Небольшой иронический памфлет, посвящённый последним событиям нашего времени. Действует ограничение 16+
I
Он лежал головой на столе, вокруг было темно, но мелькали какие-то странные огни, вдаль и в сторону стояли ряды дубовых столов, время от времени вдоль столов, не обращая на него внимания, проходили люди, и в какой-то момент он понял, что сидит за столом абсолютно голый. Однако это его абсолютно не смущало, поскольку всё его внимание занимала одна простая мысль: «Какой сегодня день?». Почему-то именно это было невероятно важно для него, а вовсе не люди, которые равнодушно сновали взад и вперёд, и даже мысль о том, где он оставил свою одежду, не особенно заботила его. И ещё ему мучительно хотелось вспомнить смысл слова, которое ему сказали до того, как он потерял сознание, и почему-то оказался голым за дубовым столиком.
Так он сидел ещё некоторое время, пытаясь вспомнить, кто он, и что с ним произошло, а потом подошла какая-то женщина средних лет, высокая, статная, и, одним властным движением руки вытащив его из-за стола, повела по каким-то тёмным коридорам, переходам, и лестницам. Пока не вывела, наконец, в слабо освещенное овальное помещение, и не поставила на невысокий пьедестал посередине. В слабом сумеречном свете, оглядываясь по сторонам, он увидел вокруг пьедестала любопытствующие женские лица, которые глядели на него внимательно, настороженно, заинтересованно, и вдруг откуда-то снизу включился свет, осветив его полностью, однако не позволяя ему разглядеть что-либо вокруг себя. Замелькали фотовспышки от гаджетов, негромкий шепот прошёл по рядам и затих.
- Лот номер двадцать один, - громко и отчётливо сказала женщина, которая привела его в этот небольшой зал. – Мужчина, сорок восемь лет, здоровый, рост 176см, вес 80 кг, сложение нормальное, без вредных привычек, без признаков заболеваний, гетеросексуален, образован. Особые приметы - бородавка на правом ухе и шрам на ноге. Начальная цена – 10 тысяч юаней, кто больше?
- Кажется, у него проблемы, - пискнул девичий голосок справа от него.
- Это не страшно, - спокойно ответила ведущая. – Силденафил, кольца, и так далее. Ещё вопросы?
- Слишком волосатый, и загар неровный, - скептически сказал голос спереди.
- Стрижка, солярий, - коротко ответила ведущая, и устало оглядела присутствующих.
- Простужается он часто? – сердобольно спросил кто-то из самых дальних рядов.
- Вообще не простужается, ему это незачем, - всё так же буднично ответила ведущая.
- 12 тысяч юаней, - сказал чей-то скрипучий голос вблизи.
- Скупитесь, а зря, - с иронией сказала ведущая. – Кто больше?
- 18 тысяч,- воскликнул молодой и азартный женский голос слева.
- 18 тысяч, кто больше? – спросила ведущая. – Никого? Продано.
Ему надели по браслету на руку и на ногу, прижали на секунду к плечу устройство для татуировки qr-кода, он почувствовал лёгкий укол, затем его вывели через боковой проход в какую-то небольшую комнату, где выдали лёгкий белый комбинезон и сандалии. Потом пришла его новая хозяйка, и, взяв за руку, повела через какие-то слабо освещённые коридоры к выходу. Уже на выходе он вспомнил то самое слово, которое он так долго и тщетно вспоминал, пытаясь понять его сокровенный смысл. А потом вспомнил и сегодняшнюю дату. Канун Нового года, предпоследний день.
II
- Так, секундочку, - строго и холодно спросил следователь по особо важным делам, внимательно и без тени улыбки глядя на Марианну. – Повторите ещё раз, где вы нашли своего мужа?
- На торгах, как и все, - немного растерянно ответила Марианна. – Купила за 18 тысяч юаней, год назад, как раз под Новый год. Недорого, в принципе. Хотела себе небольшой подарок сделать.
- И вы утверждаете, что у него бородавка на ухе, и шрам на правой ноге? - всё так строго спросил следователь.
- Ну да, - сказала Марианна. – Хороший муж, ест, что дают, слушается во всем, помогает по дому. Деньги мне, если что не так, сразу прощения просит.
- Я так и знал, - мрачно сказал следователь. – Это он и есть, неуловимый Герман. Мы шли по его следу, но внезапно потеряли.
Марианна и следователь по особо важным делам случайно познакомились в столице, куда Марианна улетала каждый раз на Новый год, чтобы как следует оттянуться по барам и ресторанам без лишних свидетелей. Они пересеклись на квартире у общих знакомых, где она привычно останавливалась из года в год. Она разговаривала с подругой, и обмолвилась про мужа, и про его бородавку на ухе, которую она не знала, как вывести.
III
Эра ковида начиналась незаметно, с совсем не строгих, казалось бы, ограничений. Масочки, вакциночки, ну что здесь сложного и невыполнимого? Потом появилось понятие qr-кодов, появились отказники, категорически не желавшие прививаться. Так очень быстро произошло разделение на высшие и низшие касты, где антивакцинаторы, как их назвали, с необходимостью попадали в самую низшую касту. Сначала их просто не пускали в театры, на симфонические концерты, в рестораны, больницы и даже библиотеки. Потом их стали вылавливать на улицах, и клеймить специальным несмываемым qr-кодом, и это считалось правильным, находя своё полное одобрение в парламентах и судах высшей инстанции. А потом за абсолютной ненадобностью перестали существовать и сами парламенты, и суды. Ненужными стали также наука и ремёсла, поскольку все открытия теперь совершались научным отделом канцелярии Тедроса Гебрейесуса. Там же совершались и закрытия.
Традиционные религии, такие как христианство, ислам, иудаизм и буддизм постепенно исчезали, уступая дорогу новой, универсальной вере в святой Ковид всемогущий. Дольше всех сопротивлялись нововведениям свирепые мусульмане, но после серии ядерных ударов по Мекке и Медине и они были вынуждены уступить дорогу новой, более прогрессивной вере. Небольшие группы еретиков, приверженных ортодоксальному слову божьему, ещё какое-то время скрывались в джунглях, горах, таёжных дебрях и урочищах, но постепенно их всех выследили с помощью космической съёмки, дронов, и других средств современной цивилизации. Самых крепких мужчин из пойманных отказников отправляли на литиевые рудники, поскольку рабочих рук для новой «зелёной энергетики» катастрофически не хватало. Там, в шахтах и забоях они быстро и незаметно заканчивали свой земной путь. Однако потом по личному решению Тедроса Гебрейесуса, бессменного председателя Высшего совета ковидариев, более образованных мужчин начали продавать на торгах и аукционах, но в этих торгах в качестве покупателей имели право участвовать только женщины из высшей касты. Вскоре с необходимостью появился и расцвел чёрный рынок продаж и похищений, в сети которого и попался Герман.
Для молений, песнопений, и ритуальных церемоний поначалу использовались холлы и офисы Академии наук и других научных учреждений, но потом в каждом городе построили специальные храмы для ковидоверующих, дабы каждый благочестивый и богобоязненный прихожанин мог получить утешение и просветление, а также воздать хвалу Ковиду всемогущему. Некоторые неудобства поначалу доставляла необходимость молиться по ночам, и три раза на дню, но к этому тоже быстро привыкли. А недостаточно усердных в молитве, и просто неверующих начали со временем публично сжигать на площади, для острастки и во славу истинной веры. Женщин из низшей касты, застигнутых без масок, иногда побивали камнями прямо на месте преступления. Зрелище это всегда несказанно веселило обывателей, собирая всё большие толпы зрителей и уличных зевак.
IV
- Итак, Марианна, - сурово сказал следователь, – Вы должны помочь своей Родине и её доблестным спецслужбам для поимки коварных еретиков, вынашивающих преступные замыслы против нашего дорогого отечества.
- Слушаю внимательно, - сказала Марианна с лёгкой улыбкой, и непроизвольно щелкнула каблучками своих лёгких белых туфелек. Она давно была в высшей касте, и улавливала все просьбы вышестоящих с полуслова.
- Вам нужно отправить его на поиски секса на стороне, - сказал следователь. - Он всё равно не помнит, как это делается, и в попытках решить проблему с необходимостью приведёт нас к своим единомышленникам.
- Хорошо, - понимающе улыбнулась Марианна. - Сделаем.
V
Он свернул по дорожке в знакомый сквер, справа от бывшего Дома учёных, несколько лет тому назад перестроенного в храм Святых ковидомучеников, в земле обетованной воссиявших. Светило яркое июльское солнце, шелестела листва берёз, щебетали птички, он шёл легко и беззаботно, ничего не опасаясь, поскольку вспомнил, наконец, то самое слово, которое так долго не мог вспомнить. И которое ему сказала сегодня Марианна. И даже вспомнил, что оно означает, так что задача у него была не очень сложная, и он даже примерно знал, как её выполнить надлежащим образом. Впереди, навстречу ему шли две молодых девушки в лёгких платьицах и красивых стильных масочках, и ещё знакомый ковидоохранник в чёрной униформе.
Красная новенькая Тойота скользнула буквально в десяти сантиметрах от него, и он даже не успел испугаться. Просто молча проводил её взглядом, посмотрел, как она повернула направо по дорожке, которую знали только местные и очень опытные водители. Потом он вспомнил чёрную неприметную машину, которую он увидел в зеркале заднего вида, когда трогался со стоянки в свою последнюю поездку, зимой, полтора года тому назад. Был канун Нового года, готовить ему совершенно не хотелось, а в местном ресторане были прекрасные недорогие комплексы. Там, за столиками из морёного дуба, он и поужинает. Но эта черная машина неотступно следовала за ним, даже когда он проехал по мало кому известному проезду из тупика. И он совершенно не понимал тогда, что это означает. Но теперь, проводив взглядом красную Тойоту, он понял абсолютно всё с абсолютной и пронзительной ясностью. И вспомнил ещё почему-то цветущую аллею у дома, который он совсем недавно покинул.
VI
Он очнулся от полусонного состояния, когда услышал, как загремел замок двери в тёмной камере-одиночке, и лязгнул засов. Он давно потерял счёт дням с момента ареста, но по ночам он почти не спал, и только сегодня под утро впал, наконец, в состоянии то ли лёгкой дрёмы, то ли забытья. Включился яркий свет высоко под потолком, и теперь он смог, наконец, разглядеть своё узилище: древняя, столетней давности чёрная каменная кладка, крохотное окно с решёткой наверху, немного соломы в углу вместо постели, да крюк в стене, к которому была прикована цепь от его ноги. Стены были скользкие и холодные от влаги, раз в день ему приносили миску чечевичной баланды, и кусок чёрствого хлеба, утром давали чай и позволяли умыться, удобства были в углу камеры. Лекарства у него отобрали сразу при аресте, и вот уже вторую неделю он не мог заснуть от тяжёлой боли в спине и ужаса неопределённости. Его не допрашивали, не избивали, о нём просто забыли. И вот теперь, щурясь от яркого света, он пытался понять, что происходит.
- Вставай, Герман, - сказал один из рослых надзирателей, одетый в серую униформу, с дубинкой и связкой ключей в руках. За его спиной, и чуть слева стоял такой же громила с дубинкой, и наручниками в правой руке. Герман попытался встать, и сразу же упал, чуть не вскрикнув от боли в спине. Охранник подошёл поближе, и бесцеремонно поднял его за шиворот холщовой робы, которую Герману выдали при аресте.
- Давай, пошли, - сказал первый охранник. - У тебя очная ставка сегодня, хватит придуриваться.
Ржавые тяжёлые цепи с его рук и ног сняли, надели ему на руки лёгкие наручники, и повели по полутемному коридору, с бесчисленными поворотами и лестницами. Пока не привели, наконец, в чистое, вполне современного вида помещение, с красивой офисной мебелью, стеллажами, уставленными какими-то папками, цветами на подоконниках, и мягким креслом у углу. В кресле сидела какая-то стройная молодая женщина, со стрижкой под мальчика, и когда она повернулась, он с изумлением узнал в ней Марианну. За столом сидел серьёзного вида мужчина с седыми висками, в тёмно-сером костюме и галстуке в полоску. Только теперь он осознал, что находится в одном из спецподразделений государственной службы ковидобезопасности.
- Ну, что, Герман, узнаете свою подругу? – иронично, и почти по-дружески спросил его следователь.
- Узнаю, - хрипло сказал Герман. Он вдруг почувствовал многодневную щетину на своих щеках, свой запах давно немытого тела, и стёртые до крови следы на ногах и руках от цепей.
- А вы, Марианна, узнаете своего бывшего супруга? – спросил следователь, вглядываясь в какие-то бумаги на столе.
«Почему бывшего?» - подумал было Герман, но потом решил не заморачиваться на таких пустяках. Развелась, отказалась, не всё ли равно теперь?
- Скажите, Марианна, правда ли, что ваш бывший муж сомневался в существовании святого Ковида, великого и всемогущего? – спросил следователь, строго глядя на Марианну.
- Святая правда, господин следователь, - испуганно ответила Марианна, не глядя на Германа. – И маску не велел носить, и подстрекал против вакцинации.
- Чтоб ты сдохла, - негромко сказал Герман, сам удивляясь своей внезапной смелости.
- Помолчите, обвиняемый, - устало сказал следователь. – И потрудитесь разговаривать повежливее с потерпевшей.
Марианна промолчала, и на некоторое время в кабинете воцарилась тишина. Наконец, следователь пошелестел бумагами на столе, и сказал, обращаясь только к Марианне:
- Марианна, подтверждаете ли вы, что подследственный не только подстрекал против ношения масок и соблюдения дистанции, но и сам не носил маску в общественных местах?
- Нет, почему же, - сказала Марианна. – Он надевал маску, когда входил в метро, я сама видела.
- А как вы думаете, не связано ли такое поведение вашего бывшего мужа с каким-нибудь стойким психическим заболеванием? Может быть, он вообще отрицал все достижения современной медицинской науки, и возводил хулу на отца и благодетеля нашего Тедроса Гебрейесуса, да продлятся дни его?
- Я не знаю, господин следователь, - сказала Марианна. – Я всего лишь простая женщина, про болезни ничего не знаю, и политикой не интересуюсь. Поэтому мы с ним на такие темы никогда не разговаривали. Но у него болела спина, и он говорил, что врачи не хотят его лечить, поскольку слишком заняты ковидобольными. Я его лечила сама, как умела, травами и заговорами.
- Спасибо, достаточно, - строго сказал следователь. - Ваши показания очень помогли расследованию, теперь ясно видно, что ересь налицо, и подследственный с необходимостью предстанет перед судом триумвирата. А там уже будет ясно, отправят ли его сразу на костёр; или помилуют, и сошлют в Африку на литиевые рудники.
- Я буду молиться за него, господин следователь, - робко сказала Марианна. – Я прощаю ему его злые, несправедливые слова про меня, и его греховные мысли. Может быть, триумвират тоже простит его заблудшую душу, и даст ему возможность исправить свои заблуждения праведным трудом.
- Да, - сказал следователь. - Так бывает. Я понимаю, что вы искренне любили его, а он ответил вам чёрной неблагодарностью. Что же, молитесь за него усерднее, и тогда у вас, и у него, быть может, появится шанс на лучшее будущее.
VII
Выйдя из здания Главного управления ковидобезопасности, Марианна сразу же, без секунды колебаний, пошла домой. Поскольку совершенно точно знала, что ей нужно делать после того, как Герман на допросе подал ей условный знак. Дома она нашла припрятанную в потаённом месте крохотную записку с номером телефона, и условный код, который она должна была назвать, когда ей ответят. Затем ей нужно было собрать чемодан, взять документы, деньги, загранпаспорт, и только самые необходимые на первое время вещи, а также договориться о времени встречи.
В этот же вечер, уже совсем поздно, она поехала в условленное место. По дороге она несколько раз перестраивалась на встречную полосу движения, проезжая обратно километр или два – но, кажется, за ней никто не следил. За городом она свернула на просёлочную дорогу, затем остановилась на обочине у большого полузасохшего дерева. Выключила зажигание, посидела немного, слушая радио, потом захлопнула двери машины, и, взяв чемоданчик, прошла по тропинке к старой неприметной даче, где её окликнули из темноты. Она назвала пароль, на секунду ей осветили лицо фонарём, и повели по другой дороге, где их уже ожидала чёрная неброская машина.
В машине был только водитель, провожающие пожелали ей удачи, и растворились в темноте. Машина сначала долго пробиралась просёлками на шоссе, но потом, стремительно набирая скорость, выехала из города, и помчалась по трассе. Вскоре они оказались за городом, и так же стремительно ехали часа два или три. За окном мелькали деревья, дома, какие-то строения, и, вглядываясь сквозь тёмное стекло в сумрак, она осознала, что они едут в аэропорт соседнего города.
Она с трудом припоминала потом, как проходила таможенный контроль в аэропорту, плутая со своим сопровождающим через какие-то пустые и полутёмные коридоры, пока не оказалась в зале ожидания. Она помнит, как ей кивнули на прощанье, как она ждала своего рейса, как пробиралась на своё место в самолёте, как взревели двигатели, когда самолёт оторвался от земли. Она сидела тихо, за окном было темно, и, незаметно для себя, она заснула. Проснулась она только тогда, когда самолёт коснулся бетона полосы, и вскоре начал выруливать к роскошному зданию приёмного терминала. Было уже совершенно светло, ярко сверкало солнце, где-то на краю аэропорта мелькнули песок и пальмы, и только тогда она робко спросила у стюардессы: «Где мы?»
- Как где, в Дубаи, - спокойно ответила стюардесса, и посмотрела на неё с лёгким недоумением.
ЭПИЛОГ
Вот и всё, мне осталось только рассказать о судьбах главных героев, да сказать пару слов на прощанье. Собственно, тут и рассказывать особенно не о чем, поскольку всё случилось так, как и должно было случиться. Германа по решению триумвирата святой ковидоинквизиции приговорили к смертной казни за вероотступничество и злостную ересь, и ему не помогло даже ходатайство выдающегося учёного, Нобелевского лауреата Александра Иоффе. Его публично сожгли на площади при многочисленном стечении простого народа, священников и конных отрядов ковидогвардии. Говорят, что напоследок он успел крикнуть сквозь ревущее пламя в притихшую, безмолвную толпу: «Будьте мужественны, мы сегодня зажжем такую свечу, которую, я верю, им не погасить никогда». Его хриплый голос, наполненный болью и отчаянием, был хорошо слышен по всей площади, но потом он сказал совсем тихо, что искры от этого костра долетят до самых дальних галактик, и, быть может, даже до самых окраин Вселенной.
На другой день, к удивлению правителей, привыкших к безропотному и послушному населению, на площади всех европейских столиц и городов вышли многотысячные толпы протестующих, возмущённых казнью безобидного книгочея. И это были совсем не те люди, что свистели и улюлюкали на площади, радуясь мучением очередного инакомыслящего. Эти незаметные прежде и молчаливые люди умело строили баррикады, и готовы были сражаться на них до конца, отстаивая свою честь и своё человеческое достоинство. Уже к вечеру, подожжённые коктейлями Молотова, запылали здания ковидобезопасности; с некоторыми, особо ретивыми служителями этих управлений разъярённые горожане расправились прямо на месте, а других навсегда отправили в тюрьмы, которые те готовили для непокорных. Тедрос Гебрейесус сбежал из своего дворца через месяц после начала баррикадных боёв: говорят, что в последний раз его видели в лимузине американского посольства, переодетым в женское платье. Где он теперь, бог весть - то ли в дождевых лесах Амазонки, то ли выжженных раскалённым солнцам саваннах Африки, то ли в Сызрани.
Ну, а что же Марианна, спросите вы? С Марианной как раз всё порядке, поскольку она сначала устроилась на работу в секретариат шейха Махмуда ибн Рашида, а потом успешно вышла замуж за одного из арабских принцев. Благо, их там хоть пруд пруди. Она приняла ислам, начала носить хиджаб, абаью и джильбаб, молилась пять раз на дню, но иногда вечерами с грустью и лёгкой теплотой вспоминала Германа. Ей было немного жаль его, глупого и беспомощного, совершенно не способного понимать реалии нашего современного мира. Но всё же она помнила, что он спас её, когда началась Большая смута; помнила тепло его рук, робко касающихся её грудей, и даже пыталась вспоминать иногда, о чём он рассказывал ей долгими зимними вечерами. Но она быстро уставала от этих воспоминаний, и старалась настроиться на позитив: например, думала о роскошном белом скакуне, который принц подарил ей совсем недавно, и которого ей ещё только предстояло объездить. Или о новом колье из белого золота и бриллиантов, которое она вчера примерила на свою изящную шею.
Вот и всё, а теперь будем прощаться, мой дорогой и верный читатель. Я благодарен тебе за то, что ты дочитал до конца это ироническое повествование, и, быть может, хотя бы на секунду задумался о том, как непросто устроен наш мир. И как нелегко бывает отличить правду от лжи, а ложь от сказки, или коварной мистификации.