-4-
Маленький отель начинал просыпаться только в восемь утра, а мы в восемь уже покидали его территорию. Нам нужно было сдать ключ от номера и оставить на рецепшене рюкзак и сумку, потому что с грузом не хотелось штурмовать Акрокоринф. Администратора ещё не было, позвонить мы ему не могли, так как это влетело бы нам в «копейку», а ждать пока он сам объявиться не было никакой возможности – день был расписан по минутам. Я поднялся на второй этаж в ресторан, расположенный на террасе, и попросил женщину, которая видимо выполняла там функции и поварихи, и официантки, вызвать администратора. Она позвонила ему, и через минут десять он явился. Внешне он выглядел спокойным, но по глазам его было видно, что раздражение и недовольство, с трудом сдерживаемые, готовы были выплеснуться наружу. Видимо раньше восьми он не привык появляться на своём рабочем месте, и мы нарушили его планы. Ну что ж, у него свои планы, а у нас – свои. Узнав, что завтракать в отеле мы не будем, он поморщился, но вещи на рецепшене позволил нам оставить до 16.00.
В 8.15 мы уже осматривали руины древнего Коринфа. Посетителей было мало, и открывался широкий простор для фотографирования, тем более что фотографировать при восходящем солнце (а равно и при заходящем) лучше всего. В лучах разгорающейся зари развалины древних храмов выглядели лёгкими совершенными сооружениями, предназначенными исключительно для возбуждения чувства прекрасного. Да, вот здесь, на этом месте располагался один из древнейших и могущественнейших древнегреческих городов. Черта современного Коринфа находится в трёх километрах от этого места. Античные руины создают неповторимую романтическую атмосферу и вдохновляют, и успокаивают, и предрасполагают к философии. Недаром они вошли в моду в XVIII веке – в веке зарождающегося взлёта европейской философии и восходящей звезды романтизма. Именно эти места когда-то посещал король романтиков, романтик романтиков, без имени которого невозможно представить себе не то что романтизм, но и всю поэзию девятнадцатого и начала двадцатого веков, лорд Байрон. Проездом в Мессалунги из Италии через Албанию, остров Кефалонию и Коринф. Наверняка он поднимался на высоты Акрокоринфа и оттуда созерцал величественные, незабываемые морские и горные пейзажи и вдохновлялся их пьянящей энергетикой и экстатикой. А затем воплотил свои впечатления в драме «Осада Коринфа». Непреднамеренно наше путешествие по Греции оказалось ещё и путешествием по байроновским местам.
Археологам и историкам повезло – древний Коринф сохранился, благодаря тому, что в 1858 году здесь произошло мощное землетрясение. Жители покинули это место и переселились ниже и дальше на побережье Коринфского залива, где и основали современный город. Таким образом, место, где располагался античный Коринф не застраивалось, и Американская школа археологии начала здесь масштабные раскопки ещё в XIX веке.
Считается, что Коринф был ведущим полисом Древней Греции до усиления Афин. Но и во время гегемонии Афин, он не уступал им ни в политическом, ни в экономическом, ни в культурном отношении. Коринф возник раньше, чем Афины и на протяжении всей истории Греции был главным их конкурентом. Во времена македонского правления, он был главным оплотом македонцев в Греции, может быть именно как антипод Афин, которые постоянно бунтовали против македонских царей. Ну и благодаря одной из значительнейших крепостей в Древней Греции – Акрокоринфу. Во времена Римской империи Коринф был столицей провинции Ахайя, которая объединяла всю Грецию. Афины же оставались только культурным (прежде всего философским) и религиозным центром античного мира.
Для начала мы посетили небольшой археологический музей. Подобные музеи есть, наверное, в каждом греческом городе, и это понятно – а куда прикажете девать такое огромное количество артефактов – вся Греция буквально напичкана древностями – и это радует – в эту страну-музей можно ездить бесконечно – не надоест.
Внутренний дворик с обломками колонн, остатками статуй и кипарисами, с эскизами оливково-фиалковых теней, безлюдный и тихий в этот прохладный утренний час, создавал простую, естественную немузейную обстановку, придавал этому месту некий романтический шарм и насыщал пространство здания непринуждённой, лёгкой энергией далёких эпох. Восходящее солнце сталкивало в неповторимой непринуждённой игре свет и тень, прозрачность и насыщенность, контраст и туманность, и разбитые мраморные барельефы с изображением обнажённых торсов, лошадиных крупов, шлемов, копий, одежд выглядели в этом светотеневом калейдоскопе так, словно их погрузили в океан поэтических грёз и сновидений. Изувеченные временем и варварами женские статуи всегда вызывают двоякое чувство: боли-утраты и особой, необъяснимой, иррациональной красоты, может несколько извращённой и патологичной, но вместе с тем какой-то интеллектуальной, тонкой и мягкой. Эллинская скульптура настолько пластична, гармонична и изящна, что статуи в виде обломков смотрятся даже лучше чем целые – ничто не мешает созерцать центральную часть тела, в которой эта самая непревзойдённая греческая пластика выражена наиболее полно и рельефно. Разбитые древнегреческие статуи – это как гениальные опечатки в тексте.
Много интересных экспонатов, но задерживаться возле каждого невозможно – а так хотелось бы! Вокруг музея ещё целый античный город, влекущий своей реальной почти трёхтысячелетней древностью.
Развалины храма Аполлона – центральная достопримечательность этого места – есть на любой греческой открытке, и всё же фотографировать его хотелось в разных ракурсах. И мы ещё мало фотографировали. Рядом бродил пожилой китаец, так тот щёлкал раз в десять больше, чем мы.
Храм Аполлона примечателен тем, что все его колонны были высечены из цельных кусков мрамора. Обычно стволы колонн набирались из нескольких сегментов – барабанов, но идеальным считалось вытесать колонну из одной мраморной глыбы. Так и поступил греческий зодчий VIв. до н.э. при строительстве этого коринфского храма. К сожалению, от этого прекрасного здания осталось только пять колонн и более ничего. Конечно, здесь нужно было включать воображение и достраивать в уме то, что представляло груду камней или один лишь фундамент, как церковь, где якобы проповедовал апостол Павел (см. Деяния апостолов, 1 и 2 послания к Коринфянам).
Как бы нам того не хотелось, но слишком долго наслаждаться этими древностями мы не могли, да и к тому же с девяти часов стали появляться внушительные группы организованных туристов, дисгармонирующих с безлюдием отрешённых развалин. Мы уточнили у служителей музея дорогу на Акрокоринф и, собрав силы в кулак, стартовали к вершине. Вообще, вершина это громко сказано – всего лишь 575 метров над уровнем моря. Но мы-то не альпинисты и не призёры олимпийских игр в ходьбе на 20 км, поэтому для нас это вершина. Ещё надо учесть 28 градусов по Цельсию, прямые солнечные лучи, абсолютно безоблачное небо и наш возраст. Конечно, в этом анабасисе нет ничего героического, но из пеших туристов, которые направлялись как в Акрокоринф, так и обратно, мы были единственными.
Дорога проходила мимо посёлка, по одну сторону которого были одноэтажные домики с пышными клумбами и цветниками, а по другую – пустырь. На этом пустыре росли мандариновые деревья. Их было не очень много и без сомнения они кому-то принадлежали – кто-то же их посадил и, видимо, собирал с них урожай. Однако деревья находились в метрах тридцати от домов и не были огорожены, и мы подумали, что это даёт нам моральное право угоститься плодами. Не долго думая, мы осуществили задуманное и присвоили себе безвозмездно аж четыре чуть-чуть недоспелых гибрида – по-моему очень скромно и честно: просто взяли продегустировать как гости, впервые ступившие на древнюю землю Эллады (и впервые, кстати, увидевшие, что мандарины (и прочие цитрусовые) могут произрастать прямо на улице вдоль дороги). Плодами действительно оказались представители эклектической ботаники: то ли смесь мандарина и апельсина, то ли апельсина и лимона, то ли ещё чего-то с чем-то.
На выходе из посёлка росла высоченная пальма, больше похожая на корабельную сосну. Надя непременно захотела с ней сфотографироваться – ну, наверное потому, что пальма для нас, жителей безпальмовых территорий, это вообще символ запредельной экзотики, а тут ещё и такая огромная и одинокая, как будто бы прямо взятая из романтической поэзии. Нет – обойти эту пальму равнодушно было просто невозможно.
От неё дорога поднималась вверх, вдоль которой уж не то что мандаринов и пальм, но и почти никаких деревьев не росло. Правда, ещё через метров двадцать с правой стороны мы увидели довольно большой оливковый сад. На многих деревьях красовались гроздья чёрных маслин и на ветвях висели небольшие картонные таблички – по одной на каждом дереве. Что на них было написано мы, конечно, не знали. Может быть надпись означала сорт дерева? Но когда мы попробовали маслины, и они оказались горькими и невкусными, то мы подумали, что на табличках могло быть написано, что плоды обработаны ядохимикатами против насекомых. К счастью, мы не съели сорванных оливок, да и не смогли бы их съесть, даже если бы захотели. Как выяснилось вполседствии, оливки на любой стадии спелости всегда горькие и отвратительные на вкус – их не едят в сыром виде – только после соответствующей обработки. Ещё мы заметили, что на каждом дереве прикреплена обрезанная пластиковая бутылочка закрытым горлышком вниз. Может это как раз и была ловушка для насекомых? Однако, как мы узнали много позже, насекомые вроде бы не грызут оливки. Эта загадка так и не была нами разрешена. Да мы и не пытались ломать над нею головы – мы наслаждались постепенно открывающимся видом современного Коринфа и Коринфским заливом. Чем выше мы поднимались, тем более захватывающая, величественная и грандиозная панорама представала нашему взору. Хаос колючего кустарника сменялся ровными квадратами оливковых рощ и огородов, за ними тянулись белые пятна строений, всё более и более уплотняющиеся и разрезанные паутиной улиц на кварталы, упирающиеся в полукруг залива, а далее до самого горизонта яркая лазурь. Справа от нас возвышались скалы; ещё не освещённые солнцем, они казались почти фиолетовыми и удачно оттеняли вид слева на город и море. Обочина дороги представлялась довольно однообразной, но даже и эта, не радующая пышностью ботанических форм, придорожная растительность, вызывала у нас интерес. Помимо уже знакомых нам деревьев и кустарников, мы замечали что-то новенькое и для нас очень даже экзотичное. Например, шарообразные колючие кусты, росшие целыми плантациями и создававшими потусторонний метафизический пейзаж. Или огромные сухие репейники, на вершинах высоких стеблей которых красовались шары, ощетинившиеся во все стороны длинными острыми иглами и выглядящими в высшей степени агрессивно-сюрреально, словно появившиеся из мрачных закутков греческой мифологии.
Очередной виток дороги скрыл от нас часть залива, зато открыл вид на серые холмы, пологие спуски и овраги, разлинованные полосами оливковых посадок и виноградников. Слева скалы уже вышедшие из тени и ярко освещённые солнцем, поменяли свой цвет на серебристо-лиловый и пепельно-розоватый и напоминали спины сказочных чудовищ, иллюстрированных динозавров и сегменты гигантских фантастических насекомых. Местами скалы были будто бы распилены по вертикали циркулярками землетрясений, ветров и дождей и выставляли на обозрение удивительные картины абстрактной экспрессии, любопытные нюансы которых можно было смаковать очень долго. Но мы не могли задерживаться в этом геологическом музее, тем более что по мере продвижения нам открывались другие горные и спелеоморфные красоты.
Чем ближе была цель нашего анабасиса – цитадель древнего Коринфа, тем всё больше изменялся окружающий пейзаж. Море, и лежащий около него город, терялись в белёсой дымке, и на первый план выступали отдельно стоящие горы, образующие целый горный массив, теряющийся в голубой дали. Склоны гор были не очень крутые, гладкопокатые, плавные и мягко очерченные, как вся эллинская скульптура и вся греческая природа. Этот спокойный и умиротворяющий и одновременно суровый и эмоционально возбуждающий ландшафт приводил чувства в состояние эксцентрического смещения и порождал некие гипнотические волны, подталкивающие воображение к апогею вдохновенной динамики.
Наше путешествие оживили прорисовывающиеся на абсолютно безоблачном небе белые тонкие линии взлетающих самолётов. Видимо недалеко был военный аэродром. Они будто выныривали из глубины скал и серебряными спицами пронзали натянутый атлас атмосферного купола. Вдруг они одновременно взмыли с обоих боков конической массивной скалы, будто создавая вокруг неё ореол. Это было так красиво, неожиданно, необычно, что, открыв рты, мы просто зависли в восхищении, чуть не забыв сфотографировать это явление и опомнившись лишь в последнее мгновение.
Уже почти возле самой крепости, когда на окрестных скалах стали проступать геометрические формы старинных стен, мы увидели парящую пару воронов возле самой вершины горы. Они непринуждённо скользили в восходящих тёплых потоках воздуха и негромко переговаривались на своём лаконичном, мрачноватом кру-крук-языке. Мы запрокинули головы и заворожённо смотрели на эту сомнамбулическую, будто появившуюся из зазеркалья сновидений пару пернатых, и без лишних слов понимали, что это в высшей степени символичное послание. Здесь не надо быть профессиональным авгуром, чтобы понять этот знак богов. И только когда во;роны скрылись за уступом скалы, видимо устроившись в своём гнезде (во всяком случае так хотелось думать), мы вышли из оцепенения и двинулись дальше.
Вот и финишная прямая, ведущая к воротам цитадели. Мы сделали небольшой привал в тенёчке возле местного кафе и перекусили, попробовав и сорванные нами гибриды-цитрусы. Кисловатые, но вкус своеобразный – однозначно раньше мы такого не ели.
Подстёгивающий интерес нового быстро восстановил силы. По отполированным ногами туристов булыжникам, из которых слеплена античная мостовая, аккуратно поднимаемся к воротам. За ними уже terra firme – можно уже спокойно шагать, не боясь брякнуться о земь. Территория крепости весьма обширна (длина стен по периметру два километра) – обойти за день не получиться, поэтому выбираем приоритетное направление – самую высокую точку Акрокоринфа. Продвигаемся не спеша. Людей мало. Условия для фотографирования идеальные. По ходу движения замечаем каменную сторожевую вышку, и вдруг на её вершине показывается голова какого-то парня. Оказывается внутри этой каменной глыбы есть ход, по которому можно взобраться на верх. Было бы интересно туда влезть, но некогда ждать пока двое туристов то ли из Италии, то ли из Турции, удовлетворят своё любопытство по обследованию башни. Мы идём дальше, всё выше и выше по серпантинным пыльным тропинкам. Сквозь узкие стенные бойницы любопытно созерцать окрестные пейзажи с преобладающим оливково-серо-зелёным цветом. Идёшь и думаешь, как они, древние греки (римляне, македонцы, византийцы) вообще здесь жили в этой крепости в условиях дефицита воды и припасов, особенно в летнюю сорокоградусную жару – снабжать такую махину было проблематично, особенно питьевой водой. Тут на легке, с утреца прошёлся три километра в гору и уже хочется распластаться на холодном камне как ящерица и рекалсировать. А если в доспехах, в полной боевой выкладке, и дороги были не асфальтированные… Воздух здесь сухой, пыльный и жёсткий. И растительность ему под стать. И такая же фортификационная геометрия и конфигурация. Крепость внушительная и неприступная. Войти в неё возможно только с одной – западной – стороны. В некоторых местах сте;ны вровень с отвесными скалами. Не зря Акрокоринф был основной форпост всего Пелопоннеса. За право обладания им во все времена боролись уже после римлян византийцы, арабы, норманны, венецианцы, генуэзцы, турки… В 1210 году Акрокоринф захватили крестоносцы и местный правитель Леон Сгурос, чтобы не сдаваться им в плен, покончил собой, бросившись в пропасть вместе со своим конём. Жестокая и романтичная смерть. Так и видишь этого падающего всадника, когда приближаешься к краю ничем не ограждённого бордюра, за которым – только свободный полёт ворона.
Мы добрались до наивысшей точки крепости, где располагалась смотровая площадка. Отсюда было видно и море, и город, и горы ближние, и горы дальние, теряющиеся где-то в туманной хаосности и широкую, плавно изгибающуюся ленту дороги, берущую начало у Античного Коринфа, и зигзаги других дорог и тропинок, расползающиеся во все стороны, как выводок змеёнышей. Впечатляющее зрелище!
Здесь мы опять столкнулись с теми двумя парнями, то ли турко-итальянцами, то ли итальяно-турками. Они попросили, чтобы мы их сфотографировали. И тут я вспомнил, что надо на обратной дороге всё-таки залезть в сторожевую башню. И я таки в неё проник. Проход был очень узкий – пришлось снять барсетку и очки и ввинчиваться по спирали вверх, скользя по едва выступающим ступеням, вернее подобиям таковых. В общем чисто детская забава, и именно поэтому приносящая столько радости.
Обратный путь занял намного меньше и времени и сил. Приятная усталость и здоровый голод побуждали нас не экономить и не питаться фастфудами, а посетить ресторан. Что мы и сделали. Едва мы уселись за столик, как хозяин ресторана поставил перед нами полную тарелку маринованных оливок. На наши удивлённые взгляды и жесты он отвечал: “Free”. Этот жест щедрости был рассчитан на то, чтобы мы не передумали и не перешли в какой-либо другой пустующий ресторан по соседству: ресторанов здесь было много, а клиентов мало – конкуренция большая. Впрочем, цены здесь были явно завышены. Мы это поняли из того, что хозяин взял с нас за обед на два евро меньше, чем мы первоначально договаривались. В ожидании заказа, мы поглощали оливки, любовались местным зелёным тропическим попугаем в клетке и нюансами окружающей обстановки. В ресторане мы просидели около часа. Можно было и ещё, но не позволяло расписание нашего путешествия. До наступления ночи желательно было бы попасть в Афины, в уже знакомый нам (и почти родной) Zorbas Hotel, а для этого нужно было попасть на железнодорожную станцию и ещё как минимум час ехать на электричке, а потом петлять опять по городу. Мы не знали сколько всё это займёт времени и поэтому не позволяли беспечности овладеть нашими расслабленными чувствами. Нам точно было известно, что железная дорога где-то здесь рядом, и добраться до неё не составило труда: метрдотель, очень удивлённый нашим пешим походом в Акрокоринф и обратно (ведь здесь покоряют эту крепость только на автомобилях), заказал такси и через десять минут мы уже покупали билеты на элетричку. Ждать пришлось недолго – минут двадцать пять. А ещё через сорок минут нас встречал центральный афинский вокзал. Так что добрались мы намного быстрее, чем рассчитывали. Метро проскочили без приключений и без лишних ограниченных английских слов поселились в том же отеле, но в другом номере, чуть похуже первого, хотя дать точную оценку этого отличия было бы довольно проблематично. Однако, я погрешил против истины – небольшое приключение все же было и опять таки в афинском метро. Когда мы вышли на платформу, какой-то парень вдруг не с того ни с сего стал очень агрессивно ругаться в мой адрес. Я сделал вид, что не только не слышу, но и не вижу его, тем более, что я всё равно не понимал ни единого слова из его гневной тирады. Мы отошли подальше от него, и этим этот микроконфликт, если можно вообще так назвать этот малоприятный эпизод, был исчерпан. Видимо парню не понравилась моё вызывающее одеяние – ярко-красная футболка и такие же шорты да ещё в эпатирующую чёрную клетку. Да, на свете много чудаков (это я про себя) (но и про него тоже).
Хотя мы и были уставшими и хотелось просто поваляться на кровати, мы этим не соблазнились. Солнце ещё только собиралось клониться к закату, и кусок дня ещё можно было использовать с пользой и удовольствием, а не торчать в душном и некомфортабельном гостиничном номере, поэтому остаток дня мы посвятили небольшому шопингу по окрестным магазинам.
Магазины в Греции ничем не отличаются от наших – универсальные магазины – маркеты во всём мире теперь одинаково универсальны. И даже набор товаров мало отличается, однако различия всё же есть. Например, в Греции нет сметаны. В Литве разнообразие сортов сметаны намного больше, чем у нас, а здесь сметаны как таковой вообще не встречается, даже слово «сметана» в греческом языке наполовину заимствовано из английского и не имеет своей автохтонной основы. Точно также, как и слово «творог», который, кстати, мы тоже с трудом отыскали. Творог заменяют разнообразные виды мягких сыров, а сметану – йогурты, разновидностей которых хоть пруд пруди. Мы купили 10% йогурт, который по консистенции не уступал нашей 20% сметане. В продаже много оливок, всевозможных размеров и оттенков, маринованных, консервированных и уж не знаю каких, и это естественно, где ж им ещё быть, как не здесь. Много разных интересных соусов и приправ. Мы решили попробовать инжирный соус, который подходит и для мяса и для десертов – замечательная вещь.
В Афинах очень много кондитерских – чуть ли не на каждом шагу, от всяких там пироженок просто глаза разбегаются, и хоть мы упорно и сопротивляемся поглощению сладостей, всё же соблазнились – и отведали. Правда, это уже было в воскресение утром. А сейчас, в пятницу вечером, мы скромно поужинали и легли спать.