дядя Миша – молчаливый, спокойный и рассудительный мужичок средней комплекции. Отличался он тем, что в нужный момент, во время каких-то дебатов, вставлял нужное слово и споры прекращались.

Третьим членом нашего коллектива был дядя Петя Чиндяйкин – внешне, точная копия известного актёра Николая Чийдяйкина (уж ни брат ли он близнец?). Дядя Петя, мы его звали Петрик, был полной противоположностью дяди Миши – суетливый живчик, упрямый спорщик, всегда считавший себя правым и надувавший при этом без меры щёки, задравши нос до потолка.    Он был у нас главной жертвой всяческих шуток и приколов, которые категорически не воспринимал, вскипая мгновенно, чем вызывал ещё больший всеобщий смех.

Четвёртым был электрик Слава – здоровый детина, молчаливый, но с хорошим чувством юмора, имевший пару-тройку ходок,  мужик работящий и справедливый. Был ещё один деятель по фамилии Судаков, естественно, с погонялом Судак - услужливый такой мужичок. Судя по всему, в своё время, на зоне он был  шнырём, о чём наглядно свидетельствовали отношения Судака со Славой, которые когда-то вместе были по ту сторону решётки.

Проставившись как следует, в первый рабочий день, я гармонично влился в новый коллектив. Традицией бригады, трезвенников в которой не наблюдалось, было начинать рабочий день со стаканчика-другого портвешка, чтобы руки не тряслись и появилась уверенность в грядущем дне. После того, как мастер ставил задачу и уходил в свою каморку, мы в своей каморке скидывались, кто чем богат и мне как самому молодому члену коллектива «доверяли» сгонять в заветный шинок, который располагался недалеко от ж/д вокзала. Остальные как могли меня прикрывали и ждали с нетерпением моего возвращения.

Когда я благополучно возвращался с парой-тройкой «бомб» за поясом, мы дружно «завтракали» и приступали к работе. Как правило, если не было серьёзных поломок, в которых мы все принимали участие, в сферу моих обязанностей входило добыча нужных материалов для изготовления сторонних частных заказов, попросту говоря, - «халтуры». Обычно нам заказывали: металлические баки для сада-огорода; оградки и памятники на могилку близких; шкафы для моторов на лодочную станцию и т.п.

Иногда заказы поступали от руководства, тогда материалом нас обеспечивали, но в большинстве случаев это были «левые» заказы и материалы приходилось тырить в других цехах или на складах. Занимаясь этим творчеством я в короткое время освоил сварку, ковку, нехитрое литьё. И вскоре мне доверяли полный цикл изготовления подобных заказов – от добычи материалов до сборки «под ключ». В конце смены мы передавали изделие заказчику, получали гонорар, делили его по справедливости и после душа, уже в цивильной одежде шли, кто имел желание, в какое-нибудь питейное заведение обмыть удачную «халтуру». Обычно такими заведениями были привокзальная кафешка или пивнушка «Голубой Дунай», находящиеся недалеко от предприятия. Чаще всего там весь гонорар и оставляли.

Такие походы были один-два раза в неделю. В остальные же дни я оставался на подработку – денег же не бывает много – их бывает или мало, или совсем не бывает. Дополнительный заработок составлял процентов тридцать от основного, а занимала эта работа всего пару-тройку часов, в зависимости от количества мелких отливок в этот день. Заключалась она в следующем. После заливки форм, которая производилась в конце первой смены, мелкие изделия – до пяти килограмм – остывали быстрее, в начале второй смены их освобождали механическим способом от опок и сваливали в огромную кучу перед Грохотом – так мы называли большой агрегат, внутри которого вращался мощный ленточный механизм.

Моя работа выглядела примерно так – одеваешь толстые войлочные рукавицы и забрасываешь горячие ещё детали в камеру Грохота. Если деталь очень горячая, то делаешь это при помощи клещей. Загрузив с полтонны изделий, закрываешь решётчатую дверцу камеры и включаешь механизм для очистки деталей от прилипшей к ней формовочной смеси. Ленточный механизм приходит в движение и детали бьются друг об друга, как бельё в стиральной машине. Кроме того, с разных сторон эта куча отливок обстреливается, под большим давлением, мелкими металлическими шариками из форсунок. Таким образом происходит очищение. При этом стоит такой грохот, что его слышно не только во всём огромном цеху, но и далеко за его пределами. Не спасают даже плотные наушники.

Процесс этот занимает минут десять-пятнадцать, после чего камера освобождается от очищенных деталей и загружается следующая партия. Таким образом, перелопатив тонн пять литья, иногда больше, иногда меньше, с чувством выполненного долга, идёшь  в душ. Спецовку – хоть выжимай – ведь кроме хорошей физической нагрузки, жар идёт от самих изделий, так что, работа проходит в тёплой и дружеской атмосфере. Но молодому организму всё нипочём. К тому же ты знаешь, что в раздевалке тебя ждёт ведро ледяного наисвежайшего пива!

Дело в том, что по соседству с нашим заводом располагался старинный, известный всей России, пивзавод, выпускавший и выпускающий до сих пор, знаменитое «Трёхсосенское» пиво. С пивзаводом нас разделял общий забор, в котором, как ни старалась охрана и руководители обеих предприятий, работяги делали лазейки и проникали в разливочный цех, где работали их друзья-товарищи, которые, как правило, отзывались на просьбы трудящихся соседнего предприятия.  К тому же, они тоже обращались к нам с какими-то просьбами – оградку смастерить на кладбище или что-то подобное.

Однажды, во время первой смены, коллега провёл меня в разливочный цех к заветному крантику. Его дружбан был оператором по разливу пива в деревянные бочки. Он спрятал нас за каким-то шкафом, налил каждому по двухлитровой алюминиевой кружке янтарного напитка и предупредил, что времени на его потребление, не больше десяти минут, так как где-то неподалёку шастает мастер и может нас застукать.

Представьте себе такую картину: пива вокруг – хоть залейся, но оно ледяное – аж зубы сводит, больше двух-трёх маленьких глотков за раз сделать не возможно, а время ограничено. За отведённые нам десять минут, мы с товарищем еле-еле осилили по пол кружки. Так обидно – у колодца, да не напиться! И с собой взять днём никак нельзя. Не понравился тогда мне этот культпоход и больше я туда днём не ходил.

То ли дело вечером, когда руководства ни у нас, ни у них практически нет, только дежурные мастера - раздолье! И пока ты смываешь в душе грязь с пропотевшего натруженного тела, гонцы уже позаботились о коллегах и притаранили с пивзавода ведёрочко-другое только что произведённого пенного напитка без красителей и консервантов. Другие принесли с собой из дома вяленой рыбки. Красота и вкуснятина - необыкновенная! Усталость как рукой снимает! Кроме дополнительного заработка, и по этой причине привлекала меня работа во вторую смену.

                ***

После работы мы собирались своей молодёжной компанией и развлекались как могли. Одним из наших любимых занятий, как я уже упоминал, было противоборство с бригадмильцами – юными друзьями милиции. Когда их было больше, они нас задерживали, отводили в свой опорный пункт и проводили воспитательную работу. Когда силы были равны или перевес был на нашей стороне, то мы проводили среди них «воспитательную работу» в виде мордобоя и всяческих издёвок.

Однажды мы, как это уже было пять лет назад, малость переборщили во время «воспитательной работы» и двух бригадмильцев пришлось госпитализировать. Завели уголовное дело и нам грозило лет по восемь за групповое хулиганство. Благо, что отец одного из наших товарищей был водителем зампреда исполкома, который замолвил за нас словечко и дело спустили на тормозах, но с условием, что мы должны исчезнуть из города на длительное время.

Следователь меня спросил, не был ли я в армии, на что я ответил: «Не был,  у меня бронь – матушка на иждивении».  «Выбирай, - сказал тогда мне молодой следователь, -  восемь лет общего режима или два года армии». Естественно, я выбрал второе и через три дня уже был на призывном пункте в Ульяновске – как раз шёл призыв (дело было перед майскими праздниками). Так что, можно сказать, в РККА (рабоче-крестьянскую красную армию) я пошёл добровольцем!

Естественно, были весёлые проводы, на которые, сбежав от родителей, приехала из Москвы моя невеста Татьяна. Всю ночь куралесили, а утром, с песнями, проводили нас с невестой на автобус до Ульяновска.  Я вышел на въезде в город, недалеко от призывного пункта, а Татьяна поехала дальше – автобус следовал до аэропорта. Всю дорогу мы ворковали, как голубки, заверяя друг друга в вечной любви и верности. Забегая вперёд, должен отметить, что верность сохранил только я, так как мне это было легче сделать. Но, как говорится, это уже совсем другая история, о которой речь пойдёт позже.

На призывном пункте нас пересчитали, записали куда следует, постригли под Котовского и, к всеобщему удивлению, отпустили по домам праздновать Первомай, строго настрого приказав явиться на призывной пункт после праздников. Хотя, все уже были готовы защищать Родину и прибыли на призывной пункт с вещами, а также закусками и напитками, оставшимися от бурных проводов.  Объединив все наши припасы в одну кучу, мы устроили на берегу Волги-матушки хороший пикник в честь нашего внезапного освобождения. После чего разъехались по домам.

Родные меня не ждали, но были рады отсрочке, а друзья-товарищи накрыли по этому поводу пышный стол в «Сугробе» (кафе «Снежинка», находящейся в пристройке к моему дому). В разгар веселья вышел я на улицу покурить и столкнулся в дверях лицом к лицу с моим следователем… «Андрей! Ты почему не в армии? На зону захотел?» – возмущённо воскликнул он. Я объяснил ему ситуацию и торжественно пообещал не показываться в людных местах до отправки в РККА, демонстративно направившись к подъезду своего дома.

Потом конечно я вернулся за стол и второй тур проводов продолжился. Друзья, отслужившие в армии, давали мне наперебой ценные советы, как надо себя вести на службе, чтобы не сели на шею, за что я им безмерно благодарен – на шею мне в армии никому сесть не удалось! После майских праздников прибыли мы на призывной пункт, где уже нас ждали «покупатели» - представители разных частей и родов войск. 

Нас с моим дружбаном Равилькой забрал к себе лейтенант с голубыми погонами – авиация значит, что нас несказанно обрадовало. Как говорится: «Где начинается авиация, там заканчивается дисциплина!» То, что нам и было надо! Сформированные отряды отвели на ж/д вокзал, построили и, ещё раз сделав перекличку, представили нам командиров на время пути, правила поведения и распорядок дня.

Комендантом эшелона был прапорщик Гагич – здоровенный хохол или молдаванин, на котором форма сидела как влитая, выделяя все закоулки его мускулистого тела. В руках у него, вместо нагайки, был кусок кабеля, с палец толщиной,  которым он проводил «воспитательную работу» с особо упёртыми призывниками. Мне, один раз досталось по мягкому месту этим кабелем, когда я, загружаясь в вагон, отпустил какую-то сальную шутку в его адрес.  «Место» потом долго ещё об этом помнило, отбив всякую охоту к подобным шуточкам. 

На построении отцы-командиры на наш вопрос: «Куда поедем?», дружно ответили: «В Москву!» «Вот так повезло, - подумал я, - буду служить рядом с моей невестой и друзьями!» Но радость моя была преждевременной. Прошли сутки пути, пошли вторые, а Москвы всё не было! На пятые сутки я проснулся от дикого холода и, взглянув в окно, увидел заснеженный пейзаж – наш эшелон подъезжал к станции Красноярск…

Отъехав из Ульяновска, где цвели сады, а температура превышала 20 градусов тепла, большинство новобранцев с улюлюканьем выбрасывали из окон, на радость местным бомжам, телогрейки и другие тёплые вещи, о чём вскоре сильно пожалели. Эшелон подолгу стоял, пропуская рейсовые поезда. Иногда стоянки происходили вместе с эшелонами дембелей на соседних путях, направлявшихся в противоположную сторону. Как правило, главным приветствием в наш адрес было: «Вешайтесь салаги!» Настроения это нам, конечно, не поднимало, но вскоре какой-то из эшелонов продолжал движение и всё забывалось в монотонной бытовой суете - каждый надеялся на лучшее и думал, что ему-то уж точно повезёт и попадёт он в самую лучшую часть.

На двенадцатые сутки мы прибыли на пересылку в город-герой Владивосток, где скопилось большое количество призывников со всего Союза. Как обычно бывает в таких случаях, все разбились по кучкам и коротали время, как правило, с земляками. Время от времени устраивались переклички, работал выездной буфет, погода была солнечная, но чувствовалось дыхание Тихого океана.

На пересылке произошёл любопытный случай. Один из наших товарищей, щупленький очкарик, пошёл в буфет за сигаретами и вскоре вернулся с озадаченным видом. На наш вопрос – что случилось, он ответил, что недалеко от буфета его встретила кучка кавказцев и отобрала все деньги, оставив только что купленные сигареты. Равилька – горячий татарский парень, которому всегда было за счастье кому-то морду набить, тем более что за дело – аж подпрыгнул от радости с боевым кличем: «Кто? Где? Покажи быстрее!»

Взяв с собой пострадавшего, мы с Равилём поспешили в сторону буфета, чтобы по горячим следам восстановить справедливость. Недалеко от места происшествия действительно стояла группа молодцов кавказской наружности, которые, как известно, всемером одного не боятся, в ожидании очередной жертвы.

Подойдя к ним вплотную, мы сделали попытку решить вопрос мирным путём, но взаимопонимания не нашли. Горные хлопцы начали нас с Равилькой, по отдельности, брать в кольцо, чтобы решить вопрос силовым путём, отстранив нашего очкарика, так как он интереса для них уже не представлял. Меня окружили так плотно, что руками уже сделать было ничего не возможно. Лицом к лицу передо мной стоял, судя по всему, их предводитель и сыпал в наш адрес всяческие оскорбления, нагнетая обстановку.

Мы с Равилькой переглянулись и по его взгляду я понял, что пора действовать. В ту же секунду я изо всех сил ударил головой своего оппонента по его выдающемуся носу, а Равиля, привычным движением, мгновенно намотав на руку солдатский ремень с заточенной пряжкой, начал месить свой круг оппонентов.

Такого поворота событий кавказцы не ожидали и на время опешили. Этого времени мне хватило вырубить двоих из моего окружения, а Равилька добивал ещё двоих из своего – остальные разбежались, оставив лежать пятерых своих товарищей на поле боя, с которыми мы продолжали «воспитательную работу». Кто-то вызвал патруль, но мы решили его не дожидаться.  Забрав у главаря со сломанным носом все неправедно нажитые деньги, мы скрылись в толпе зевак и благополучно добрались до своего расположения.

Вскоре пришли наши «покупатели» и повели наш отряд на ж\д вокзал для отправки к месту назначения. Но история на этом не закончилась. По иронии судьбы, когда ровно через два года нашу группу дембелей привезли на ту же пересылку, для формирования эшелона, она имела продолжение.  Погода, как и два года назад, была солнечная, эмоции, от предвкушения свободы, зашкаливали. Иду я себе по территории пересылки, никого не трогаю, представляю радужные картины ближайшего будущего и вдруг навстречу мне, с распростёртыми объятьями, чуть ли не бежит какой-то паренёк кавказской наружности.

«ЗдорОво, брат! - восклицает он и лезет обниматься, - ты что, меня не помнишь?» Отстранившись вежливо от объятий, я честно признался: «Не помню, брат! А где мы могли встречаться?» Он искренне удивился и воскликнул: «Как где? Да здесь же, два года назад!» Взглянув внимательнее на его сломанный нос, я вспомнил тот случай двухлетней давности, но особой радости не проявил.

А мой собеседник продолжал: «Ну вы тогда меня и удивили! Нам с детства внушают, что мы орлы, бесстрашные воины! А русские так – трусливая шушера. А вы взяли и вдвоём пятерых положили в считанные минуты!»
На что я ему ответил: «Ты, должно быть, не тех русских встречал на своём пути – в нашем городке есть такие, что ты от одного их взгляда в штаны наложишь!» Тут мне вспомнился землячок – Петя Лысый – который всю жизнь по тюрьмам, да зонам, а последние отсидки его определяли только на особый режим - до того он был совершенно без тормозов и не признавал никакие авторитеты.

За время недолгих промежутков между отсидками, бывало, встретишь его на улице и становится не по себе. Угловатый череп, обтянутый закопчённой кожей, садистская ухмылка и взгляд… Выцветшие глаза посажены так глубоко, что их почти не видно, но если встретишься взглядами - мудашки по спине… Лучше взглядом с ним не встречаться. И подобных экземпляров в нашем городишке было предостаточно.

                ***

Здесь я должен прервать своё повествование о встрече с пареньком кавказской наружности и рассказать о том, как протекала моя служба в РККА. После пересылки привезли нас в ШМАС (школа младшего авиационного состава), которая находилась недалеко от местечка Советская гавань, что поблизости с портом Ванино. Переодели нас после бани в солдатскую форму и начались солдатские будни.

Через несколько дней мы приняли присягу и стали полноценными бойцами советской армии, со всеми правами и обязанностями – особенно обязанностями. День присяги объявили выходным и мы отдыхали на солнышке. День был ясный и солнце пригревало по-летнему, хотя с океана время от времени задувал холодный ветер. Разогревшись на солнцепёке, я и несколько однокашников прилегли на травку, которая манила своей свежестью.

Невдомёк нам было, салагам, что буквально в метре от поверхности земли начиналась вечная мерзлота. Солнышко-то сверху пригревало, а снизу незаметно тянуло холодом. Товарищи мои, должно быть, оказались более чувствительными к этому явлению и встали с травки, присев рядышком, а я продолжал валяться, не замечаю холода от земли.

Дня через два у меня появился кашель, который усиливался с каждым днём. В то время я был активным курильщиком и курил только Беломор. Начинается кашель – пойдешь, папироску выкуришь и кашель проходит. Через несколько дней, прожитых в таком режиме, папироски уже перестали помогать и я решил пойти в медпункт. Там меня встретил вечно пьяный майор -  заведующий медпунктом, у которого под рукой была трёхлитровая банка с таблетками от всех болезней. От головной боли он давал одну таблетку, от расстройства желудка – две, а мне, взглянув на меня мельком, выдал с гордым видом аж три таблетки и указал на дверь.

Всю ночь я заходился кашлем, не давая спать окружающим. На утро я уже самостоятельно не мог стоять и двое солдатиков потащили моё еле передвигающее ногами тело в медпункт. Благо, что в тот день дежурным врачом была вольнонаёмная барышня. Увидев меня, она поставила градусник, который через минуту показывал температуру около сорока! Дальше события развивались, как в к\ф «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён!», когда врач лагерного медпункта завыла, как сирена, увидев обожжённых крапивой пионеров. Меня срочно погрузили в санитарный УАЗик и мы помчались в госпиталь, который располагался рядом с портом Ванино.

Поставили диагноз – обширное воспаление лёгких. Впервые в жизни я был госпитализирован и вообще прочувствовал, что такое болезнь. Недели две  лежал, как овощ, ни на что не реагируя – не ел, не пил, не ходил в туалет. Меня кололи со всех сторон разными лекарствами, но я ничего не чувствовал. В задницу кололи пенициллин каждые четыре часа! Через две недели ровесница стала, как подошва – не могли воткнуть иголку. А если и получалось воткнуть, то потом не могли вытащить.

На третью неделю я начал различать цвета и впервые за всё время выпил немного компота из сухофруктов. Эффект был такой, как будто принял бокал хорошего вина. На следующий день поклевал немного кашки и захотелось покурить. Дело было вечером. Встал я со своей койки – впервые за две недели – и побрёл в сортир. Там пару солдатиков курили и делились своими байками. Я стрельнул у них папироску и жадно затянулся. Ка-а-ак меня кинуло на стенку – в глазах помутнело, ноги подкосились. Солдатики вовремя отреагировали и подхватили меня с двух сторон, а то бы я улетел куда-нибудь в угол. Вот что делает никотин с очищенным организмом!

Немного придя в себя, я по стеночке, по стеночке добрался до своей палаты и прилёг, торжественно пообещав себе больше никогда не курить! Конечно, когда я пришёл в себя окончательно, то благополучно забыл об этом своём торжественном обещании. Как говорил Марк Твен – весёлый был парень: «Бросить курить – самое простое дело! Я в своей жизни проделывал это сотни раз!» Я проделывал это всего четыре раза, а на пятый – бросил окончательно. В 1982 году, в день своего рождения! Но об этом  - чуть позже.

Немного оклимавшись, я познакомился с соседями по палате. Один из них был общительный паренёк из Абакана, звали его Димой – дембель из ракетной части, задержавшийся с отправкой домой из-за болезни. Второй был паренёк армянской наружности из дисбата по фамилии Петросян, который страдал ревматизмом и надеялся на комиссацию – досрочное увольнение из армии по болезни. Так, по крайней мере, обещал ему землячок из Еревана, – заместитель главврача госпиталя, - которого захмелил Петросян старший, прибывший с подарками из Армении.

Забыл сказать, что по соседству с нашей учебкой располагался 10-й отдельный дисциплинарный батальон.  Из-за забора мы наблюдали жизнь дисбатчиков. Зрелище не из приятных… За любое малейшее нарушение одного из осуждённых, поднималась вся рота (ночь, не ночь – значения не имело) и часа два они маршировали по плацу с бравурными песнями, не давая нам салагам спать спокойно. А рано утром, строевым шагом, кто с инструментами, кто с какими-то стройматериалами, шли на промзону.
После чего начинались длительные политзанятия.
Свободного времени у них практически не было. Некоторые не выдерживали такого режима, бросались на колючку, имитируя побег, получали ещё три года срока и попадали на зону общего режима. Это было хорошим напоминанием о том, что может
случиться с нами, если будем нарушать воинскую дисциплину.
В нашем отделении госпиталя лежали несколько бедолаг из дисбата, которые наглотались каких-то железяк (ручки от ложек, бритвы, гайки, болты и т.п.) и с болями в животе попадали в госпиталь, чтобы недельку-другую отдохнуть от дисбата. Называли их шпагоглотателями и особым уважением они не пользовались. Частенько их можно было встретить в сортире, где их выворачивало на изнанку какой-то ржавчиной.

Старшиной нашего отделения был гуцул Гнатюк – крепенький такой утюжок, не страдающий избытком интеллекта, который служил в стройбате вертухаем, тоже в должности старшины. Петросяна он на дух не переносил и всячески к нему придирался. «Любовь» эта была взаимной. Время от времени между ними возникали перебранки, готовые перерасти в мордобой, но мы вовремя вмешивались. Гуцул был упёртый от природы, а Петросян вёл себя вызывающе, надеясь на то, что землячок-заместитель главного врача госпиталя обещание своё выполнит и скоро он будет дома.

В один из дней нашего пребывания в госпитале Димон вспомнил, что у него сегодня день рождения, а может и придумал, чтобы как-то скрасить наши серые будни. Знать бы чем это закончится  - не думаю, чтобы у кого-то из нас было бы желание расслабляться в этот день… Но, случилось то, чему суждено было случиться.

Был, как раз, выходной день. Из врачей на территории находились только дежурные, а из администрации вообще никого не было. Мы скинулись по паре копеек и я, как самый молодой, быстренько сгонял в ближайший посёлок за напитками и закусками. Мы забрались в самый дальний уголок госпиталя, в кусты сирени и начали поздравлять новорождённого. Четвёртым с нами был Вовка Чернов – мастер на все руки. Чем-то он мне напоминал моего школьного товарища – Сашку Черникова, Царство ему небесное. Такой же отвязанный и внешне похож, да ещё и фамилии созвучные.

Когда весь провиант закончился, то в приподнятом настроении всей компанией пошли на обед – мы в своё терапевтическое отделение, Вовка в своё – хирургическое, куда он был определён с переломом ноги, хотя, нога давно уже зажила, а в госпитале его держали уже несколько месяцев, как незаменимого работника.

Поклевав, безо всякой охоты (после гражданской закуски) казённых харчей, мы прилегли на свои койки и размечтались о будущем. Особенно Петросян - он так красочно расписывал своё возвращение домой, что мы слюной захлёбывались – до того всё было вкусно и соблазнительно! Идиллию эту прервал на самом интересном месте старшина Гнатюк.

Или ему кто-то стуканул, что мы не сильно трезвые, или просто скучно стало и он решил развлечься. Ворвавшись в нашу палату, он тут же стал наскакивать на своего оппонента Петросяна. Слово за слово, схватились за грудки. Гуцул был покрепче Петросяна и запроста ему навалял бы, но тут, как всегда встряли мы с Димоном. Но в отличие от прошлых подобных случаев, учитывая наше расслабленное состояния, как мы начали мутузить этого нарушителя спокойствия. В довершении всего Петросян, вошёл в раж и двинул гуцула графином по его пустой башке.

Графин был с водой и достаточно увесистый. Гуцул вырубился, а графин разбился вдребезги. Это нас несколько отрезвило и сбило боевой настрой. На шум драки сбежались солдатики из соседних палат, медсёстры и дежурный врач. В палате был полный бардак – осколки стекла, обрывки одежды, перевёрнутые тумбочки. Старшина был хоть и в меньшинстве, но сопротивлялся активно – у каждого из нас остались отметины от его крепких  кулаков.

Мы стали приводить в порядок помещение, а медики приводить в чувство Гнатюка. Надо отдать должное его крепкому здоровью – пришёл он в себя быстро. Никаких разборок не было, просто утром следующего дня нас троих выгнали из госпиталя безо всяких объяснений. Димона и так хотели выписывать и для него, как для дембеля после приказа воинская служба уже закончилась. Мне, как салаге, должно быть, не хотели портить жизнь в армии и хотя  лечение моё не закончилось, отправили в учебку.

Больше всего «повезло», конечно, Петросяну. О досрочной демобилизации по болезни не могло быть и речи. Его отправили обратно в дисбат, куда вскоре вернулся и старшина Гнатюк. Трудно представить, как он оторвался на своём обидчике. Не знаю выжил ли Петросян после этого. Ведь там не редки были случаи самоубийства среди бедолаг-сидельцев и всяческих «несчастных случаев» со смертельным исходом. Во всяком случае, при нашем расставании в госпитале Гнатюк пообещал Петросяну нечто подобное, со словами: «Всё! Ты не жилец, армянская морда!»

А я, попав в учебку не долечившись, через неделю снова начал давиться кашлем. Поднялась температура и меня опять направили в госпиталь, в то же отделение, но с другим диагнозом – сухой плеврит. Там я пролежал месяц без особых приключений и был благополучно выписан, но не надолго.

Случилось так, что недели через две несколько курсантов, включая меня, подхватили где-то дизентерию. Нас определили в госпиталь, но уже в другое отделение – инфекционное, которое было изолировано от всех остальных. В народе нас называли – пулемётчиками! Провалялся я там ещё около месяца. Таким образом, почти полсрока в ШМАСЕ на учёбе я отсутствовал, да и остальные три месяца не очень-то меня тянула учёба.

При любом удобном случае старался смыться с нудных занятий. Как в фильме «Операция Ы», напарник, после воспитательной работы проведённой Шуриком, был согласен на любую работу: - Песчаный карьер. –Я! – Мясокомбинат. –Я! и т.д. и т.п. и т.д. Прознав, что я неплохо рисую и пишу, командование подразделения нагрузило меня работой по оформлению наглядной агитации – стенгазеты, боевые листки и т.п.

Всех гонят утром на зарядку, а я иду в штаб делать стенгазету. Или во время занятий в классе – все конспектируют то, что им пытаются донести преподаватели, а я сижу, как всегда, на задней парте и оформляю командиру нашего взвода – капитану Гулько - нарды. Вручил он мне как-то пустую коробку для этой игры и высказал свои пожелания: «Андрей! Изобрази здесь всё, что нас губит или сбивает с верного пути!»

Немного поразмыслив, я сделал эскиз – за большим столом, на котором сидела полуобнажённая девица, стояли бутылки и закуски, сидели пираты и с азартом резались – кто в карты, кто в кости. Всю эту картину незаметно обвивал своей паутиной угрожающего вида паук, сидевший в верхнем углу. Это было внутри, а наружную часть футляра я предложил раскрасить под шахматную доску. Вернее сказать, не раскрасить, а выжечь.

Командиру всё понравилось и я приступил к работе, которую растянул недели на три. Начали поступать заказы от его коллег и я продолжил «учёбу» в нужном мне режиме. А однажды капитан Гулько заходит в класс во время занятий и задаёт вопрос: «Бойцы! Кто из вас умеет готовить?» Мы с Колькой Ивановым, моим соседом по парте  -  хлопчиком из Йошкар-Олы, с которым мы успели подружиться -  не сговариваясь, мгновенно тянем руки. Капитан вывел нас в коридор и с доверительным видом заявляет: «Ребята! У меня сегодня день рождения и я собираюсь по этому поводу позвать гостей, а так как жены у меня нет, то приготовить угощение не кому – вся надежда на вас!»

С этими словами, он вручает нам ключи от своего жилья и талоны на провиант за несколько месяцев, которые он не успел реализовать. «Часикам к шести вечера стол должен быть готов», - сказал он на прощание и проводил нас до продовольственного склада. Должен заметить, что наш командир не отличался примерным поведением и холостяцкую жизнь частенько коротал в кабаках Совгавани. По нашим сведениям и на офицерской губе не раз отметился. В общем, свой парень!

Получили мы на складе продукты: несколько буханок свежеиспечённого хлеба; какие-то крупы и макаронные изделия в ящиках; соль и сахар в большом количестве; мешок картошки; целую упаковку сливочного масла (килограмм десять, а то и больше); пару здоровенных коробок печенья; штук десять солёных лососей; примерно столько же тушек ощипанных уже,  охлаждённых уток; множество всяких банок с консервами. Судя по всему, командир наш давно уже не заглядывал на склад. Погрузили мы всё это богатство на тачку и поспешили по названному адресу, предвкушая праздник живота, после скудной солдатской пайки.

Жили офицеры нашего гарнизона в нехитрых одноэтажных домах на двух хозяев с противоположными входами. Разгрузили мы продукты, включили музыку и как накинулись на все эти ништяки! Набив как следует брюшко, мы растянулись в креслах и, как волк в известном мультике, готовы были заявить: «Щас запою!» Но петь уже не было сил – дышать-то было тяжело.

Немного отойдя от обжорства, я задал товарищу один вопрос: «Мыкола, а ты готовить-то умеешь?» На что получил ожидаемый ответ: «Нет, никогда в жизни этим не занимался!» Так как и я кроме яичницы ничего готовить не умел, мы начали чесать репу – с чего начать? Уж очень не хотелось подводить нашего командира, который доверил нам такое ответственное дело.

Открыть банки со всяческими консервами не составляло труда. Нарезать лососину и разложить по тарелкам, тоже дело не хитрое. А вот что делать с утками, которые были хоть и ощипаны, но какие-то волосатые. Я вспомнил как моя бабушка, прежде чем варить курицу, опаливала её над газовой конфоркой. Но вот беда – газовой плиты в доме не было, а стояла дровяная печка с двумя конфорками из чугунных колец.

Мы растопили печку и начали чистить картошку – это дело привычное. Поначалу печка сильно дымила – видно было, что её давно не топили – но со временем раскочегарилась и даже загудела от сильной тяги. Было лето и на улице стояла теплая, если не сказать жаркая погода. Поэтому, когда печка разгорелась, то у нас получился горячий цех.

Начали мы мучать уток или, правильнее сказать, они нас. Сняли пару колец с конфорки и пытались над открывшимся окошком их опаливать. Ничего не получалось, так как тяга шла внутрь печки и необходимого огня снаружи не было. Прикрыли наполовину заслонку на трубе – никаких изменений. Закрыли её полностью – огонь из конфорки появился, но вместе с дымом и копотью. Делать нечего, стали опаливать над этим пламенем.

Через полчаса утки лишились волосатости, но стали чёрные от копоти, как и наши руки по локоть. Помещение наполнилось гарью, из открытых дверей и окон валил густой дым. Даже соседи прибежали узнать всё ли у нас в порядке. Благо, что мы к этому моменту процесс закончили и как могли их успокоили. Руки мы отмыли, но что делать с чёрными утками? Решили содрать с них шкуру совсем (зря только опаливали).

Через час мучений наши утки лишились подкопчёной шкуры и были разрезаны на куски, которые мы забросили в большую кастрюлю и поставили на плиту. В доме нашлись также лук, морковь и какие-то специи, которые были тут же нарезаны и заброшены в кастрюлю. Начищенная картошка еле поместилась в другую кастрюлю и оказалась рядом с предыдущей. Оставались отрегулировать огонь в печке, чтобы ничего не подгорело. С этим мы тоже справились и решили продолжить кишкоманство.

Заварили чай и, хорошенько его подсластив, запивали этим божественным  напитком трёхэтажные бутерброды из печенья и сливочного масла. Вкуснятина необыкновенная! По крайней мере, тогда нам так казалось. До шести часов вечера оставалось не так много времени и пока готовилось горячее мы начали сервировать стол. Справились и с этим вопросом. Когда мы попробовали уток, то были приятно удивлены. За пару часов готовки они  стали такими мягкими, что во рту таяли. Из картофана намяли пюре, не жалея в него сливочного масла. Горячее блюдо получилось на славу!

Мы накрыли кастрюльки попавшимся под руку одеялом, чтобы не остывали и продолжили праздник живота. Начали собираться гости, а хозяин где-то задерживался. Вскоре появился и он в компании с начальником штаба – конченым служакой и буквоедом. «А что здесь делают курсанты? Чтобы через полчаса были в казарме!» - искренне возмутился он. Наш командир как мог его успокоил и обратился к нам: «Ребята! Спасибо вам за помощь, не подвели – всё замечательно! Я бы вам налил в честь моего рождения, но этот козёл, - произнёс он, указывая на начальника штаба, - поднимет такой шум, что мало не покажется!»


С этими словами он вручил нам полную сумку всяческой вкуснятины и проводил до порога. Шли мы по гарнизону, как солдат Соколов из фильма «Судьба человека» - еле передвигая ноги и боясь расплескать то, что в нас поместилось. «Глаза бояться, а руки делают», - подбодрил я своего товарища. На что получил ответ: «Не Боги горшки обжигают!» Довольные собой и жизнью мы побрели дальше.

Проходя мимо гарнизонного клуба, мы обратили внимание на афишу, в которой анонсировался фильм «Золото Макенны» - фильм про индейцев во времена золотой лихорадки в Америке. Переглянувшись, - гори огнём этот начальник штаба с его приказами, -  мы молча повернули оглобли в сторону клуба. Сеанс уже начался и на входе никого не было. Мы незаметно  проникли в кинозал и устроились на заднем ряду, чтобы не привлекать внимания окружающих.

С удовольствием досмотрев фильм до конца, мы на выходе смешались с толпой и, благополучно миновав патруль, стоявший у главного входа в клуб, затерялись в тёмном переулке. В казарму пришли уже после отбоя и, угостив дежурного вкуснятиной, легли спать. После такого насыщенного событиями и всяческими деликатесами дня, мы уснули как младенцы и проспали до самого утра, наблюдая красочные сны. Оставшееся время обучения в ШМАСе прошло без особых приключений и в конце года нас распределили по авиационным частям Дальневосточного военного округа.

                ***
Мне с моим другом Колькой и ещё десятком курсантов посчастливилось попасть в авиационный полк, расположенный в местечке под названием Золотая Долина, в 25 километрах от Находки. Полк недавно заслужил звание «Отличный». Это обстоятельство через год спасло меня от дисбата, но об этом пойдёт речь чуть позже.

Прибыли мы в полк поздно вечером. Встретил нас старшина  эскадрильи -  литовский товарищ по имени Гинтаутас (о котором я должен рассказать отдельно - очень интересная личность) – рассказал вкратце, куда мы попали и отвёл в расположение подразделения, где уже спали старослужащие. Он предложил нам занять верхние шконки, которые все были свободны. Но я заметил, что одна нижняя тоже свободна. Я спросил старшину - нельзя ли её занять и, получив согласие, благополучно её занял. Старшина при этом странно улыбнулся. Смысл этой ухмылки я понял наутро.

Ещё до подъёма меня разбудили странные толчки с разных сторон. Проснувшись, я увидел вокруг себя несколько недовольных солдатиков, которые наперебой выкрикивали в мой адрес примерно следующее: «Ты что, салага, берега попутал! Сгноим в сортире! Век будешь полы драить! И т.д. и т.п. и т.д.» Дело в том, что в полку было принято занимать нижние места только старослужащим. А вновь прибывшим, вроде меня, отслужившим в армии полгода, место – на втором ярусе кровати.

Поднимаясь не торопясь, сопровождаемый всяческими подначками, я спокойно отвечаю: «Спокойно, товарищи! Это место мне определил старшина и никуда уходить отсюда я не собираюсь!» В дальнейшем, сколько они ни пытались меня согнать с этой уютной кроватки – доходило и до мордобоя с потерями с обеих сторон – у них так ничего и не вышло из этой затеи. Оставшиеся полтора года службы (за исключением почти полгода «губы») я занимал это, приглянувшееся мне, место.

Старички не стали обсуждать этот вопрос со старшиной. Дело в том, что Гинтас (так сокращённо звучало его имя) не общался ни со своими земляками из Прибалтики, ни со своим призывом – он жил своей независимой (насколько это возможно в армии) жизнью. Где-то через пару месяцев, когда он предложил мне освободившееся место каптёра, я познакомился с ним ближе и был нимало удивлён его способностям. Но об этом чуть позже. Вернёмся к началу нашей службы в полку.

В первую же ночь пребывания в эскадрильи, мы были, мягко сказать, удивлены. Только удалось нам заснуть после напряжённого дня, как вдруг казарма вся заходила ходуном, стёкла в рамах задребезжали, готовые вылететь – как будто поблизости произошло землетрясение! Оказалось, причиной всему были ночные полёты, которые проводились раз в неделю и, в зависимости от направления ветра, самолёты стартовали или с восточной стороны взлётной полосы или с западной.

Восточная часть полосы находилась километрах в трёх от казармы, а западная – в непосредственной близости. До неё от нашей казармы было не более трёхсот метров. Когда старты производились с востока, то шума слышно почти не было. Другая картина наблюдалась, если ветер менялся на противоположный – самолёты выруливали на взлётку, включали перед стартом форсаж - повышенные во много раз обороты двигателя самолёта для его ускорения или взлёта – и тогда казарма ходила ходуном.

Как спать в таких условиях, - думали мы в первую ночь? Но не прошло и двух недель, как на этот шум никто внимания не обращал. Человек не скотина – ко всему привыкает! Начались армейские будни. Меня с моим товарищем и ещё двух бывших курсантов, обучавшихся в ШМАСе по специальности РЛО (радиолокационное оборудование самолётов) направили в соответствующую группу, командиром которой был капитан Сухов.

Командир наш соответствовал своей фамилии, был подтянут, стог, не допускал никаких фамильярностей. Он являлся потомственным военным. Было видно, что служба его не тяготит, а приносит удовольствие. В отличие от меня, которому любое подчинение - как серпом по известному месту. А уж глупые приказы выполнять – это вообще было выше моих сил, всё нутро у меня переворачивалось. Непомерная гордыня, со всеми её производными, вела тогда меня по жизни, сопровождая её всяческими сюрпризами и ударами судьбы. Позже мы с командиром подробно обсудим эту тему, но не будем забегать вперёд.

Задача нашей группы состояла в том, чтобы проверять работу оборудования на стоянке и перед полётами. Нужно сказать, что часть нашего оборудования, во время работы опрыскивалось спиртом для охлаждения. Каждый самолёт имел для этого бак емкостью двадцать литров. Двадцать литров чистого этилового спирта! Наша группа была единственной, пользовавшей этот продукт в таких больших количества. Другим тоже выдавали, но понемногу для протирки контактов.

 Во время полёта отработанный спирт испарялся в воздухе, а при проверке оборудования на земле, сливался в оцинкованный пятилитровый чайник. Отработка после проверки сдавалась командиру, а он – хозяйственным службам. Судя по всему, контроль за этим делом был не очень строгим. По этой причине вокруг нашего командира, как коршуны кружили офицерики в надежде поживиться вожделенное влагой.


Однажды нам удалось немного отлить из чайника, долив туда воды. Улучив удобный момент, мы разбавили его малость и махнули с Колькой втихаря по соточке перед отбоем.  Честно сказать – не понравилось. Спирт, после разбрызгивание на охлаждаемые металлические детали приобретал неприятный привкус. Но, как говорится, на безрыбье и рак рыба. С того момента мы начали охотиться за чистым продуктом. Мишка Бабич, наш наставник из старослужащих, сказал по секрету, где Сухов хранит спирт. Сам Бабич был парнем мягким, нерешительным и законопослушным. А нам только давай какие-нибудь безобразия нарушить.

Каптёрка, в которой стоял большой дюралевый сундук полный двадцатилитровых канистр со спиртом, была опечатана. Мы улучили момент, когда командир наш надолго отлучился и аккуратненько срезали печать (кое-какой опыт в этом деле имелся). Дверной замок был несложным – достаточно было отжать язычок и путь свободен! Но сундук был тоже опечатан…  Печать находилась в углублении – срезать её было невозможно.

Почесав репу и покружившись вокруг сундука, я заметил, что петли на дверце были снаружи - достаточно было их слегка разогнуть, как ось свободно вынималась из петли и сундук открывался через заднюю сторону крышки. Проникнув таким образом в сундук, мы обнаружили там пять канистр с чистейшим ректификатом! Канистры опечатаны не были, что нас несказанно обрадовало. Слили из каждой ёмкости понемногу в чайник, потом в солдатскую фляжку. Получилось чуть больше половины. Вернув всё на свои места, мы гордые успешно проделанной операцией пошли в казарму.

Вечером у нашей эскадрильи был наряд на кухне - чистки картошки на весь полк для завтрашнего дня. Пока мы, салабоны, чистили картошку (надо было начистить две ванны), старички, ответственные за это мероприятие, на большом противне жарили эту картошечку с салом (благо, что у полка был свой свинарник), добыли где-то к ней селёдочку, чёрный хлеб и лук – мировая закусь была готова.

Проходя мимо, я вспомнил слова из песни В.Высоцкого: «Эх под эту закусь бы бутылку…»  Один из старослужащих, с которым у меня начали складываться доверительные отношения (после того, как мы друг дружке намяли бока во время очередного спора) грустно произнёс: «Да уж, было бы неплохо!» Я достал из потайного места нашу фляжку и предложил её разбанковать. Старички переглянулись, взвешивая – стоит ли принимать предложение от салаги, но хотелка переборола и они возражать не стали.

Эта фляжка помогла нам сблизиться с теми, кто отслужил на год больше. Они частенько обращались к нам с просьбой добыть спиртику, которую, по возможности, мы выполнялись.  Конечно и без нас у них были возможности найти «живительную влагу» - в полку этого добра было много. И со складов тырили и с самолётов во время караула сливали. Последнее каралось очень строго, ведь подрывалась боеготовность страны. Одному из старичков впаяли за это дело год дисбата, не смотря на то, что его во время этой операции придавило тяжеленной дверью от ангара, да так, что случился перелом бедренной кости.

А дело было так. Он сам напросился в караул на стоянку самолётов – видать давно вынашивал планы поживиться спиртиком, а может быть и раньше этим промышлял, но более удачно. Заранее приготовил всё необходимое – ломик, канистру для спирта – и когда проверяющий ушёл, приступил к задуманному. Ангар с самолётом со всех сторон закрыт и опечатан. Но в задней его части есть дверь, закрывающая канал для отвода газов при запуске двигателя внутри ангара.

Она тоже опечатана и закрыта на замок. Но массивные петли не имеют ограничений сверху. Наш злоумышленник приподнял заднюю часть двери и открыл её, не нарушая печати. Слил с самолёта спирт, но при закрытии оторвалась петля, на которой висел замок, и массивная дверь придавила бедолагу - БОГ ШЕЛЬМУ МЕТИТ! Сам он не смог выбраться. В таком незавидном положении и был обнаружен очередным нарядом. Пострадавший попал в госпиталь, после чего состоялся суд и отбывание срока в дисциплинарном батальоне.

 Герой этого повествования вернулся в полк, отбыв срок наказания, перед нашим дембелем – тихий, спокойный. После лечения одна нога у него стала заметно короче и без палочки ходить он не мог. Это послужило будущим поколениям наглядным примером того, как поступать не следует. Не знаю уж прислушались ли они к нему – мы вскоре демобилизовались. Но это было позже. Пока же оставалось нам служить больше года.

                ***
Ближе к весне старшина, по каким-то причинам, решил сменить каптёра и предложил эту престижную должность мне. Не знаю уж чем я ему приглянулся. Кто бы отказывался, а я сразу согласился! Началось знакомство с делами и их передача от старого каптёра, готовившегося на дембель. Он передал мне тайничок, где хранил всякие запрещённости: спирт, дихлорэтан, разноцветное оргстекло…

Если с первым пунктом - всё понятно, то последующие два требуют разъяснения. Дело в том, что основным ремеслом в свободное время было изготовление моделей самолётиков из оргстекла, а склеивались они дихлорэтаном, который очень токсичен. По этой причине и то и другое (да и третье) было категорически запрещено. Но, как известно, запретный плод слаще. По этой причине все три пункта являлись самой ходовой валютой в полку. Добывали их – кто, где мог и пользовались они большим спросом.

По мере того, как старшина вводил меня в курс хозяйственных дел эскадрильи, я и его самого стал больше узнавать и понимать. Как я уже говорил, человек это был неординарный. Родом из Каунаса, где и проживал до армии. По признанию Гинтаса (полное имя – Белявичус Гинтаутас Юлионаса), служба в советской армии (антисоветского человека) никак не входила в его планы, так как один влиятельный друг семьи обещал освободить рекрута от почётной обязанности.

Так он дотянул до 25 лет (оставалось два года до официального освобождения от службы) и вдруг повестка из военкомата… Призыв явился для него очень большим сюрпризом, даже можно сказать - потрясением. В эшелоне Гинтас забрался на верхнюю третью полку и не слезал с неё двенадцать суток, до самого Владивосток! Не пил, не ел, не ходил в туалет…

Главной мечтой его жизни была – стать йогом высшей категории. И, надо сказать, многого он уже добился на этом пути. Будучи на гражданке начинающий йог собрал группу единомышленников  и они начали  заниматься по определённой системе, первый этап которой заключался в том, чтобы привести в порядок своё тело, в сочетании с духовными практиками. Этому этапу отводился год.

Первые три месяца будущие йоги посвятили увеличению мышечной массы. Была усиленная диета и усиленные же нагрузки по одной схеме упражнялок. Следующие три месяца сгоняли лишнюю массу по другой схеме и режиму питания. После чего три месяца использовали систему упражнений, придающие нужный рельеф каждой мышце. А последний квартал занимались по схеме, закрепляющей этот рельеф, чтобы наработки со временем не прошли.

Должен отметить, что ребята в этом деле преуспели. Когда старшина раздевался на тренировку, то можно было залюбоваться строением его тела – каждая мышца имела правильную форму и ничего лишнего. Он ежедневно проводил получасовой комплекс упражнений, чтобы не расслабляться и держать мышечную систему в тонусе.

На духовных практиках группа единомышленников отрабатывала внушение и самовнушение. И здесь Гинтас достиг определённых высот. То, что он на двенадцать суток отключился в эшелоне от реальности, я думаю, говорит о том, что с самовнушением у него было всё в порядке. Общаясь с ним, я бросил курить и другие не шибко полезные привычки. Начал бегать по утрам и упражняться с железяками. Хотя он на внешнем уровне не читал мне нотаций и не агитировал за здоровый образ жизни. То есть воздействие шло на подсознательном уровне. А значит и внушением он владел неплохо.

В то время как другие солдатики бегали в самоволку за винчиком (когда уже на спирт смотреть не могли), - меня старшина отправлял на молочную ферму с пятилитровой баклашкой для молока. Мы запирались с ним в каптёрке и полдничали печеньками и пряниками, заранее приобретёнными у Машки – заведующей солдатской чайной – запивая парным молочком. В это время Гинтас просвещал меня на тему йогов – какое безграничные возможности имеют йоги высшей категории, к чему он и стремился. Нужно отметить – не безуспешно!

Слушал я его рассказы, разинув рот, и начал проникаться высшей целью. Но не долго. Через три месяца старшина ушёл на дембель и я опять пустился во все тяжкие. Этому ещё способствовал тот факт, что меня прокатили с назначением старшиной. Дело в том, что Гинтаутас готовил меня себе на замену, но, как я узнал позже, руководство было категорически против моей кандидатуры, назначив старшиной верного им служаку немецкой наружности – Витьку Элера.

Понятное дело меня попёрли из каптёров и так как вакансий в группе РЛО уже не было – пришёл в нашу часть следующий призыв – меня определили в парашютную службу. Вот где была лафа! Задача нашей службы заключалась в том, чтобы во время полётов собирать использованные тормозные парашюты, которые отстреливали самолёты при посадке в конце взлётной полосы, приводить их в порядок в нашей мастерской, после чего устанавливать на самолёт для дальнейшего использования.


Мастерская стояла на отшибе, вдали от штаба и казармы. Посторонние заглядывали туда редко. Группа состояла из трёх человек: кроме меня, Санька Кудашкин – раздолбай из третьей эскадрильи моего призыва и паренёк из Саратова, призвавшийся позже. Во время полётов, для подбора парашютов выделялся грузовой Урал с двумя солдатиками.

Командовал нами прапорщик Безенчук, который вечно шнырил по гарнизону, на своём мотоцикле Иж с коляской, в поисках халтуры. Найдя какую-нибудь работёнку, он активно нас к ней привлекал. Кому-то погреб оборудовать, кому-то гараж сварганить или мелкий ремонт в квартире. Общался он с нами на равных и с гонораром не скупился. Конечно, первостепенной была задача поддержания боеготовности самолётов, но это занимало не так много времени.

Обитель наша состояла из двух помещений, в одном из которых стояли две швейные машинки: одна была предназначена для ремонта фалов – на ней можно было прошить материал любой толщины; вторая – обычная профессиональная – для ремонта купола парашютов. Второе помещение было намного больше первого. В нём находился большой стол для раскладывания парашютов, в конце которого стоял пресс, для укладки парашюта в компактный брезентовый контейнер.

Но главной достопримечательностью этого зала была большая русская печка. Зимой, когда на улице был мороз и влажный ветер с океана сдувал с ног, у нас был Ташкент! Мы ходили раздевшись по пояс, на зависть бедным солдатикам, которые морозили сопли на стоянках самолётов и на уличных работах. А уж когда мы доставали большой противень и жарили картошечку на сале и с лучком, то на время забывали, что мы в армии и что вечером надо идти в казарму на поверку.

Еще было благодатное время, когда выдавали новую форму. Тогда ко мне выстраивалась очередь из тех, кто хотел подогнать её по себе, а таких было большинство. Я сидел за машинкой и только успевал строчить да получать гонорар. Как я уже упоминал, основной валютой в полку был C2H5OH. Поэтому после этого швейного марафона всё подполье у нас было уставлено ёмкостями с этим продуктом. Командира своего мы тоже не забывали и щедро делились. В общем, служба моя в парашютном классе, до самого дембеля, проходила чинно и благородно, если не считать систематических походов на гауптвахту.
                * * *

А во всём были виноваты выборы в Верховный Совет СССР! Как и по всей стране, руководство разных мастей старалось отличиться и всеми силами способствовало большей явке. На гражданке, местные власти с раннего утра,  организовывали на избирательных участках выездные буфеты с дефицитными продуктами – импортное пиво, бутерброды с деликатесными рыбой, икрой, колбасой и т.п. Народ с удовольствием посещал эти буфеты и под бравурную музыку поправлял своё здоровье, заодно заглядывая на участки для голосования, так что явка была максимальной.

У нас буфетов не организовывали, но объявили этот день выходным и чайная работала весь день. А соревновались командиры наши в том, кто раньше проголосует, так как явка-то у всех была стопроцентной. По этой причине подняли нас ни свет - ни заря и повели отдавать свои голоса в гарнизонный клуб офицеров. Проголосовав, мы стали чесать репу – чем занять себя в этот нежданный выходной. Для начала решили отметить этот день по русской традиции. Махнули по полкружечки чистяка (в полку разбавлять спирт считалось дурным тоном), - мысля заработала быстрее и на весь день нашлись какие-то развлечения, которые время от времени сопровождались очередными вливаниями.

К вечеру вся наша компания была не сильно трезвая и мы пришли в казарму на заслуженный отдых. Уже после поверки, не помню уж из-за чего, у меня возник спор с одним очень борзым и несговорчивым солдатиком. Спор этот перешёл в мордобой, в котором мне удалось выключить оппонента точным ударом в челюсть. Он сильно ударился головой о стену и стал по ней сползать. Мне бы тут успокоиться, как призывали нас разнимающие, но я как-то машинально  на прощание нанёс бедолаге удар в живот своим кирзачём 47-го размера. После чего, с чувством выполненного долга, пошёл к своей шконке и уснул сном младенца.

Рано утром, ещё  до подъёма, с очень суровым видом, будят меня дежурный по части и командир нашей эскадрильи. Пока я одевался, товарищи успели мне сообщить, что оппонента моего ночью увезли в госпиталь с сотрясением мозга и разрывом селезёнки. В данный момент он находится в реанимации. Вот это новость! Я и думать забыл об инциденте и на тебе!

Меня определили на «губу» в одиночную камеру и началось разбирательство. Около недели меня мурыжили и заставляли писать объяснительные, которые я писал мелким почерком на нескольких листах, вспоминая своё трудное детство, недостаток витаминов и искренне раскаиваясь в содеянном. Через неделю приехал ко мне на своём мотороллере  прапорщик Васька Понькин – наш комсорг и добрейшей души человек с чудаковатым видом. Поехали мы с ним на комсомольское собрание эскадрильи.

На собрании меня заклеймили позором и предложили исключить из рядов ВЛКСМ. Дело пахло дисбатом… Офицеры и солдаты сидели с каменными лицами, а меня смех разбирает – сижу, еле сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться! Ведь клеймили именно те активисты, которые пару месяцев назад рекомендовали меня принять в комсомол, как лучшего солдата. Дело в том, что прибыл я в полк беспартейным и комсорг ходил за мной больше полугода, уговаривая вступить в их ряды, чтобы не портить ему показатели. На что я неизменно отвечал, мол, не достоин высокого звания комсомольца и вообще, политически не подкован и морально неустойчив.

Но прапор так уговаривал, что, в конце концов – чтобы он отстал от меня – я согласился. И вот такой поворот судьбы – из самого лучшего солдата я в одночасье превратился в самого худшего и должен предстать перед военным трибуналом. Правда, на обратном пути Васька меня малость обнадёжил, сказав, что если с пострадавшим будет всё в порядке, то дисбат можно будет избежать. На это ещё сильно влиял тот факт, что не так давно полк получил звание «Отличный», за которое боролся долгие годы. И если обнародовать наш инцидент, то звания этого полк лишался автоматически.

Оба этих фактора сработали в мою пользу! Как говоривал М.Жванецкий: «Врачи долго боролись за его жизнь, но он остался жив!» Руководство наше решило не выносить сор из избы и спустить дело на тормозах. Таким образом, я  (Слава Создателю и Ангелам Хранителям!) избежал трибунала
и пару лет дисбата, о котором имел представление. Но на «губе» я прописался на постоянной основе и оставшиеся полгода службы проводил на ней больше времени, чем на воле. Так отцы-командиры мстили мне за испорченные нервы и время, которое я у них отнял своим поведением.

Первый мой командир в полку – начальник группы РЛО капитан Сухов – приехал ко мне на губу попрощаться перед тем, как уехать в Москву для учёбы в академии Фрунзе, куда его направило командование. «Андрей! Никому ты здесь ничего не докажешь своей упёртостью! Здесь армия и надо выполнять приказы, какими бы нелепыми они не казались!» На что я ему ответил: «Никому я ничего доказывать не собираюсь! Просто не могу выполнять идиотские распоряжения!» Это на самом деле было выше моих сил, так как уровень гордыни в ту пору у меня превышал все допустимые значения.

Но на губе тоже можно было жить. Тем более что начальником губы был прапорщик Грудев - горластый, кривоногий крепыш лет сорока, который одновременно являлся и заведующим солдатской столовой. Поварихи любили губарей, так  как мы поддерживали порядок в столовой и помогали в их нелёгком труде, время от времени пощипывая за бока. Поэтому мы всегда были в сытости, а иногда и нос в табаке.

Помнится, был день моего рождения. Накануне друзья-товарищи перекинули  через колючку фляжку со спиртом. Утром – дело было в выходной и обычно на работы в этот день не гоняли – мы сходили за пайкой и приготовились отпраздновать моё рождение. В столовой нам, на четверых, навалили чуть не полное ведро картошечки с тушёнкой – главный деликатес нашего меню. Плюс, полведра сладкого чая и буханку свежего хлеба.

Только мы расположились у себя в «хате», только махнули за моё здоровье по полкружечки, запив горячим чаем, как вдруг слышим на улице зычный голос Мишки Грудева, обращённый к начальнику караула: «Где губари? Срочно выводите их строиться!» Появилась у него какая-то срочная работа, в выходной-то день, и он взял, да испортил нам весь праздник…

Выходим мы не слишком уверенной походкой – спиртик на голодный желудок, да запитый горячим чаем, быстро возымел своё действие. Конечно Мишка сразу же заметил наше приподнятое настроение и разразился тирадой, из которой мы узнали о себе много нового, а закончилась она фразой: «Всем по пять суток!» Что означало увеличение нашего пребывания на губе. На работу он всё-таки нас повёл, чем окончательно испортил наш выходной.

Бывали и более приятные моменты, особенно летом. Послали как-то нас работать на свинарник, который находился недалеко от реки Сучан. Сделав основную часть работы, мы оставили пару молодых продолжать работу, а сами пошли загорать-купаться на речку, предварительно посадив конвоира на крышу свинарника, чтобы он дал нам отмашку, если кто-то из офицеров будет приближаться к объекту. Дело в том, что конвоир был из молодых, а среди нас находился старичок из роты охраны, который служил авторитетом для конвоира. Так продолжалось несколько дней и за это время мы успели загореть, как на курорте.

Возвращаюсь я в тот раз с губы в приподнятом настроении - побрился, сижу в каптёрке пришиваю свежий подворотничок, слушаю новости от старшины Элера. Вдруг заходит Онуфрий (майор Онуфриенко – начальник штаба нашей эскадрильи) и тут же набрасывается на меня: «А ты что здесь делаешь? Почему не на губе!?» Берёт у старшины соответствующий бланк и пишет: «Пять суток за нарушение формы одежды». Я его вежливо спрашиваю: «За что, товарищ майор?» Он подскочил ко мне вплотную: «Просто так! Сгною на губе! Я лётчик – защитник Родины – бледный, как кощей, а этот приходит из камеры, загоревший, как из Сочи!»

Должен заметить, отношения у нас с ним, благодаря моему крамольному поведению, сразу не сложились. И вообще, он был обижен на жизнь и ждал от неё большего. Дело в том, что Онуфрий был сыном командующего Дальневосточного военного округа, уже отставного. Как сейчас принято говорить – золотая молодёжь! Подавал большие надежды, являлся неоднократным чемпионом округа по боксу и, как тогда было принято говорить, - отличником боевой и политической подготовки. Но что-то его не устраивало в судьбе. А недовольство настоящим, как известно, одна из форм агрессии, наказуемая Свыше.

Вот и наш герой постоянно попадал в какие-то неприятные истории. Как-то приехала из Москвы жена нашего ветерана – полковника Повалихина Юрия Ивановича, очень уважаемого человека – единственного в полку, носившего Высшее звание отличия – «Лётчик Снайпер». Жена была вдвое младше него – красавица писаная! Шёл я тогда по гарнизону, а на встречу идёт Юрий Иванович – добрейшей души человек (отношения у нас с ним были дружеские – чуть позже расскажу почему), под ручку со своей женой. Я подумал, что это его дочь и только позже узнал что жена.

Но эта красавица, как оказалось, слабовата была на передок. В Москве, получая полковничью зарплату, а в советские времена это были деньги немалые, жила в своё удовольствие, абсолютно ни в чём себе не отказывая. Приехав к мужу на недельку, могла бы себя блюсти и прикинуться верной женой. Так нет же – спуталась каким-то образом с Онуфрием! Парень он был видный, но тоже мог бы из уважения к старшему товарищу устоять перед её чарами. Но не устоял…

В выходной от полётов день, когда командный пункт пустует, эта сладкая парочка пробралась туда и придалась плотским утехам. Но кто-то из офицеров видел, как они уединились и доложил об этом мужу-полковнику. Тот, не долго думая, взял с собой друга – полковника Коноваленко – тоже ветерана из другой эскадрильи и пошли они на командный пункт. Там и застали наших голубков в самый разгар веселья и надавали по морде лица горе-любовнику (жена успела убежать). Как рассказывали очевидцы, Онуфрий стоял по стойке смирно и продолжительное время получал с двух сторон оплеухи.
 
В другой раз, на полётах в понедельник, он допустил «козла» - так называют ситуацию, когда при посадке самолёт слишком задирает нос, резко ударяется задними стойками шасси о посадочную полосу, а потом подпрыгивает и всей массой налегает на переднюю стойку. Естественно, она ломается, самолёт падает на взлётку и коком – носовой частью самолёта – скребёт по бетону, стирая его до основания и разбрызгивая во все сторону искры раскалённого металла. В данном случае не хватило пяти сантиметров, чтобы бетон не начал стачивать плоскости, где находятся топливные баки. Тогда бы фейерверк был бы на всю округу и лётчик вряд ли бы выжил.

Но лётчику в этот раз повезло – взрыва не произошло. Когда самолёт остановился в конце посадочной полосы, он вышел из кабины, снял гермошлем и со всей силы саданул им о взлётку, сопроводив всё это трёхэтажным матом. После чего пошёл прямиком в нашу казарму, а точнее – ко мне в каптёрку. Я тогда ещё был каптёром. Сижу я себе, никого не трогаю, вдруг врывается в мою обитель взъерошенный Онуфрий в лётном костюме и сходу набрасывается на меня, обдавая вчерашним перегаром: «Я тебе голову откушу! Если хоть ещё раз ты посмеешь нарушить воинскую дисциплину!»

По образному выражению известного писателя: «Я удивился и даже о..ел!» Дело в том, что в ту пору с моей стороны особых залётов ещё не было, а про инцидент с самолётом я не знал. Онуфрию же, должно быть, надо было излить на кого-то свою обиду на судьбу и я, как нельзя лучше, подходил на роль громоотвода, так как «любовь» между нами уже была. Или, может быть, во время посадки он представил мою наглую рожу в момент, когда выговаривал меня за какой-то проступок, в связи с чем и произошла авария. Об этом мы уже не узнаем никогда.

За такие аварии, с человеческим лицом, повлекшие за собой миллионные убытки, обычно, лишали всех должностей и даже отдавали под трибунал. Как это было с одним летёхой из технической службы, по пьяни протаранившим самолёт тяжёлым грузовиком. Но нашему архаровцу всё сошло с рук – списали всё на сбой техники. И даже через пару месяцев присвоили очередное звание майора – «крыша» хорошая была! Папаня его хоть и был в отставке, но связи имел в самых верхах. Ну да Бог им судья!

                ***

Вспоминается ещё случай, связанный с родимой гауптвахтой. Как-то летом набилось в общую двадцатиметровую камеру человек пятнадцать, хотя рассчитана она была на 7-8 арестантов. Маленькое окошечко под самым потолком было наглухо закрыто. Духота, вентиляции никакой. Днем ещё дверь время от времени открывалась, впуская внутрь порцию воздуха, а ночью совсем дышать было нечем.

Когда терпение моё кончилось (должен заметить, что тогда его у меня было не так много), я попросил двух солдатиков поднять меня так, чтобы я доставал до окошка, обмотал руку пилоткой и разбил двойное стекло. В камеру начал поступать свежий воздух и жизнь наша стала налаживаться. Это было в конце лета.

А зимой, был какой-то парко-хозяйственный день, всех распределили на работы. В казарме остались мы с Климом (сержант Клименко из нашего призыва – раздолбай с Сахалина – как его угораздило в сержанты, уму не растижимо). Чувствовали мы себя неважно – у него температура, кашель, похоже на воспаление лёгких, а у меня почки прихватило, которые я застудил, когда около месяца провёл в одиночной камере на сыром бетонном полу – скрючило, не могу ни согнуться, ни разогнуться.

Лежим мы с ним на своих шконках, охаем-ахаем, вспоминаем лучшие дни… Вдруг врывается в казарму комэска и набрасывается на нас: «Почему не на работах!?! Вам что, особое приглашение нужно! Старшина – записки!» Старшина приносит ему бланки и командир выписывает нам «путёвки» на гауптвахту. Мы пытаемся объяснить, что не способны ни на какие работы, но он слушать не хочет. Если бы у меня тогда в руках был автомат – я бы точно в него весь рожок выпустил!

Приходим мы на губу, определяют нас в общую камеру. Окошко вставить никто не догадался, батарея холодная – в камере минусовая температура. Ночью пытались спать, прижавшись друг к дружке, но ничего не получалось – шинелки грели слабовато. Полночи бегали по кругу, чтобы немного согреться, но тоже эффекта особого не было.

Начали стучать в дверь и орать во всё горло. Через полчаса пришёл заспанный часовой – Равшан или Джумшут - с недовольной мордой лица и давай затвором клацать. Мы, не обращая на это никакого внимания, отстранили его от прохода и бегом в сушилку! Зарылись там в тулупы, которые лежали на горячих регистрах из трубы-сотки, и начали оттаивать. Приходит начальник караула, грозит нам добавлением срока, а нам уже всё по барабану – добавляйте, только окошко вставьте, а то вымрем, как мамонты.

На утро пришёл Мишка Грудев, добавил по пять суток каждому, но дал указание окошко вставить. Выдали нам валенки и повезли на работу – забивать ледник-холодильник на лето. Выглядело это примерно так: на реке Сучан выбираем место где есть незамёрзшая протока; откалываем ломиками глыбу льда, которую тут же подхватывает быстрое течение; бежим за ней и пытаемся поймать арканами из проволоки и если это удаётся (далеко не всегда), то вытаскиваем её на лёд, обливая валенки водой; раскалываем глыбу на подъёмные куски и тащим в кузов  грузового Урала. Когда кузов наполняется, везём на склад, где разгружаем лёд в ледник и снова едем на Сучан загружаться.

Через несколько ходок, в обледеневших валенках мы оба забыли о своих болячках – как рукой сняло. В тот день до меня дошло, почему солдаты на войне редко болели. Всему виной – боевой настрой, ненависть к врагу (в нашем случае это были отцы-командиры) и адреналин, который при этом вырабатывался. Ночью мы спали, как убитые, в малость отогревшейся  камере, перетаскав за день тонны льда. Пару дней такой работы и мы с Климом были, как огурчики! Ледник мы забили до потолка, а это – кубов семьдесят, не меньше - Мишка Грудев был доволен!

На  следующее утро он пришёл на губу в приподнятом настроении и заявил: «Отмоете мне столовую, чтобы всё блестело и отпущу вас досрочно!» Он вообще был мужичок настроения – быстро гневался, но и отходил быстро. Столовую в тот день мы отчистили до блеска и на следующий день были освобождены на удивление нашего комэски, который был не очень этому рад и нисколько не скрывал своего недовольства, бурча себе под нос всяческие «комплементы» в наш адрес. Но нас уже мало волновала его недовольная рожа – мы были рады и тому, что освободились, расставшись со своими болячками, и тому, что дембель был уже не за горами!

Запомнился ещё один случай, связанный с походом на губу – это было последнее моё посещение родной гауптвахты.  Происходило это примерно за месяц до дембеля. Уж не помню за что, а скорее всего просто из большой ко мне «любви», Онуфрий влепил мне пять суток и приказал отвести на губу, попавшемуся под руку молоденькому лейтенантику, недавно пополнившему нашу техническую службу.

Лейтенантик был моим ровесником - небольшого роста, пухленький, розовенький, как поросёночек, с добродушной улыбкой – как его угораздило в армию попасть? Ему бы больше подошла роль аниматора в детском лагере или доброго клоуна в цирке. А на улице солнце светит, ручьи журчат, душа ликует – скоро дембель! Я иду, не скрывая улыбки, напеваю какую-то весёлую песенку, а летёха идёт задумчивый, глядя себе под ноги и вдруг  заявляет: «Не пойму я, Андрей, тебе осталось меньше месяца служить, неужели ты не можешь хотя бы это время не нарушать дисциплины? Мало ты что ли на губе просидел?»

Не ответив на его вопрос и продолжая улыбаться, я говорю: «Мне-то меньше месяца осталось, а тебе, салага, ещё 25 лет тянуть эту лямку!»  Конвоир мой задумался ещё больше. Мне его даже жалко стало в ту минуту. Хорошо, что мы уже пришли к месту назначения, а то бы кто-то из нас точно расплакался. На губе меня встретили закадычные губари и неделю эту мы весело провели на разгрузке угля. Там, отвлекая конвоира, можно было сбегать в сельский магазинчик за портвешком и по очереди пригубить этого нектара - почти все губари через месяц должны были демобилизоваться и надо было понемногу привыкать к гражданским напиткам.

Вскоре после этого случая произошёл другой, не менее знаменательный. Мы с моим центральным дружбаном Мишкой из Саратова, который заменил меня на посту каптёра, получили денежные переводы, в общей сложности аж сто рублей! Такие деньжищи могли прожечь карман, если их вовремя не потратить! И мы решили смотаться в Находку – мне нужно было купить кеды и ему что-то, уже не помню.

А незадолго до этого к нам в эскадрилью был переведён симпатичный паренёк, призывавшийся из Находки, с интересной фамилией – Перевертайло. Я его тут же пригрел и договорился с руководством о его назначении в наш парашютный класс. В один из выходных к нему приехала невеста с подружкой. Мы неплохо провели время в нашей избушке и договорились об ответном визите в город-герой Находка. Увольнительные у нас как-то не практиковались и речь шла о самоволке.

Когда мы с Мишкой собрались в Находку, а собирались по взрослому – с ночёвкой, то, на всякий случай, взяли у аборигена адресок подружки. Предупредили старшину, что нас до завтра не будет и чтобы он отмазал нас на вечерней поверке. Элер был малость бздиловат, к тому же чувствовал должок передо мной, что занял моё место, поэтому пообещал всё сделать, как просили.

Переодевшись в парашютке в техническую форму и меховые куртки, мы огородами добрались до автобусной остановки в деревне Унаши, рядом с которой располагался сельский магазинчик. Приняв на грудь в честь кратковременной свободы, мы поймали такси и отправились в путь. В машине поменяли свои солдатские шапки на, заранее приготовленные, гражданские и нас уже трудно было отличить от морячков, пришедших из плавания – тельняшки, тёмно-синие костюмы, меховые куртки и кроличьи шапки.

Приехав по указанному адресу, мы встретились с закрытой дверью – хозяев не было дома… Квартира была коммунальная и один из соседей, не сильно трезвый и не очень дружелюбно, сказал нам, чтобы мы проваливали по добру по здорову и не мешали спокойно жить советским гражданам. Но у нас с собой было! Узнав об этом, сосед стал к нам более внимателен, впустил в свою комнату, разложил на столе нехитрую закуску и, после первой рюмашки, рассказал в подробностях, как обстоят дела.

Оказалось, что Надежда (невеста моего подшефного) жила вдвоём с матушкой, которая работала проводником на поезде Владивосток-Москва и половину времени дома отсутствовала. Как раз сейчас она была в рейсе. Дочка же училась каком-то ВУЗе и была предоставлена самой себе, в отсутствии матери. Ничего предосудительного сосед про Надежду сказать не мог – симпатичная, приветливая девчонка, без особых вредных привычек. Не успели мы с соседом открыть третий пузырёк, как появилась соседка с подружкой.

Я уже был с ними знаком, поэтому оставалось представить моего друга, что я и сделал. Особой радости на лицах подружек мы не заметили. Вспомнилась поговорка про незваного гостя, но назад дороги не было. Девчонки обрисовали нам ситуацию. Оказывается, им срочно надо было попасть в городской дом офицеров на какое-то мероприятие, которое нельзя пропустить. Поэтому нам уделить время они не могут – может быть завтра,  но мы можем оставаться в их комнате.

Этот вариант  нас вполне устраивал. Проводив подружек, мы продолжили задушевную беседу с соседом, который рассказал нам много интересного о своём городе. О том, что в нем собрался «цвет общества» со всего Союза – бомжи, проститутки, откинувшиеся зеки и т.п. В тёмное время суток лучше на улицу не выходить – редкая ночь обходится без «мокрухи» или громких грабежей. Но нам уже было всё нипочём. Уговорив последний бутылёк, мы решили малость отдохнуть, а потом пойти на поиски приключений на свою пятую точку. Забегая вперёд, должен отметить, что нам это удалось на сто процентов!

Решили пойти в Дом офицеров, куда направились наши барышни, а заодно познакомиться с вечерним городом, в котором никогда не бывали. Пробравшись тёмными, безлюдными переулками к центральному бульвару, мы нашли интересующий нас объект. Но уткнулись в закрытые двери. Недалеко от ЦДО, в кустиках на лавочке сидела группа молодёжи, которая под гитару напевала незатейливые песенки, подогревая себя горячительным. Мишка, как известный музыкант, играющий на многих инструментах, мимо пройти не мог.

Мы представились ребятам, ненадолго сошедшими на берег с плавбазы морячками и, сыграв им  парочку популярных в то время песен, узнали у них
почему рано закрылся Дом офицеров и не знают ли они, где нам искать наших подружек. Оказалось, что они с ними знакомы и что девчонок, как свидетелей крупной драки, вместе с десятком ребят забрали в милицию для разбирательства. По причине беспорядков и дискотека закончилась раньше. Также они нам сообщили, где можно прикупить шнапсу, на том мы и расстались.

Пошли мы с Мишкой по указанному адресу в ресторан «Волна» - благо, что он был недалеко. Подходим к прозрачным дверям и видим, что за ними стоит швейцар и о чём-то разговаривает с ментом. Встреча с представителями власти в наши планы не входила – документов-то у нас нет! И видок не слишком презентабельный.  Но дружбан мой, как и все рыжие – рожа наглая – заявляет: «Не бзди, Андрюха, прорвёмся!» С этими словами о решительно открывает дверь и исчезает за ней. Я наблюдаю дальнейшее развитие событий с улицы.

Минут пять Мишка уверенно тёр уши милицейскому летёхе и когда уже начал по-дружески хлопать его по плечу, я решил, что пора вмешаться. Захожу в фойе и обращаюсь к своему дружбану: «Ну что, капитан, какие будут указания?» При этих словах, лейтенантик утвердительно кивнул швейцару и тот, уступая мне дорогу, указал на лестницу, ведущую в зал. Не знаю уж, что им Мишка успел наговорить за пять минут, а он мастак по ушам ездить, но приняли нас, как дорогих гостей.

Поднимаюсь я в зал и прямиком к окошку буфетчицы, из которого официанты получают напитки. Начал оказывать ей всяческие знаки внимания, чтобы она отпустила мне пару бутылочек «родимой», но буфетчица была непреклонной: «На вынос не продаём!» Чуть позже я понял причину. В последней отчаянной попытке уговорить буфетчицу, я просунул голову в окошко и краем глаза узрел справа от амбразуры милицейский погон. Очередного контакта с ментами мне никак не хотелось и я решил ретироваться.

Выйдя в зал, я обратил внимание на большой стол, за которым полным ходом шло веселье. Во главе стола сидел паренёк, судя по всему, действительно пришедший с морей и получивший хорошее вознаграждение. Многие бродяги в таких случаях накрывали шикарные «поляны» и угощали всех подряд, в честь своего благополучного возвращения. Деньги, как правило, вскоре заканчивались и лихие ребята опять уходили в море. Романтика!

Подхожу я к виновнику торжества с просьбой продать пару пузырей, на что он мне отвечает: «Ты иди к выходу – я тебя догоню». Выходим мы с Мишкой из ресторана, морячок выходит вслед за нами с двумя бутылками «Экстры», заткнутыми салфетками. Со словами: «Выпейте, ребята, за моё здоровье – сегодня я угощаю!» - торжественно вручает нам по пузырю. Пытались отдать ему деньги, но он, категорически отказавшись, скрылся за дверями ресторана. Ну и мы не стали настаивать!

Отхлебнув по глоточку за здоровье радушного морячка, мы отправились в обратный путь, в надежде, что подружки наши уже дома и ждут нас с нетерпением. Но оказалось, что мы желаемое принимали за действительность. Более того, отыскав с трудом нужный нам дом, мы уткнулись в запертую дверь. Когда мы уходили, сосед, с которым благополучно началось знакомство, торжественно обещал нас встретить по возвращении. Торжественной встречи не наблюдалось – на наш довольно громкий стук в дверь ответом была тишина.

После того, мы начали стучать уже ногами, за дверью послышалась какая-то возня и сонный, но грозный голос предупредил нас, что если мы продолжим хулиганить, то он достанет ружьё. Голос был нам не знаком, должно быть, это был сосед из другой комнаты, который в наших вечерних посиделках участия не принимал. Мы пытались ему объяснить, что мы приехали к его соседке и другой сосед с нами знаком, чтобы он разбудил его и тогда всё прояснится. Но, то ли он был не сильно трезв, то ли никак не мог проснуться, угрозы пристрелить нас, если мы не исчезнем, продолжались.

Исчезать нам не хотелось, как и лишиться жизни в расцвете лет и мы продолжали попытки пробраться в квартиру мирным путём. Хотя, честно сказать, уже проскакивали мысли выломать дверь. Вскоре послышался за дверью женский голос.  Мы повторили информацию, изложенную ранее, с просьбой разбудить соседа. Не прошло и получаса наших переговоров, дверь приоткрылась, в образовавшуюся щель выглянул наш знакомый сосед с удивлённым видом. Судя по всему, он нас не сразу узнал, но увидев перед носом пузырёк с вожделенным напитком – память к нему вернулась.

Попав в квартиру, мы отметили с соседом это событие и пошли в комнату нашей подружки, которая оказалась пустой. Включив музыку по громче, мы прилегли малость отдохнуть в ожидании хозяйки квартиры и её подружки. Время приближалось к полуночи, а их всё не было. Вдруг что-то меня потянуло на улицу, должно быть, захотелось встретить подружек. Выйдя из ярко освещённого подъезда, в кромешную тьму, я обогнул дом и попал на слабо освещённую улицу. Из окна, на всю округу разливалась популярная в те времена песенка «Я к тебе не подойду…» Подходить, действительно, было не к кому. Посмотрел направо, посмотрел налево – никого. Прогулявшись немного под нашу громкую музыку, я решил вернуться в квартиру.

Захожу в подъезд, а передо мной поднимаются к «нашей» квартире группа молодых людей из пяти человек. Я их спрашиваю: «Вы к кому, ребятки?» Они отвечают: «Мы к Надежде». На что я им отвечаю: «Надежда на сегодня занята, так что, гуляйте дальше!» Они были несколько ошарашены такой наглостью, но придя в себя чуть ли не хором заявляют: «Парень, тебе что, давно голову не отрубали! Пойдём-ка выйдем!» А мне этого только и надо было – некуда, панимаэш, было выплеснуться адреналину, который накопился за день. Я им  как можно спокойней отвечаю, хотя внутри уже всё кипело: «Вы идите – я вас догоню».

Забегаю в квартиру и с возгласом: «Мишка, за мной!», хватаю, попавшиеся на глаза большие портновские ножницы и выбегаю обратно. Попав в кромешную тьму двора и не успев адаптироваться, я вдруг слышу глухой удар и довольно внушительный стон моего друга. Как потом выяснилось, это ему из темноты прилетел в грудь кирпич. Поворачиваюсь я в его сторону, а он стоял по правую руку от меня, и в то же мгновение вижу яркую вспышку, после которой слышится удаляющийся топот. Это мне в левый глаз угодил кирпич метко запущенный местной шпаной, которая, с чувством выполненного долга, пустилась наутёк.

Немного придя в себя, мы пошли на улицу, под фонарь, чтобы рассмотреть мой глаз, который сразу же заплыл и не слабо кровоточил. Увидев это, Мишка воскликнул: «Ё… и т.д. и т.п. и т.д.» Мимо проходил небольшого роста запоздалый прохожий. Когда он с нами поравнялся, Мишка мгновенно схватил его за шиворот и, как мне показалось, приподнял в воздухе с тирадой: «Мы приехали с БАМа к вам в гости, а вы что сделали с моим другом?» Увидев двух жлобов подозрительной наружности и мой разбитый глаз, мужичок затрясся, как осиновый лист, решив, что конец его близок.

«Ребята! Это не я! Я тут случайно проходил! Я вообще не местный!»  Тут меня пробило на смех, ржу – не могу остановиться. Мужика затрясло ещё сильнее и от него пошёл характерный запашок, как будто он наложил в штаны. Мне его так жалко стало и я руками показываю Мишке, чтобы он отпустил бедолагу. Видел я по телеку, как бегают спринтеры, но мне показалось, что мужичок этот запросто бы их обогнал – так он припустился вдоль улицы!

Проводив его тремя глазами до последнего столба, освещавшего улицу, мы с другом пошли на «базу», продолжая хохотать на всю округу. Зайдя в комнату и  взглянув в зеркало, мне вспомнилась фраза известного писателя: «Я удивился и даже ох..л!» Из зеркала на меня смотрел одноглазый паренёк с перекошенной рожей. Я себя даже не узнал и меня ещё больше это развеселило.

Мишка предложил продезинфицировать рану. Взял с трюмо первый попавшийся флакон французских духов, вытряхнул его целикам в полотенце и с размаху влепил этот компресс мне прямо в то место, где был глаз. От боли я мгновенно отрубился. Очнулся только тогда, когда почувствовал на себе чей-то взгляд. Открыв оставшийся целым глаз, я увидел ходивших по комнате двух растерянных барышень – наших несостоявшихся «невест». «Ребята, нам на работу пора, приезжайте как-нибудь в другой раз…», - жалостно скулили они.

Я отлепил свою голову от подушки, которая была залита засохшей кровью, и стал будить Мишку, одновременно пытаясь восстановить в памяти события вчерашнего вечера и ночи. Наскоро попрощавшись с подружками, мы с другом вышли на улицу и направились в ближайшую аптеку. Взяв там всё необходимое, мы присели в скверик и стали обрабатывать мою рану, параллельно вспоминая события вчерашнего дня. Нас опять пробило на смех и мы никак не могли остановиться, когда мы вспомнили того бедолагу, который бы дал фору всем чемпионам мира по бегу, не смотря на мокрые штаны.

Приведя себя малость в порядок у колонки с водой, мы направились в парикмахерскую, чтобы постричься, побриться и тем самым закончить наведение марафета. Видок у меня, с заплывшим глазом, был, конечно, не слишком презентабельным, но мы взяли на вооружение фразу, которой ночью Мишка упрекнул случайного прохожего: «Мы к вам с БАМа приехали по обмену опытом, а вы что сделали с моим другом!?!» Куда бы мы ни заходили, начинали разговор с этой фразы и нам сочувствовали, обслуживали вне очереди и с особым вниманием.

Позавтракав в местной забегаловке бутылочкой «Экстры» с пельменями, мы вспомнили о главной цели нашей поездки – купить кеды и что-то ещё (я уже забыл). Пока мы искали спортивный магазин, позавтракали ещё разок, потом ещё разок, примерно с таким же меню. Дело в том, что после полкового обычая пить спирт только чистым, глотка так «облудилась», что казённые напитки заливались в неё, как вода.

Забегая вперёд, должен отметить, что после армии я на спор брал литру водки и залпом выливал его в своё чрево почти без закуски. После чего призовой пузырь делил уже со свидетелями. Постепенно организм малость адаптировался, но всё равно во время частых застолий, чтобы быть наравне с голодными, мне надо было пропустить стаканчик-другой где-нибудь на кухне, в качестве подготовки.

Должно быть, поэтому я раньше времени перевыполнил план потребления горячительных напитков и давно уже забыл, как они пахнут! Никакого желания возвращаться к ним нет. Более того, ума не приложу - для чего я их раньше потреблял в таких количествах?!? Скорее всего, тому виной непомерная гордыня со всеми её производными, которая рисовала мне картинку мира. А если реальные события в неё не вписывались, то приходилось уходить от неё, забываясь в хмельном угаре.

Сейчас мне, с Божьей помощью удалось значительно поубавить уровень гордыни и уход от реальности уже не требуется. Проснулся – живи, да радуйся, не сожалею о прошлом, с благодарностью принимай настоящее и с надеждой смотри в будущее, приумножая Любовь к Создателю, через любовь ко всем его творениям (без исключения). К сожалению, приходится наблюдать, как многих не устраивает окружающая реальность и они пытаются от неё уйти известным способом, то есть на время забыться.

Но возвратимся в Находку середины семидесятых. Не забывая «завтракать» время от времени, мы обошли все магазины, но так и не нашли нужный мне 47-й размер кед. Купили Мишке дембельский портфель из крокодиловой кожи, набили его всякой ерундой и решили пойти в кино, всячески избегая встреч с патрулём и милицией. Попали на какой-то двухсерийный фильм и когда вышли из кинотеатра, то уже было темно. Тут мы вспомнили, что мы служим в армии и нам надо успеть на вечернюю поверку!

Поймали такси, но на поверку так и не успели. Пробравшись в часть через дырку в заборе, мы мелкими перебежками приближались к нашей казарме. Вдруг видим, как из неё выходит наш старшина и направляется в штаб. Мы вовремя его остановили. Увидев нас, он несказанно обрадовался: «Фу-у-у, Слава Богу! Я уже шёл в штаб докладывать о вашей пропаже! Вы же обещали вернуться через сутки!»

Ничего не объясняя, мы развернули его обратно и вошли вместе с ним в казарму, где уже отходили ко сну наши товарищи. Мы  с удовольствием к ним присоединились, пообещав завтра обо всём рассказать. После насыщенного событиями дня, я мгновенно уснул сном младенца и проспал до самого подъёма. Утром друзья-товарищи начали приставать – что, да как? Мы коротенько рассказали им о наших похождениях и раздали сувениры на память о Находке, рядом с которой мы защищали Родину.

Что характерно, отцы-командира не задали ни одного вопроса по поводу моего заплывшего глаза, только ходили и ухмылялись, мысленно потирая руки: «Наконец-то и тебе досталось, друг ты наш заклятый!». А год назад, когда у меня появился фингал под глазом – поцапался с дембелями – замучили допросами: «Кто это тебя? Как это случилось? Что произошло?» И т.д. и т.п. и т.д. На что я им всем отвечал: «Ничего не случилось, просто стукнулся об дверь, когда заходил в казарму, а кто-то выходил».

На следующий день, всякий случай, я всё-таки сходил в медпункт, где молоденькая сестричка качественно обработала мне рану и строго приказала являться каждый день на перевязку, что я с удовольствием делал. Перевязки эти проходили очень душевно, особенно в те моменты, когда в медпункте никого не было. Судя по всему, она уже давно созрела, а мужского внимания было не достаточно. Вот она и подалась в солдатский медпункт.


Были в гарнизоне и другие неудовлетворённые барышни – жены офицеров – желавшие, а то и требующие солдатской ласки. Одна из таких – Валька Зуева, жена нашего летёхи-технаря – страдала больше других. Доходило до того, что она вечером приходила к казарме и настоятельно просила позвать 
кого-то из солдат, который ей чем-то приглянулся при близком знакомстве, как правило, в вагончике связистов, которые стояли на отшибе и нашему командованию не подчинялись.

Когда муж был на дежурстве, она не стеснялась и дома принимать «гостей». Были случаи, когда рогоносец заставал дома сладкую парочку и наблюдалась такая картина – по гарнизону бежит солдатик, одеваясь на ходу, а за ним летёха, размахивая пистолетом с криками: «Пристрелю!» Ему говорили: «Да выгони ты эту лярву!» На что он неизменно отвечал: «Люблю я её, стерву, жить без неё не могу!»

Один симпатишный москвич из предыдущего с нами призыва работал телефонистом. Перед ним стояла задача, чтобы связь в гарнизоне работала чётко и без перебоев. И что вы думаете – связь систематически портилась или телефоны в квартирах офицеров, пока они были на службе, постоянно выходили из строя. Запись на него была на неделю вперёд. Бывали случаи, когда в одну и ту же квартиру вызовы были по нескольку раз в неделю!

Был он, как говорится, - сыт, пьян и нос в табаке. Женского же внимания и ещё более того, у нашего хлопчика было в избытке. Как-то он мне жаловался (я тогда служил каптёром и испортилась связь со штабом), что уже видеть не может эти похотливые рожи. Но, деваться некуда, надо ублажать по мере сил, а то уволят. Однажды, жёнушка подполковника, которую он вежливо послал, сказала мужу, что этот развратный телефонист к ней приставал – чуть не попёрли с должности! Впредь он не отказывал ни одной, страдающей от недостатка мужского внимания, коих было у нас в гарнизоне не мало.

                ***

Оставшийся месяц службы пролетел быстро. На губу я больше не попадал. Мою эстафету принял Вова Горбатов, который полностью оправдывал свою фамилию. Внешне он был похож на Гудвина - великого и ужасного – из сказки «Волшебник изумрудного города», такой же сутулый, горбатый нос стремился к отвисшей нижней губе. Постоянная улыбочка-ухмылочка и косой взгляд из под нависших бровей, как бы, наглядно говорили: «Какие бы ещё безобразия нарушить…»

Так-то парень он был не злобный и не злопамятный, но совершенно отвязанный, как и два землячка, прибывшие с ним последним призывом из города-героя Тамбов. Вся троица была совершенно безбашенная. Поневоле вспоминается поговорка: «Тамбовский волк тебе товарищ!» Однажды они вдруг пропали – день нет, второй нет, третий… Организовали поиски.

Километрах в трёх от нашей части располагался посёлок вербовок – это несколько бараков, в которые собирали со всего Союза барышней лёгкого поведения, для последующей отправки на плавбазы, где они разделывали рыбу перед заморозкой. Команды собирались достаточно долго и в посёлке складывался определённый уклад со своей иерархией и устоями. Своего рода исправительно-трудовое учреждение не очень строгого режима.

Поисковая группа нагрянула в это заведение, всё обыскали, но так ничего и не нашли. Где-то через неделю наши гаврики пришли сдаваться, довольные жизнью и готовые к любым наказаниям.  Всё-таки они были у вербовок и купались в их гостеприимстве во всех отношениях. Где уж те прятали своих кавалеров во время шмона – одному Богу известно! Но уж очень барышни истосковались по мужскому вниманию, что ни в какую не хотели отдавать наших солдатиков отцам-командирам на съедение.

Влепили этим бродягам по максимуму, хотя могли бы и под трибунал отдать. Спасло их, как и в моём случае, то, что полк носил звание «Отличный» и командование никак не хотело с ним расставаться. Отсидев полученные сутки, через некоторое время, Вовочка Горбатов каким-то образом попал в караул. Доверили ему  охранять капонир с самолётом. На тот период времени он уже знал, как можно слить спирт с самолёта и недолго думая, сорвал печать, сломал замок и проник внутрь, осуществив задуманное, то есть налил солдатскую фляжку живительной влаги.

Выйдя из капонира, он расположился на пригорке под весенним солнышком, отхлебнул их фляжки, закусил, приготовленной заранее закуской и придался мечтам о счастливой жизни после армии. Рядом с постом пролегала тропа, по которой время от времени проходили жители нашего гарнизона. Как раз в это время по ней проходил какой-то гражданский мужичок. Вова ему кричит: «Эй, мужик, выпить хочешь?» Тот не стал отказываться, пролез под колючкой и принял приглашение.

Вскоре пришла смена караула и передними предстала такая картина – автомат валялся в стороне, а Вова Горбатов, в обнимку с мужичком, не сильно трезвые, распевали патриотические песни: «На границе тучи ходят хмуро…» В общем, влепили ему тогда опять по максимуму и в караул больше не брали. Не прослужив и полгода, Вовочка половину службы провёл на губе. Такими темпами он явно бы меня перегнал по суткам, если конечно не случилось с ним что-то посерьёзнее – дисбат или какой-нибудь несчастный случай. Уж очень он был отвязанный и самый безбашенный из всей троицы. Вскоре я отбыл домой и  дальнейшая судьба Вовы Горбатого мне не известна.
               
                * * *

Вспоминается день, когда мы с Андрюшей Гладышевым, пареньком из Москвы, служившим писарем при штабе (много мы с ним почудили), пошли подписывать обходные листы. Подписали у всех хозяйственных и технических служб – мол, ничего мы им не должны – и пошли к командиру эскадрильи, полковнику Бородулину, за последней подписью. Встретил он нас сурово (я вообще не помню его улыбающимся) и молча подписал обходной моему товарищу. Когда же я подсунул ему свой, он, не глядя на меня, процедил через зубы: «А тебя-то за что увольняют? Я бы тебя ещё года два на губе продержал!»

После этого он с яростью поставил свою роспись, да так, что листок порвался и упал на пол. Я, поднимая обходной, с нескрываемой радостью ему отвечаю: «Не получится, товарищ полковник! Приказ вышел министра обороны о моём увольнении – придётся вам подчиниться этому приказу!» На том мы и расстались.

Выйдя от комэски, мы встретили нашего друга полковника Повалихина, который пригласил нас к себе домой – махнуть по рюмочке на прощание. Отказываться мы не стали и хорошо посидели вчетвером. Дело в том, что к нему из Москвы приехал на недельку его красавец-сын, которого тоже звали Юра и который заканчивал лётное училище.   Про Повалихина я обещал рассказать отдельно, так как человек он не ординарный.

Как я уже говорил, он был единственный в полку, носивший высшее звание «Лётчик снайпер». Добрейшей души человек, но всегда был навеселе, румяненький такой, должно быть, и поэтому он был всегда доброжелательным. Подружились мы с ним во времена, когда я служил в группе РЛО (радио-локационное оборудование самолёта) и заведовал спиртом, который шёл на охлаждение этого оборудования. Юрий Иванович, так звали Повалихина, как-то подошёл ко мне на стоянке и с обезоруживающей улыбкой протянул мне плоскую пол литровую фляжку из-под коньяка со словами: «Плесни-ка, Андрюха!»

Я, конечно, плеснул и мы время от времени стали встречаться на эту тему, обмениваясь разными новостями местными и московскими. Так и подружились. Вспоминается случай, когда у нас были учения на Сахалине.
Мы подготовили самолёты к перелёту и выполнению по пути боевых задач. Подходит ко мне Юрий Иванович с традиционным вопросом. Я налил ему фляжку и он пошёл к самолёту. Как в фильме «В бой идут одни старики», я перекрестил его в след, мысленно пожелав удачного полёта.

Вся техническая служба, включая меня, погрузилась в транспортный самолёт и отбыла на Сахалин. Пока мы туда летели, наши истребители сбивали цели, обкатывали РЛО-оборудование моряков и выполняли другие задачи. Мы прилетели раньше них и встречали наших героев. Как потом стало известно, полковник Повалихин сбил все мишени – ни одного промаха – и другие поставленные задачи выполнил на отлично!

Из приземлившегося самолёта Юрий Иванович направился прямиком ко мне. Протягивает мне свою фляжку, в которой осталось грамм пятьдесят со словами: «Андрюша, долей-ка, дружок! И можешь меня поздравить – все поставленные задачи выполнены успешно – надо бы отметить!» Я, мягко говоря, удивился и даже о**ел! Мне казалось, что этой бутылочки ему хватает на день-два. А тут, за два часа он умял 450 грамм чистого спирта, да ещё и задачи выполнил! И стоит передо мной трезвый, как стёклышко, как будто в жизни никогда не потреблял алкоголю.   

Это уж позже я узнал, что кислородные маски, которые лётчики используют на больших высотах, значительно нейтрализует алкоголь и эффект от него намного меньше, чем в обычных земных условиях. А тогда меня это сильно удивило.

Переночевав на Сахалине мы вернулись в свою часть. Должен заметить, что климат там существенно отличался от нашего. Была зима и снега у них было – по пояс, плюс сухая солнечная тихая погода. При континентальном климате, минус 15 градусов почти не ощущались – мы играли на лётном поле в футбол в одних гимнастёрках. Правда, под ними были свитерочки. А у нас при отсутствии снега и большой влажности, когда ветер был с океана, а зимой это наблюдалось постоянно, минус 15 градусов переносилось очень не просто. Тулуп пронизывало насквозь, не говоря уж о шинелке.

Но вернёмся к повествованию о полковнике Повалихине. Попрощавшись с ним очень душевно, мы договорились обязательно встретиться в Москве, ведь он тоже давно готовился уйти в отставку, но его никак не хотели отпускать и уговаривали остаться. Конечно, как мы задумывали, встречи не получилось, но она состоялась совершенно случайно, хотя, известно, что все случайности закономерны.

В то время я уже лет десять проживал в Москве, женился, имел двоих детей, институт вечерний окончил. Спускаюсь я как-то на эскалаторе в метро и вдруг замечаю на встречном эскалаторе знакомое лицо. Я не сразу сообразил кто это. Потом до меня дошло – так это же Юрий Иванович! В береточке, рабочей спецовке, с офицерским планшетом на плече, должно быть, для инструментов, в нём трудно было узнать боевого полковника Повалихина – «Лётчика снайпера»!

Я быстренько его догнал и мы встретились. Он тоже не сразу меня узнал, но узнав несказанно обрадовался. Оказывается он после отставки устроился электриком в метрополитен, чтобы не скучать дома, а быть с людьми и общаться по-простецки. Как я уже говорил, он был простой в общении и очень доброжелательный человек. Мы постояли в сторонке, обменялись новостями и поспешили по своим делам, договорившись встретиться как-нибудь без спешки. Но встреча, к сожалению, не состоялась – быт заел.

                ***

Но, вернёмся на пересылку. Мы познакомились со случайно (?) встретившимся мне оппонентом. Паренька кавказской наружности звали  Махмудом, он был родом из Чечни, а служил недалеко от Владивостока в ракетной части. Продолжая удивляться и восхищаться инцидентом двухгодичной давности, Махмуд стал меня зазывать в свою компанию, чтобы отметить вместе дембель. Я вежливо отказался и направился к своим сослуживцам.

Вскоре нас определили в эшелон и мы отправились к местам назначения. Должен заметить, что порядки в нашем эшелоне были очень строгие – на станциях из него никого не выпускали и, хотя, прапорщика Гагича в нём не было, жизнь по пути следствия от Владивостока до Уфы мёдом не казалась – скудная пайка и жёсткая дисциплина. Не мудрено, что когда нас – человек пятнадцать дембелей из Ульяновска – высадили в Уфе, для дальнейшего самостоятельного продвижения, мы оторвались так, что местные жители наверно долго ещё вспоминали тот день.

После высадки нам было велено отметиться у представителя местного военкома на вокзале и получить там билеты для дальнейшего следования. Мы выбрали самого скромно одетого дембеля – учителя из Ульяновска – вручили ему свои военные билеты и отправили к военкому. Все остальные дембеля выглядели, как новогодние ёлки, увешанные всяческими регалиями и значками, частенько -  не заслуженными или не имеющими ничего общего с воинским Уставом.

Дождавшись нашего гонца, благополучно справившегося с заданием, мы отправились в парк, расположенный недалеко от вокзала. Там в укромном местечке нашли свободный  теннисный стол и решили его зафрахтовать на какое-то время – до отправки нашего поезда оставалось часа четыре. Освободив пару больших чемоданов, мы скинулись – кому сколько не жалко – и отправили троих товарищей за провиантом.

Через полчаса провиант – один чемодан полный горячительных напитков, второй полный всяческих закусок были доставлены и разврат начался! После десяти дней ущемлений в эшелоне, учитывая дембельское настроение, мы оторвались так, что не все потом самостоятельно смогли добраться до поезда. Напоили и накормили всех бомжей, которые зашли на огонёк, несколько девчонок удалось пригласить на наше пиршество и они потом были не против уединиться с наиболее активными солдатиками. Одним словом – чудно время провели!

Возвратившись на вокзал, мы разошлись каждый по своим делам – кто за багажом, кто в туалет. И вдруг с площади слышим клич: «Наших бьют!» Мы все, кто его услышал, высыпали на площадь и видим такую картину – один солдатик из нашей компании отбивается от мента, который пытается его куда-то тащить. Не долго думая, как мы начали метелить этого представителя закона! Каждый, должно быть, вспомнил все обиды, нанесённые ему милицией за годы гражданки и старался, как мог. Пока мы считались военнослужащими, власть милиции на нас не распространялась – только военный патруль имел право нас задержать. Но, к счастью, по близости его не было.

Зрителей собралось много. Кто-то безрезультатно пытался нас остановить, но большинство мужичков подбадривали: «Дайте ему посильнее! Пусть знает, козлиная рожа, как обижать добрых людей!» Намяв бедолаге как следует бока, мы растворились в толпе и поспешили на свой поезд, до отправление которого оставалось не так много времени. Вагон наш был общий, как в электричке. На всякий случай, мы спрятали нашего товарища, который отбивался от мента, под скамейку и заложили багажом, а сами вышли покурить на перрон.

И очень вовремя мы это сделали – на перроне появился военный патруль, в сопровождении пострадавшего мента. Разыскивали второго участника конфликта – остальных он запомнить не успел – солдатиков на перроне было много. Обшарили все вагоны, но товарища нашего так и не нашли. Вскоре поезд тронулся и веселье продолжилось с новой силой. Всю ночь мы гудели, вовлекая в свою компанию всех желающих.  Под утро, немного покимарив, мы вышли на своей станции и сразу направились в военкомат отмечаться, чтобы уж окончательно разделаться с этим вопросом.

Видок у нас был не очень свежий, за что нас по-отечески пожурил военком, но приподнятого настроения нам это не испортило. После военкомата, пополнив запас провианта, мы пошли в городской парк, расположенный неподалёку. Там мы встретили знакомых, от которых узнали, что пока мы защищали Родину (кто как мог), в городишке нашем происходили события вселенского масштаба.

А началось всё, как раз в этом парке. Как-то на танцплощадке произошёл конфликт между солдатиками стройбатовской части, расположенной недалеко от города и местными ребятишками, в числе которых был мой товарищ – Лёха Первов. Солдатикам тогда накостыляли по полной программе – те еле ноги унесли, но не успокоились, а побежали в свою казарму и подняли почти всю часть на защиту.

Прибыв в парк, разъярённые стройбатовцы, вооружённые ремнями, колами и лопатами, стали мочить всех, кто попадался на пути. Тут уже наши ребятишки разбежались по дворам и собрали такую толпу, вооружённую ножами, кастетами и цепями, что она уже стала неуправляема. Положив в парке большинство  оппонентов, толпа направилась в КПЗ и освободили всех заключённых. После чего направилась к местному банку, шмоная по пути все магазины. До банка добраться им не дали – из ульяновской десантной дивизии прибыло несколько машин с солдатиками, которые получили приказ стрелять на поражение.

Несколько очередей над головами отрезвило разгорячённых ребятишек и толпа потихоньку стала рассасываться. Было арестовано несколько десятков человек, включая моего товарища. После долгих разбирательств, зачинщикам, в числе которых был и Лёха, присудили по пятнадцать лет строгого режима за общественные беспорядки. Остальные получили разные сроки, в зависимости от степени участия в событиях. Мы конечно были ошарашены такой новостью – никто не слышал, чтобы подобные инциденты здесь случались. Это нас несколько отрезвило и мы разбрелись по домам радовать близких своим возвращением. Придя домой, я смыл с себя всю дорожную грязи и, пообщавшись с родными за рюмкой чая, отрубился почти на сутки – сказались недосып и бурные события последних дней.

                ***

Проснувшись около обеда следующего дня, я поспешил к своим друзьям-товарищам, с которыми продолжил отмечать своё благополучное возвращение из РККА. Продолжалось это несколько дней. Пообщавшись с большинством своих товарищей, я поспешил в Москву к своей невесте и московским друзьям.

В столице меня ждал сюрприз. Невеста моя, хоть и писала в армию страстные письма, меня не дождалась – спуталась с моим товарищем, которому я поручил за ней присматривать – пусти козла в огород! У них уже намечалась свадьба. Погоревав недолго, я с помощью папани устроился на завод им. Серго Ордженикидзе, который предоставлял работягам благоустроенное общежитие квартирного типа – две комнаты с ванной и туалетом рассчитаны были на четверых человек, но в моём случае нас было двое, остальные были только прописаны, а проживали в других местах у подруг и родственников. Приняли меня слесарем-инструментальщиком. С железяками возиться и микроны ловить на глаз – с детства было моим любимым занятием!

Освоившись в общаге и на рабочем месте, я стал задумываться о личной жизни и поступлении в ВУЗ. Продолжая общаться со старой московской компанией, я сблизился с некоторыми коллегами по работе и проводил досуг с ними – танцульки, концерты, застолья... В таком режиме прошло около полугода. Обозначилась уже дама сердца и вдруг – лежу я себе как-то вечером в своей отдельной комнате, листаю какой-то журнальчик и вдруг слышу стук в дверь. Открываю. Кого я увидел за дверью, привело меня, мягко говоря, в замешательство.

В дверях стояла моя бывшая невеста, вся такая нарядная, восторженная и радостная. Как она прошла через строгую охрану при входе, остаётся загадкой. Должно быть, хорошо захмелила. Первая мысль, которая меня при этом посетила – послать её подальше и дело с концом. Но мгновенный всплеск былых чувств не позволили этого сделать и я пригласил незваную гостью к себе. Она, как ни в чём ни бывало стала выкладывать на стол изысканные закуски, напитки, среди которых были пару бутылей порвейну. Тут мои чувства взыграли ещё больше!

Махнув по  стаканчику портвешку за нечаянную встречу, мы разговорились. Моя невеста стала изливать душу: говорила, что бес её попутал и она поддалась искушению; что товарищ мой гад и подлец её соблазнил; что любит она только меня и т.д. и т.п. и т.д.    Короче говоря, я не устоял и размяк – портвешок сделал своё дело. Наутро мы проснулись, как прежде - жених и невеста.

Как выяснилось позже, дело обстояло несколько иначе. Матушка моей невесты, хоть и была со мной приветлива, все годы, что я был в армии, капала на мозги своей дочери: «Ну что ты нашла в этом Андрее? Разгильдяй и пьяница! К тому же иногородний! То ли дело Лёша (мой товарищ, кому я поручил присматривать за невестой) – культурный, образованный, своя квартира, машина…» Так уговаривала, что дочка не устояла и ещё до моего приезда дала согласие на брак с выгодным женихом.

Уже была назначена дата бракосочетания, приглашены гости и родственники из разных городов. Но незадолго до этого жених, по каким-то причинам, включил заднюю скорость и отказался сочетаться. Я на это никак не влиял и уже смирился с ситуацией. Может быть, совесть его заела или были какие-то другие причины – мне доподлинно не известно!

Тёщенька в панике - дефицитные продукты закуплены, гости приглашены,  все уже настроены на свадьбу – что делать? Тогда и начался штурм моего бастиона, который не устоял и сдался на радость победителю. Не очень-то я и сопротивлялся, но сначала никак не мог понять – что это они так торопятся со свадьбой?  Торопиться у меня не было никакого желания, хотелось во всём разобраться, но тёщенька с невестой так уговаривали и захмеляли, что я опять сдался. Отпустил все обиды, следуя народной мудрости: «Стерпится – слюбится!»

Перед майскими праздниками состоялась свадьба. Папаня организовал транспорт – Волгу и РАФик и в день бракосочетания мы с Вовкой Толстым, которого я пригласил в качестве свидетеля, их нарядили ленточками – никаких кукол на капоте и шариков мне не хотелось. Пока мы ждали машины у Вовки дома, хорошенько «нарядились» сами – литровочку родимой умяли от волнения. Должен заметить, что сколько бы я не принимал в тот день на грудь – весь день был, как стёклышко. Должно быть, сказывалось напряжение. Чего не скажешь про моего свидетеля, который после двух-трёх тостов в ресторане был уже готов.

Первый день проходил в банкетном зале кафе «Хрустальное», которое располагалось на развилке Кутузовского проспекта и Дорогомиловской заставы. Сейчас на этих площадях поместились несколько ресторанов и кафе, а тогда это была харчевня размером с футбольное поле с двумя банкетными залами метров по сто каждый.

Я пригласил на торжество знакомых музыкантов и они, по репертуару и исполнению, дали фору штатному ансамблю, который играл в кафе. Когда наш ансамбль начинал играть, то из общего зала к нам просачивался народ. Мы не возражали до тех пор, пока под шумок они не стали тырить со стола горячительные напитки и всякую вкуснятину. Некоторые садились за стол и угощались, чем хотели. Пришлось прекратить это дело и выпроводить незваных гостей.

На второй день свадьбы стол накрыли дома и были приглашены родственники, не попавшие на первый день. А мы пригласили друзей-товарищей, также не попавших в кафе «Хрустальное» на наше излюбленное место на Москва-реке. Посидев немного с родственниками, мы поспешили к молодёжи. Тещенька собрала нам закуски и налила несколько литровых бутылок первачка, настоенного на травах, который несколько лет ждал своего часа в гаражном погребе.

Расположившись на речке, мы продолжили празднование нашего сочетания. Каждый вновь прибывший произносил тост, все дружно его поддерживали. Закончилась одна бутылка божественной настойки на разных травах, закончилась вторая. Я достаю третью и смотрю, что в ней почти полбутылки осадка. Ну, думаю, должно быть, осадок со дна 10-литровой посудины – самый витамин!

Прибыл очередной гость и я налил ему из этой бутылки. Он сказал тост и махнул стаканчик залпом. Смотрю, он как-то в лице переменился, подскочил и бегом в кусты! Из кустов раздались характерные звуки, известные всем, кому приходилось пугать унитаз. Всякое бывает, может быть, вчера перебрал. В общем, особого внимания мы на это не обратили.

После него приходит Серёга Колесников, которого отец не сильно баловал, когда матушка была в длительных командировках и он был вечно голодный. По этой причине был всеядным. Я налил ему из той же бутылки, предупредив, что у предыдущего тостующего это пойло не  прижилось. На что Серёга ответил: «Ерунда! И не такое пивали – наливай полный стакан!»

Я налил, как он просил. Будущий наш артист выпил залпом полный стакан, крякнул от удовольствия и набросился на закуску. Закусив как следует он довольный сел на место и я переключил своё внимание на вновь прибывающих. Вдруг Колеся изменился в лице, подскочил со своего места и скрылся в кустах, откуда раздались знакомые уже нам звуки. Я взял эту мутную бутылку и зашвырнул её от греха подальше в кусты. Достал очередной пузырь и стал разливать новым гостям. Посидели мы тогда хорошо – и песни попели, и у костра рассказывали разные истории, анекдоты. Разошлись уже далеко за полночь.

Через пару дней смотрю – тёщенька ходит озабоченная по квартире и что-то ищет. Я поинтересовался, что она потеряла? «Прополис, - говорит, - с большим трудом достала и поставила настаивать на спирту. Не могу найти!» Я вспомнил о той странной бутылке на речке, содержимое которой ни у кого не прижилось, даже у Серёги Колесникова! «А в чём настаивался ваш прополис?» - спрашиваю я. «В литровой бутылке из-под венгерского вермута», - отвечает она. Именно в таких бутылках она нам выдала первачок на второй день свадьбы!

«Я, наверно, догадываюсь, где ваша бутылка», - и рассказал ей историю, случившуюся на пикнике. В спешном порядке мы отправились на Москва-реку. Обыскали там все окрестности, но ничего так и не нашли. Должно быть, местные бичи подлечились ей как следует. Тёщенька сильно переживала, но моей вины здесь нет – она сама нам её погрузила в сумку вместе со всем остальным.

На следующий день нас полдня мучал известный фотограф, которого нам сосватала подруга на день свадьбы и который попросил нас попозировать после свадьбы, так как хроника это не его конёк, а специализируется он на художественных фотографиях. С утра мы снова нарядились во все свадебные наряды и поехали с ним в музей-усадьбу Коломенское. Сотни фотографий были сделаны с разных ракурсов и в разных позах. Некоторые он даже выставлял на своих выставках.

                ***

И началась семейная жизнь. Но с компанией друзей-товарищей связь мы не теряли. Они тоже создавали семьи и свадьбы шли одна за другой. Помнится, с одной парочкой молодожёнов из нашей компании, мы решили встретить Новый год на даче. В то время вышел диск Д.Тухманова «По волнам моей памяти», который произвёл фурор в советском обществе. Я переписал его на плёнку и мы взяли с собой неподъёмный магнитофон «Яуза», чтобы получить удовольствие от прослушивания этого шедевра на природе.

Кроме магнитофона, мы набрали с собой много закуски и напитков, чтобы хватило на три дня и две ночи. Так как авто у нас тогда не было, 31 декабря мы поехали на электричке. Народу было много – все вдруг захотели за город -  и почти два часа мы толкались в тамбуре. Наконец, вышли на платформу и вдохнули свежий воздух. Предстояло ещё три километра идти до дачи.

Зима в тот год была снежная – сугробы по пояс! По дороге к участкам ещё ездили машины и натоптали неплохую колею, а внутри товарищества дороги не чистили и пришлось с полкилометра прокладывать себе дорогу по целине.
В общем, добравшись места назначения, мы выбились из сил и промокли насквозь, с такой поклажей и по целине.

В маленьком домике, включив все нагревательные приборы и растопив печку, мы начали резать салат и другие закуски. Чтобы быстрее, с мороза, включить  магнитофон, один рефлектор я направил прямо на него и присоединился к подготовке закуси, под которую мы не забывали пропустить стаканчик-другой за уходящий год. Вскоре я почувствовал запах плавящейся пластмассы…

Взглянув на магнитофон, я увидел, что решётка, прикрывающая динамики, начала плавиться! В срочном порядке я убрал нагреватель, кое-как поправил расплавленную решётку и, наконец, включил долгожданную музыку. Дела пошли веселее! Мы нарезали целый таз салата и много всякой другой снеди. В тот период времени все магазины в нашем районе были завалены греческим апельсиновым соком в чёрных литровых металлических банках. Мы взяли с собой десяток таких баночек.

Не помню уж кто предложил, но тогда у нас было модно водочку разбавлять  этим соком – 50 грамм родимой и 100 сока. Пьёшь – вроде бы сок, но после нескольких доз ощутимо ударяет по башке. И вот мы между делом попивали этот «сочок» и незаметно все хором отрубились, не дождавшись Нового года. Должно быть, ещё подействовало на нас то, что с мороза мы слишком сильно натопили хибарку.

Проснувшись первым, я завёл громче музыку и разбудил всех остальных, которые были удивлены таким поворотом судьбы. Мы стали навёрстывать упущенное, накинувшись на салат и другие закуски, запивая их фирменным греческим «соком». Время от времени выходили подышать свежим воздухом. Ночь была волшебная! Полный штиль - дым из печных труб поднимался вертикально вверх. Небо было усыпано звёздами, а громадные сугробы сверкали при ярком лунном свете. Одним словом – СКАЗКА!

Проснувшись поздно утром или рано днём, мы обнаружили, что запасы, привезённые на три дня, неожиданно закончились, как это часто бывает. Закуска, конечно, осталась, но запить её уже было нечем. Нужно было идти в соседнюю деревню, чтобы пополнить запасы. По плохо чищеной дороге нужно было преодолеть расстояние 5-6 километров, а по целине через поле – в два раза короче. Было решено прогуляться по целине при солнечной погодке. Я снабдил всех валенками и мы пошли по намеченному маршруту.

Погодка была замечательная – небольшой морозец, яркое солнце, голубое небо без облаков, полное отсутствие ветра. Красота, да и только! Перед тем, как вступить на целину, мы, идя по дороге, заметили следы зайца, которые шли как раз в нужном нам направлении и решили идти по этим следам. Идём себе, ни о чём не думаем, ха-ха-таемся, как это бывает, когда вовремя опохмелишься.

Вдруг, на середине поля следы обрываются… Мы оглядываемся по сторонам в надежде найти продолжение следов – говорят, что зайцы запутывают следы, чтобы сбить с толку преследователей. Но никаких следов не обнаружили – вокруг нетронутая целина. Мы взглянули вдруг на друга и как давай хохотать – до истерики! Катаемся в сугробах и никак не можем остановиться, как будто обкурились накануне.

Кое-как успокоились и начали думать – куда мог деться заяц? Все версии отпадали, осталась одна – зайца ночью унесла сова! Успокоившись окончательно,  мы продолжили следовать к намеченной цели. Добравшись до деревни, мы обрадовались тому, что сельпо первого января работало. Но зайдя внутрь, были разочарованы – на прилавке стоял только какой-то розовый пунш за рубиль пятьдесят… Как мы не уламывали продавщицу продать нам какой-нибудь напиток по серьёзнее – она была неприклонна,  говорила: «Хоть убейте меня – нет ничего другого, вчера всё разобрали!»

Убивать мы её не стали, а взяли несколько бутылок пунша и отправились в обратный путь, дегустируя по дороге  этот сладковатый, слабоватый напиток, без всякого удовольствия. На обратном пути мы дошли до того места, где пропал заяц и все укатывались от смеха. Кто-то что-то сказал и на нас опять накатило – как начали ха-ха-таться – никак не можем остановиться! В общем, тот год мы встретили весело.

Вспоминается ещё один эпизод из того времени. Не знаю как сейчас, но в те годы со свадьбы оставляли пустую бутылку из под шампанского и складывали туда десятикопеечные монеты, на которые можно было потом отпраздновать годовщину свадьбы. Вмещалось туда гривенников на сумму около трёхсот рублей, что по советским меркам было немало. У нас почему-то для этой цели стояла бутылка из под «Мартеля», примерно такого же объёма.

И вот, в годовщину свадьбы к нам зашли Вовка Толстый с Орлушей (Царство им Небесное и Светлая память – ушли друг за дружкой в Мир иной ещё в конце 90-х) и напомнили нам об этой дате. Приговорив пару бутылочек портвешка, принесённых друзьями, мы стали чесать репу – где бы добыть ещё? Дело было поздно вечером, на майские праздники, магазины уже были закрыты и оставался один вариант – Домодедово – там ресторан работал круглосуточно.

Наличности было немного – хватило бы только на такси, поэтому я прихватил с собой бутылку с гривенниками, которая была почти полной. Проходя мимо дома наших друзей, с которыми мы встречали Новый год на даче, я обратил внимание на то, что у них во всех комнатах горит свет. Мы решили заглянуть в гости.

Звоним в дверь, открывает какой-то незнакомый паренёк и спрашивает: «Вам кого?» Не отвечая на вопрос, мы его молча отодвигаем в сторону и проходим в комнату. За накрытым столом сидят ещё несколько незнакомых и один их наших товарищей - Давыдка. Хозяев не было. Как выяснилось позже, они кувыркались в спальне. Мы поздоровались и обратили внимание, что под столом стоит почти полный ящик шампанского! Вот это мы удачно зашли!

Раздевшись, мы по-хозяйски сели за стол (в нашей компании всё было по-простому) и стали активно уничтожать запасы. Гости прибывали в недоумении и нас поддерживал только Давыдка. Вскоре гости, со словами: «Уже поздно и метро скоро закроется», стали собираться домой. Мы с ними с удовольствием попрощались.

Зазвонил телефон, из спальни вышел хозяин квартиры и, выслушав звонившего, ответил: «Не-е-е! Это иго – они, пока всё под столом не закончится, не уйдут! Так что, езжайте домой, созвонимся завтра!» После чего, махнув с нами по бокал шампанского, он опять нырнул в спальню, к своей ненаглядной, с которой никак не мог расстаться.

Из разговора мы поняли, что гости хотели показать нам пример, а потом вернуться, когда мы уйдём. Но они ошиблись – никто уходить не собирался! И даже когда ящик опустел, а закуска закончилась. После чего, мы расположились, как обычно, - кто на диване, кто на креслах, кто на полу, где и провели остаток ночи. Рано утром я пошёл на кухню 
попить водички. Слышу за спиной какое-то движение.

Смотрю, на карачках в кухню заполз Давыдка, подполз к собачьей миске (в доме жила старенькая эрделька по кличке Тома) и, всё из неё сожрав, удалился восвояси таким же образом.  Должен заметить, что он был самый прожорливый из нашей компании, хотя и самый тощий. Утром, когда наконец-то из спальни вышла разрумянившаяся хозяйка и пошла на кухню, мы услышали её возмущённый возглас: «Сволочи! Кто сожрал томину миску!» Никто не сознавался…

Проснулись Вовка с Колюней и мы решили порадовать всех остальных – пошли в торговый центр за «завтраком». Он только что открылся, но винный отдел в те годы работал с 11 часов. Мы начали уламывать продавщицу, которая расставляла товар, мотивируя наше желание тем, что товар наш необычный – пару ящиков болгарского шампанского «Албена» (мы решили продолжить шипучкой, а другого не было), которая давно уже пылилась на полках и не пользовалась спросом.

Наконец продавщица согласилась со словами: «Только тихо – давайте деньги и идите к чёрному ходу». Тихо не получило, как мы не старались – звон монет был слышен на весь зал. Получив заветные пару ящиков, мы прикупили нехитрой закуски и собрались в обратный путь. А путь не близкий – километра два – и мы решили привлечь местных алкашей, тем более они уже роились возле нас и клянчили: «Мужики, не дайте помереть, опохмелите!»

Мы достали из ящика пару бутылочек и начали открывать. Не успели открутить над пробкой проволочку, - ка-а-ак бабахнуло и почти полбутылки в виде пену выплеснулось наружу! Как потом мы экспериментировали – пробка долетала до третьего этажа! Открытую бутылку я вручил одному из алкашей. Он жадно к ней присосался и через несколько секунд у него изо всех щелей пошла пена, на радость всех окружающих.

Остальные его товарищи пили уже аккуратнее и достигли желаемого результата. Оздоровлённые бродяги мигом дотащили драгоценную ношу до места, за что получили премиальную бутылочку вожделенной влаги.  Проснувшиеся наши друзья также обрадовались нашему подарку и веселье продолжилось с новой силой.

Должен заметить, что в торговый центр сгонять пришлось ещё не раз
 - «Албена» как-то быстро кончалась! Но так как денег ни у кого не было, мы раскручивали Скрыню – известного спикуля, у которого деньги водились всегда. Он, как помещик, с важным видом, в атласном халате, выходил из спальни и, немного повыпендривавшись, субсидировал поход за очередным ящиком. И так несколько раз.

К вечеру «Албена» нам порядком надоела и мы начали устраивать дуэли. Возьмём по бутылке Албены, разойдёмся по углам и по команде зрителей – залп! Брызги во все стороны, восторженные крики, в случае удачного попадания! В общем, все довольны, все смеются! Несколько дуэлей таких состоялось, пока из спальни не вышла хозяйка и не сказала всё, что о нас думает, заставив устранять следы наших сражений. Победителем из всех поединков вышел Давыдка, с гордым видом заявивший, что он самый тощий и в него не попадёшь никогда.

Сели за стол играть в картишки на вылет, не помню уж в какую игру. Когда пришёл черёд мне вылететь из игры, я незаметно пробрался на балкон, где стоял ящик с остатками шампанского, достал бутылочку, приоткрыл её, хорошенько прицелился в Давыдку, который сидел как раз напротив, метрах в пяти и как бабахнул! Пробка угодила ему прямо в лоб, на котором, на глазах у восторженных зрителей, стала расти здоровенная шишка!

Видок у него был, мягко говоря, удивлённый – Давыдка никак не мог понять, что произошло и откуда ему это прилетело, а когда понял, то разразился тирадой ненормативной лексики в мой адрес, которая утонула в гомерическом хохоте окружающих. Вечерело… Кто-то вспомнил известную поговорку: «Гости, гости! А не надоели ли вам хозяева?» Хотя, мы их почти и не видели – сладкая парочка всю ночь и весь день не выходили из спальни – медовый месяц, панимаэш! Хотя свадьба была год назад.  Мы засобирались домой, оставив гостеприимную квартиру в разрухе и опустошении. Иго, оно и есть иго!

                *** 

Вскоре на горизонте жизни у всех по очереди стало появляться потомство. С первой беременностью у нас были проблемы. Несколько раз будущую мамашу приходилось госпитализировать на сохранение, а когда пришёл срок рожать, никаких симптомов будущих родов не наблюдалось. Знакомые врачи устроили супружницу в Институт акушерства и гинекологии, что на Пироговке, чтобы она была под наблюдением.

Прошли все сроки рожать, но никаких позывов не было – вот как прочно закрепили на сохранении! Начали стимулировать роды. Проходит неделя, потом другая – никаких изменений! К Татьяне – так зовут мою жену – стали водить экскурсии студентов-медиков и показывать, как уникальный экземпляр. А я ходил к ней, как на работу, каждый день, принося цветочки и разную вкуснятину, меняясь записками. Бабушки, которые принимали передачки были уже как родные.

И вот к концу третей недели госпитализации, прихожу я вечером с очередной передачкой, а мне бабуся заявляет: «Поздравляю, сынок! У тебя родилась дочь! Да  такая крупненькая!» Меня, как обухом по голове шарахнули – какая дочь, почему дочь!?! Дело в том, что по всем народным приметам должен был родиться сын, а аппарат УЗИ в тот период времени в институте не работал.

Я вышел на улицу ошарашенный известием и на автопилоте поехал в сторону вечернего института, куда был принят накануне. Должен заметить, что с началом беременности у меня вдруг проснулась непреодолимая тяга к знаниям! Я пошёл на подготовительные курсы и через полгода поступил в вечерний институт. В день рождения дочери, как раз, был первый день занятий. Поняв, что в таких растрёпанных чувствах заниматься всё равно не смогу, я отпросился с занятий, объяснив причину, и поехал к тёщеньке, обрадовать её появлением внучки.

Тёщенька достала заветную бутылочку «Пшеничной» и мы начали обмывать ножки новорождённой. Отдав должное новоиспечённой бабушке, я отправился к Орлуше, у которого не так давно на работе, в Онкологическом центре, была промывка кислородной системы нового корпуса чистейшим и вкуснейшим спиртом и по этой причине у него под столом стояла бутыль с этим «эликсиром жизни», оставшимся от промывки.

Поздравившись у Орлуши, мы, прихватив с собой оставшееся в бутыли (литров десять), поехали к Давыдке. Тяпнув у него по рюмашечке, мы попросили его завести музыку. Надо сказать, что в то время он увлекался этим делом – винил, хорошая аппаратура и т.п. Так как время было позднее, он попросил громко не включать, а то соседи будут ругаться. После ещё нескольких тостов, где-то уже за полночь, он сам, со словами: «Достали меня эти соседи своими замечаниями!», развернул мощные колонки в стену и включил на полную мощность!

Веселье длилось недолго – приехала милиция и наступила тишина, которую соседи так ждали. Мы объяснили причину веселья и, как ни странно, были поняты и милицией и соседями. Торжественно пообещав больше не шуметь, мы распрощались и с теми и с другими. Решили поехать к Вовке Толстому – зря что ли он на нашей свадьбе был свидетелем – пусть тоже порадуется!

Вызвав такси и прихватив остатки «эликсира», мы поехали по намеченному маршруту. Время было часа три ночи и, по началу, Вовка не обрадовался нашему визиту. Но когда узнал причину, то с удовольствием влился в наш споенный коллектив! У него мы провели остаток ночи, покимарив под утро пару часиков. На работу никто уже не пошёл, отпросившись по телефону, и веселье продолжалось ещё пару дней. К нам стали присоединяться другие друзья-товарищи.

Ближе к обеду мы вызвали нашего товарища-водителя микроавтобуса РАФ, который тоже отпросился с работы и возил нас по разным адресам. Первым адресом, естественно был Институт акушерства и гинекологии. Набрав  по дороге шампанского, цветов и всяческих ништяков, мы встали под окнами молодой мамаши и под музыку, которую она любит, устроили салют из пробок шампанского. Около часа поздравляли Татьяну с дочкой, пока нас не прогнали со двора, опять же, за излишний шум.

Вернувшись на базу, то есть к Орлуше домой, мы продолжили веселье. Народ всё прибывал и Колюне пришлось сгонять на работу за вторым бутылём «эликсира», потому что первый, как-то неожиданно закончился. Во время звонка очередному другу мы просили одного – принеси какой-нибудь закуски, а то есть что выпить, а холодильник уже пустой. В таком режиме мы провели ещё пару дней, регулярно навещая молодую мамашу с новорождённой дочкой. 

Но всё когда-то заканчивается – закончился и наш загул. Начались житейские будни, но с новыми заботами о новорождённой. Купили детскую коляску, которая первое время заменяла кроватку, так как кроватку в нашей восьмиметровой комнате ставить было некуда. Позже, выкинув какую-то мебель, детскую кроватку всё-таки впихнули. Долго думали, как назвать дочку, потому как готовились к сыну. Назвали её Леной, уж не знаю почему, - никого в родне с таким именем не было. А может быть, как раз поэтому – шоб було!

Со второй дочкой, спустя почти полтора года, картина складывалась совершенно по-другому. Если первая никак не хотела покидать тепленькое местечко, то вторая наоборот – стремилась в этот мир быстрее попасть. Дело было в феврале. Стояла морозная, ветреная погода. Сплю я себе под тёплым бочком супружницы, которая в ту пору была на  девятом месяце беременности, вижу какие-то сны и вдруг меня будит толчок в бочину.

Я подскакиваю, как сумасшедший с возгласом: «Что случилось!?!» Татьяна объясняет, что вроде бы началось – пора рожать! Я пытаюсь её успокоить, дескать, давай по утра отложим это мероприятие, мол, где я тебе ночью найду такси и т.д. и т.п. и т.д. Дело в том, что мы решили рожать в определённом роддоме, а если вызывать Скорую помощь, то отвезут туда, куда им заблагорассудится. 

Вроде бы я её успокоил, но как оказалось – ненадолго. Только я начал засыпать и досматривать интересный сон, как ощутил очередной толчок, сильнее прежнего. Я встал, оделся и вышел в метель и вьюгу. Только я дошёл до трассы, смотрю, как по заказу, едет скорая помощь с одним водителем без бригады врачей! Я встал поперёк дороги, чтобы он не смог объехать и машина остановилась. Быстренько договорившись о цене, мы забрали роженицу и помчались в выбранный заранее роддом.

Не успел я вернуться домой, как зазвонил телефон и мне сообщили, что родилась дочь! Роды прошли легко и быстро – уж очень она торопилась увидеть белый свет! С именем проблем не было – назвали её Ольгой, в честь любимой бабушки Татьяны. Но проблема была в другом – как разместиться вчетвером на восьми квадратных метрах. В комнате стоял шкаф для вещей, раскладной диван, письменный стол и детская кроватка. Вторая кроватка никак не помещалась.

Я нашёл картонную коробку соответствующих размеров и младшая дочь в ней разместилась. Днём, когда диван был в сложенном состоянии, коробка стояла на нём. Вечером, когда диван раскладывали, она переезжала на стол. Вот так мы и жили – не тужили. Как гласит народная мудрость: «В тесноте – да не в обиде!» Только через три года, когда я перешёл на другую работу, мы получили трёхкомнатную квартиру!

Правда, был период, когда мы какое-то время пожили в однокомнатной квартире, в которой жили дедушка и бабушка Татьяны. Они вслед друг за другом покинули этот мир, но незадолго до этого мы успели оформить родственный обмен. Квартира была небольшая, но в сравнении с восьми метрами нашей комнаты, это были хоромы! Кухонка, надо сказать, была совсем крохотная и вспоминается, как мы на ней встречали Новый год!

К нам приехали друзья – две супружеские пары и Вовка Толстый – вечный наш жених – сколько мы его ни сватали, так он и не нашёл себе спутницы жизни. Начали мы провожать Старый год в комнате, а когда уложили детей спать – переехали на кухню. Женам пришлось сидеть у нас на коленях, только Вовка, как король, сидел один! Но ничего, до утра веселились, как могли. Следующий Новый год мы в той же компании, плюс новые соседи, встречали уже в новой квартире.

В тот раз Орлуша отличился аж три раза. Первый, когда в разгар веселья мы стоя слушали какой-то тост, а выпив стали садиться, Колюня убрал стул у соседа и тот приземлился пятой точкой на пол, не зная как реагировать на шутку, ведь всю компанию он видел впервые. Но всеобщее веселье разрядило обстановку и мы продолжили это веселье с новой силой. Второй, когда он уснул в тарелке с холодцом! А третий, когда в конце второго дня мы сидели на кухне и поправляли здоровье, зашёл спор - какая степень ожога сильнее – первая или третья. Один утверждал, что первая, другой, что третья: – Первая; - Нет, третья; - Нет, первая и т.д. Колюня полусидел, полувисел на стуле, кимаря, так как поправлять здоровье начал раньше всех и вдруг выдаёт: «Самый сильный Орлов!» При этих словах – падает со стула! Ха-ха-тались мы тогда долго!

И вот что удивительно, когда мы переезжали из однокомнатной квартиры в трёхкомнатную, то вещи в новой квартире заняли почти всю площадь! Где они размещались в небольшой однушке – до сих пор не понятно. Квартира на девятом этаже, лифты не работали и мы, разбившись на три пары, - по три этажа каждой паре, - начали подъём. Таскали мебель и шмутки часа три или четыре! Когда операция была завершена и супружница пригласила нас к накрытому столу, то не было сил даже рюмочку поднять. Но когда через силу махнули по паре-тройке штук – силы откуда-то появились!
               
                ***

Потекла размеренная жизнь, время от времени прерывающаяся какими-нибудь приключениями. Кажется в следующий Новый год, после бурно проведённой ночи и правильно позавтракав, мы пошли с гостями, соседями и всеми детьми на Москву-реку, в Ворошиловский парк. Кто там бывал, знает какие крутые спуски к реке. На одном таком спуске, к которому мы подошли, ребятня накатала горку и с удовольствием спускалась по ней с большой скоростью на своих ледянках.

А мы взяли с собой и ледянки, и санки, и маленькие детские пластмассовые лыжи. С этими лыжами и приключился у меня казус. Чёрт меня дёрнул нацепить эти лыжи и покатиться с этой длинной горки. Лечу, с каждым метром набирая скорость, под улюлюканье наблюдающих, в ушах свистит ветер, а как останавливаться я что-то и не подумал. Трасса завершалась крутой кочкой, служившей тормозом спускающимся. Послужила она тормозом и мне – воткнулся я в неё и как шпала рухнул, сильно ударившись головой о хорошо притоптанный снег.

Грохот в голове, искры из глаз! Был бы трезвый, - скончался бы на месте! А тут, встал, отряхнулся, под радостные возгласы окружающих и сделал вид, что так и было задумано, глупо улыбаясь. Но, у нас собой было! После рюмашки-другой о прошествии забыли, правда, на следующий день голова гудела. Хотя, может быть и не от падения.

А через несколько лет, примерно на этом же месте парка, мы устроили 8 марта пикничок – с шашлыками, всяческими закусками. С нами была учительница начальных классов, в которых учились наши дети – Анжелика Павловна – весёлая, общительная барышня, жившая где-то в далёком Подмосковье и иногда остававшаяся у нас на ночлег.

Повеселились мы тогда очень хорошо, дети вдоволь накатались с горок, слепили с нашей помощью снежные крепости и с нашем же участием наигрались в снежки. Когда уже начало смеркаться, мы засобирались домой. Анжелика Павловна «устала» больше всех из нашей компании и возлегала на сдвинутых санках. Было решено, что все пойдут по проторенной дорожке, а я с училкой буду подниматься напрямую в гору, чтобы избежать контакта с её учениками и их родителями, которых мы замечали в течение дня.

Взвалив на горб драгоценную ношу, я, как альпинист с раненым товарищем, начал восхождение, по кустам и сугробам.  Процесс этот был не лёгким, но, в конце концов, подъём завершился благополучно. Погрузив учительницу на санки, я сказал детям, что их любимая Анжелика Павловна плохо себя почувствовала и они бережно потащили санки в сторону дома – затемнёнными дворами – подальше от посторонних глаз.

Подойдя к дому, я поднял её, встряхнув как следует, со словами: «Быстро притворись трезвой!» и, зацепив её подмышку,  мы быстренько проследовали по двору до подъезда, ведь в нашем-то доме её знали многие. Пожила она у нас тогда пару дней, пока не пришла в себя – благо, что были выходные. В понедельник молодая учительница начальных классов, чинно и благородно, вместе с нашими детьми пошла в школу. Очень они любили свою учительницу. Её невозможно было не любить. Настрадавшись в детстве                - росла она без отца и матери  - к людям относилась с теплом и заботой.

Был у детей в школе ещё один интересный человечек – физрук по имени Константин Витальевич. Дети его звали Ксталич и имя это ему подходило – бывший афганец, весь в шрамах от ранений, сурового вида. Но в душе был добрейшей души человек. Правда, подопечных своих не баловал. Постоянно устраивал им жёсткие тренировки, экстремальные походы, которые детям очень нравились. Но в одном из таких походов кто-то что-то себе сломал и Ксталича из школы попёрли.

Конечно, этот случай не был причиной увольнения, а только поводом. Причиной стал несговорчивый характер физрука и его прямолинейность. Дети были против увольнения и в знак протеста потеряли интерес к учёбе, стали себя вести вызывающе. Должно быть, и гены свою роль сыграли, ведь я тоже не очень дружил с учёбой и некоторыми учителями – с одним даже подрался в седьмом классе. В аттестате за восьмой класс у меня была единственная четвёрка – по поведению – остальные все – тройки.

И дети мои в период переходного возраста вели себя не по-детски, были совершенно не управляемы. Школьное руководство перекрестилось с облегчением, когда они покинули стены их заведения. Не так давно, на день рождения одной из дочерей, зашёл их одноклассник и поведал, что в школе эту парочку считали отъявленными хулиганками. Вспоминается случай, когда младшая дочь, будучи пятнадцатилетней школьницей, приехала  домой на девятке цвета «мокрый асфальт», очень модный в то время.

На вопрос: «Где ты её взяла?» я получил ответ: «В бильярд выиграла!» Грешным делом, я рано научил детей водить машину и играть на бильярде – теперь пожалел об этом. К тому же, тогда на таких машинах, как правило, разъезжали бандюки и здесь чувствовалась какая-то замануха. «Ты, конечно, молодец, но машинка лучше вернуть!» Что она и сделала на следующий день. Но сюрпризы на этом не закончились.

Году в 70-м папаня меня забирал из «ментовского обезьянника», где я провёл ночь за «примерное» поведение со словами: «Ну что, решил всё попробовать?» Слова эти вспомнились мне, когда у детей был переходной возраст. Тоже все запрещённости перепробовали. Слава Богу, ни на чём не зациклились, как и я. А были и наркота, и алкоголь, и первые аборты… Врачи меня заверяли: «С таким образом жизни твоих детей, о внуках можешь забыть!»

Скорее всего, так бы оно и было, если бы Создатель вовремя не изолировал меня от внешнего мира для наведения порядка в душе, голове и теле, за что я Ему безмерно благодарен. Слава Богу, что я нашёл в себе силы этим заняться, кардинально изменив своё отношение к окружающему миру и его обитателям. На тонком плане мы все едины и у детей, за 5000 км, пошли изменения в лучшую сторону. Когда я вернулся в Москву, то не узнал их.
И спустя несколько лет дочери почти одновременно вышли замуж и внуки пошли косяком – пока их семь!

Но вернёмся в годы 80-е, когда мы переехали в новую квартиру. В те годы дефицита всё было по записи или по блату. Тёщенька на новоселье решила подарить нам стенку в большую комнату. Но где её взять? У моего папани был друг-однополчанин. В отличие от отца, который был Ветераном ВОВ, Григорий – так звали друга – имел статус «Инвалид ВОВ» и у него было много льгот, в том числе – мебель без очереди.

Я выбрал в мебельном центре лучшую по тем временам отечественную стенку «Ольховка декор», которая была сделана не из ДСП, как все остальные, а из столярной плиты, то есть натуральная. Мы поехали с Григорием в магазин, всё оформили на него и обмыли как следует это дело. Во-первых, потому, что надо было его как-то отблагодарить за участие; во-вторых, потому, что, мягко говоря, трезвенником он не был. В день доставки я взял пузырёк и поехал к Григорию встречать мебель, так как адрес доставки был указан его. Пузырьком, конечно, дело не обошлось – пришлось ещё сгонять по-молодецки – но мебель я встретил благополучно и, заплатив за переадресовку, привёз её в пункт назначения.

Стенка вписалась в большую комнату очень гармонично. Радости не было предела - мы с соседями и друзьями обмывали её не один день! С этой стенкой связан один смешной случай. После армии меня по жизни всегда сопровождал остеохондроз – боли в пояснице. Они были то слабее, то усиливались, должно быть, для того, чтобы жизнь мёдом не казалась. По этой причине, врачи советовали мне всегда спать на жёстком. Ничего умнее я не придумал, как сделать себе скатку и тонкого матрасика и одеяла с подушкой и расположиться вдоль стенки на полу. После сна я всё это убирал в шкафчик этой стенки. Никому не мешаешь, ни от кого не зависишь, особенно, если приходишь поздно, что бывало нередко.


И вот однажды, я пришёл домой, когда уже все спали, раскатал свою постельку и мирно отошёл ко сну. Вдруг, где-то под утро, слышу – за стенкой кто-то скребётся.  Включил свет – скрежет прекратился. Я выключил свет и снова лёг – опять кто-то скребётся. И так несколько раз. Мне вспомнился эпизод, когда в «Мастере и Маргарите» поэт Бездомный пришёл в ресторан в исподнем, со свечкой в руках и начал искать под столами Волонда. Один из посетителей страдальчески изрёк: «Ну всё, готово дело – допился!»

Чтобы не вставать, я привязал какой-то пояс от халата к шнурку выключателя – была такая система с верёвочкой, за которую надо было дёргать, чтобы включить свет -  и прилёг, выключив свет. Через какое-то время скрежет начался опять. Я включаю свет – скрежет прекращается. И так несколько раз. Мне это надоело, я взял да и выдвинул одну секцию стенки, что поменьше и заглянул за стенку, освещая пространство фонариком. Оттуда на меня смотрела усатая морда какого-то грызуна… Ну думаю дожили – крысы по комнатам бегают!

Когда я отодвигал секцию, то сверху с громким звоном посыпались какие-то железяки – алюминиевые профили, трубы, с помощью которых я собирался остеклить балкон. Этот шум разбудил всех домочадцев. Они просунулись в дверной проём и увидели такую картину – их папаня в исподнем, взяв одну из железяк, изгонял ею, чуть не сказал, как у Жванецкого: «Чертёнка из междуящичного пространства».

Не знаю, что подумали дети, но у супружницы, я уверен, проскочила та же мысль, что и у посетителя ресторана.  Вдруг из-за стенки выскакивает рыжий хомячок и бросается к двери! Так как в проёме стояли зрители, он наткнулся на ногу Татьяны и стал по ней взбираться. Визг был такой, что, наверно, разбудил весь подъезд! Супружница завизжала от неожиданности, а дети за компанию. Хомячок испугался такого шума и пустился наутёк – стал метаться по всей квартире.

Долго мы его пытали поймать, но всё-таки изловили и определили в трёхлитровую банку, снабдив провиантом и питьём. Стали думать, откуда он мог взяться? И тут младшая дочь вспомнила, что у одноклассницы с одиннадцатого этажа, двумя этажами над нами, видела клетки с такими зверьками. Вечером мы пошли к ним в гости и обомлели – вся кухня была уставлена клетками с хомячками! Запашок стоял соответствующий.

Оказывается, они их разводили на продажу и учёта никто не вёл. Должно быть, этот был самый свободолюбивый и, каким-то образом покинув клетку, спустился к нам по стояку на кухне, а когда никого дома не было – спрятался за стенку. К его возвращению хозяева отнеслись равнодушно, должно быть, не первый раз зверьки у них убегали.  А мы, с чувством выполненного долга, вернулись в свою квартиру, чтобы глотнуть свежего воздуха.

                * * *
В то время я ещё учился в институте. Правда, учёбой это можно было назвать с натяжкой. Собралась у нас в группе дружная компашка и первую пару мы посещали почти всегда. Наблюдалась примерно такая картина – к началу занятий приходит 2-3 студента из нашей компании. Потом постепенно приходят остальные опоздуны и когда все были в сборе, поднимается рука с вопросом: «Можно выйти?» Получив положительный ответ, семь человек вставали и выходили.

Далее наш путь лежал в лабораторию холодильного оборудования, где работал мастером один из членов нашей компании. Лаборатория закрывалась и начиналась «настоящая учёба»! Открывались дипломаты и из них извлекались всяческие напитки и закуски. У меня была возможность спиртику сэкономить на работе; Сансандрыч работал на заводе фруктовых вод и приносил фруктовую эссенцию – тархун, дюшес и т.п. Крепость её была градусов семьдесят! Её каплями добавляют в газировку, а мы добавляли в спиртик совсем в других пропорциях  или, за неимением оного, употребляли в чистом виде. Потом, правда, отрыгивалось несколько дней дюшесом или тархуном.

Сомов работал в Новоарбатском гастрономе, а Дубровский на Хладокомбинате – они отвечали за закусон. Остальные участвовали финансами, если вдруг вышеперечисленного не хватало, а так бывало почти всегда. Заканчивались заготовки – гонец бежал через дорогу в магазин, который работал до восьми вечера. Если не хватает и этого – ехали на улицу Горького, в «Российские вина», которые до десяти. Потом в скверике у Долгорукого догонялись. Не все, конечно, а самые стойкие. А если уж и этого не хватило, то в ресторан ВТО – он работал до последнего клиента и нас там хорошо знали.

Очень мы любили лабораторные работы, которые проходили по субботам в другом корпусе, на улице Талалихина, рядом с которым находилась пивная точка. Занимали мы последний ряд и работа начиналась! Пятилитровая баклажка пивка с рыбой у нас уже была заготовлена, а когда она кончалась, звучал уже привычный вопрос: «Можно выйти?» Получив положительный ответ, гонец, прикрыв баклажку плащом или курткой, выходил за очередной порцией.  Перед окончанием занятий быстренько списывали у девчонок всё, что они законспектировали и чинно, благородно сдавали свои тетрадки на проверку. «Занятия» продолжались уже вне лаборатории.

С этими занятиями приходилось частенько задерживаться и супружница однажды заявила с решительным видом: «Выбирай! Или я или учёба!» Я её, как мог, успокоил: «Люблю я тебя, конечно, больше! Но учёба мне тоже дорога!» Какое-то время после этих заявлений я старался не задерживаться, но потом всё возвращалось в прежнее русло. Дай Бог здоровья Татьяне Петровне за её терпение и за то, что дала мне успешно закончить ВУЗ!
 
                ***

По окончании института, летом, мы взяли отпуск и поехали в Димитровград, где проходили моё детство и юность и где жили мои родственники и друзья детства. Город располагался на живописном берегу реки Черемшан, которая считалась когда-то самым рыбным притоком Волги. Поэтому, пообщавшись пару дней с родными и близкими, мы решили пожить на природе. Выбрали для этого симпатичный островок, расположенный в получасе ходу на моторной лодке от лодочной станции, где эта лодка и швартовалась.

За день до выезда, мы – я, мой брат Пашка и свояк Юрка – прихватив всё необходимое, загрузились в лодку и поплыли на остров, чтобы оборудовать лагерь. Поставили три палатки: большая польская – для женщин и детей; поменьше – для мужиков; ещё меньше – хозяйственный склад. Стол со скамьями там уже кто-то до нас сделал. Ещё срубили каркас, на который натянули упаковку от какого-то оборудования из толстого полиэтилена, размером 2х1,5х1,5, который Юрка стырил на работе. Получилась парилка, в которую, перед пользованием, закатывались раскалённые на костре валуны. Их мы тоже приготовили.

Парилкой этой мы пользовались с удовольствием! Кроме того, вырыли глубокую яму, где впоследствии хранили скоропортящиеся продукты и мешок с солёной рыбой, которую добывали в большом количестве. Как мы только прибыли на остров, сразу же закинули пару сеток в заливе за островом – Юрка в этом деле был специалист и большой любитель. По утрам, проверив и освободив сетки от рыбы, мы её сортировали: лещей – на засолку в мешок; окуней и судачков – для горячего копчения; остальное – на уху.

Закончив оборудование лагеря, мы решили обмыть это дело. Набросали на стол нехитрую закуску, бутылёк и только присели, как услышали шум приближающегося мотора. Подруливает к нашей лодке примерно такая же «Казанка». На мой вопрос: «Это кто?» братик Пашка отвечает: «А, это Витька-рыбачок». Подходит Витька к нашему столу и кладёт на него промасленный свёрток со словами: «Угощайтесь балычком – дня три назад этот сомик нам все сети запутал!»

Судя по размеру балычка, сомик этот был с Витьку ростом, как после его рассказа и оказалось. К нему приехали в гости родственники из другого города и также как мы запросились сразу на бережок. Взяли они палатку и осуществили свою мечту. Поставили сетку, развели костёр, уложили детей спать и общались, под нехитрую закуску. Когда уже неплохо пообщались, родственник вдруг стал настаивать проверить сетку. Его стали успокаивать – обычно это делают на рассвете – но он был не приклонен.

Чтобы его успокоить, Витька согласился. Сели в лодку, еле-еле нашли в темноте сеть и пошли по верхнему урезу – родственник проверял сетку и доставал из неё попавшуюся рыбу, а Витёк подгребал веслом. «Смотрю, - рассказывает он, - в сеть запуталось какое-то бревно…» Стал он его отталкивать, а «бревно»  вдруг зашевелилось! Так как родственнички были не сильно трезвыми, то не сразу сообразили, что это рыбина – здоровенный сом!

Стали они пытаться затащить его в лодку, но сом таких размеров весит килограмм пятьдесят, а то и больше! Вся сеть запуталась, несколько раз горе-рыбаки оказывались в воде. В конце концов было решено запутать сома ещё сильнее, чтобы он не порвал сеть и не улизнул, после чего буксировать всю эту мотню к берегу. Операция, с горем пополам, удалась и, благодаря общим усилиям, сом оказался на берегу, где ещё доставил много хлопот, пока ему не отрубили голову.

Утром сома разделали, засолили и через пару дней янтарный его кусочек лежал у нас на столе. Такая вкуснятина! До этого я как-то с пренебрежением относился к сомятине – прячется в тине, ест всякую тухлятину… В тот день я изменил к этому своё отношение. Половину балычка мы умяли, остальное  припрятали в погребе, который только что сделали.

Пока мы закусывали и делились новостями, Витькин племянник взял удочку и пошёл на лодку ловить рыбу. Через какое-то время он прибегает к нам и обращается к своему дяде: «Дядь Вить, крючок оторвался, помоги привязать новый!» Дядь Витя крутил в руках этот крючок с леской и вдруг заявил: «Да откуда я знаю как его привязывать!» Тут уже у меня возник вопрос: «Пашка назвал тебя Витя-рыбачок, а ты крючок привязать не умеешь». Ответ последовал с двух сторон. Выяснилось, что он работает в рыболовной артели, а удочку в руках никогда не держал.

Стало темнеть, пора было прощаться. Мы с Юркой остались в лагере, остальные на своих лодках его покинули. Договорились, что завтра после работы Павлин (так мы любя звали брата Пашку за то, что он после стаканчика-другого любил хвост распушить и хвастаться о своих подвигах) привезёт всех наших жён и детей. Проводив гостей, мы со своячком продолжили общение у костра. У нас имелось много общих знакомых, так что тем для разговора было предостаточно.

Ближе к вечеру следующего дня к нам прибыл весь личный состав: Пашка с женой Татьяной и двумя детьми – Димкой и Машкой; юркина жена Иринка (сестра Татьяны) с двумя детьми – Вовкой и Ольгой; моя благоверная Татьяна с двумя детьми – Леной и Ольгой. Чтобы всех переправить на остров, да ещё с вещами и продуктами, Павлину пришлось попросить соседа по лодочной станции поучаствовать в этом мероприятии. На двух лодках, с Божьей помощью, они справились с этой задачей.

А мы с Юркой с утра продёрнули сетки и собрали с полмешка разной рыбёшки, часть из которой засолили, часть – закоптили, а остальную пустили на уху. Так что к прибытию команды закусить уже было чем. Разместив всех прибывших по палаткам, мы приступили к ужину. Стол ломился от яств и мы отпраздновали начало нашего отшельничества как следует. После этого разместились у костра - стали делиться новостями и рассказывать всяческие интересные истории. Поздно вечером женщины и дети разошлись по палаткам, а мужики продолжили общение.

Рано утром, проверив сетки, мы набрали полный мешок различной рыбы, да ещё раков десятка два, которых надо было долго выпутывать из сети. Зато к завтраку, когда все проснулись, на столе были свежие речные продукты                - варёные раки, жареная рыба, а всяческую зелень привезли накануне. Плюс к этому – печёная картошечка и свежайший деревенский хлеб. В общем, вкуснятина необыкновенная! Да ещё на свежем воздухе под пение птичек – красота! Начало нашего отдыха было многообещающим, а продолжение – ещё интереснее.

День прошёл в загорании, купании, различных играх. А к вечеру мы натопили баньку и попарились от души. Выглядело это примерно так - двое, с короткими дубовыми вениками заходят в эту импровизированную парилку, поддают на камни водички, настоенной на разных травах и парятся. После чего вылетают оттуда, уступая место очередной парочке, и ныряют в речку. Несколько заходов и рождается новый человек, которого ждёт на столе душистый чаёк со всяческими ништяками. А взрослых и чего покрепче! Как говаривал А.Суворов: «После баньки – штаны продай, а выпей!» )))

На следующий день мы привязали накачанную шину от грузовой машины к моторке и катались на ней по очереди. Восторгу и визгу не было предела! Находились и другие развлечения с приключениями. В общем две недели пролетели очень быстро и погода за это время ни разу не портилась. Впечатлений хватило всем надолго! За это время у меня начала расти борода, которую я не сбриваю до сих пор, еженедельно её подравнивая.

После небольшого перерыва, мы решили в том же составе поехать на выходные на другой берег речки, где уже начиналось водохранилище и ширина реки была уже несколько километров. На этот раз выбрали живописный полуостров, путь к которому лежал через небольшую протоку. Юрка на своём мотоцикле («Ява» с коляской), разогнавшись, проскочил его легко. А мы, на хорошо гружёном Жигулёнке, застряли на самой середине… Больших усилий стоило нам вытолкнуть авто, разгрузив его по максимуму. 

Разбили палатки на песчаном берегу и начали обустраиваться. Юрка первым делом накачал небольшую резиновую лодку и поставил в заливчиках несколько сеток. Натаскали дров, развели костёр и решили перекусить. «Но у нас с собой было!» - как говаривал тов. Жванецкий. Подготовились в этом плане, как нам казалось, очень хорошо. Брат Пашка в тот период времени проводил опыты с самогонкой. Делал он её двойной перегонки, градусов 60, после чего очищал марганцовкой, сухим молоком и настаивал на разных травах.

Пашка прихватил с собой трёхлитровую банку своего продукта. Юрка работал со спиртом и пару литров сэкономленного тоже взял с собой. Ну а я прикупил три бутылочки «Столичной» и винца для наших барышень. На три дня и две ночи должно было хватить! Но, как обычно, почти все запасы мы умяли в первую же ночь. За то, ни одного комара мы не видели! Что же творилось на следующую ночь, когда мы были паштишта трезвые, их было – тучи! И никакого спасу от этих тварей не было!

А в первую ночь нас они совсем не беспокоили. Не помню, чем уж мы занимались, но было весело! На утро все банки были пустыми. Слопали пять литров крепких напитков!!! Остались только три бутылочки «Столичной». Двумя мы позавтракали, а третью поменяли на полную гусятницу жареных со сметанкой и лучком лисичек, которые нам принесли единственные на полуострове соседи. Такая вкуснятина!

Соседи оказались влюблённой парочкой. И он и она были заядлыми рыбаками. Оба семейные, но каждый год брали отпуск и приезжали в одно и то же место – на этот живописный полуостров. Придавались там любимому занятию, ну и конечно общению во всех отношениях. Остальное время года они не общались. Вот такая своеобразная парочка.

На обратном пути мы налегке проскочили протоку без проблем. Отпуск заканчивался, пора было собираться домой. Пашка нацедил нам в дорогу несколько литровых фляжек своего «божественного» напитка. Плюс, целую сумку вяленой рыбы, которую мы сами наловили, а также кучу всяческих солений – помидорчики, огурчики, грибочки и т.д. и т.п. и т.д. Всем вышеперечисленным мы с удовольствием пользовались довольно долго.

                ***
По возвращении в Москву нас ждал сюрприз – наша собака Динка разродилась шестью щенками – один другого краше. И что интересно, окрас – от белого до чёрного: белый, серый, палевый, светло-коричневый, тёмно-коричневый, чёрный. Все кучерявые комочки – мамкиной масти. А масть её была «дворянской», что-то между скоч-терьером и болонкой. Надо вспомнить, как она у нас появилась.

Года три мы уже жили в новой трёхкомнатной квартире и к нам часто приезжали друзья, так как было где развернуться. В очередные, уж не помню какие, праздники они приехали с подарком – мохнатым чёрным двух месяцев от роду – очень симпатичным щенком. Щенок оказался женской наружности и мы её назвали Динкой.

Во время первой же течки, на прогулке, наша красавица перегрызла поводок и смылась в неизвестном направлении. Появилась она только через три дня – довольная! Судя по всему, подружилась она за эти дни со всеми местными барбосами. Отсюда и окрас щенков. Но экстерьер у всех мамкин – кудрявые комочки с голубыми, зелёными и карими глазками!

Первый помёт разошёлся мгновенно среди жильцов нашего подъезда. Остальные жильцы дома ждали следующего помёта. Каждые полгода, первые лет семь, Динка выдавала по шесть щенков – один другого краше, которые быстро расходились по всей округе. Но позже стали рождаться по два-три детёныша, непонятно, какой масти и не каждый год. Этих с трудом удавалось пристроить. А на десятый год наша Динка пропала. Давали объявления, но безрезультатно.

Примерно через год нам подарили такое же чёрное мохнатое чудо, но в двухмесячном возрасте он был раза в полтора крупнее взрослой Динки. Это был Чёрный терьер с хорошей родословной. Дед его был многократным чемпионом на всевозможных выставках. На фотографии он сидит, ростом, примерно, по грудь хозяйке, а «иконостас» из медалей свисает почти до земли!

По рассказам хозяев, дедушка Урика – так мы назвали нового подопечного – за раз перекусывал черенок лопаты. Жили они на первом этаже и дедушка сам решал когда погулять. По этой причине на кухне была открыта малая фрамуга окна, через которую он мог выходить на улицу и, погуляв в палисаднике, возвращаться домой. Все соседи к этому привыкли и не боялись его.

Однажды был такой случай. Хозяева уехали на дачу и отсутствовали три дня.
Барбос вышел погулять, а в это время мимо проходил какой-то бродяга. Смотрит, окно открыто, позвал на всякий случай хозяев и, не получив ответа, залез в окно. Нашёл в квартире какие-то ценности и уже собрался в обратный путь, как с прогулки вернулся страж квартиры. Показав жулику свою крокодилью пасть, сопроводив это львиным рыком, он загнал бедолагу в угол кухни и сел напротив, время от времени повторяя процедуру рычания и оскала.

Так они простояли двое суток, справляя естественные надобности под себя. Когда приехали хозяева, в квартире стояла такая вонища, что хоть противогаз одевай. Они не сразу поняли - в чём дело, а когда поняли, то долго смеялись. Барбоса наградили сахарной косточкой, а бедолагу отпустили с миром, после того, как он устранил все следы двухдневного противостояния – он и так был наказан и запомнит это надолго.

Урик рос не по дням, а по часам – через полгода он был ростом с небольшого телёнка. Аппетит у него был хороший – однажды нажарили целый тазик котлет, накрыли его, как нам казалось, надёжной крышкой и оставили на кухонном столе. Через несколько минут заходим на кухню, там сидит и облизывается довольный Урик, а рядом валяются пустой тазик и крышка. Кроме того, сгрыз все, оставленные в прихожей, ботинки, пока мы не вспомнили, что надо их убирать подальше – Динка тоже практиковала это дело. Причём, обе животинки предпочитали из натуральной кожи ботинки и туфли конечно.

Однажды мы уехали к кому-то в гости и задержались там допоздна, а когда вернулись домой, обалдели от увиденного. Открываю я входную дверь, а за дверью куча какого-то хлама, около метра высотой. В прихожей у нас стояла вешалка, обитая винилкожей и дверь была также обита. Вешалка была пуста – вся одежда была на полу, вперемешку с обрывками кожи и поролона, а обивка и на вешалке и на двери содрана на высоте метра полтора.

Автоответчик, стоящий в коридоре, сигнализировал о том, что имеются не прослушанные сообщения. Я его включил, а из динамика раздался жалобный, протяжный вой Урика… Судя по всему, события развивались следующим образом. Кто-то позвонил по телефону, раздался мой голос в автоответчике и Урик, услышав его и каким-то образом нажав нужную кнопку, начал жалобно скулить. После чего стал пробивать себе путь к свободе. Заскучал, панимаэш. Дальше стенки и мощной двери дело не пошло. Когда мы пришли, радости барбоса не было предела – он долго вилял остатком хвоста, облизывал нас всех, танцевал поскуливая. Больше мы его надолго не оставляли или брали с собой.

Урик жил у нас на балконе до наступления сильных холодов и так как шерсть у него была густая, то минус десять он спокойно переносил. Минус десять на балконе было не часто, потому как мы время от времени приоткрывали дверь в комнату. Но, когда забывали это сделать, Урик напоминал о себе, царапая дверь и поскуливая при этом. До сих пор на балконной двери видны отметины от его когтей. Прожил он у нас долгую, по собачьим меркам, жизнь и отдал Богу душу в 12 лет.

                ***
Но вернёмся в конец восьмидесятых. В те годы вышел «Закон о Кооперации» и начали создаваться кооперативы, успешно конкурируя с госпредприятиями, которые стали терять свои позиции. Затянуло и меня это движение – пригласил товарищ во вновь созданный строительный кооператив в качестве заместителя председателя. В то время строительные кооперативы не облагались налогом и большинство кооперативов регистрировались, как строительные, хотя, занимались и другими видами деятельности.

И в нашем кооперативе «Прометей», наряду со строительством, которое было основным направлением, были и другие – медтехника, торговля, транспортные услуги… Председателем кооператива был очень инициативный паренёк, но не отличавшийся постоянством. Например, образно говоря, залетает он в офис с горящими глазами и заявляет: «Всё, чем мы занимались раньше – ерунда! Завтра летим в Космос!» И так убедительно он это говорил, подкрепляя аргументами, что не проникнуться его идеями было не возможно!

Мы бросали все дела и начинали готовиться к полёту. Через какое-то время, когда уже всё было готово, залетает он опять, как вихрь, с возгласом: «Космос – чепуха, лучше мы нырнём в глубины Океана!» И аргументировал это с ещё большим энтузиазмом. И так было не раз и не два. Полетав и поныряв так около полугода, это стало надоедать. Пришло время и я сказал председателю: «Знаешь что, дядя, твои фантазии мне порядком надоели. Давай мирно разойдёмся».

Дело в том, что мои взгляды разделяли около половины членов кооператива. На общем собрании было принято решение, что все желающие покидают «Прометей», забрав с собой половину объектов, техники и регистрируют свой кооператив. В то время у меня были доверительные отношения с руководством Московской городской телефонной сети и мы решили зарегистрировать кооператив при МГТС. В то время было обязательным регистрироваться при какой-то госструктуре.

Стали думать, как назвать наш кооператив. Было много разных предложений. Я предложил не мудрствовать, а назвать просто «Московский производственный кооператив». Но так как в реестре такое название уже было, то мы решили добавить ещё какой-то номер. В прошлой жизни меня преследовало число 22. С одной стороны, в известной игре, это перебор, но с другой стороны – Московское очко! И того и другого в моей жизни было предостаточно. Возражений не было и новый кооператив стал называться «Московский производственный кооператив – 22», а сокращённо «МПК-22». И печать наша выглядела таким образом – по кругу «Московская городская телефонная сеть», а в центре – «МПК-22».

Это сыграло определённую роль в общении с госпредприятиями. Дело в том, что к кооперативам тогда относились с опаской, а тут МПК-22. Может – механизированная колонна, а может – производственный комбинат. Примерно так мы и представлялись при заключении договоров. Но возможности кооператива по обналичке денег были на порядок выше. Чем мы и пользовались. Придёшь к руководителю госпредприятия подписывать  промежуточный акт выполненных работ и если  подкрепить это небольшим конвертиком с купюрами, то он тебе любую сумму подпишет! Правда, длилось это не долго. Как только госпредприятия начали приватизироваться, то стали считать свои средства и конвертики уже не работали.

Первым бухгалтером, уж не помню, кто сосватал, была старорежимная бабуся-божий одуванчик. Очень ответственная бабуля - всё у неё было разложено  аккуратненько по полочкам, на столе деревянные счёты, арифмометр «Феникс». На работу приходила всегда вовремя, никогда не опаздывала, надевала нарукавники и работа начиналась, с небольшими перерывами на чай.

Однажды был забавный случай, с ней связанный. Примерно за месяц до этого, один мой знакомый попросил взять на работу дальнего родственника, Вову Кармышова, который был потомственным жуликом. Семья его жила у трёх вокзалов и уже несколько поколений промышляла воровством. Но Вова решил завязать и начать новую жизнь. Ему было лет сорок, двадцать два из которых он провёл в местах не сколь отдалённых, как принято говорить.

Взял я его под ответственность родственника и пристроил напарником к Витьке Благову, который тоже в своё время десяточку отмотал за мокруху – защищал супружницу от хулиганов, да малость перестарался. Здоровенный мужичок и рукастый – столяр хороший и краснодеревщик. Думаю, общий язык они найдут и будут меняться опытом. Но я ошибся – как ни приду к ним на участок, Витька пашет за двоих, а Вова сидит на кортанах в уголочке и чифирит, потягивая цыгарку. «Михалыч, перекур у нас», - заявлял с «честными» глазами Вова.

Не смотря на это, с согласия Витька, я закрыл им месяц с одинаковой зарплатой, в надежде простимулировать и заинтересовать начинающего новую жизнь. Получать зарплату наша парочка пришла вместе. Расписались, получили и вдруг Вовчик заявляет: «А что это у меня меньше?» Наша бухгалтер, она же кассир, посмотрела свои записи и отвечает: «А у вас удержали за бездетность». На что Вова отвечает: «А у меня не было возможности детей заводить – я двадцать два года в тюрьме просидел!»

У нашей дамочки отвисла челюсть… После долгой паузы она растерянно заявляет: «Сейчас я уточню в налоговой, что делать в такой ситуации». Звонит в налоговую, задаёт вопрос. Судя по затянувшейся паузе, там тоже у кого-то челюсть отвисла, но через какое-то время ответили, что никаких льгот нет и за бездетность нужно вычитать. С того дня мы Вову не видели – обиделся, должно быть, а правильнее сказать – не просто начинать новую жизнь в сорок лет, ломая стереотипы и привычки.

На третий год существования кооператива, наши правители придумали денежную реформу и дали пару дней на то, чтобы наличку внести на счёт. Что же творилось в банках - такой давки я не видел никогда! Естественно, многие не успели этого сделать и всё, что нажито непосильным трудом, пропало. Благо, что у нас налички было не так много.

Год от года кооператив набирал обороты, объёмы росли. К строительству дач и коттеджей добавились реконструкция зданий и сооружений. Много объектов подкидывали руководители МГТС, с которыми у меня были доверительные отношения. Когда начали создаваться совместные предприятия, то нас привлекли к реконструкции жилья для иностранных партнёров. Для англичан надо было подготовить пару квартир по высшему классу, как сейчас говорят – сделать евроремонт.

А как его сделаешь, когда никаких отделочных материалов в открытой продаже не было. Я поднял все свои связи и вышел на компанию, которая обслуживала дипломатический корпус – занималась строительством и реконструкцией посольств и представительств в России и за рубежом. Там со снабжением было всё в порядке, а от излишков мы им помогали избавиться. С материалами вопрос был решён. Мы поднатужились и в кротчайшие сроки подготовили квартиры к заселению.

Англичане были очень удивлены оперативности и качеству ремонта. Честно говоря, я и сам не ожидал от нас такой прыти. В дальнейшем подобные объекты доверяли только нашей организации и мы старались не подвести заказчиков. Однажды было решено открыть большой офис для МТС, учредителями которой в то время были – немецкая компания Siemens и МГТС. Объявили тендер для подрядчиков. Участвовали компании из Германии, Франции и Италии ну и мы. На выбор компании имели большое влияние руководство МГТС, с которым у нас были хорошие отношения, и немецкой компании.

С немцами у нас контактов не было, а они настаивали на своей компании, так как были главными спонсорами проекта. Надо было находить кнопочки, на которые надавить и выиграть тендер. Вспомнил я, как один мой заказчик – генерал ФСБ – говорил, что у него есть хороший знакомый – заместитель министра связи. Мы подъехали в Министерство, выпили по «рюмке чая» и я обозначил задачу. Звонок от замминистра решил вопрос с подрядом в нашу пользу.

Для Головного офиса МТС было выбрано четырёхэтажное здание АТС старинной постройки рядом с Таганской площадью. Начались переговоры с Заказчиком. Мы предложили свою цену, которая была приближена к реальной, но Заказчик уменьшил её раза в полтора и предложил форму договора и смету по Евростандарту. Договор был объёмом листов на триста, где расшифровывалось чуть не каждое слово и понятие, но смета была укрупнённой. Если у нас, по нашим стандартам оценивался каждый вид и объём работ, то у них обозначалось помещение и стоимость его реконструкции – без подробностей и описания работ.

Ознакомившись с их вариантом, мой главный строитель, который в своё время был главным инженером треста, строившего КАМАЗ, а потом Олимпийские объекты в Москве, хитро улыбнувшись, заявил: «Михалыч! Подписывай смело договор! Я в процессе, на дополнительных работах, эту смету удвою, а то и утрою!» И не обманул – за полгода работ мы с 600 000 евро (по договору) вышли на сумму 2 000 000 евро! В строительстве он был большой специалист.

Представитель Заказчика, который подписывал процентовки, жаловался мне: «Михалыч! Где ты его откопал? Он достал меня уже своими допработами!» Но всё было логично и аргументировано, так что процентовки приходилось подписывать.

Договор определял начало работ в конце апреля, а впереди майские праздники – в России пару недель можно считать не рабочими днями: посевная на дачах, шышлак-машлык и т.п. Но нам сосватали на субподряд одну турецкую компанию. У них праздников нет и работают они круглосуточно, без выходных! Мы обозначили туркам круг задач, завезли необходимые материалы и спокойно отбыли на праздники - кто куда.

 Когда праздники закончились, мы прибыли на объект и были приятно удивлены оперативности и смекалке турецких рабочих. Наши бы работяги ждали, пока поставят подъёмник, а эти безо всякого подъёмника демонтировали всё оборудование АТС на четырёх этажах и уже начали делать стяжку на первом и втором этажах. Для этого они соорудили помост между первым и вторым этажами и, извиняюсь, пердячим паром, забрасывали на него песок, с него – на второй этаж, а там уже замешивали раствор. В общем, праздничные дни они провели очень плодотворно!

На разные виды работ мы привлекали соответствующих специалистов: турки проводили подготовительные работы; у армянской бригады хорошо получалась штукатурка; компания металлистов отвечали за витражи, козырьки над входом, перила для лестниц и балконов; наши же гвардейцы занимались инженерными системами и финишной отделкой. Реконструкция была проведена в сроки, указанные в Договоре с высоким качеством. Все были довольны.
                ***

Ещё был один интересный объект, расположенный в центре Москвы, во дворе дома №9 по Тверской улице. Там находились два четырёхэтажных здания коридорного типа. Усилиями, очень мною уважаемого, директора МГТС, который тянул эту лямку более двадцати лет, мэрия Москвы передала эти здания для развития сети. Жителей этих домов необходимо было расселить, чем занимался коммерческий отдел МГТС, а нам доверили охрану и обслуживание этих зданий.

Золотое было время! По мере освобождения квартир, мы занимали их под свои нужды. Я проверял на них способности новых комплексных бригад, которых собирался принять на работу. На складе скапливались остатки инженерных систем, отделочных материалов. Это нам как-то предложили демонтировать часть отеля Рэдисон у Киевского вокзала. Когда её выкупили американцы, то югославская отделка их не устроила.

Мы с удовольствием взялись за эту работу и наш склад был забит сантехническими приборами (ванны, унитазы, раковины, полотенцесушители, и т.п.), светильниками, зеркалами, паласами, всяческой мебелью, которые ещё вполне были пригодны для дальнейшего использования. И вот, освободившиеся комнаты, без особых удобств, мы объединяли, снабжали всем необходимы, ремонтировали и получались помещения вполне пригодные для жилья. Там у нас проживали гости, а также ценные иногородние сотрудники.

Отселяли жильцов не один год, так как прожившие не одно поколение в центре, пусть и без особых удобств, не очень-то хотели переселяться на окраину Москвы, хотя и в квартиры большей площади и со всеми удобствами. В конце концов, остались два дедули лет восьмидесяти, которые не соглашались ни на какие варианты. «Мы хотим умереть здесь!» - заявляли они, а  мы их всячески поддерживали в этом вопросе – уж очень нам не хотелось расставаться с таким уютным местечком в центре Москвы. И всё-таки каким-то образом коммерсантам удалось уговорить и последних жильцов.

Без всяких конкурсов нам доверили возведение новых объектов на месте старых. Хотя желающих осваивать такой лакомый кусок было предостаточно. Дело в том, что не задолго до этого, на переговорах в Германии, скоропостижно скончался в возрасте 56 лет Виктор Фадеевич – генеральный директор МГТС. Наши позиции заметно пошатнулись, ведь завистников и «доброжелателей» существующих при телефонной сети было много. Но нас всегда поддерживал первый заместитель Фадеича и его давнишний друг Виль Михайлович – бывший замминистра коммунального хозяйства,  имевший большие связи в правительстве Москвы. По моим сведениям, с его помощью и были получены МГТС эти строения в центре Москвы.

Сносом освободившихся домов в центре города должна была заниматься специализированная компания. Наша задача состояла в том, чтобы разработать достойный проект и найти инвесторов. И то и другое у нас было в наличии. Инвесторов нам сосватали в Международном Союзе Экономистов, под председательством Гавриила Харитоновича Попова, (МСЭ), у руководства которого были обширные связи по миру, а у меня с ними были хорошие отношения. Проект же сделали в Департаменте архитектуры Москвы, с руководством которого тоже были приятельские отношения, что гарантировало его утверждение во всех инстанциях.

Проект содержал несколько современных зданий, в которых размещались офисные площади, культурно-развлекательные и спортивно-оздоровительные объекты, элитные апартаменты для проживания и, что немаловажно, подземная автостоянка на 500 автомобилей! Во всей округе ничего подобного не было, а с парковкой в том районе были большие проблемы. Был изготовлен очень симпатичный макет всего вышеперечисленного. Стоимость проекта составляла более 25 000 000 $!

Мы составили Договор и я отправился в МГТС для его обсуждения. Около недели мы доводили все его пункты до ума, согласовывая со всеми службами. Наконец, в пятницу внесли в него последние изменения, договорившись о встрече в понедельник, для подписания Договора. В понедельник я, как на крыльях, влетел в здание МГТС и наткнулся на некролог с портретом Виля Михайловича… У меня внутри всё оборвалось.
Ведь контракт этот для нас держался только на нём. Молодые же  руководители-реформаторы спали и видели, как бы захапать его себе.

А случилось следующее. Воскресенья дорогой нам Виль Михайлович возвращался с дачи в Москву и сидел на переднем пассажирском сиденье. При въезде в город движение было несколько затруднено, а встречная полоса мчалась со всей скоростью. За рулём был зять, который не имел большого опыта вождения. Вдруг его машину подрезают и зять вместо того, чтобы притормозить и пропустить наглеца, машинально выворачивает руль влево и попадает на полосу встречного движения.

А по неё летел грузовик и произошло лобовое столкновение. Выжили только водитель грузовика и дочь  Виля Михайловича, которая была пристёгнута на заднем сидении. Не думаю, что это была запланированная акция – уж очень надо было точно всё рассчитать, так бывает только в детективных фильмах. Хотя, я и не исключаю такого варианта – уж очень патриарх мешал молодым реформаторам воплотить свои задумки.

С уходом Виля Михайловича нам пришлось забыть о проекте на Тверской и других  интересных проектах, связанных с МГТС. С новым руководством у нас взаимопонимания не было, начались притеснения по всем направлениям. Офис, склады, гаражи, мастерские нашего предприятия находились на Беговой аллее в здании Управления Технической Эксплуатации МГТС. Десять лет мы там находились, не платя ничего  за аренду. Но обслуживали это здание: охрана, уборка, техническое обеспечение.

Реформаторы поставили свою охрану, обслуживание взяли на себя, а нам выставили повышенную арендную плату, пытаясь от нас избавиться, как от пережитков прошлого. С Тверской нас тоже попёрли, поставив там свою охрану. Подряды, которые планировались для нас, при старом руководстве, были переданы конкурентам, который было немало. В общем, жизнь дала трещину, как говорится: «Не всё коту масленица!» Начались трудные времена противостояния с новым руководством МГТС.

Я стал искать новые направления деятельности и в МСЭ мне подсказали, чем можно заняться и пережить непростые времена. Во второй половине 90-х, после финансового кризиса, у многих были тяжёлые времена. А совет был такой – организовать и провести конференция о сотрудничестве в какой-то богатенькой стране, под эгидой МСЭ, закрепиться там и заняться бизнесом, который был популярен в тех краях.

Так как я был неплохо знаком с ситуацией в Объединённых Арабских Эмиратах, то предложил эту страну для проведения конференции. Возражений со стороны МСЭ не было и я преступил к подготовке этого мероприятия. Дальнейшие события описаны в первой части моих воспоминаний, а мы вернёмся в начало 90-х.
               
                ***
В 91-м году, мой армейский друг – Михаил Михайлович (ММ), который в то время жил в Саратове и работал главным бухгалтером «Волгопромвентиляция» предложил совершить круиз по Средиземному морю – у него были какие-то общие дела с компанией, организовавшей этот круиз. Я не стал отказываться, так как третий год не был в отпуске. Пару недель отвлечься от мирской суеты было бы не плохо.
 
В апреле мы оплатили туры и сдали по 15 000 р. на покупку валюты, которую нам обещали выдать на борту круизного лайнера (тогда обменных пунктов ещё не было), из расчёта 1$ - 30 р.(позже поймёте для чего я это уточняю). С рекламных буклетов на нас смотрели очаровательные стюардессы и шикарные виды Средиземного моря с городами остановок – Марсель, Генуя, Пирей, Стамбул. Экипаж красавчика-лайнера «Шота Руставели» был французский.  Стартовал круиз в середине октября из Одессы.

Мы ждали этого дня с нетерпением и начали готовиться к выезду примерно за неделю. Раньше, когда ММ приезжал в Москву с ежеквартальными отчётами в Министерство, я фрахтовал на недельку ему полулюксик в Пекине, который находится напротив Министерства. С директором отеля у меня были приятельские отношения и вопрос решался быстро. Мишка  пару дней сдавал свои отчёты, а потом начиналась культурная программа. Какгрица, музеи, театры, рестораны, оздоровительные центры и т.д. и т.п. и т.д. В этот период меня ни дома, ни на работе не ждали. Появлялся, конечно, я и там  и там, но не надолго.

Так случилось и в этот раз. Культурную программу начали за неделю до отбытия и чуть не опоздали в круиз. Как-то вечером спохватились – ехты – да мы же должны быть уже в Одессе! Звоню в контору, вызываю дежурную машину, за рулём оказался шустрый парнишка цыганской наружности, что нас и спасло. Домчались до Внукова за полчаса! До вылета самолёта оставалось примерно столько же. Билетов, естественно, не было. Мы дали водиле немерено денег со словами: «Делай что хочешь, но сегодня мы должны быть в Одессе!» Цыганёнок куда-то исчез и вернулся с мужичком в технической форме.

Мужичок тот молча взял нас с Мишкой под белы рученьки вместе с вещами и повёл какими-то «огородами» прямо к самолёту, завёл в салон и указал на два места через проход. Всё произошло так стремительно, что мы не могли никак опомниться. «Но - как говаривал тов. Жванецкий - у нас с собой было!»  Угостили мы соседей и полёт прошёл в тёплой и дружеской обстановке.

По прибытии в город-герой Одессу, мы нашли отель, в котором должны были размещаться, но там нас не ждали. Все номера были заняты и нам предложили переночевать в каком-то детском лагере, указав адрес. Добравшись до этого лагеря, мы увидели там картонные домики на два отделения, где летом можно было жить пионерам, а в октябре  прохладненько, однако! Но у нас с собой было!

Заняв половину такого домика и отметив новоселье, мы заинтересовались – кто живёт в соседнем отделении и не нуждаются ли они в подогреве? Дверь была заперта и на наш стук никто не отзывался. Грешным делом мы подумали, что соседи замёрзли. Мишка, не долго думая, разбежался и выбил дверь, которая плашмя с грохотом рухнула на пол. С кровати поднялся заспанный, ничего не понимающий паренёк с ярко-голубыми глазами.

Мы с Мишкой одновременно задали ему вопрос: «Буш?» Паренёк кивнул, в знак согласия, и мы повели, ещё не проснувшегося бедолагу, к себе. Там всё было готово для знакомства. Мы налили соседу полный стакан, чтобы проверить – кто такой. Паренёк молча опустошил стакан, как Бондарчук в фильме «Судьба человека» и, не закусывая, протянул нам руку: «Иван». Мы были приятно удивлены – свой парень – и продолжили знакомство.

Оказалось, что Иван был из Луганска и формально числился председателем кооператива. Но кооперативом заправляла его боевая тётя – главный бухгалтер. В знак признательности, что племянник не вмешивается в её дела, тётя   приобрела для него круиз по Средиземному морю. Больше новый знакомый от нас не отходил.

Утром мы зарегистрировались,  до вечера было свободное время – отплытие планировалось в 17-00 и мы решили ознакомиться с достопримечательностями города-героя. В то время были популярны кооперативные рестораны. Первой достопримечательностью, естественно, мы выбрали ближайшее такое заведение. А потом уже: Привоз, Потёмкинская лестница, Оперный театр и т.д. и т.п. и т.д.

Первый ресторан, но далеко не последний, нам очень понравился. Поправив здоровье и плотно позавтракав, мы вышли на улицу совсем в другом расположении духа – цвета стали ярче, девушки красивее, солнце лучше грело! Мы поймали такси и поинтересовались: «Покатаемся по достопримечательностям города до вечера за чирик в час?» (то биш, в час  - десять рублей – у нас с Мишкой был такой тариф). За рулём была огненно-рыжая тетя Наташа, чуть старше бальзаковского возраста, которая несказанно обрадовалась такому предложению, и мы поехали.   


Все достопримечательности мы объехали, не пропуская ни одного коммерческого ресторана, и к пяти часам подъехали в порт, расплатившись с тётей Наташей последними рублями. Кроме денег, которые мы сдали на обмен, мы прихватили с собой по тысяче долларов – на всякий случай. Пока мы кружились на такси, обсуждали – куда мы запрячем контрабандные доллары? Я сказал, что спрячу за подкладку куртки, а Мишка – под стельку левого ботинка.

Пришло время проходить таможню. Ивана пропустили без проблем, а нас пригласили в комнату для досмотра. Мишке сказали: «Снимай левый ботинок! А ты сам отдашь тысячу долларов, - обратились ко мне,- или подкладку будем резать?» Я сказал, что отдам сам и вспомнил рыжую бестию, которая, как оказалось, за долю малую подрабатывала осведомителем на таможне.

Эта неожиданность нас малость огорчила, хотя, мы были уверены, что на борту  нас жду 500 долларов. Но и тут промашка вышла. Когда мы пришли получать свои законные доллары, нам объяснили, что за полгода курс валюты существенно изменился (то есть, буквально, доллар стал в два раза дороже) и нам выдали вместо 500 $ - 400 немецких марок. Дурють нашего брата, ох дурють!

За то нам выдали купоны, на которые можно было покупать любую алкогольную продукцию на борту лайнера – в четырёх ресторанах и шести барах! «Когда закончатся, - успокаивали нас шёпотом организаторы, - приходите, ещё дадим!» Закончились они быстро и мы пришли за новыми. Получив новую партию, мы обратили внимание на то, что если первая партия купонов пропечатывалась оригинальной печатью компании, то вторая была ксерокопией!

В первом же порту мы разыскали ксерокс и распечатали этих купонов целую пачку, так, что хватило на весь круиз, ещё и осталось. Но до первого порта, которым был Марсель, ходу было четверо суток. Всё это время лайнер «гудел» по-взрослому. В четыре утра закрывался последний бар и открывался первый, около крытого бассейна с сауной. Бывало, мы попарившись в сауне и выгнав из организма всё дерьмо, накопившееся за день, отмокали в бассейне и ждали открытия бара, чтобы начать загружаться по новой.

Я говорю мы, это значит: я, ММ, Иван из Луганска и три брата-грузинца, с которыми мы скорешились в первые дни круиза – Дато, Гела и Гия Мансурадзе из Рустави. Как-то сложилось, что у нас были близкие интересы и взгляды на жизнь. На борту нас развлекали, как могли. В кают-компании, то биш, зрительном зале каждый вечер были выступления каких-то коллективов, одним из которых было варьете, под руководством Фёдора Черенкова из ресторана Пекин. Со многими из них я был неплохо знаком. Ведущим развлекательных программ был один из Знатоков – Нурали Латыпов. Весёлый парень и очень эрудированный.

Вообще-то круиз этот проходил под флагом «Бизнес-учёба и взаимодействие с иностранными партнёрами». За две неделе я только раз видел, как в кают-компании сидели за столом три грустных грека и трое наших бизнесменов-трезвенников (может зашитые были))), что-то вяло обсуждая. Остальные же веселились на всю катушку и на борту и на берегу. Следующий порт был Генуя.

Как-то в Генуе, стоянка была двое суток, когда мы знакомились с местными достопримечательностями, услышав русскую речь, к нам привязался местный бичуган сербской наружности. Он хорошо говорил по- русски и стал объясняться в любви к России, где ему посчастливилось жить какое-то время. Мы собирались заглянуть в ресторанчик, для дозаправки и пытались с ним расстаться, но не тут-то было. «Я не хочу с вами расставаться, - заявил серб, - и очень хочу вас угостить, но сегодня у меня нет денег, а завтра будут!»

Прогонять мы его не стали, не сильно веря обещаниям. Но на завтра,  прогуливаясь по городу, мы увидели бежавшего за нами вчерашнего знакомого. Догнав нас и немного отдышавшись, он торжественно заявил: «Сегодня я вас угощаю!» Мы отказываться не стали и заглянули в ближайший ресторанчик, где оттянулись, как следует, за российско-сербскую дружбу.

Следующая остановка нашего лайнера была уже на обратном пути, в Греции (порт Пирей). Уже у трапа нас встречала толпа русскоязычных коробейников, предлагавших наперебой шубы. Заглянули мы в несколько магазинчиков-ателье, где шьют эти шубы и тут же продают. Цены были ниже рыночных, богатый ассортимент, приветливые хозяева. Разговорившись с ними о том, о сём, мы узнали, что почти все они выходцы из СССР, а сырьё получают из Канады. На вопрос: «Почему не из России?» мы получили ответ: «В Канаде намного дешевле!»

Один из наших новых знакомых, грузинской наружности, малость поторговавшись, купил своей жене шикарный норковый полушубок, всего за 100$! Мы тут же пошли его обмывать в ближайший кабачок, после чего пошли гулять по бульвару, вдоль набережной, где располагался стихийный блошиный рынок. Чего там только не было! Советские фотоаппараты, электросамовары и чайники, множество предметов быта, военная форма, ордена и медали… В основном, всё из Советского Союза. Как будто мы попали на какую-то Российскую барахолку!
 
Кроме знакомства с местными достопримечательностями, в связи с широкой ограниченностью в средствах,  нам удалось «запарить» несколько банок чёрной икры, заранее приготовленных перед круизом. Жить стало веселее! Далее наш лайнер взял курс на Стамбул, где нас ждала стоянка в течение двух суток и неожиданные приключения. К этому времени моя печёнка начала кричать SOS! Я решил торжественно объявить завязку и, может быть, это спасло нас в Стамбуле от бОльших неприятностей, чем случились с нами в тёмных переулках этого города.

В первый день мы дружно пошли на местный рынок, который больше был похож на город в городе, конца ему не было видно. Провели там весь день, накупив всяческих сувениров, подарков, и после закрытия взяли направление в порт. Все были удовлетворены, кроме Ивана, который не смог подобрать меховую кожаную куртку, которую обещал сыну. У него осталось 120$, а все подходящие по размеру и фасону стоили вдвое дороже.

Уже за территорией рынка, вдоль дороги, стояли коробейники, предлагая различные товары. У одного из них Иван увидел именно такую куртку, которая была ему нужна. Торговец просил за неё 300$ и никак не хотел уступать. А в наличии было всего 120… Немного безуспешно поторговавшись, мы пошли дальше. Владелец куртки последовал за нами, выкрикивая - 250!, слыша в ответ – 120. Через пару километров – 200! Ответ был неизменным. Уже около трапа мы услышали: «Ну ладно, ладно – 120!» Иван с удовольствием расплатился с продавцом и мы последовали в ближайший бортовой бар, чтобы обмыть все покупки (я – апельсиновым соком)!

Второй день мы гуляли по городу и знакомились с его достопримечательностями. В тот день турецкая футбольная команда выиграла какой-то чемпионат и весь город ликовал – мчались машины, непрерывно сигналя, из окон которых торчали пассажиры, размахивавшие национальными флагами.  На узких улочках трудно было от них увернуться. Вечером повсюду запускали салют.

Нашим грузинским товарищам, у которых ещё оставались деньги, захотелось экзотики – кальян, танец живота и т.п. Мы пошли тёмными улочками в поисках этой экзотики. На одном из перекрёстков нам повстречался симпатичный, современно одетый, молодой турок и предложил свою помощь в этом вопросе. Мы долго шли по кривым тёмным переулкам и, наконец, пришли в небольшой кабачок, расположенный в подвале.

Внутренняя обстановка напомнила мне слова из песенки: «… в пьяном затуманенном угаре…» и т.д. Нас посадили в отдельную кабинку, принесли пиво, орешки и пару девчонок… На что мы ответили: «Девчонок мы не заказывали! (пока)» Нам ответили, что это так, для антуража и увели куда-то грузинцев, которые хотели шишу (кальян). Я уже не первый день был трезвенником и мне было там не интересно. К тому же было какое-то нехорошее предчувствие.

Я пошёл гулять на улицу, попросив товарищей надолго не задерживаться. Слоняясь по близлежащим переулкам, рассматривая витрины, я заметил что из подвальчика, время от времени выскакивает какой-то хмырь и наблюдает за мной. Так прошло около часа и я решил поторопить своих товарищей, но меня опередили два полисмена, неизвестно откуда появившиеся. Я подождал минут пять и занырнул в подвальчик.

Передо мной возникла такая картина – вся наша компания, в растрёпанных чувствах что-то активно доказывала полиции и работникам кабачка. Причиной дебатов был счёт долларов на 600 (!?!), где были такие пункты – заказ девочек, кальян, разные напитки и закуски и др. Должен заметить, что девочек нам навязали, закусок никаких не было, а кальяна грузинцы так и не дождались, просидев запертыми в каком-то тёмном чулане около часа. В полицию нам попадать было никак нельзя, так как наш лайнер отбывал рано утром.


Поторговавшись, какое-то время, мы сошлись на цифре 200$ - патамушта больше не было… После чего нас отпустили. Всю дорогу до порта мы материли всех турок, но в конце пути пришли к выводу, что виноватых надо искать в зеркале – экзотики, видишь ли, захотелось! Уже на борту мы узнали, что в такой переделке, точно по такому же сценарию, побывала ещё одна  компания наших туристов. Из них выудили больше 1000$. Из этого мы сделали вывод, что это давно налаженный бизнес, рассчитанный на туристов.

Вскоре мы отбыли в Одессу. В аэропорту нас встретила большая очередь в кассу и объявление, что на ближайшие рейсы в Москву билетов НЕТ! А улететь нам надо было обязательно, потому что средств на проживание не было - у нас с Мишкой было отложено на обратный путь сорок немецких марок и всё! Обменных пунктов тогда ещё не было и мы решили идти напролом. Подошли к администратору, румяное личико которой еле вмещалось в окошко и говорим: «Нам очень нужно попасть сегодня в Москву! Помогите!»

Получив ответ: «Не-е-е, хлопчики, билетов нет и не будет!» мы с Мишки хором заявляем: «Сорок марок!!!» и протягиваем незаметно ей в окошко названную сумму. Не помню уже какой тогда был курс марки к рублю, но названная сумма сильно превышала стоимость билетов. Надо было видеть удивлённое выражение лица нашей собеседницы, которая воскликнула: «Татышо!!! Хлопчики, бегом на посадку!» Как раз началась посадка на московский рейс.

Администратор быстро захлопнула окошко и выскочила из своей будки. Забавно было наблюдать, как 150-килограммовая «кадушка» бежала, а правильнее сказать, катилась по мраморному полу зала вылета, звонко цокая своими каблучками. Мы заняли очередь на регистрацию и вскоре увидели нашу благодетельницу, бегущую в нашу сторону, размахивая билетами. «Счастливого пути, хлопчики! Прилетайте ещё!» Мы поблагодарили за наше спасение, раскрасневшуюся от беготни тётю и пошли на посадку.

Полёт прошёл в штатном режиме, но при получении багажа во Внуково нас ждал неприятный сюрприз – обшманали наши чемоданы и забрали все подарки, глянцевые журналы и сувениры… Чем теперь отчитываться перед близкими, что мы были в круизе? Только фотографиями, которых нащёлкали предостаточно. Ну, Слава Богу, что хоть вернулись целыми и невредимыми. Если бы я не ушёл вовремя в завязку и не сторожил с улицы кабачок, ещё неизвестно чем бы это всё закончилось.

                ***

Как-то летом мы решили со всем выводком поехать к Мишке в Саратов. Он зарезервировал пару домиков в пансионате на берегу Волги, где мы благополучно разместились. Купались, загорались, катались на лодках наперегонки, ловили рыбу и готовили её на костре вместе с шашлыками. В общем, все 33 удовольствия! А однажды решили испить пивка с раками. Когда мы ехали в пансионат, по дороге было много предложений типа: «САМЫЕ КРУПНЫЕ РАКИ У НАС!», «ПОКУПАЙТЕ РАКОВ!» или просто «РАКИ». Мы поехали на трассу и купили там целый рюкзак этих ползучих тварей.

Пиво было в буфете пансионата, где мы и взяли пару ящиков. Погрузив всё необходимое в две лодки, мы отбыли на остров, который находился в 300 метрах от нашего берега. Там мы разбили лагерь на живописном берегу, развели костёр и повесили над ним большой котёл. Пока вода закипала, мы резвились с детьми на песчаном берегу. Вода закипела и, добавив в неё соли и специй, мы стали забрасывать туда раков. Дети с удивлением наблюдали, как раки из зелёных превращались в красных.

Достав первую партию раков и забросив в котелок вторую, мы сели за импровизированный стол и стали со смаком их разделывать и забрасывать в «топку», запивая ещё прохладным пивком. Детишкам отдавали чистое мясо, но не все его одобрили и вскоре побежали продолжать игру на берегу. Умяли весь рюкзак и всё пиво. Вернулись на базу уже под вечер. У всех, кто активно уничтожал раков, были исколоты руки, губы, языки, но все были довольны. В тот день я второй раз в жизни объелся раков так, что долго на них смотреть не мог. Первый раз был в детстве, я его описал в одноимённом разделе.

В одно из воскресений к нашему берегу подошёл небольшой прогулочный кораблик с ряжеными и объявили день Нептуна. Проводились всяческие конкурсы и состязания. Детям, которых было много, всё было очень интересно и они активно участвовали во всех этих развлечениях. Взрослые тоже от них не отставали. Нептун восседал на троне и повелевал – казнить или  миловать. Тех, кто выигрывал – награждали подарками, а проигравших его слуги забрасывали в воду под всеобщий смех и веселье. В общем, праздник удался на славу!

Две недели прошли не заметно. По возвращении из пансионата, мы ещё пару дней побродили по заповедным местам Саратова, после чего отбыли домой.
Вскоре ММ, по моей инициативе (мне был нужен надёжный финансовый директор, а контора, где служил Мишка подверглась серьёзному преобразованию и ему там не нашлось места) всей семьёй перебрался в Москву. У меня была служебная трёхкомнатная квартира в хорошем районе, которую я им и предоставил.

С финансовым директором вопрос был решён. А вот с коммерческим мне никак не везло. Был в те времена у меня знакомый генерал (Славик Борисов – боевой генерал, прошедший Афган и возглавлявший тогда Академию МЧС), который сватал мне своих знакомых отставников на эту должность. Первым был полковник (Женечка Родионов) из хозяйственного управления Минобороны. Очень исполнительный и аккуратный. Всё у него было разложено по полочкам. Но уж очень слащавый. Как позже выяснилось - оказался гомиком. Пришлось с ним расстаться после года сотрудничества.

Другой полковник (Эдик Аравин) был в своё время адъютантом маршала Говорова. Спортивного сложения, такой бодрячок, что выглядел лет на десять моложе своего возраста. Он был заядлым теннисистом и мы планировали с ним построить теннисный корт в ближнем Подмосковье, где у меня имелся подходящий участок. Кроме этого, ещё много чего было запланировано. Я постепенно передавал ему контакты, связанные с коммерцией. Слетали с ним в Архангельск, где находился концерн «Северолес», с которым я в то время плотно сотрудничал. Об этом сотрудничестве хотелось бы рассказать отдельно, но чуть позже.

Однажды Эдик заявил: «Михалыч! Что-то у меня второй день как-то странно пузо болит. Завтра меня не будет – поеду в госпиталь, покажусь». На что я ответил: «Конечно, проверься, здоровье надо беречь!» На следующий день он мне позвонил и сообщил, что ему предложили госпитализироваться на обследование. Ну, надо так надо.

Где-то через неделю пришёл ко мне его сын и сообщил, что у отца обнаружили онкологию последней стадии… Ещё неделю я собирался посетить Эдика в госпитале, а когда наконец приехал, то не узнал его – на кровати лежал скелет, обтянутый кожей, который уже ни на что не реагировал. Рядом сидела его жена и героически готовилась проститься с любимым мужем. Прошло две недели и бодрый, на вид здоровый человек, полный планов на будущее превратился в овощ. Онкология! Через пару дней Эдик отдал Богу душу – Царство ему Небесное и Светлая память!
               
Опять должность коммерческого директора оказалась вакантной. Пришлось снова взваливать это направление на себя. Но помог случай! Однажды на улице я встретился с симпатичным парнем, лицо которого мне показалось знакомым, но я никак не мог вспомнить – откуда я его знаю? Мы остановились друг против друга. По его лицу было понятно, что его мучает тот же вопрос. Вдруг меня осенило: «Серёга! Ты что ли?» Он кивнул в знак согласия. Мы пошли в ближайшую кафешку и поделились последними событиями, произошедшими в нашей жизни.

А познакомились мы в середине 80-х при следующих обстоятельствах. Папаня мой в то время работал коммерческим директором НИИ и у него был друг Алексей – начальник Райтехснаба, который, в свою очередь, дружил с Сергеем. Сергей тогда возглавлял Управление снабжения Департамента строительства Москвы и был зятем Председателя Мосгорисполкома. У него была усадьба в Мещёре, на границе Московской и Рязанской областей, куда мы были приглашены в гости на выходные.

Поехали на одной машине и 150 км проехали быстро с песнями, шутками , прибаутками, анекдотами. Сергей, как и Алексей, были весёлыми и общительными людьми. Мы с папаней, как могли, поддерживали эту атмосферу. Немного не доехав до места, мы, по просьбе Сергея, свернули в лес и вскоре оказались на берегу озера Белое. Время было около полуночи, ярко светила луна и казалось, что озеро светилось. Мы решили искупаться и вот что я заметил, - стоя по пояс в воде, я видел свои ноги. Как будто вода действительно светилась.

Легенда гласит, что в старину на этом месте стоял большой храм и однажды, должно быть, за большие грехи служителей провалился сквозь землю. На этом месте образовалось озеро, правильной круглой формы, которое никогда не цветёт и в нём нет никакой живности. К тому же, глубина его очень большая. После того, как мы освежились в этом чудесном озере, поехали дальше и  через полчаса стучались в ворота егеря, чтобы оказать ему своё почтение.

Несмотря на то, что время было позднее – около часа ночи – калитка открылась быстро и мы услышали возглас хозяина дома: «А-а-а, ебачи пгиехали!» На вид рязанский мужичок картавил похлеще любого ярко выраженного еврея! Супружница его привычно набросала на стол закуски. Мы, в свою очередь, достали пару пузырей коньячку и общение продолжилось за столом. Шутки, прибаутки, воспоминания…

Алексей был одет в полевую генеральскую форму. Где он её взял - остаётся загадкой, так как в армии он никогда не служил. Должно быть, кто-то подарил. В разгар веселья егерь встал в позу по какому-то вопросу, на что Алексей тут же отреагировал: «Как стоишь перед генералом!» Егерь на это ничего не ответил и куда-то исчез. Через некоторое время он появился  в мундире маршала авиации с возгласом: «Смигна, салаги!» Все обалдели! Всеобщий хохот был слышан далеко. Оказалось, что места эти когда-то облюбовал для своего охотхозяйства маршал авиации СССР Куликов и за безупречную работу подарил егерю свой мундир.

Пообщавшись часок-другой с егерем, мы продолжили приближение к цели. 
Для этого нужно было переправиться через реку Пра. Дело в том, что усадьба Сергея располагалась на острове, где кроме неё было ещё пять дворов. Раньше там жили староверы, у которых были очень мощные дома и хозяйства. Когда мы подошли к заливу, где были пришвартованы моторные лодки, я обратил внимание на то, что все они были без каких-то замков и запоров – просто привязаны к своим колышкам. Коммунизм, панимаэш!

Мы перегрузили свои вещички в лодку и, попрощавшись с егерем, отчалили от берега. Мотор завёлся не сразу, так как давно не работал, и я сел за вёсла. Но как только мы вышли из залива, мотор завёлся и мы через минут десять уже были на месте. Как Сергей в полной темноте, по протокам в камыше безошибочно прошёл этот путь – одному Богу известно! Как-то на подсознании, благодаря богатой практике. Единственное, что я заметил в этой тьме, силуэт полуразрушенного храма находящегося на острове недалеко от нашей фазенды.

Причалив к небольшой пристани и разгрузившись, мы вошли в дом, срубленный из толстенных брёвен, наполненный чудесными запахами всяческих трав, висевших веничками на стенах. От большой русской печки исходил особый аромат. Мы обратили внимание на несколько пятилитровых банок, стоявших на полке, в которых настаивались травы. Они были разного цвета: жёлтого, зелёного, коричневого, красного. Мы дружно задали вопрос: «Что это такое?» смутно подозревая, что это ОН. Мы не ошиблись, в банках был именно ОН - самогон двойной перегонки, настоянный на разных травах. Продегустировав по рюмочке из каждой банки, мы отправились спать, чтобы проснувшись утром пойти за грибами. Ведь стояла золотая осень!

Утром, позавтракав из каждой банки (ночью не распробовали), мы выдвинусь в лес. Я не большой любитель «тихой охоты», но вышел первым через заднюю калитку. Пройдя метров десять по широкой тропе, я увидел посередине этой тропы здоровенный подосиновик! Подождав остальных, я указал им на чудесную находку. Папаня, в руках у которого была небольшая корзинка, тут же развернул оглобли и поспешил в дом, вернувшись оттуда с большущей корзиной, торжественно водрузил в неё первый красавец-подосиновик. Забегая вперёд, должен заметить, что прочесав весь остров, больше грибов мы не видели.

Зато нагулялись по местным красотам от души. Дошли до озера Великое. Этот остров, а во время засухи полуостров, находится между озером и рекой Пра, которые соединяются узкой протокой. Зимой эта протока перемерзала и так как озеро подпитывалось родниками, то уровень воды в нём был выше чем в реке. По рассказам старожилов, в дореволюционные времена, от каждого двора были выкопаны каналы от озера к реке (следы каналов ещё были видны), по которым зимой шла из озера вода и образовывала полыньи в реке. К этой полыньям подходила рыба, задыхающаяся подо льдом. Её сачком ловили, каждый по потребности.

Так практиковалось десятилетиями, пока к власти не пришли большевики. Они из каждой полыньи вычерпывали всю рыбу и через несколько лет рыба, практически, пропала – ушла в безопасные места. «Кто был ничем, тот станет всем!» - как они любили петь – а потом, хоть трава не расти. Но, не будем о грустном. После хорошей прогулки, мы решили натопить баньку. Банька была не обычная, а «по-чёрному». Она стояла на берегу реки ещё с 19 века! Первый раз я парился в такой бане.

Если кто-то не в курсе, расскажу вкратце, как она устроена. Сруб, где-то три на три метра. В нём стоит котёл для воды, под которым очаг, обложенный булыжником. Полок для сидения и лежания, маленькое окошко для освещения и вентиляции. Всё! Когда баня топится, весь дым и копоть оседает на стенах и потолке, который делали пониже, в целях уменьшения объёма. В нашей бане потолок был ниже двух метров, так что нам всем, кроме Алексея, который был ростом чуть больше полутора метров, приходилось нагибаться, чтобы не задевать потолок.

Напаришься, отхлещут тебя веником, вываливаешься из бани весь в саже, как шахтёр, ныряешь в речку и вся копоть от тебя отстаёт. Выходишь из речки, как огурчик! В нашем варианте был забавный случай. Перед тем, как зайти в баню, мы раздевались и вешали одежду на плетень, находившийся неподалёку. Алексей повесил туда и свои очки с диоптрией – плюс 12, которые, выйдя первыми, мы спрятали вместе с его одеждой. Из бани он вышел последним и стал ходить нагишом вдоль плетня, пытаясь наощупь найти свою  одежду и очки, без которых ничего не видел.

Что он был росточка небольшого я уже говорил, а, как известно, маленькое дерево растёт в корень. Вот и у Алексея мужское достоинство было, как третья нога. Неподалёку от бани была пристань для лодок, рядом с которой находилась большая скамья, где восседали местные кумушки. Увидев дефилирующего, в чём мать родила, вдоль плетня Алексея, у этих кумушек глаза на лоб полезли! Когда мы загружались на обратном пути в лодку, то можно было слышать шепоток всего женского народонаселения острова, собравшегося на пристани: «-Который? – Да вон тот, в генеральской форме! – Не может быть, такой маленький! – Точно тебе говорю! Маленький, да удаленький!» Должно быть, благодаря Алексею, нас тогда так тепло провожали хуторянки.   
 
Но вернёмся в середину 90-х. Сергей вкратце рассказал мне, как он прожил эти 15 лет. Когда началась перестройка и гласность, на его работе пошли какие-то нездоровые движения, в семье не ладилось, тестя попёрли из Мосгорисполкома, в общем, пошло всё наперекосяк. Тем временем вышел «Закон о кооперации» и Сергей решил создать в районе своей фазенды кооператив по производству молока.

Пока были возможности, он договорился с местной администрацией, с которой был в хороших отношениях, о долгосрочной аренде убыточной фермы, завёз туда все необходимые материалы и оборудование. После чего уволился со своей работы, громко хлопнув дверью – до того ему надоело жидо-массонское окружение во главе с тов.Ресиным, развёлся с женой и поехал в Мещеру осуществлять задуманное.

По началу, всё шло хорошо. Он собрал коллектив, расписал им радужные перспективы и все вместе с энтузиазмом взялись за дело. Они отремонтировали все здания и сооружения. В бытовке он соорудил сауну, душевые, санузлы с финской сантехникой. В общем, создал все условия для работы и отдыха, о которых и мечтать не могли соседние хозяйства. Он и кооператив назвал соответствующим названием – «Мечта». Женился на молодой доярке, которая родила ему дочь и сына. Жизнь снова засверкала яркими красками.

Надои стали расти, зарплаты тоже, народ работал с удовольствием! На областных собраниях «Мечту» ставили в пример - все производственные показатели намного превышали показатели остальных хозяйств. А у нас этого не любят. Начали, образно говоря, совать палки в колёса, вредить всячески. Пагубно воздействовать на кооператоров. Например,  однажды напоили доярку и она проспала утреннюю дойку. Придя на ферму, чтобы не отставать от остальных, она разбавила молоко водой. И так было не раз и не с одной дояркой. Общие показатели жирности стали понижаться.

Как-то приходят доярки в кабинет председателя и заявляют ему: «Сергей Николаевич! Вы бы поменяли в бытовке финскую сантехнику на нашу, а то ведь стырють!» Он очень удивился и отвечает: «Кто стырит! Ключи только у вас и у меня!» На что они откровенно отвечают: «Так мы и стырим!» С этого момента он начал разочаровываться в местном народонаселении. Когда все показатели стали ухудшаться, разочарование это нарастало. Товарищ он был эмоциональный  и через три года успешной работы, окончательно разочаровавшись, закрыл кооператив и ушёл в глубокий запой.

Около года он был в прострации на своей фазенде, по мере сил занимаясь семьёй и детьми. После чего переехал в Москву. До нашей с ним встречи, используя старые связи, Сергей, с переменным успехом, занимался различными коммерческими проектами. Но это было эпизодически и не приносило особых доходов. Я предложил ему занять должность коммерческого директора в моей компании. Немного пораздумав, Сергей согласился, но при условии, что у него будет свободный график, а не обязательное просиживание штанов в своём кабинете. Оговорив кое - какие детали, я на это согласился.

Началась совместная работа. Пару лет мы с Сергеем сотрудничали плодотворно. Частенько выезжали в его заимку на рыбалку, на охоту, за грибами и просто отдохнуть, погулять по девственному лесу. Для отдыха у него  было всё необходимое – баня, наряду с той, о которой я уже упоминал, большая бильярдная, столовая с рубленым столом и такими же скамьями, под стать самой избе и многое другое. А главное – природа!

                ***

Вспоминается забавный случай. Как-то друзья-товарищи из банно-охотничьей компании пригласили меня в конце августа на  открытие охоты в какое-то новое место. Я не стал спрашивать куда, а предложил встретиться у меня в офисе, оставить свои авто, пересесть на мой микроавтобус и поехать на одном транспорте. Возражений не было, так как все знали, что в моём микроавтобусе было всё необходимое для того, чтобы начать общение уже в дороге – откидной столик, мини-бар, а в большой компании и не мини.

Выехали мы, когда уже начинало темнеть и тут же начали общение, так как долго не виделись. Через пару часов въехали в дремучий лес и вскоре оказались на берегу какой-то речки, где нас ждали пару моторок. Было уже темно. За время дороги мы, как следует, приняли изменённое состояние сознания и нам было весело! Когда перегружались на лодки, в кромешной тьме, я заметил силуэт разрушенной церкви, показавшийся мне знакомым. Я не придал этому особого значения. Переправившись на другой берег речки, мы продолжили веселье уже в доме встречающей стороны.

Проснувшись утром, я вышел во двор и был сильно удивлён. Мне показалось, что я здесь уже был. И развалины церкви, и пристань, и банька на берегу казались мне очень знакомыми. Чтобы укрепиться в своих догадках, я спросил у одного из аборигенов: «А не Серёги ли Кузьмичёва вон тот дом?», указав на дом, через два от того, где мы остановились. Получив утвердительный ответ, все мои сомнения развеялись – это был хуторок, который мы посещали лет пятнадцать назад. Вскоре произошла наша встреча с Серёгой и дальнейшее сотрудничество. На заимку мы приезжали частенько.

А в тот приезд охота получилась на славу, запомнили её все участники. Открытие охоты всегда назначается в шесть часов вечера. Нам не терпелось пострелять и на озеро Великое мы вышли часа за два. Идти до места надо было километра три. Лето в том году было засушливое и мы продвигались не торопясь, с шутками-прибаутками, по высохшему болоту, в траве по пояс. Не доходя метров триста до берега, прямо из под наших ног, вылетел жирный селезень, еле-еле поднимая своё тучное тело, а за ним маленькая уточка.

Мы обсудили этот эпизод, предвкушая удачную охоту, и пошли дальше. Метров через сто, по всему фронту, взлетели сотни уток - такого никто в своей жизни не видел! Мы стояли, разинув рот и не знали что делать, ведь ружья у всех не были заряжены. Когда оцепенение прошло, все стали судорожно заряжать своё оружие и когда недалеко от берега взлетела следующая стая, мы не выдержали и стали палить по ней. С нами был молодой не обстреляный охотничий пёсик, который, услышав канонаду, поджал свой хвостик и пустился наутёк в сторону дома.

Дойдя до берега озера, мы рассредоточились на небольшом островке и охота началась. Утки летали по маршруту – озеро Великое, Лесное озеро (о нем я расскажу чуть позже), река Пра. Маршрут этот проходил как раз над нашим островом. В тот вечер, пока не стемнело, мы настреляли сотни уток, но собрать удалось только треть. Дело в том, что вдоль берега озера, для подкормки уток, егерями был засеян рис. Заросли его были настолько плотными, что пройти или проплыть на лодке сквозь него было невозможно.

Когда уже стемнело, мы обалдевшие и удовлетворённые вернулись на базу. Никто в своей жизни столько уток не видел. По общим подсчётам мы тогда отстреляли около тысячи патронов. Отметив, как следует, удачное открытие охоты мы, с чувством выполненного долга, залегли на боковую, чтобы ещё до восхода солнца занять позицию на том же острове. Часть утки мы определили в морозильники, остальную ощипали и утром сварили из неё, в большом котле, знатную шулёмку. Для её приготовления оставили несколько добровольцев из аборигенов.

Несколько слов про Лесное озеро. Оно располагалось в густом лесу,  километрах в трёх от хуторов и пользовалось дурной славой. Поговаривали, что там живёт нечистая сила. Из поколения в поколение передавалась легенда, что во времена, когда староверы только осваивали этот полуостров, один из них открыл для себя это озеро и вернулся оттуда седой, как лунь, лишившийся дара речи. Говорил только одно слово – Шишига и указывал в сторону озера. С тех пор повелось, что на озере живёт какое-то чудище, которого зовут Шишига и люди старались обходить это место стороной. А те любопытные, которые попадали на Лесное озеро, чувствовали себя неуютно, наблюдали какие-то видения. Одним словом – аномальное это место.

Утром, встав на свои позиции, мы договорились стрелять только тех уток, которые будут падать на остров. А самый хозяйственный из нас решил подобрать вчерашних уток. Для этого он притащил одноместную надувную лодку и когда мы отстрелялись, накачал лодку и попытался на вёслах пройти по рису. Из этой затеи ничего не вышло, так как  заросли были слишком густые. Тогда он решил продвигаться, хватаясь за стебли риса. И тоже ничего не получалось. Кто-то подсказал такой способ – встать по оси и раскачивать лодку. Дело пошло! Продвигаясь таким образом, наш искатель прошёл метров двадцать и собрал десяток вчерашних уток, но все они за ночь были  погрызены местной живностью – ондатрами, норками… Пришлось всё выбросить обратно.

Вернувшись на базу, мы встретили такую картину – на залитой солнцем полянке между домом и речкой, в большом котле, литров на двадцать, булькала шулёмка с уточками и разными приправами, а на большом мангале дозревал шашлычок и на протвине жарилась румяная картошечка. У нас потекли слюнки и мы, не долго думая, освободив место в холодильниках от различных напитков и загрузив туда сегодняшнюю добычу, набросились на всю эту вкуснятину. Как водится на охоте, под рассказы про былые подвиги, мы умяли всё предложенное и разлеглись на травке под солнышком, продолжая травить анекдоты и всякие байки.

Один из наших аборигенов заторопился по каким-то своим делам, сел на моторку и отбыл в неизвестном направлении. Часа через два он возвращается пешком, без лодки. На вопрос: «А где лодка?» он рассказал следующее. Дела его были на озере Великом и протоку от реки в озеро, где расположено охотхозяйство, он в ту сторону преодолел легко. А на обратном пути его перехватили егеря и задали всего один вопрос: «Почему вчера ваши гости открыли стрельбу почти за час до официального открытия охоты? Лодку конфискуем и отдадим после того, как проведём с вашими гостями воспитательную работу». Со словами: «Смотрите, как бы они с вами не провели воспитательную работу!» наш товарищ развернулся и пошёл прочь.

Мы снарядили делегацию из двух полковников – ФСБ и СОБР – по полтора центнера каждый и отправили их к егерям. Часа через полтора они вернулись с победой. Оказалось, что на открытие охоты в охотхозяйство приехали высокие чины Рязанской и Московской области, их посадили по шалашам, где они ожидали, за рюмочкой «чая», 18-ти часов. И вдруг, задолго до открытия, с противоположного берега послышалась канонада, которая распугала всех уток – это была наша пальба. Познакомившись с чинами и егерями, наши делегаты нашли общих знакомых, подружились и  закрепили это дело литровочкой горилки. Взаимовыгодная дружба продолжается и до настоящего времени. Как говорится – нет худа без добра!
               
С Серёгой мы плодотворно сотрудничали года полтора. Вскоре Создатель призвал меня на «переподготовку в гостеприимный зиндан». Примерно через год до меня дошла информация, что он отдал Богу душу от сердечной недостаточности. А позже я узнал подробности. После пятнадцати лет совместной жизни с молодой женой, начались разлады, взаимные упрёки и дело дошло до развода. Порушив вторую семью, друг мой загрустил и ушёл в глубокий запой. Сердце не выдержало… Царство ему Небесное и Светлая память!
                ***

В начале 90-х особист из МГТС пришёл ко мне в офис и, с заговорческим видом, как они умеют, начал беседу ни о чём, а закончил примерно так: «Михалыч! Есть у меня знакомый генерал – заместитель начальника контрразведки Западной группы войск (ЗГВ), Евгением Ивановичем его зовут (ЕИ)– он хочет построить дачу в ближайшем Подмосковье. Поможешь? А он в долгу не останется – машины в Германии можно покупать по дешёвке с его помощью, стройматериалы, мебель… Не долго думая, я согласился и сотрудничество началось – мы начали строить ему дачу, а он организовал поставку всего вышеперечисленного на военно-транспортных самолётах.

В то время отделочные материалы, сантехника и т.п. в России были в дефиците, а у нас с этим проблема была решена. К примеру, получаю я заказ на строительство коттеджа под ключ, звоню начальнику особого отдела аэродрома Чкаловский,  с которым Евгений Иванович меня познакомил, и заказываю на завтра местечко в Ил-76. Каждый день был рейс до Шперенберга – наш военный  аэродром в Германии.

Вспоминается первая моя такая поездка. Вечером я позвонил (АИ) Алексею Ивановичу (настоящее имя и фамилия генерала – военная тайна, панимаэш, так как он, кроме особого отдела,  ещё возглавлял секретный отдел по изучению НЛО) и забронировал местечко на завтрашнем десятичасовом борту. В 9-00 я был у него в кабинете, где торжественно вручил ему подарочную бутылочку горилки. Он, привычным движением руки, открыл холодильник, который был полон подобными бутылями, и произнёс, обращаясь ко мне и указывая на содержимое холодильника: «Буш?» Я вежливо отказался, а он продолжил: «А я махну малость». Налил себе грамм сто пятьдесят и махнул залпом.

Забегая вперёд, я должен отметить, что трезвым нашего генерала, как и ЕИ, я  не видел ни разу – всегда под допингом. По возвращении с большим грузом отделочных материалов, мне нужно было отметить в таможне декларацию на груз и поставить штемпель в паспорте. Дело было вечером, вся таможня заседала в кабинете АИ. Когда я туда зашёл, то увидел там весёлую компанию – дым стоял коромыслом! Мне не глядя отметили все документы и налили «штрафную». На этот раз я отказываться не стал и махнул грамм двести за здоровье присутствующих.

Всё было по простому и я быстро вписался в коллектив. Пока загружалась моя фура, я общался на равных с местными офицерами и генералами – особистами, таможенниками, лётчиками, технарями… Вдруг зазвонила «вертушка»  - телефон с гербом - правительственная связь! АИ дал всем команду соблюдать тишину, встал по стойке смирно и уверенным голосом, как будто он в жизни никогда не пил, стал чётко общаться с абонентом на том конце провода: «Здравия желаю! Так точно! Никак нет!» и т.п. Честно сказать, я был тогда удивлён такому резкому преображению. Позже, когда мне приходилось общаться с другими генералами из командования ЗГВ, такие перевоплощения я наблюдал не раз.

Но вернёмся к моей первой поездке в ЗГВ. Когда я погружался в Ил – 76, почти все места по бортам были заняты, только в середине салона оставались несколько свободных мест, а по центру был закреплён небольшой груз. Гляжу, незадолго до вылета, по рампе поднимается небольшая компания, для них и держали места, во главе с Роланом Быковым. Как потом оказалось, он летел со своей съёмочной группой в Берлин на съёмку какого-то фильма.

Расположились они рядом со мной. Когда я привстал, двигаясь и уступая место, то оказался рядом с Роланом. Росточком он был мне по плечо, но горящие глаза испускали такой свет, что не описать словами. Вспомнилась тогда мне эпиграмма Гафта Р.Быкову: «Ему бы в сборную по баскетболу, какой-то чёрт сидит в нём, бес – всего лишь два вершка от пола, а звёзды достаёт с небес!» 

И действительно, махнув коньячку за удачный взлёт и угостив всех желающих, включая меня, он «сел на уши» какой-то симпатичной барышне из его команды и два с половиной часа что-то ей рассказывал. Прерывался только на очередную порцию коньячку, которых было не так много – раз пять за полёт. Из обрывков фраз,  доносившихся до меня, можно было понять, что речь шла о сценарии будущего фильма.

Нечто подобное я слышал, когда в «Похоронке» - кафе рядом с театром на Таганке, где раньше действительно располагалось похоронное бюро, Леонид Филатов рассказывал двум барышням про своего «Федота Стрельца – удалого молодца». Мы туда забрели с моим армейским другом, прибывшим в командировку в Москву, выпить по «рюмке чая» и оказались за соседним столиком с этой компанией. Часа три Л.Филатов без остановки ездил по ушам этим барышням. А может быть и больше – мы покинули это заведение.

Ещё вспоминается, в этой связи, Семён Фарада и Александр Филиппенко, с которыми я имел счастье быть в одной банной компании. Но почему-то они всегда были по отдельности – вместе ни разу не были. Должно быть, потому, что часто разъезжали по стране со съёмками, гастролями и концертами. Семён из этих поездок привозил кучу анекдотов, которые лились из него, как из рога изобилия. А Филиппенко читал нам без устали рассказы Зощенко – любил он это дело и, бесспорно, умел! 
               
Приземлились мы благополучно. У аэровокзала меня ждала чёрная волга, которая отвезла меня в коттедж – место моего проживания. Коттедж располагался в Потсдаме, на берегу канала. Водитель сообщил, что ЕИ подъедет вечером и чтобы я пока располагался и отдыхал с дороги. Встретили меня радушно прапорщик Виталик – комендант объекта, под кодовым названием «Караул № 3» и его супруга Надежда. Накормили, напоили и отвели в мою спальню, где я мирно проспал до вечера.

Вечером прибыл генерал, да не один, а с литровочкой «Смирновки». Поужинав, чем Бог послал, и обсудив текущие дела, мы спустились в бильярдную. Должен отметить, что ЕИ был большой любитель этой игры, я бы даже сказал – профессионал! А я до этого играл с братьями только в маленький бильярд с металлическими шарами. Благодаря генеральским урокам в течение трёх лет, я научился играть так, что даже пару раз выиграл самого учителя!

А уроки были суровые. Начинались часов в семь-восемь вечера и заканчивались далеко за полночь. Каждый удачно забитый шар, сопровождался рюмочкой «Смирновочки». Литровочку генерал привёз чисто символически, а у Виталика, в поллитровых фляжках, её было несметное количество. Кроме того, ЕИ курил – одну за другой и в бильярдной атмосфера была соответствующая. На меня некурящего она тоже имела воздействие.

В один из таких уроков, которые проводились почти каждый день, я нашептал Виталику, который время от времени подносил очередную фляжку «Смирновочки»: «Скажи, что больше водки нет!», что он и сделал. Генерал побагровел и изрёк командным голосом: «Как нет! Уволю! Бегом неси!» Виталик, как ошпаренный вылетел из бильярдной и через минуту прибежал с двумя пузырями.

По утрам я ездил на легковом авто по разным торговым точкам, где продавались отделочные материалы, сантехника, мебель… Оплачивал все покупки и возвращался в коттедж, по дороге посетив пару-тройку достопримечательностей германской столицы, не забывая при этом испить настоящего немецкого пивка с баварскими колбасками. На следующий день грузовая машина с двумя солдатиками, следуя по тому же маршруту, всё забирала и везла в «Караул №3», где всё разгружалось в большой ангар. 

Однажды в выходной день генерал решил провести культурное мероприятие – свозить меня в Дрезденскую картинную галерею. До Дрездена путь не близкий, поэтому выехали мы в восемь утра. Проехав километров десять по трассе, ЕИ попросил водителя остановиться у ближайшего гаштета и со словами: «Михалыч, пойдём позавтракаем», – уверенным шагом направился к придорожной точке питания. Я примерно представлял меню на завтрак, но отказываться не стал.

Предчувствие меня не обмануло. Позавтракав грамм по сто пятьдесят с лёгкой закуской, мы продолжили движение, во время которого был и второй, и третий, и четвёртый подобные завтраки. По пути мы заехали в живописное место под названием (если не ошибаюсь) Саксонская Швейцария. Местечко действительно было красивейшее – глубокие каньоны, обрамлённые реликтовым лесом, водопады и т.п. Было много туристов из разных стран, а в местной кафешке нам предложили вкуснейшее пиво с сосисками, от чего мы не смогли отказаться. После внедрения на «завтраках» грамм по 600-700 горилки, накрыть всё это парой кружек пива… Это была роковая ошибка!

С этого момента память мне изменила - вспоминаются лишь какие-то отрывки. Например, как я объяснялся в любви до гроба какой-то американке и предлагал ей руку и сердце. Какого-то немецко-фашистского товарища убеждал в том, что зря они на нас напали в сорок первом и чтобы они так больше не делали. С учётом того, что я кроме, русского и матерного, языками не владею, со стороны это выглядело забавно. Потом я случайно (?) или в сердцах разбил пивную кружку, после чего мы ретировались и  быстренько поехали дальше.

По прибытии в Дрезден вспоминается, как мы кормили с моста через ров, что вокруг замка, где находится галерея, здоровенных рыбин и как я порывался их поймать, но меня вовремя остановили. Потом опять провал и пришёл я в себя только в Берлине, в штаб квартире контрразведки, куда мы заехали на обратном пути. Там нас ждала банька, бильярд, который теперь у меня стоит на даче, ну и конечно накрытый стол, после которого я опять расстался с памятью.

Хорошо, что водила наш всё путешествие снимал на мою видеокамеру. Дома, когда мы просматривали материал, я узнал много нового и интересного… Всё путешествие мы с генералом выглядели очень прилично, как будто никогда в жизни не употребляли спиртных напитков. У картины Рафаэля «Сикстинская мадонна» мы долго стояли, размахивали руками и о чём-то спорили. Жаль, что слов не было слышно, так как съёмка велась издалека. Вот что значит закалённый в боях автопилот! 

Много ещё было поездок в ЗГВ. Даже загранпаспорт приходилось пару раз менять потому, что не было свободной странички, куда клеили въездную визу в Германию. В одну из поездок я взял с собой ММ. Всё прошло чинно, благородно. Была насыщенная культурная программа. Но запомнилось больше всего наше возвращение в Москву. Как обычно, сидим за богато накрытым столом в депутатском зале аэродрома Шперенберг – провожаемся. Из окна видно, как загружается самолёт покидающими ЗГВ воинами с семьями и багажом.

Во время перекура мы с Мишкой подошли к рампе самолёта (открывающаяся задняя часть самолёта для доступа в салон)  и обалдели – самолёт Ил – 86 был полон! Вернувшись за стол, я задал законный вопрос: «А нам куда садиться?» Начальник особого отдела аэродрома – полковник Шаповалов – нас успокоил: «За это не переживайте – полетите в лучшем виде!» Смотрю, к самолёту подъехали пять автомобилей – три новеньких люксовых для Паши-мерседеса (Павел Грачёв – в то время министр обороны РФ) и пару б/у - для среднего командного состава, которые с трудом умещались на рампе.  Это была ежедневная норма загрузки борта.

Подходило время вылета. Мы вышли к самолёту и полковник, с гордым видом, широким жестом обвёл люксовые авто: «Выбирайте, какой нам больше нравится!» Тепло попрощавшись с провожающими, поблагодарив их за гостеприимство, и приняв большой пакет закуски с запивкой в дорогу, мы сели на заднее сиденье представительского удлинённого  БМВ с наглухо затемнёнными окнами. Появилась команда погрузки – шесть бугаёв с ничего не выражающими мордами лица - и со словам: «Поберегись!» стали загонять авто в самолёт. Народ размазывался по стенкам, слышались возмущённые крики, на что был ответ: «Не нравится – выходи!» Но никто не вышел.

Первыми пошли два 600-х «Мерина» – чёрный и серебристый. Нашу машину загнали в салон последней, а за нами на рампу поставили в ручную двух поношенных «Опельков» – почти в плотную, так что они два с половиной часа полёта тёрлись друг об друга. Самолёт взлетел. Мы с Мишкой были в полном шоколаде, а вокруг люди сидели, образно говоря, друг на дружке. На нас смотрели, как на врагов народа. Так неудобно было.

Хлопнув по стаканчику за удачный взлёт, мы решили посадить в авто хотя бы детей. Предложение приняли с радостью и запихали нам через открытое окно десяток юных созданий с условием, что вести себя они будут тихо. Смотреть на нас стали не так косо и на душе полегчало. Мы перебрались на передние сиденья, включили музычку, приняли ещё по одной за мир во всём мире, а на задних сидениях детский сад занялся своими делами. Намаявшись за день, многие вскоре уснули и проспали до Чкаловского. Впрочем, как и мы. Полет прошёл в тёплой и дружеской обстановке. С таким комфортом я ещё никогда не летал!

Перед очередной поездкой в ЗГВ, ко мне подходит мой, в ту пору, коммерческий директор Женечка Родионов – отставной полковник ХОЗУ МО РФ – и просит передать посылочку своему товарищу – начальнику ХОЗУ ЗГВ генералу Кулешову Виктору Ивановичу,  заместителю Бурлакова – командующего ЗГВ. Я подумал, что лишние связи в командовании ЗГВ мне не повредят и посылочку взял. В ней, как обычно просят живущие за границей русские, - буханка ржаного хлеба, сало, селёдка, горчица, ну и пузырёк «Столичной». Всё вышеперечисленное, у немцев непривычные для русского вкуса: горчица и селёдка какие-то сладкие; сало и хлеб - тоже не такие, как у нас.

Отметившись в Карауле № 3, я попросил отвезти меня в Вюнсдорф, в штаб ЗГВ. Кулешов встретил меня радушно, с благодарностью принял посылку. Мы обменялись новостями и я собрался было распрощаться, так как меня ждала машина, но генерал возразил: «А как же по пять капель – за встречу, за знакомство, за Родину! Машину отпусти, а на обратный путь я тебе дам свою». Ну как я мог отказать гостеприимному хозяину, тем более, с такими аргументами.

Переместившись из кабинета в комнату отдыха, мы продолжили общение. Виктор Иванович (ВИ) достал из холодильника нехитрую закуску и запотевшую литровочку «Московской». Я понял, что пятью граммами не отделаешься. Поднимались разные традиционные тосты, здравицы, обсуждались возможные варианты сотрудничества. У меня глаза загорелись! В то время из ЗГВ, кроме оружия, вывозили множество интересного – недвижимость, технику, различные материалы, оборудование и т.п. И всё это - за бесценок!

Я, грешным делом, тоже в этом малость поучаствовал – перегнал оттуда несколько автомобилей (легковых и грузовых), кое-какую мебель (две фуры) и приценивался к коттеджу (караул №3) – он тоже продавался и возможность его приобрести была. Но, с коттеджем меня опередил кто-то из командования.

Когда бутыль опустела и я, облегчённо вздохнув, решил сходить в туалет, то по возвращении с ужасом увидел на столе ту бутылочку, которую я привёз из Москвы, а генерал, как ни в чём ни бывало, резал остатки колбасы. Под разные воспоминания умяли и этот бутылёк. Думаю, пора линять! Но ни тут-то было – генерал звонит своему адъютанту (полковнику Коноваленко) и командным голосом: «У тебя есть что-нибудь? Тащи!» Через пять минут прибегает красномордый хохол и несёт литровочку «Столичной» и большой шмат сала. Общение продолжилось уже втроём.

Я уже говорил, что генералы заливают в себя, как в трубу – только румянее становятся с каждой дозой, иначе бы они до генералов не дослужились. Но я в генералы не стремился и у меня уже, образно говоря, из глаз закапало от выпитого. Но я старался марку держать и додержал до того момента, когда уже всё не закончилось. А время было уже за полночь и я намекнул – не пора ли до дому. ВИ со мной согласился и вызвал для меня авто. Поблагодарив за гостеприимство, я расстался с генералом и его адъютантом, с надеждой на плодотворное сотрудничество.

На улице шёл сильный дождь и я быстренько нырнул в машину, объяснив куда нужно ехать. «А можно мы возьмём с собой мою жену, - стесняясь, спросил водитель Вадим, - а то она уже полгода здесь и ни разу не выезжала за приделы гарнизона?» На что я, не задумываясь, ответил: «Да ради Бога! Пусть ещё и подругу прихватит!» Ну, подруг в это время не нашлось, а жена собралась быстро и мы поехали.

Проезжаем какое-то селение, вижу – гаштет (харчевня по нашему), говорю водителю: «Стой! Хочу угостить даму, в честь её первого выезда на свободу!» Зашли в заведение, за  двумя-тремя столиками сидят грустные немецко-фашистские товарищи и посасывают пиво, о чём-то мирно воркуя. Конечно, всё внимание на нас. Как обычно, на столах пусто. Ни тебе креветок или раков, ни тебе воблы или чипсов – не принято это у них – дикий народ!

Барышня захотела ликёр «Белиз». Подошли к стойке, заказываю ликёр. Бармен наливает грамм по сорок. Я возмущаюсь: «Ты что, не видишь кто перед тобой? Бутылку давай!» Он даёт мне литровую бутылку ликёра и все посмотрели на меня, как на идиота – нужна тебе бутылка, иди в круглосуточный супермаркет, да купи. Зачем же в три дорого покупать? Но мы их уже не видели, а удовлетворённые продолжили путь.

Я пересел на заднее сиденье и мы под музычку наслаждались с мадам  «Белизом». Наслаждение наше прервал её муж, когда мы заехали в Потсдам. «А какой адрес, куда вам надо ехать?» «А хрен его знает, какой адрес, - меня увозят, привозят. Стоит этот коттеджик на канале, слева от него яхтклуб, справа частные дома. Называют его Караул №3. Поезжай в комендатуру – там спросишь». Подъехали к комендатуре, Вадим пошёл узнавать.

Проходит 10 минут, 20, 30 – водителя нашего нет – пропал! Мы уже закончили с «Белизом», а его всё нет и нет. Я уже собрался идти на поиски пропавшего, как вдруг появляется Вадим, в сопровождении двух плотненьких товарищей в штатском. «Михалыч, это ты что ли, - воскликнул один из конвоиров, заглянув на заднее сиденье, - пересаживайся в нашу машину!» Распрощавшись с попутчиками, я так и сделал.

По дороге товарищи контрразведчики, а я с ними был хорошо знаком – они помогали мне в поездках по Берлину, в приобретении автомобилей – рассказали мне, что ночью их срочно вызвали в комендатуру. Говорят, что пришёл какой-то хмырь и спрашивает: «Где третий караул!» Мы его сразу в каталажку и сообщили вам.

Оказалось, что объект под названием Караул № 3 был предназначен для приёма высоких гостей и для работы с агентурой. Поэтому он считался секретным. Получалось, что я числился высоким гостем! Отвезли меня баиньки и проснулся я на следующий день где-то в районе обеда! Я думал, что меня после армии, где спирт лился рекой, удивить не возможно, по части выпивки, но как лопают эти генералы – уму не растижимо! Им за это, наверное, и звания дают!

                ***

Теперь, вспоминая своё обещание, расскажу о сотрудничестве с концерном «Северолес». Познакомил меня с руководством этого предприятия уже известный нам генерал Борисов. За «рюмкой чая» мы, плотно пообщавшись, постановили, что отныне моя компания будет представлять интересы концерна в московском регионе. Для представительства нам выделили новую «Волгу» и микроавтобус «Фольксваген Каравелла», чтобы встречать и провожать делегации с севера. А для их проживания были зафрахтованы, на долговременной основе, два полулюкса в гостинице «Космос».

Когда делегаций не было, мы с удовольствием пользовались всем вышеперечисленным. Но такое было не часто. В те времена дефицита пиломатериалов, мы были с избытком обеспечены звенящими брусом и досками экспортного исполнения. Ведь половина продукции концерна шла на экспорт – в Европу и Скандинавские страны. Контакты с ними были плотные, поэтому склады «Северолеса» были забиты товарами из этих стран – одежда (дублёнки, костюмы, трикотаж), обувь, электротовары (холодильники, телевизоры, видеомагнитофоны, магнитолы) и мн.др. Всем этим мы тоже пользовались с удовольствием. В свою очередь мы поставляли северянам товары, которые их интересовали – кабельная продукция, строительные и отделочные материалы и др. Золотое было время!

Но были и минусы. В то время открылись границы и руководство концерна увлеклась путешествиями по всему миру. А их надо было встречать, провожать, со всеми вытекающими последствиями. Должен заметить, что дозы северян нисколько не уступали генеральским нормам. И попробуй с ними не выпить! «Не уважаешь!» и т.п.  Приходилось рисковать своим здоровьем. А что делать!?!

У Славика (генерала Борисова) был знакомый (генерал Евгений Мельников), бывший командир отряда правительственных Ил – 62. Проходимец – каких свет не видывал! У него было совместное предприятие. Мельников был хорошо знаком с отрядом космонавтов, особенно с его бывшим командиром Г.Т.Береговым. Если надо было пробить какой-то вопрос в верхах, то Евгений наряжал Берегового в парадный мундир, со всеми регалиями, и появлялся с ним в нужном кабинете. Вопрос, как правило, решался положительно.

Как-то Мельников со Славиком появился у меня в офисе и заявил примерно следующее: «Береговой, Быковский, Леонов и я решили построить своим детям дачи. Недалеко от Икши, на берегу канала, мне удалось прикупить пару гектаров земли. Срубы из бруса мы закажем в Архангельске, я уже договорился, а фундаменты возвести ты готов?» Недолго думая, я согласился. «Скоро у меня будет Юбилей, - продолжил Евгений, - ты в числе приглашённых. Будут все вышеперечисленные. Там и обсудим все детали сотрудничества».

В назначенный день мы с Валериком Лыковым (Генеральный директор концерна «Северолес» - он, как раз, тогда был в Москве) прибыли на дачу Мельникова, которая находилась в дачном городке космонавтов, недалеко от того места, где планировалось строительство коттеджей для детей. За праздничным столом мне посчастливилось сидеть рядом Леоновым. На первых порах меня чуть не сдуло с места – такая от Алексея Архиповича шла энергия! Он подарил юбиляру большую картину своей работы на космическую тему.

После застолья, мы обсудили детали сотрудничества, назначили время встречи у меня в офисе, для заключения договоров. Также назначили день вылета в Архангельск, для ознакомления с производством срубов, да и просто познакомиться с достопримечательностями края – уж очень Валерик приглашал всех к себе, обещая оплатить перелёт и всю программу пребывания.

Первым ко мне приехал Быковский с женой. Во время общения стало понятно, что командир в их семье – жена. Муж был какой-то грустный и забитый. Может быть потому, что не так давно погиб один из двух сыновей, который был лётчиком-испытателем. Обговорив все детали и подписав договор, мы расстались. Потом прибыли Мельников с Леоновым. С ними тоже всё обсудили.

 А Береговой позвонил и предложил встретиться у него дома, в Звёздном городке. На что я сразу согласился. Побывать дома у легендарного Заслуженного лётчика-испытателя, дважды Героя Советского Союза (первую Звезду он получил ещё в годы ВОВ), да ещё и возглавлявшего долгие годы отряд космонавтов – не каждому посчастливится!

В назначенный день и час я приехал на встречу в Звёздный городок и был приятно удивлён. У такого заслуженного человека была обычная трёхкомнатная квартира, скромно обставленная, без излишеств. Единственное отличие от совсем обычной – это стеклянные витрины с подсветкой полные подарков со всего мира, расположенные по стенам большого коридора. Да и в общении он был очень прост, как и его жена – очень приветливая женщина!

Хозяева пригласили меня к накрытому столу с нехитрой закуской и бутылочкой армянского коньячка, что свидетельствовало о том, что гостя они ждали. Поужинав, под разговоры на всякие житейские темы, мы с Георгием Тимофеевичем уединились и склонились над проектом дома. Я выслушал все его пожелания и опять был удивлён. Он переживал над тем, как бы удешевить фундамент, предлагая разные варианты.

Такому заслуженному человеку, как мне кажется, государство должно вообще всё бесплатно предоставлять! Я решил выступить в роли государства и предложил принять от меня фундамент в качестве подарка. Георгий Тимофеевич категорически отказывался принять такой подарок и, после долгих уговоров, согласился только на то, что работы по возведению будут бесплатными, а за материал он заплатит. На том и порешили.

                ***

Пришло время вылететь в Архангельск. Я вылетел чуть раньше, чтобы порешать там какие-то свои вопросы, а через пару дней прибыла и основная делегация – Береговой, Мельников и Борисов Славик (Леонов и Быковский полететь не смогли по семейным обстоятельствам). После торжественной встречи в делегатском зале аэропорта, мы поехали размещать гостей на ночлег в лучшие номера лучшей гостиницы. На следующий день поехали  на Соломбальский комбинат, где уже заканчивалось производство комплектов домов из бруса для потомков заслуженных людей.

Потом была культурная программа – знакомились с достопримечательностями края. Очень всем понравился музей деревянного творчества, где были представлены строения и сооружения разных веков. Там нас напоили чаем из самовара с разными вареньями и плюшками, по древнерусским обычаям. Назавтра был намечен круиз на острова по Северной Двине, с рыбалкой, сауной на борту и т.п.

Рано утром мы были на борту зафрахтованного теплохода «Помор» и двинулись в путь. Каждому предоставили отдельную каюту, а Георгию Тимофеевичу – трёхкомнатный Люкс! А в кают-компании был богато накрытый стол. Мы собрались на дружеский завтрак. Во время застолья Берегового замучили вопросами о войне, о космонавтике, на житейские темы. Он никому не отказывал и подробно отвечал на любые вопросы.

Бывало, какой-нибудь нетерпеливый перебивал рассказчика и задавал свой вопрос. Георгий Тимофеевич отвечал ему и возвращался к прежнему повествованию, именно к тому месту, где его прервали и продолжал свой рассказ. И так было не раз. Иметь такую память в 72 года – не каждому дано! А ещё, мягко говоря, все удивились, когда две массажистки, после сауны, уединились с Береговым в его Люксе и пробыли там около часа. После того, как они разрумяненные вышли, вид у всех был очень довольный.

В общем, неделю мы провели плодотворно и интересно, но пролетела она уж очень быстро. Пора было возвращаться в Москву. В депутатском зале аэропорта стол ломился от яств. Звучали тосты один за другим. Подошло время вылета. Заходит командир корабля и по всей форме докладывает Береговому, который как раз в это время произносил очередной тост: «Товарищ генерал-лейтенант (Георгий Тимофеевич был в своём парадном мундире)! Экипаж к полёту готов!» Береговой командным голосом произносит: «Ждите!»

Ждать пришлось около часа – никак мы не могли расстаться! Бедным пассажирам, томящимся в самолёте, объявили, что вылет задерживается по «техническим» причинам. Наконец мы распрощались и проводили делегацию до трапа самолёта. Я остался решать какие-то вопросы и ещё у местного патриарха Валентина Григорьевича Зажигина назавтра был юбилей – 75 лет! Подарок ему я привёз из Москвы.

Про Зажигина хотелось бы пару слов сказать отдельно. Он уже был на пенсии, но занимал должность Заместителя Генерального директора концерна «Северолес» по общим вопросам. Дело в том, что до создания концерна Валентин Григорьевич заведовал всеми лесными делами края. Его имя гремело в регионе, как Прохор Громов на Угрюм-реке и он пользовался у всех большим авторитетом. У него даже был свой корабль для инспекции объектов, ну и для отдыха с гостями, конечно.

Очень душевный был человек, с большим искромётным чувством юмора и авантюрным характером. Может быть, поэтому мы с ним быстро сошлись и стали близкими людьми.  Последние командировки я, по его настоянию, останавливался не в гостинице, как в первые приезды, а у него дома. Супружница Валентина Григорьевича – Раиса Николаевна – была приветливой и гостеприимной женщиной. Дети были давно самостоятельными и жили отдельно. Так что я никого не стеснял, а наоборот – они относились ко мне, как к родному.

Однажды, Валентин Григорьевич (ВГ) нажарил двинской селёдки – небольшая такая рыбёшка, с ладонь величиной, но очень жирная. Жарится без масла, просто кладётся на сковородку, животом вниз и вскоре вся сковорода в рыбьем жире. Добавляется соль, специи, накрывается всё это крышкой и через   минут десять блюдо готово. Такая вкуснятина – пальчики оближешь.

И вот сидим мы на кухне, облизываем пальчики (под водочку), хозяин рассказывает о своих многочисленных приключениях. Приходит с работы супруга (она работала врачом в районной поликлинике) и заявляет: «Сегодня нашего главного врача Райхера (он же главный районный хирург) повысили до главного областного хирурга!» Валентин Григорьевич минуту подумал и выдаёт: «Теперь ему придётся менять фамилию».  Раиса Николаевна удивлённо: «На какую?»  ВГ невозмутимо: «На Облхер!» Мы долго хахатались.      

Вскоре «Северолес» стал рассыпаться на отдельные предприятия. Была пора приватизации и всем захотелось пожить самостоятельно. Со временем многие заскучали по прежним временам. Ведь когда снабжение, сбыт, обеспечение техникой было централизовано, они жили и горя не знали. А теперь нужно было самим налаживать контакты, а это не просто. Концерн развалили, о чём потом сильно пожалели. С Зажигиным мы периодически созванивались. Пару раз он приезжал в Москву на лечение. Когда я, по Воле Творца, был на переподготовке в гостеприимном зиндане, Валентин Григорьевич отдал Богу душу. Царство ему Небесное и Светлая память!

А со Славиком мы продолжали сотрудничать. Регулярно посещали его оздоровительный комплекс с бассейном и сауной в Новогорске. Когда же встал вопрос о реконструкции главного здания академии, то вопрос с подрядчиком не стоял – я был вне конкуренции. Мы уже составили поэтапный план реконструкции, прикинули смету, которая вылилась в кругленькую сумму. Я уже потирал руки в предвкушении приличного дохода, а Славик утверждал смету в высоких кабинетах.

И вдруг, как снег на голову, начальником МЧС назначают С.К.Шойгу, он ставит на место руководителя академии своего человека и все наши планы рушатся, как это у меня было уже не раз. Перечитав вышеизложенное, вспомнилось мне четверостишье И.Губермана: «Я счастлив одним в этом мире гнилом, где Бог нам расставил стаканы, что пил свою рюмку за тем же столом, где кубками пьют великаны!»

                ***


 ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ