"Охота и рыбалка. Газета для души", 2022, N9.
"Получилось так, что совсем неожиданно для себя исполнил я давнюю мечту - увидеть Великие озёра. Не те Великие озёра, что лежат в Северной Америке в пограничье между США и Канадой (Бог с ними!), а те, наши Великие озёра, что раскинулись восточнее Твери, всего километрах в 50-70-ти от города. Загадочные, болотистые озёра с коричневой от торфа водой…
Не скажу, что я спал и видел именно эти озёра, но, просто так сложилось, что как раз в тех краях мой сын решить построить свою загородную «фазенду». И место-то он выбрал самое, что ни на есть сокровенное, необычное – на большом острове, что лежал, зажатый с трёх сторон озёрами: Великим, Белым и Глубоким. С четвёртой же, северной стороны от Большой земли остров отделяла неширокая протока, густо поросшая тростником, камышом и рогозом. Впрочем, назвать эти берега Большой Землёй можно было с большой натяжкой – это была не то, чтобы земля, это были бескрайние торфяные болота, окружавшие озёра на десятки километров во все стороны света. Первое, что приходило на ум, когда я размышлял о тамошних краях, был Баскервиль-холл и Гримпенская трясина Конан-Дойля.
Добраться до этого затерянного между болот и озёр обитаемого острова можно было лишь двумя способами: зимою по зимнику, пробитому по замёрзшим болотам, в остальные времена года – по воде. Всё это разжигало во мне жуткое любопытство. Кроме этого, просто хотелось воочию, а не на фотографиях, увидеть то место, где обосновались мои родные. Хотелось взглянуть на новый дом, сложенный из толстых, светлых сосновых брёвен. Хотелось посидеть с удочкой на краю длинного помоста, разрезающего надвое широкую стену прибрежного тростника…
Часто, сидя в своём деревенском доме, я водил пальцем по карте, мысленно представляя себе эти края, эти озёра, протоки, острова и бесконечные просторы болот с их сумасшедшим пряным свежим запахом, способным одурманить и свести с ума…Но, так складывались обстоятельства, что все последние годы выбраться в те места мне не представлялось, ну, никакой возможности. А тут, вдруг, аккурат перед своим Днём рождения, карты легли, как надо, всё как-то враз сложилось – в течение пары часов мы с сыном утрясли все детали и уже на следующий день я отправился в свою долгожданную поездку. Три «солнышка» на сайте прогноза погоды обещали три жарких солнечных дня!
Впереди меня ждали близкие мне люди и, конечно, Великие озёра!
Путь впереди был неблизкий – от дома до места встречи лежало чуть больше четырёхсот километров интересной дороги через Смоленскую и Тверскую области.
Раннее утро. Я еду по пустой дороге, поглядывая на аистов, видимо, ночевавших в поле прямо на валках сена, удивляюсь бескрайним, золотым ржаным полям, протянувшимися по обе стороны на десятки километров вокруг Сычёвки и любуюсь воздушными замками Старицкого Успенского монастыря, буквально парящими над туманными водами утренней Волги.
Удивительно то, что Волгу мне пришлось пересекать, аж, три раза (отсюда, как Вы понимаете, вытекает и название моего рассказа)! Первый раз в городке Зубцов, второй раз в Старице с её церквами над рекой, а третий уже в самой Твери.
Чем ещё понравилась мне дорога, так это названиями встречающихся на ней деревень. Подчас невозможно было без улыбки читать дорожные указатели. Велик и богат русский язык и, воистину, безгранична фантазия людей, придумавших имена своим деревням, посёлкам! Много я поездил по нашей стране на автомобиле и давно заметил одну особенность: едешь, себе, едешь – вокруг сёла и деревни с привычными, стандартными названиями типа Высокое, Софрино, Новое, Лесное и прочих – с названиями простыми и относительно понятными.
Но, вдруг, ты попадаешь на участок дороги, где имена поселений начинают отличаться какими-то странными оборотами и лингвистическими эскападами. Такое складывается впечатление, что именно в этих местах жили особо весёлые люди с богатой фантазией, которым скучно было жить в деревнях с простыми названиями. И вырастали здесь деревеньки с забавными именами, заставляющими улыбнуться путника, попавшего в эти края. Так и ныне: Сасынье, Пищалино, Ожибоково, Сырокорнево, Жучки, Благуша, Копариха, Стеклятино - деревеньки одна за одной мелькали за окном.
Но безусловным лидером в этом дорожном рейтинге географических названий было имя, которые люди дали не поселкам, а небольшой речке, впадающей в смоленскую Вазузу. Звали эту речку Любушка! Любушка! Это как же надо было любить эти места, эту речушку, чтобы наградить её таким ласковым, трогательным именем… Хорошие, видно, люди здесь жили…
Так и ехал я, ехал, пока не приехал в маленькую тверскую деревушку с красивым названием Спас-на-Сози, где разбитая в хлам лесная дорога, уткнувшись в величественную, но, увы, полуразрушенную колокольню Преображенской церкви, закончилась совсем. Дальше автомобилям хода нет! Дальше – только на лодке или катере!
Витя! Сын встречал меня, стоя около лодки на берегу маленькой речки. На голову выше меня, под два метра высотой – я прижался к нему, обнимая за необъятный торс, как обнимают мощное дерево, скорее не обнимая, а приникая к нему, ибо обнять его своими руками нет никакой возможности. Задрав кверху лицо, поздоровался робко. Сын широко улыбнулся в ответ, легко повёл плечами, вырвался из моих хилых объятий, махнул рукой и сказал: «Ладно… Пошли грузиться…»
Он вырос, в отличие от меня, человеком немногословным, предпочитающим больше молчать, чем говорить. Постоянно спокойное выражение его лица не позволяло с точностью угадать, какие именно чувства вот прямо сейчас он испытывает: грустит ли, раздражён, или, перефразируя цитату персонажа Зиновия Высоковского в спектакле «Маленькие комедии большого дома», «Зина! Я унутренне пою и унутренне танцую!» Кстати, забегая вперёд, скажу, что и собак себе он выбрал точь-в-точь под свой характер – Акиту-Ину.
Вот, скажите мне, пожалуйста, те, кто близко знаком с этой породой – вы сможете понять по морде этих собакевичей, чего от них ожидать в данный момент? Весело ли им или нет? Бросится она или оближет? Хорошо знающий их человек,- хозяин, возможно, поймёт, но сторонний – никогда! Воистину, японская выдержка и бесстрастность написана на мордах этих собак. Во многом, именно этим выражением они и вызывают уважение к себе, ибо каждый пытается угадать, что именно скрывается за этой ширмой и начинает заискивать перед ней в надежде на положительную… Да, что на положительную, - на любую читаемую реакцию с той стороны.
Ну, ладно, я, вижу, слишком увлёкся психоанализом. Возвращаюсь к повествованию. Радостно боднув сына в живот (ибо выше мне головой было не дотянуться), я весело поковылял к машине вытаскивать свои пожитки. Через пять минут все вещи были разложены в видавшей виды старой, добром "Прогрессе" с лихой «Ямахой» на корме. Витя галантно подал мне руку и я, переступая своими отсиженными за долгую дорогу ногами, взошёл на судно! Сын заботливо укутал мои плечи курткой, чтобы меня, не дай Бог, не продуло, и мы тронулись в путь! Впереди был почти час пути – половина по реке, половина – по озёрам.
Ну, я Вам скажу: «Созь - это что-то!» Давно, а скорее всего, никогда я не встречал такой извилистой речки. Речки неширокой, хотя позволяющей разъехаться двум встречным лодкам, но ужасно вертлявой, ужасно кокетливой - «хвостик» налево, «хвостик» направо. Кто водил рукой Создателя, когда он чертил траекторию этой водной артерии, соединяющей Великие озёра с Волгой, наверное, только Он и знает! Но явно хвостатый Искуситель его под руку толкал – уж, очень змееподобной речка получилась!
Уже через пять минут поездки, после первого десятка крутых виражей, моя вальяжность и легкомысленность прогулочной позы куда-то разом исчезли! Я, вдруг, увидел себя, растопырившим руки по сторонам, словно испуганный краб-стригун. Мои клешни, тьфу!, – мои руки упирались в борта лодки в надежде компенсировать космические боковые перегрузки, возникающие при прохождении очередного виража. В голову лезли воспоминания о приснопамятных гонках «Формулы-1», и, особенно, - лихие комментарии Алексея Попова – как бы они пригодились именно здесь, в этой сумасшедшей гонке по небольшой Тверской речке со смешным названием Созь!
Но, всё на свете имеет свой конец – закончилась и «змеиная» речка, выпустив нас в залив и открыв впереди широкие просторы озера Великого, - самого большого из всей группы местных озёр. Лёгкий северо-восточный ветерок погнал под катер встречную волну, заставив лодку вздрагивать на ходу, как от сильного озноба и она, словно шаловливый ребёнок, подгоняемая мощным мотором, весело запрыгала, кивая носом и раскидывая по сторонам пышные усы жемчужных брызг.
Такие, вдруг, просторы открылись нам, что глаз моих стало мало, чтобы объять всю даль, всю вышину и глубину их… Такие запахи свободной воды и свежей зелени, вдруг, нахлынули, что дыхания моего не хватало, чтобы вобрать в себя всю изысканность этих лёгких флюидов с едва слышным хвойным привкусом … И сердца моего не хватало, чтобы вместить всю красоту, всё величие этого неба, весь покой этой воды, всю ажурность разделяющих их изумрудных ожерелий, сотканных из прибрежных берёзок, болотных сосен, из пахучего, густого тростника с белыми и жёлтыми восковыми цветами по заводям. Ярко синий купол неба с причудливыми пятнами ослепительно белых облаков венчал этот бескрайний и неповторимый природный Храм! И словно в Храме хотелось просто молчать, слушать и смотреть, хотелось впитывать в себя, пропитаться всем этим природным великолепием, хотелось раствориться в нём и стать песчинкой в этой вселенской Гармонии… Озеро Великое… Сила!...
Берега постепенно приближались. Мы уже пересекли открытую часть озера и теперь плыли вдоль зарослей тростника. По берегам редкими группами росли светлые от яркого солнца невысокие болотные сосны. Этим сосенкам, в отличие от сонма несчастливых товарок, ещё семенами и побегами ушедшими в болотную неверную бездну и ставшими частью её, этим сосенкам повезло нащупать корнями под собой кусок прочной земли. Повезло вцепиться, прорасти в него и, прочно укоренившись, подняться высоко над клюквенными и голубичными просторами. Так и стоят они, красавицы, в обрамлении берёзок и мелких кустарников, драпируя берега озёр изящной зелёной тесьмой и вычурными кружевами.
Ближе к обитаемому Острову, который, в отличие от болот вокруг, прочно и широко зарос мощными деревьями, образовавших густой лес, по берегам стали попадаться большие хатки бобров. Особенно меня поразила одна из них, сложенная из обрезков древесины, сучьев и хвороста. Её отличие от других хаток состоял в том, что купол её венчал деревянный крест! Было ли это чьей-то шуткой, что, учитывая хрупкость сооружения, довольно сомнительно, или это было капризом самой Матушки Природы, - в любом случае, выглядело это удивительно! Крест на бобровой хатке! Не хатка, а какой-то «молельный дом» для бобров! Что, кстати, очень совпадало с моим тогдашним возвышенным настроением. «Вот!, - подумал я: даже бобры!...» и улыбнулся…
Через десять минут, пройдя красивой протокой из Великого озера в озеро Глубокое, мы, наконец, увидели впереди раздвигающий тростниковые заросли длинный-предлинный причал, на котором уже стояли в ожидании знакомые и родные люди, услышавшие знакомый звук нашего мотора. Все улыбались и было видно, что нас ждут, что нам рады… Приехали… Фу-у-уууу…..!
Долго я приступал к завершающей части своего повествования о поездке на Великие озёра. И, в отличие от предыдущих глав своего рассказа, эта, финальная, никак не складывался… День, другой, - сижу над клавиатурой, думаю, пытаясь подобрать слова. И тут, вдруг, до меня дошёл смысл выражения: «У меня нет слов!
«У меня нет слов!» - именно так говорят впечатлительные люди, когда они сталкиваются с чем-то таким, что заставляет их, буквально, захлёбываясь в своих эмоциях, описать которые их язык ещё не научился, разряжаться во внешнюю среду словесной дробью коротких междометий, либо, в особо «тяжёлых» случаях - картечью крутых, непечатных выражений!
«У меня нет слов!», - говорит человек в таких случаях, тем самым признаваясь прилюдно в ограниченности своего словарного запаса, признаваясь другим и, главное, себе самому, что не был он готов к такому потрясению, не был готов к необходимости описать вербально увиденные им такие чудеса Природы.
Так и я сидел, вспоминал свою поездку, подбирал буквы, пытаясь сложить их в гармонические ряды, безуспешно пытаясь передать Вам машинописным шрифтом своё настроение, поразившее меня в эти два выходных дня, проведённых на просторах Великих озёр.
Ну, как, к примеру, описать всё великолепие закатов над Глубоким озером, над которым расположились владения Виктора, открытые аккурат на западную сторону света. С одной стороны, все ветра оттуда - сырые да резкие, все в лицо! Зато, с другой – все закаты тоже прямо в окна дома смотрят! А за это можно простить и зимнюю позёмку, пробирающую до самых костей, и дождевые шквалы, гнущие вершины прибрежных берёз. Зато, когда придёт тихий ясный вечер, то глаз невозможно оторвать от разноцветия облаков на горизонте, расцвеченных в малиновые, алые и жёлтые цвета.
Или, как было нынче, когда небо к вечеру было ясным, в цвет стиранного голубого ситца и солнце медленно опускалось в перегретую от дневной жары воду у дальнего берега, встречаясь там со своим отражением в зеркальной воде. Ещё немного и оба солнца встретились, коснулись друг друга и стали, вдруг, уменьшаться, пропадая, пока последняя яркая точка, словно уголёк в золе костра, не погасла на горизонте. Остались только два неба – одно вверху, другое в озере, и тонкая красная с жёлтым полоска между ними…
Именно в это время, на закате, мы с сыном и поехали устанавливать на ночь снасти на сома. Надо же было и про рыбалку вспомнить - не всё только красотами любоваться и вздыхать от нахлынувших чувств. Толстые шнуры, крючки в палец величиной, на которые мы надевали пойманных днём живцов – плотвиц и подлещиков. По мнению местных рыбаков-аксакалов, сомы в озёрах предпочитали именно свежих рыбок, совершенно не обращая внимания на традиционные сомовьи насадки «с запашком», на лягушек и прочие классические сомовьи деликатесы. Дело спорилось и скоро все снасти были «заряжены». Особенно крупные живцы (почти 300 граммовые подлещики) были поставлены на жерлицы около приметной берёзы на берегу. Почему, спросите вы? Да потому, что именно напротив неё всего лишь пару недель назад Виктор выловил сома больше 20 кг весом! Личный рекорд, что и говорить! И нынче, опуская живцов, каждый из нас непроизвольно вглядывался в тёмную вечернюю воду, пытаясь представить себе, что здесь будет происходить ночью, какие великаны выйдут на охоту, кому из них придётся по нраву наш подлещик. Возвращались домой в полной тишине, оставляя за спиной изрядно потемневшее небо, ещё сохраняющее, правда, краски недавнего заката.
Теперь – быстрый и короткий сон, ибо главным было вовремя встать на рассвете, чтобы не дать рыбине (если таковая всё таки сядет на снасть) расшатать кол, не порвать себе губу и не освободится от тяжёлого крюка... Чтобы не нагнетать лишней интриги, скажу сразу, что, кроме полукилограммового окуня-горбача, за две ночи на сомовьи крючки нам так никто и не попался. Ну, что же… Бывает и такое… Ещё, ох, как бывает! Любой рыбак это знает. Но, ведь мы не за рыбой – мы на рыбалку!...
Зато были, опять я возвращаюсь к ним, замечательные закаты и нежные рассветы. Был утренний ветер навстречу, когда стоишь во весь рост в несущейся по зеркальной воде быстрой лодке и он, ветер, омывает твоё лицо, оглаживает ласково, проникает в самую твою душу, успокаивая и примиряя её с неизбежным возвращением к своим простым, рутинным делам и заботам – кого в город, кого в деревню.
Что же касается рыбацкой страсти, то удовлетворить её вполне удавалось неспешной ловлей живцов разного размера, устроившись с комфортом в конце длинного причала с лёгкой удочкой в руке. Плотвички, окушки, ерши (куда же без них!), изредка приятные, «пивные» подлещики не давали мне скучать. Особенно, когда ловишь их в компании с Мариной – тёщей сына, которая только-только, именно на этих озёрах, открыла в себе страсть к рыбалке, которая, оказывается, дремала в ней всю её довольно долгую жизнь. Вот, уж, действительно не знаешь, каких «бесов» в себе откопаешь! Век живи – век удивляйся!
Что было ещё, кроме рыбалки, возможно, спросите вы? Много чего было, отвечу. Фирменный плов в казане, купание в тёплой озёрной воде, катание на SUP-досках, поездки за голубикой и черникой... Были замечательные собаки - Витины акиты. Много чего было в эти два жарких, летних дня, проведённых мною в кругу родных людей на волшебно красивых Великих озёрах, что притаились в неприступных болотных просторах Тверской области России.
И было возвращение домой... Обратная дорога легла под колёса, прощально мелькнула в зеркале заднего вида колокольня Преображенской церкви с чуть покосившимся крестом на маковке, пропылила, обогнав меня, машина сына, спешащего в свою Москву... Опять Тверь с вечными городскими пробками. Опять дорога на Ржев, испугавшая меня в конце тяжёлым, свинцовым грозовым фронтом со штормовым ветром, свистящим из-под облаков, гнущим придорожные берёзы и засыпающим листвой и ветками лобовое стекло. Соваться в пасть этому чёрному метущемуся зверю совсем не хотелось, и очень вовремя подоспел поворот на Зубцов. Я свернул на юг и через некоторое время грозовой шторм остался позади и я спокойно покатил домой на Смоленщину.
Вот и она – совсем спокойная, с солнечными отблесками на закате. Вот и Днепр... Смоленский Днепруша... А значит, до дома осталась всего пара десятков километров. Мне, вдруг, подумалось, что неправильно я назвал свой рассказ! Правильнее было бы назвать его «Путешествие за Три Волги и Один Днепр» !!!"