Ты где, внезапно пропела ожившая трубка - не сразу узнал. Голос был знакомым и совсем не древним, неужели...
Каунов, ты?
Наконец объявился. Чуть прихрамывает, так и раньше припадал, поседел, что естественно, на сантиметр сбавил роста - сущая ерунда, а так все тот же. Неугомонный и подвижный.
Вечерком посидели от пуза. Как когда-то тогда при кровавом режиме - на кухне, под водочку и селедочку, маринованные огурчики и черный хлеб.
Поговорили с размахом, зацепили революцию, его родню, которая за красных, родню, которая за белых, за Ленина и Сталина, шестидесятников и защитников Белого Дома. Широким цугом. Атомный проект, Белоярка, Политехнический - короче, хорошо от слова совсем. Атлантида, которую сами и потопили. Вспомнили мысли и чаяния, вражды и дружбы, работы и прорывы, геройства и безумства.
Саша топил за молодые проделки. Как летал в Ташкент, чтобы разыграть барышню - ночью, в свете луны появлялся в окне и сразу исчезал. Сон, дивный сон. Или просил друга от его имени позвонить по межгороду "привет, это Саша". Прокатывало - слышимость нулевая, поди пойми, а сам уже стучал в оконное стекло. Телепортация.
Как с памятного, перестроечно-антисемитского выступления на съезде писателей утащил на руках Окуджаву, а потом, уже в девяносто третьем, тот подписал знаменитое письмо сорока двух.
Встреча с Лисиным бог знает в каком семидесятом, начальником цеха, где вместе занимались дистанционным контролем горячих слябов.
Выборы, губернаторство, первый Израиль - самый первый, еще до восстановления дипотношений, откуда евреи без визы или разрешения отправили его прямиком в Рим.
Крымский сейнер в девяностые - ушел из политики, но не в тайгу, а в море.
Бурное собрание акционеров на Метизном, создание банка Резерв и биржи по имени
Чуб, выпуск векселей, инновации и внедрения. Кооперативы, предприниматели, писатели, поэты, режиссеры, ученые.
Бесконечная череда состояний, калейдоскоп, но главное, везде личное участие и полная, стопроцентная вовлеченность. Ставка больше чем жизнь.
***
Первый лазерный стол слепили из того, что было. Нарубили крепкого уголка, сварили объемно-прямоугольный каркас, а по нижним углам приладили вибрационные опоры.
Труженики учебно-производственных мастерских, получив в качестве аванса литр целебного, выгребли из заначки толстый лист, нарезали прямоугольников и насверлили красивых дырочек со специальной резьбой,а потом резиночками, прокладочками и крепким словцом, закрепили прямоугольники на каркасе.
Я смотрел на изделие под разными углами - сбоку, снизу, сверху и в упор. Стол отливал всеми цветами радуги. Конечно мы видели другие столы. В иностранных проспектах демонстрировались последние разработки ведущих мировых компаний. Гигантские, многотонные, из волшебно-композитных материалов, на специальных пневматических основаниях, но наш был лучшею. Гораздо лучше.
Раздербанили лазерные запасы, выгребли столики, зажимы, прочую оснастку и разместили на столе. Красота усилилась. Теперь на ровной поверхности в шахматном порядке расположились диковинки - координатные столики и зажимы для зеркал, большие кольца с позиционными, метрическими болтами.
Сперва активный элемент - нереальной красоты штуковина. Хай-тек. Никелированный полый металлический цилиндр, куда вставляется прозрачный по внешней поверхности напыленный серебром кварцевый отражатель с двумя продольными туннелями - для стробоскопической лампы накачки и волшебного монокристалла. Мало того, два штуцера от водяных шлангов, по которым гонят охлаждающий дистилят. Включаешь, подрагивают, словно живые.
Аккуратно вставили, приладили шланги, нежно подвязали, чтоб не перекрывали ось, осторожно закрутили. Готово, встал, родной.
Теперь ось. Волшебная оптическая, красная, на протирку которой уходили мегалитры спирта и которую давал старый, огромный, серийный лазер. Поместили на другую сторону и двумя полупрозрачными зеркалами тончайший, чуть подрагивающий, тихо свиристящий красный лучик загнали в активный элемент. Есть.
Следующим номером был монтаж переднего зеркал - надо лишь совместить два луча, а самая пакость - электрооптический затвор. Тот, подлец, штука хитрая. Небольшое отклонение, и хана. Крутили долго, но справились.
Включили - мимо, нет импульса. Проверили, затвор дурит. Осторожно, кончиками пальцев, едва касаясь настроечных головок, разок нижним, два вперед, еще три деления направо. Перебор. Два назад и теперь левым на одно деление. Наконец засветило.
С обратной стороны мишени приладили датчик. Пьезоэлектрический. Стандартный, патоновский. Кауновский, которым он словил первый лазерный звук, трогать не стали. Реликвия.
Стрельнули и осцилоскоп показал сигнал. Покрутили, повертели, смазали - сигнал вырос до разумно-наглядной величины. Так бывает всегда. Поначалу ничего, шорох, всплеск на белом шуме. Надо тащить, говорят бывалые, и начинается. Масло, глицерин, настройки, моща - глядишь, через пару дней выполз.
Прибежал Юра Петров. Большой оригинал. Доцент в очках, фанат поперечной волны. Посмотрел, похмыкал, поплевал.
Слушай, Мишка предлагал широко принимать - одним кольцом, без спирали.
Мощи на хватит
Если через усилок, сказал, хватит, пацаны знают,а еще через день новый, блестящий, травленый, медно-желтенький, электро-магнито-акустический датчик с предварительным усилителем для широкополосного приема был у меня в руках.
Ну, с богом, врубай канитель.
Закрутился насос, дернулись водяные шланги, загудел блок накачки и, наконец, пыхнула синим дежурным пламенем многовольтная лампа. Трижды сплюнув, дважды постучав по дереву и на всякий случай закрыв глаза, открыли стрельбу.
С первого раза полез, голубчик. Ярче тысячи солнц - устойчивый, наглый, жирный. Ничего прекрасней мы не видели ни до, ни после. Крутой подъем, покатая вершина, чуть более плавный спуск с заходом в минус, а после мягким разворотом на асимптотически совершенную кривую с идеальным прилипанием к оси. Как по учебнику - весь забитый спектрами, абсолютно весь.
Это было нечто. Наносекундный лазерный импульс, который покойный Михал Иваныч описывал двумя функциями Ханкеля - пара букв "г", лезущие навстречу друг другу и образующие прямоугольник шириной в десять наносекунд, выбивал ультразвук такой небесной красоты, что дальнейшие споры о превосходстве точных наук над гуманитарными можно было смело закапывать во глубину сибирских руд.
***
Сейчас мы стремительно падаем вниз, говорил Саша Каунов на какой-то предвыборной сходке - полуподвал на Каслинской, выборы, то ли Верховный СССР, то ли РСФСР, не суть.
Что вы хотите, восемьдесят девятый - в магазинах шаром покати, телевизор попеременно несет то демократию с гласностью, то безалкогольную правду, но чаще чумаков с кашпировскими или повязанных музыкой овсиенок, короче, миражи на виражах, поэтому нам нужны крылья. Аж присел.
Как мог человек науки, человек, который внедряя электро-магнито-акустический метод, толщинометрию и дефектоскопию, а по ночам стреляя из лазера в подвале второго корпуса, что вообще сидело на острие пика последней науки, протаранил кучу металлургических заводов, да так, что потерял ботинок на кромкострогальном стане, нести подобную, хуже, вненаучную, сказочно-архаическую, бородатую чушь.
Крылья, ага, как же - все вдруг, ни с того, ни с сего, без эволюции или хирургической операции, поперек солнца, луны и закона тяготения, третьего с конца. Не иначе, крыша поплыла, доэнтэтээмился.
Саша заправлял первым городским НТТМ. Практик-Центр, который располагался аккурат под Центральным гастрономом.
Ладно, подумал я, политика штука хитрая, пусть себе ажитирует, глядишь, заскочит наповыше, обрастет костюмами, чиновной выправкой, артикулом, и успокоится во благе. Не общем, так своем.- Насытит душу и навластвуется всласть.
Вообще, Каунов человек-легенда. В прямом и переносном. Шестидесятник, горлан и главарь - Белоярская АЭС, диссидентство, все дела. Шабашник. Половину областных мостов скрепил и с того подкормил тоже половину, только уже политеха. Плохо ли, месяц пахоты и поездка на юга.
Друг Евгения Евтушенко. Реальный и натуральный, бля буду, прям фотки есть, свидетели, мало того, останавливался в квартире, подолгу жил и катал на машине, завсегдатай закулисья Современника. Поддерживал, если не ошибаюсь, знакомство с Беллой Ахмадулиной, бывал у них, подолгу трепался с Мессерером.
Из серии, что за чувак рядом с нашим Васей. Помните такой анекдот - ну, когда Вася попросил Папу Римского выйти с ним к толпе верующих, а итальянцы впали в недоумение. Короче, если Беллу Ахатовну надо было публике представлять, то Каунов в этом не нуждался - его знали все без исключения, а в свободное от свободы время трудился на кафедре физики старшим научным сотрудником.
Отвечал головой за все горячие темы, проще, заводы целиком висели на нем. Переговоры, договоры, исполнение, сопровождение и внедрение, а еще мат и ругань, пот и пахота, железки и печки, станы и незашнурованные ботинки.
Раз за разом внедрял ультразвук. На трубном - толщиномер, который должен показывать насколько геометрически неточна дырка. Разностен на пильгере - огромная игла, сработанная довоенным круппом, которая раз разом вгрызалась винтом в раскаленную заготовку. Быстро, жестко, горячо и напористо - шум и ярость, жар и грохот тысячи орудий. Иерихоновы трубы, бесшовные, но у Леньки в мастерской, где мы точили датчики, было на удивление тихо. Незабываемо тихо. Потом на Волжском трубном. Не поверите, внедрил.
Как-то поехали на картошку. Всей кафедрой. Осень, хляби, рядки и закусон. Каунов держал за еврейский вопрос - по-тихому, но подробно, начиная с конца девятнадцатого века, а может даже, середины. Волосы дыбом, особенно подпольно-революционная деятельность. Вот тебе и ботаники с циркулем, лево-правый блок.По возвращении показал полуразрушенную синагогу, где вершил многие пользы завод медицинского оборудования, и напоследок выдал секретную папку с Петушками, но в душе лелеял аленький цветок. Твердотельный импульсный лазер. Ночами, минуя посты и охрану, пробирался в лабораторию, включал установку и от пуза стрелял по железкам.
Черный дьявол, харизматичный, сверлящий глазом романтик - порой казалось, что они у него разного цвета. Азазель.
Лихо водил забитую под завязку лабораторным железом машину, строил дачу в Кайгородово, воспитывал сына и двух дочерей.
Господи, чего только не рассказывали. Внебрачный сын Чегевары, спецагент кегебе, обкомовский любимчик или подпольный миллионер-цеховик. Требовательный, кипучий, непоседливый, смелый и резкий, пророй безбашенный, но в принципе разумный, иногда задумчивый и сосредоточенный, где-то расчетливый, прижимистый, но главное, яркий. Отмахнуться за безликостью не получалось ни у кого, но как всегда бывает в скверных анекдотах, его вынудили уйти.
Помогли, а точнее, пренебрегли и унизили. За работы по электро-магнито-акустическому преобразованию полагалась чуть ли не госпремия. Авторы, профессура-доцентура, нужно-важные люди, заведующие, главы, директора, начальники цехов - тех, где Саша зависал годами, внедрял, измерял, чинил, лазил по станам и печам, угорал в температуре, тонул в масле, задыхался в кислороде и знал всех вплоть до уборщиц - короче, суть да дело, набрался приличный, вполне себе респектабельный коллектив и старшим научным пожертвовали за малостью. Не по чину.
Разорался, обматерил всех, плюнул и ушел по английски.
Мы недоумевали. Куда, зачем и тут бац, новость - в городе открылась диковинная контора. НТТМ, но это еще полбеды, важно, директором там Каунов. Лично.
Контора оказалась архи-полезной, поскольку всякие небольшие разработки-подработки мы тут же повели через них.
Через год-полтора о Практик-Центре не знали только в Сан-Марино.Высоковато. Вся Челябинская интеллигенция паслась. Да что интеллигенция, все, кто умел что-то путное головой, руками или ногами, исправно появлялись там. Архитекторы и дизайнеры, переводчики и водопроводчики, инженеры и культуристы. Масть покатила и Саша полетел - идеи, планы, размах и громады.
Спонсировал фильм Танк Клим Ворошилов, кучу спортивных и творческих мероприятий, лазерную лабораторию, медицинские исследования, каких-то психологов, социологов и народных певцов, а может просто радиолюбителей переростков, но спустя два года костюмчик стал маловат.
Так бывает, когда человек мыслит километрами, столетиями или континентами, а Саша думал именно так.
Нам-дуракам казалось, карьерист, казалось, променял чистую науку на мутную власть, муки творчества на отрепетированные аплодисменты, а уважение коллег на льстивый подхалимаж человеко-костюмов.
В конце концов, стал депутатом, потом заместителем губернатора, а может наоборот, сначала целым, потом заместителем и уж после всего депутатом, не суть, но в августе девяносто первого защищал Белый Дом. Куда без него, а в девяносто третьем второй раз, правда, с другой стороны. В награду пара сломанных ребер и побег из Шоушенка. Романтика.
***
Человек - штука хитрая. С одной стороны, слово "я" исчерпывает смысл сущего целиком, с другой, всякое проявление, феномен. Отражение, голос, пот и запах, тактильность и речь, взаимодействие и психология. Качества, признаки, черты и особенности. Многообразие.
Сущность, инвариантная во времени и пространстве, болезни и здравии, языке-логосе или думке-мечте, и хотя язык не создает, живет, бытийствует, мыслит, сопротивляется склонению или существует в потоке, а наружу выдает длинную череду феноменов. Жизнь взаймы.
Размышляя о Челябинске, его судьбе, происхождении, истории, бытии или мифологии, все время обращаюсь к Саше. Не столько за помощью, сколько как собеседнику, наставнику, даже учителю, а проще носителю истины-идеи. Каунов нутром чует землю и ветер, людей, страну и эпоху. Мало того, участвует, вкладывается, ставит на кон репутацию, жизнь и здоровье, и знает что-то такое, чего не знаю я или мы. Почвенное или всемирное, народное, гражданское или правдивое. Носитель. Веры и Справедливости, Огня и Свободы, и в его присутствии мир меняется - становится ярким, интересным, опасным и вызывающим. И люди меняются - ровно в ту же сторону.
Шпион, агент, адепт, а вот и нет, не угадали, мелковато будет. Поэт-романтик, но это по секрету.
Саша Каунов, Александр Дмитриевич, живой, гордый и непокоренный, вся грудь в орденах. Вера, дети, восемь внуков и правнук. Человек-легенда, человек-эпоха. Настоящий и вечный, и даст бог, еще увидимся