Несмотря на ситуативно несомненную пользу микробов, коих в каждом взрослом человеке на постоянной основе в виде бактерий пребывает до трёх килограммов, наличие этих мелких животных вне своего тела некто Брусныцин рассматривал как явный непорядок и антисанитарию. Будучи с детских лет приученным к чистоте как в мыслях, так и в санузле, Брусныцин скептически относился к любителям всего нового, что прежде было забытым старым. Он отнюдь не увлекался помывкой себя без мыла, влажной уборкой помещений без чистящих средств и воды, а также прочими новомодными тенденциями, если не сказать грубого слова – трендами. Ещё на смутном рубеже тысячелетий Брусныцин не раз читал о сапрофитах и прочей гнусной дряни, обожающей обитать в коврах и прочих мягких дивано-кресельных тканях, откуда вся эта армия паразитов легко изымалась и разносилась вокруг бытовым устройством под названием «пылесос». В те годы пылесос практически считался хладнокровным убивцем рода человеческого, что, однако, не мешало цвести пышной черёмухой продавцам чудодейственных «Рейнбоу» и «Кирби»…
Но годы шли, и мнение Брусныцина к пылесосам постепенно изменилось к лучшему. И особенно его заинтересовала эта техника уборки жизненного пространства, когда на рынке стали появляться роботы-пылесосы, ползающие по полу самостоятельно, без всяких на то указаний и проводов. И однажды, предусмотрительно обождав несколько лет снижения цен на новинку, Брусныцин приобрёл себе нового, плоского и круглого друга.
Первые две недели его использования неизменно приводили Брусныцина в радость и полное удовлетворение: качество работы робота было на высоте, шума он производил не много, ползал в основном по ночам и по всем параметрам соответствовал своему половому предназначению. Как человек чувствительный Брусныцин даже стал испытывать к пылесосу некоторую эмпатию. Например, когда тот неумело тыкался в ножку стола или случайно забивался в угол за диваном и начинал там жалобно пищать, не умея выбраться, у Брусныцина невольно наворачивались слёзы, и он немедленно приходил к бедняге на помощь…
По документам пылесос значился самообучающимся. То есть всё первое время он мотался по пыльной брусныцинской кубатуре не просто абы как, а именно – извлекая из каждого закоулка информацию, которую впоследствии он должен был бы применять при уборке. Но вот однажды, когда Брусныцин стоял на кухне возле разделочного стола и соответственно разделывал мясо для лёгкого овощного салата, ползающий неподалёку робот вдруг незаметно изменил свой уже выработанный, обычный маршрут и прямиком направился к своему хозяину. Потыкавшись в его мохнатые икеевские тапки, он отъехал назад, поморгав синими лампочками подумал, и вновь пошёл на приступ. Завидев такое странное поведение бездушного по паспорту питомца, Брусныцин удивился, но всё же сделал шаг в сторону, давая зелёный свет серому товарищу, но тот, словно не заметив этого, продолжил настырно преследовать его ноги.
Брусныцин отложил от греха в сторону свой тесак и переместился в центр кухни. Пылесос тут же последовал за ним. Тогда Брусныцин совершил марш-бросок и перебрался в комнату, но старательная машина настигла его и там. Помотавшись туда-сюда по своей квартире, наш герой, исполненный смутными подозрениями, просочился в туалет, закрыл дверь на щеколду и сел на унитаз в ожидании дальнейших действий со стороны робота.
И действия не заставили себя долго ждать. Брусныцин услышал под дверью неприятную возню и шебуршание, как будто в неплотно закрытое окно пытаются пролезть шершни.
Брусныцин не любил шершней. Он их боялся. Эта параллель с отвратительными насекомыми немедленно привела его в состояние лёгкой паники, которая незамедлительно усугубилось замкнутым пространством запертого на щеколду туалета…
И тут нашего героя тяжёлым водосточным люком накрыл приступ панической атаки. С диким, но по интеллигентному тихим воплем, весь в холодном поту, подгоняемый жуткой тахикардией, он вылетел из клозета и, споткнувшись об изумленный пылесос, побежал к выходной двери своей квартиры и, едва справившись с непослушным замком, прямо в мохнатых икеевских тапочках выскочил наружу!
И пока он бежал, ему казалось, что за его спиной слышится чьё-то тихое, мерзенькое хихиканье…