В дверь тихо постучали. Старуха чуть напряглась, прислушалась, затем спокойно продолжила помешивать огромной деревянной ложкой густое, похожее на кисель, варево, которое музыкально побулькивало зелёными пузырями. Пузыри лопались, кастрюля ворчала, Старуха в такт шамкала беззубым ртом. Стук в дверь повторился.
Старуха прекрасно слышала, но возраст уже позволял немного прикидываться глуховатой, чтобы давать себе время для размышления.
Стук в двери усиливался, в ход пошли ноги и ещё что-то тяжёлое. Дверь не выдержала, матюгнулась и, пронзительно взвизгнув от подлого удара по замочной скважине, распахнулась.
Старуха плюнула в кастрюлю и накрыла плотной крышкой.
В дверях стоял Дровосек - здоровенный мужик, с оловянными глазами и огромными ручищами, за плечами лук со стрелами, за поясом два топора.
Дровосек шагнул было вперёд, но замешкался, не решаясь переступить нарисованную мелом черту.
Старуха скоренько сунула руку под складки широченной юбки, нашарила мелок и провела ещё одну жирную черту чуть ближе к себе. Этого ей показалось мало, и она очертила вокруг себя, кастрюли и печи двойной круг. И не напрасно. В нынешние времена редко какую тварь можно остановить одной меловой чертой.
Дровосек уже справился со своими опасениями и перешагнул нарисованное препятствие, потеряв осмотрительность, а вместе с ней и правое ухо. Никто не мог пересечь черту без потерь.
Старуха подняла ухо и бросила в кастрюлю, затем приветливо улыбнулась, слишком приветливо:
- А ты чего так рано? Я тебя и не ждала вовсе. Через год приходи.
Дровосек к юмору был не расположен. Стянул с плеча лук и стал прилаживать стрелу.
- За тобой должок!
- Я и не отказываюсь. Чего сразу за лук хватаешься? Ты не купидон, я не дура малолетняя. Сговоримся по-хорошему.
- Не шути так, у меня душа горит, сердце на части разрывается, я весь….
- Опять спешишь. Зелье ещё зелёное.
- Понятное дело, что зелёное! Оно же зелье.
- Ты сам знаешь какого цвета должно быть зелье… А для этого нужно добавить ещё немного… Нет, много крови! Тогда оно будет какого цвета? Правильно коричневого. И варить до готовности… Нужна кровь!
- За все эти годы я пролил столько крови, а тебе всё мало?
- Не просто кровь, а кровь обидчиков! Я тебе говорила. Это они, они во всём виноваты. Они напустили на нас мор! Их вина, что ты стал таким. Они монстры, кровопийцы. С ними рядом невозможно жить, дышать, только мстить и уничтожать! А когда всё закончится, твоя душа запоёт свободно и счастливо. Ты женишься, обретёшь семью и покой, детишки будут радостно возиться у твоих ног…
Елейный голос липкой жижицей заполнял всё свободное пространство, казалось, рвани он в сторону и по уши увязнет в болотине сладких, до приторности обещаний. Желания возразить, или иным каким способом остановить поток лжи, не было.
Мало того, ему это даже нравилось. Он уже давно забыл кому и зачем мстит. Да и зачем ему надо было это помнить... Главное – как-то унять боль в груди. Жарким пламенем ненависть сжирала его изнутри. Он только знал, что ненавидит и должен мстить, за что - уже не важно, главное должен, должен… Для этого ему необходимы ещё силы, чтобы получить силу, нужна кровь обидчиков, чтобы получить кровь обидчиков, нужна сила… Когда всё это началось и в какой момент жизни появилась Старуха, Дровосек не помнил…
Серая, холщовая рубаха, мокрая от холодного пота неприятно хлюпала по спине. Последнее дерево не хотело валиться на поляну. Либо ствол оказался толще, либо крона слишком густая, и её тащило ветром в другую сторону. Дерево упрямо трещало, и норовило свалиться в обрыв, а там река унесёт вниз по течению, не поймаешь.
Одному никак не справиться, только спину сорвёшь. Дровосек напрягся, да так, что чуть жилы не полопались, и дерево пошло в нужном направлении. Глядь, а рядом Головастый. В руках у него шест длинный да крепкий. Он этим шестом в дерево повыше упёрся и подпихнул.
Сели они на то дерево, закурили. Говорить особо не о чём. Да и раньше так было, встретятся где, перекинутся словечком, мол привет-привет и каждый восвояси. У Головастого соплеменники больше в низине, в городах селились, а у Дровосека в лесах. О чём говорить? Тут Головастый вдруг возьми и спроси:
- Отчего люди не летают как птицы?
Дровосек только плечами пожал. Опять разговор не клеится. Головастый упёртым оказался:
- Видел ты хоть раз в жизни, чтобы птица сидела на заднице? Ну вот, как мы с тобой? Как все люди? - и сам ответил - Нет! Они всегда на ногах.
А люди? Они путешествуют, сидя на мягких сидениях, сёдлах, телегах.
Если никуда не едут, то сидят на крыльце, завалинке, колодце…
Засидевшись на работе допоздна, возвращаются домой и падают в объятия засиженного дивана со старыми скрипучими пружинами.
А о чём мечтают - посидеть где-нибудь с друзьями, повспоминать школьные деньки, старые парты, первые посиделки, застолья… Нажраться, а на утро сказать, мол хорошо посидели.
Они покидают диваны, только чтобы посидеть на лавочке в сквере, матюгнуться по поводу правительства, которое постоянно заседает. В гости придёшь – садитесь пожалуйста, в театр – вот ваши места, в тюрьме и то...
Так отчего люди не летают как птицы?
Дровосек встал, отряхнулся.
- От сидения. От сидения жопы у них становятся квадратными, а куда с такой жопой полетишь?!!
Долго Дровосек не мог унять Головастого, тот от смеха только по земле не катался.
На другом берегу озера, за выжженной долиной, куда и птица случайная не залетала, жили Отщельники. А звали их так, потому, что они жили в расщелинах между скал. Найдут себе этакую пещерку и живут себе, радуются, что дом не нужно строить.
Бывало их спрашивали:
- Ну как вы там, не мёрзнете? От сырости да плесени не чахнете? Небось и не моетесь, воду экономите?
Отщельники на это отвечали:
- Конечно в пещере нет особых удобств. Да и солнышка не видать. Мыши летучие кругом. Зато на всём готовом, тут и вода ключом бьёт – пей на здоровье. Еда с неба падает, и воздух для здоровья полезный, а как красиво в пещерах! Сталактиты, наскальная живопись древнейших народов, мягкий мох. На нём спать одно удовольствие. Продукты хранить в нишах удобно – холодильников не надо.
И ещё про много-много всяческого интересного и удивительного рассказывали Отщельники.
- А золотых самородков, изумрудов и прочих драгоценных камней там вообще пруд пруди!
Торговали они этими каменьями и золотом с живущими на другом берегу озера. То есть брали у них еду и одежду, а отдавали расписки, что столько-то золота, серебра и драгоценных камней будет у них лежать в отдельной ячейке в горах. Зачем драгоценности вниз носить? Ещё разворуют! Пусть там лежат, надёжнее и сохраннее будет. За хранение отдельную плату брали.
И всё бы так и продолжалось, не попроси Головастый у них камешек драгоценный. Он как-раз жениться надумал и хотел невесте колечко камешком украсить. И так заартачился, что не взял расписку, не дал ни вина, ни хлеба. Неси камешек и всё тут.
Призадумались Отщельники.
А была среди них Старуха беззубая. Сколько ей лет никто не ведал. Даже самые старые помнили её всегда такой. Нелюдимая. Она даже среди Ощельников отдельно жила. Травы варила, лягушек сушила, пакости всяческие выдумывала. Например, летом могла зной наслать несусветный, зимой снегом долину завалить, да так, что только трубы от домов еле виднеются.
Вот пришли к ней Отщельники, мол выручай бабка! Если все узнают, что у нас нет золота да камней драгоценных, то потеряем доверие и уважение. Не будет доверия – то и есть нам будет нечего! И тебе худо будет. Всё-таки не только лягушками питаешься.
- Ладно. - Прошамкала старуха. – Помогу!
Пришла старуха к Дровосеку, говорит:
- Нашли мы камень драгоценный с баранью голову, уже отшлифованный, тысячью гранями сверкает, кто на него посмотрит - сразу помолодеет, и женится на самой красивой невесте в округе, то есть на Катеньке. Хотели мы тебе его за так отдать, а вишь как вышло. Тот камень Головастый перехватил и хочет первый на этой самой красавице жениться. Уже и заявление в ЗАГС подали. Поди проверь.
Пришёл Дровосек в Загс, там ему говорят, мол точно есть такое дело, подали они заявление. У Дровосека в голове помутилось, и дальнейших слов, что только невесту не Катей зовут, а Настенькой, он уже не слышал. Помчался в горы к Старухе.
- Помоги с обидчиком расправиться. Сколько хочешь еды тебе принесу…
- Ничего мне не надо. Так помогу. Почти задаром. Силы тебе прибавлю, и прославлю. Будешь самым-пресамым человеком на земле. Ну после нас, конечно.
Стукнула она Дровосека по голове пестиком. Помутился разум у Дровосека и пошёл он мстить всем Головастым. За что мстил было уже не важно. Главное, чтобы кровь текла рекой к Старухе, а она бы зелье варила, Дровосека поила. И тогда силы бы у него никогда не кончались….
Из всей памяти осталось у Дровосека только ненависть к Головастым, что он должен мстить и мстить, не важно за что… не это ли есть главное его предназначение и цель жизни?! А для этого нужны силы и живительное зелье.
- Старуха! Скоро зелье готово будет? Горю я! Мочи нет.
- Гори, гори. Злее будешь.
- Чего?
- Говорю недолго осталось, да вот беда - кровушка кончилась, ещё бы ковш один, и самый раз. Может сходишь? Прольёшь кровушки?
- А чего ходить то? Терпежу совсем нет!
Махнул Дровосек топориком, отскочила в сторону Старухина голова, словно пробка из бутылки шампанского, худосочным фонтанчиком полилась кровушка в кастрюлю с варевом, забурлила, запенилась. Стало зелье тёмно-коричневым. Не стал дожидаться Дровосек, пока оно остудится, так и вылил всё себе в глотку, до того у него всё внутри горело от ненависти лютой, от несправедливости людской, от ещё неведомо чего…
Лицо дровосека перекосилось от страшной боли. Почернел Дровосек, скукожился, попытался распрямиться, но жар внутренний всё сильнее скрючивал его, выворачивал. Зелье проклятое, огненной лавой, проникало в жилы, раскаляя до красна сосуды кровеносные. Вспыхнул Дровосек ярким пламенем. А когда сгорел дотла, ветер разметал его пепел по долине.
И, если тот пепел попадал кому на свежую кровь разбитой губы, на синяк или ссадину - тот человек терял разум в одночасье, кидался на всех, в бешенном желании отомстить, даже если рана была случайная, и не было обидчика… Успокаивался только тогда, когда люди напоминали ему, чем кончилась история с бешенным Дровосеком.