Машина с Эркином, через ворота въехала огромный двор и остановилась возле мрачного, тёмного здания.
- В камеру его, а я к начальнику, - бросил офицер, тот, что был старше званием.
Эркина провели через коридор и спустили в подвал. Там, с грохотом открылась железная дверь и парня втолкнули в помещение, освещённое тусклой лампочкой. Эркин понятия не имел, в чём его обвиняют и что его тут ждёт. Вскоре, вернулся старший, подошёл к Эркину и внимательно посмотрел на него.
- В твоей комнате найдены эти вещи, может скажешь, откуда у студента золото? - вытащив золотые браслеты, которые он забрал из дома Мехри опа и показывая их Эркину, спросил мужчина.
- Это браслеты моей жены, ей их подарили, - спокойным голосом ответил Эркин.
- Кто подарил? - спросил мужчина, приблизившись к самому лицу Эркина.
- Какая разница? Это подарок, я их не покупал, - невозмутимо ответил Эркин.
Мужчина, в чине майора, нажал на кнопку под столом, тут же с грохотом открылась дверь и в комнату вошёл эдакий верзила, причём, вошёл он в одной майке, измазанной кровью.
- Пугают... - подумал Эркин, обернувшись на вошедшего и вновь посмотрев на майора.
Тут этот огромного роста верзила, такого скорее всего и выбрали для устрашения, схватил сверху Эркина за плечи, а ведь и Эркин был высокого роста и вовсе не хилым, сжал ему плечи и усадил на стул. Потом подошёл к нему спереди и словно примериваясь, как бы больнее и точнее ударить, размахнувшись огромным кулачищем, двинул Эркина по лицу. Эркин едва удержался на стуле, сжав сидение руками. Но удары стали сыпаться один за другим и вскоре, Эркин оказался на полу, так его стало легче пинать носком ботинка. Майор стоял у окна с мелкой решёткой и молча курил.
- Вот зачем тебе, фронтовику, так мучиться? Скажи, как есть, нам известно, что твоя мать - дочь Бурибая, басмача, который в тридцатых годах был предводителем повстанцев. Уверен, своей дочери, такого добра этот басмач оставил очень много, - проговорил майор, повернувшись к лежащему на полу Эркину, лицо которого было разбито в кровь. Правда, Эркин закрыл лицо руками, стараясь защитить его, но сильные удары ботинком, сделали своё дело.
- Встать! - заорал майор, видя, что Эркин не реагирует на его слова.
Эркин с трудом, но поднялся.
- Искупай его, я скоро вернусь, - налив из графина воду в стакан и выпив лекарство, держась за бок, сказал майор.
Этот верзила, буквально сорвал с Эркина всю одежду, оставив его нагишом, включил кран, больше похожий на пожарный. Толкнув Эркина в угол помещения, он включил напор ледяной воды, парень от сильного напора, едва удерживался на ногах, но всё же падал и снова вставал. Верзила, оскалив зубы, хохотал, глядя на Эркина.
- Это я войну прошёл, чтобы испытать такие унижения? - подумал Эркин, которому так хотелось подойти к этому уроду, которого природа не пощадила, да врезать по его тупому лицу.
Вернулся майор, с искажённым лицом. Он кивнул здоровяку, тот тут же выключил кран и закатал шланг. Но тут случилось вовсе непредвиденное, майор побледнел, резко изменился в лице и упал на мокрый пол, застонав от сильнейшей боли. Эркин, ничего не понимая, смотрел на майора, потом вдруг, голышом, присел перед ним и пощупал ему пульс и осмотрел зрачки.
- Его в больницу надо! Быстро! - воскликнул Эркин.
Здоровяк тупо смотрел на него, не понимая, что от него хотят.
- Чего встал? У него приступ, не видишь? - посмотрев на здоровяка, крикнул Эркин.
Тот выскочил из помещения, вскоре, туда прибежали двое молодых людей, один из которых был капитаном, второй лейтенантом.
- Ты что с ним сделал? - крикнул капитан, посмотрев на Эркина.
Эркин успел вытащить лекарство из кармана майора и разглядывал его.
- Я его не трогал! У него приступ, почечные колики или камень в почках! Надо срочно в больницу! Можете не успеть! - крикнул в ответ Эркин.
- Как это... но ты же врач! Сделай что-нибудь! - крикнул капитан, испуганно глядя на майора, который лежал на полу и корчился от боли.
- А что я могу, без инструментов? - встав с пола, ответил Эркин.
- Одевайся! Тут всё есть! А ты что думал? Стёпа? - крикнул капитан и тут в помещение вбежал тот здоровяк, что бил и обливал холодной водой Эркина.
- Подними его и неси в медпункт, ты знаешь куда! - распорядился капитан.
Стёпа с лёгкостью поднял майора и унёс его. Капитан подождал, пока Эркин оденется, хотя сделать это на мокрое тело, было непросто. Потом его увели в тот самый медпункт, как оказалось, это был хорошо оборудованный кабинет, где вполне можно было провести операцию.
- Что же, у вас своего хирурга нет? - спросил Эркин.
- Наш хирург... в общем, он сейчас занят, а ты вроде лучший студент? Давай, не теряй время, делай, что требуется. Выпиши себе билет на свободу, спаси майора, - сказал капитан.
- Может медсестра есть? - всё же спросил Эркин, моя под краном руки с мылом.
- И медсестры нет! - заявил капитан.
Пришлось Эркину самому начать делать операцию, без анастезиолога и медсестры. Эркин понимал, если майор умрёт на столе, его тут же растреляют, обвинив в умышленном убийстве. И парень рискнул, нужно было спасать жизнь человека, а Эркин всё же был без пяти минут врач. Он сделал местный наркоз, обколов новокаином место вокруг надреза, майор от болевого шока был без сознания. Пришлось Эркину самому быть и анестезиологом, и медбратом, и хирургом в одном лице, что оказалось делом вовсе не простым. Но когда он сделал надрез, то понял, что дело вовсе не в почках. Камень застрял в канале мочеточника, что и доставляло майору невыносимую боль. Закончив операцию, Эркин зашил надрез, обработал его и залепил лейкопластырем.
- Всё, я закончил, - сказал Эркин, посмотрев на капитана, который смотрел за ходом операции, мало понимая, что вообще делает Эркин.
- И что... он будет жить? - недоверчиво спросил капитан.
- Конечно. С чего ему умирать? - ответил Эркин, моя руки под краном.
- Ну ты даёшь! Никогда такого не видел... он ведь столько месяцев болями мучился... и что теперь? - спросил капитан, с недоумением глядя на Эркина.
- Я удалил камень из мочеточника, вот... отдадите ему на память, - устало присаживаясь на табуретку, ответил Эркин кивнув на лоток на столе, где лежал камешек, извлечённый им при операции.
- Ты, парень... в общем, на тебя соседка поклёп написала, гнилая она у тебя. То ли неграмотная, то ли специально писала так, не совсем всё понятно. Толком на тебя ничего нет, но сам понимаешь... у тебя золото нашли... надеюсь, тебе повезёт и не вздумай спрашивать о браслетах, забудь о них, целее будешь, - с сожалением произнёс капитан.
- Я ничего не знаю про браслеты, капитан. Вины за мной нет, а соседка... странно... - задумчиво произнёс Эркин, не веря тому, что это Зухра могла написать в НКВД.
То ли от того, что он успешно сделал операцию майору, то ли просто вызвал симпатию у капитана, но Эркина отправили в одиночную камеру, где стояла сносная кровать с матрасом и дали ему поесть. Там он поев, крепко уснул и его до самого утра не трогали. Утром вызвали в медпункт, куда он и прошёл. Когда Эркин вошёл в помещение медпункта, то увидел, что майор уже пришёл в себя и держась за живот, довольно смотрел в потолок.
- Ты что сделал? Боль прошла, не болит совсем, - спросил майор, лёжа на кровати.
- Операцию сделал, давно следовало сделать, как вы только боль терпели? Нужно посмотреть... позвольте? - ответил Эркин, стоя перед майором.
Майор убрал руку, позволив осмотреть место операции. Эркин заново обработал рану и наложив мазь, заклеил её лейкопластырем.
- Значит, ты мне жизнь спас... тут мне сообщили, что к полковнику пришли просить за тебя. Кому ты так насолил? Ладно, дай время, мне подняться надо, пересмотрю твоё дело и решу, что дальше делать. А пока... посиди в камере, Курбанов. Видать, рука у тебя лёгкая, если боль тут же и прошла. Столько времени зря терпел, как же ты один справился? Капитан рассказал, ты хороший доктор, хотя и студент ещё, надо же... кому меня доверили... студенту, - усмехнувшись произнёс майор, но тут же застонал от боли.
- Я капельницу поставлю, отёк снять надо, воспаление тоже... боли уже не будет, только место разреза будет болеть. Это не так страшно, можно анальгин выпить, - сказал Эркин, готовя капельницу.
Весь день Эркина не трогали, оставив в камере одного, где он и отдыхал, раздумывая обо всём. Но мысли были дома, о матери, о жене и об отце, только было непонятно, день сейчас, или ночь, в камере и окна не было, только тусклая лампочка и горела.
Дилором Икрамовна вместе с Хамидом Закировичем, хотели пройти к высокому начальству, к генералу в МВД, но их не приняли, да и в НКВД ответили коротко, что не положено ничего узнавать и передавать.
А Мехри опа, медленно, держась за стену, ушла к себе домой, понимая, что бесполезно сейчас говорить с кем-либо из семьи Зухры. Мумин хотел было проводить её, но женщина резко отказалась и Мумин, застыв, остался стоять на месте. Мехри опа решила вечером зайти с мужем к Батыру и вывести на чистую воду соседку, тут же заложив калитку в дувале. Она не желала больше ни видеть, ни слышать Зухру, да и её домочадцев, так тяжело было у неё на душе. В доме Мехри опа стояла гробовая тишина, Малика уехала к отцу, Шакир акя был на Чорсу. Мехри опа одна сидела на кухне и растерянно смотрела в окно, прислушиваясь к каждому шороху.
А Малика, дождавшись отца, зашла к нему в кабинет. Увидев обеспокоенное лицо дочери, Исроил Вахобович испугался, подумав, что у неё начались схватки.
- Ну, с этим бы она ко мне не пришла... - тут же отогнал эту мысль Исроил Вахобович.
- Что с тобой, дочка? Дома всё хорошо? - спросил он, присаживаясь с дочерью на диван.
- Не хорошо, папа! Очень нехорошо! Помогите! Эркина арестовали! Приехали люди с НКВД и забрали его из института, он на дежурстве был, - заплакав, ответила Малика.
- Чёрт... я знал, что этим закончится, - пробормотал Исроил Вахобович, испуганно взглянув на дочь.
- О чём это Вы, папа? - спросила Малика, ничего не понимая.
- О том, что помочь Эркину никто не сможет! Не хотел я вашей свадьбы! Не хотел! О себе сейчас подумай, к нам домой, к матери поезжай и не высовывайся! Если вдруг и к нам придут... ты, дочка, ничего не знаешь, ничего не видела, поняла? - взволнованно сказал Исроил Вахобович.
- Нет! Не поняла! Почему я должна ехать к Вам домой? У меня муж есть, дом свой, его родители, наконец, я люблю их всех. Они всегда относились ко мне, как к родной дочери, что же вы такое говорите, папа? - возмутилась Малика.
- Хочешь родить в застенках НКВД? Думаешь, они пожалеют тебя, потому что ты беременна? Езжай домой, я сказал! Приеду с работы, поговорим, - ответил Исроил Вахобович.
Малика встала и с каменным лицом вышла из кабинета отца, но мысли ехать к нему домой, у неё не возникало. Она спустилась по широким ступеням, покрытыми ковровой дорожкой и вышла на улицу. Ей не хватало воздуха, вдруг резкая боль внизу живота, заставила девушку согнуться. Схватившись за живот, она присела на ступенях. Видимо, сидевший возле дверей охранник смотрел на неё и увидел, как она присела, зная, чья она дочь. Мужчина тут же позвонил по внутреннему номеру Исроилу Вахобовичу и сказал, что его дочь вдруг согнулась и сейчас сидит на улице, на ступенях министерства. Исроил Вахобович из кабинета вызвал машину скорой помощи и побежал вниз.
- Малика? Дочка, что с тобой? Что? Схватки начались? - присев рядом с дочерью и пытаясь поднять её, с тревогой спросил Исроил Вахобович.
- Ммм... больно! Не трогайте меня! Мамочка! Больно! - воскликнула Малика.
- Держись, дочка, сейчас скорая приедет, - всё же приподнимая дочь и уводя в здание министерства, сказал Исроил Вахобович.
Скорая приехала довольно быстро, всё-таки машину вызвали в министерство и Малику увезли в шестой родильный дом, на Первомайскую. Исроил Вахобович поехать с ней не смог, он должен был зайти с докладом на приём к министру. Но записал номер телефона своего кабинета врачу и попросил позвонить, если его дочь родит.
- Что же делать? Бедный парень... меня и слушать никто не будет, а министра внутренних дел, я лично не знаю... - думал Исроил Вахобович, подходя к кабинету министра.
Схватки продолжались до самого рассвета и едва стало светать, как Малика наконец разродились, только Мехри опа об этом ничего не знала, волнуясь теперь не только за сына, но и за невестку. Куда идти, у кого спросить, где искать и сына и Малику, Мехри опа не знала. Она ненавидела Зухру, которая нарушила спокойную и размеренную жизнь её семьи. С работы пришёл Шакир акя, думая, что все дома и они сядут ужинать. Но свет во всём доме был потушен, горела лишь лампочка на кухне, Мехри опа забыла включить свет и во дворе, над крыльцом дома. Шакир акя вошёл на кухню, прежде включив свет во дворе.
- Мехри? Где дети? Ты что, одна дома? Может невестка наша родила, а? Они в больнице, да? - спросил Шакир акя, которого обеспокоило заплаканное, тревожное лицо жены.
- И не спрашивайте, Шакир акя! Эркина арестовали! К нам из НКВД приехали, а Эркин сегодня на дежурстве... а может и не арестовали вовсе, а? Поехали в ТашМИ и не стали его трогать, понимая, что он ни в чём не виноват, а? - с надеждой посмотрев на мужа, спросила Мехри опа.
- За что арестовали? Не понимаю... он что, натворил что-то? - искренне удивился Шакир акя.
- Зухра проклятая! Написала в НКВД на нашего мальчика! Она, негодяйка, нарушила покой моего дома! Да накажет её Аллах! Что теперь делать, Шакир акя? И Малика давно ушла, к отцу поехала, помощи у него просить. Не вернулась она... а вдруг и её... о, Аллах! Что же теперь будет? - плача, причитала Мехри опа.
- Успокойся, жена! Ничего ещё неизвестно! А ну-ка, пошли к нашим дорогим соседям, что вонзили нам нож в спину... - выходя из кухни, сказал Шакир акя.
Этот мужественный человек не знал, где искать правду, что сейчас с сыном и где он, что с невесткой и почему её до сих пор нет. Шакир акя не знал, что сказал Исроил Вахобович дочери и где она сейчас, но ему хотелось посмотреть в глаза и Зухре и Батыру, он должен был понять, почему они это сделали.
Зухра сидела, как на иголках, пожалев о том, что написала анонимное письмо в НКВД, понимая, что натворила непоправимое. Но в тот момент, когда она положила на стол тетрадь и взяла чернильницу, ею двигали жадность и зависть.
- Чем они лучше нас? И невестка, дочь министра, и золото у них, и Эркин доктор... чем мы хуже... - думала в тот момент Зухра.
А когда без стука, в дом на террасу вошли Шакир акя и Мехри опа, Зухра побелела и со страхом посмотрела на них и на мужа. Мумин был растерян, не понимая и не веря тому, что мать могла так поступить с соседями, с которыми столько лет жили бок о бок, делили хлеб и воду. Парень очень надеялся, что это просто недорозумение.
- Шакир акя? Мехри опа! Здравствуйте! Проходите, мы как раз ужинать собирались, присаживайтесь, дорогие соседи! - радостно воскликнул Батыр, поднимаясь с курпачи, проявляя уважение к старшим.
Шакир акя вытянул руку, останавливая его. Батыр, ничего не понимая, молча ждал, что же скажет сосед.