Как-то снежным зимним вечером в деревне Ефаново, на дальнем подмосковье, у нас случились ежевечерние гости. Гости сидели у камина и сосредоточенно раскуривали в него толстую самокрутку с марихуаной. Время было сравнительно ранее и поэтому гостей пока было двое - Петр Николаевич М. и наш старинный приятель, британский подданный со знаковой фамилией Харрисон (его историю жизни я уже когда-то рассказывал). Джон приехал в деревню с женой Мариной и семилетней дочкой Сюзанной. Джону нравилось жить в той России, которая у нас была и поэтому он срубил себе деревянную избу неподалеку от меня, прямо через овраг. Место и кампания его устраивали. Справа стоял домик актера с Таганки Лени Филатова, слева расположился московский букинист Ниточкин, а через овраг - наша дорогая редакция. Супруга Джона и маленькая Сюзанна тем вечером как обычно остались у камина, в своем доме. Джон и Петр пришли в гости бобылями. Подданный ее величества открыл дверь с традиционным вечерним английским вопросом. Прямо с порога он громко спросил - Авель, у тебя можно курить?
Петр, улыбнулся и сказал только: - Авель Германович, наше вам с кисточкой. - И принялся отряхивать от снега валенки.
Той далекой зимой, по вечерам мы собирались вокруг круглого стола у нашей дорогой редакции, небольшой, очень мужской кампанией, читали вслух по кругу 1000 и одну ночь, ели мясное из печи, выпивали и часто курили. На чтение обычно уходил час - полтора. На разговоры - остальное время, примерно до полуночи. А еще у меня, как и у всех из присутствующих, в доме был виниловый проигрыватель и огромная полка винила. Мы ставили пластинки и каждые 20 минут кто нибудь шел переворачивал диск или выбирал музыку по своему вкусу. Петр - фанк, Джон - Боба Дилана, Агапыч - Чайковского или Телеманна, Саныч - Дэвида Бирна, Андрей - Битлз, ваш покорный слуга - Короля Артура Перселла или что-то подобное. Такое было время. Книги, чтение, рок-н-ролл.
И вот Джон, наконец раскурил огромную козью ногу из четырех бумажек (он утверждал, что именно эту конструкцию на Ямайке его научил клеить сам Боб Марли), затянулся пару раз полной грудью и пустил по кругу красивый, щедрый косяк. И замолчал. Какое то время он сидел, словно задумался, но через минуту - другую, вдруг вышел из ступора и, страшно коверкая и мешая с пахучим, сладким дымом русские слова, меланхолично произнес, обращаясь ко мне, сакральную фразу:
- Авель, - грустно сказал Джон Харрисон, - Знаешь, раньше, когда мы курили траву (anashu), мы прятались от своих родителей. А теперь, когда мы курим (anashu), мы снова прячемся, только от своих детей....
Может быть, блять, мы где-то ошиблись?