– Деда, а что это за полосочки бледные у тебя на спине, руках, плечах? Они как у меня, – светловолосый мальчишка ткнул себя пальцем в лоб, – я с лошади упал, рас-се-че-ние было, так мама говорит. А когда все зажило, осталась эта штуковина.
– А, это. Это шрамы, – старичок стоял посреди картофельной грядки и браво размахивал тяпкой, уничтожая сорняки. Полуденное солнце нещадно палило лысую голову, перевязанную банданой, и высушенное годами тело. Бронзовый загар и тут, и там белел росчерками невосприимчивых к солнцу шрамов.
– Шра-мы. Шрамы, – пробуя на вкус новое слово, произнес мальчик. – А почему их так много?
– Много...Хм... Ну, поживешь с мое, и у тебя их будет тьма тьмущая. Ты ж еще окромя поселка нашего да соседей, не видел ничего и никого. И э-э-эх! – залихватски ухнув, дед впился тяпкой в молодой кукурузный стебель. – Вот же шельма, влез к картохе на территорию. Тебе здесь не рады! – обратился дед к стеблю и вторым ударом срубил его под корень. – Мир огромный, и опасностей в нем... Скажем так, падениями с лошади они не ограничиваются.
– А твои, дедушка, откуда взялись? – мальчишка сидел на земле у края картофельной делянки и с интересом разглядывал деда.
– Ох, Айзек, да кабы я еще все их помнил. Ну да ладно, – отложив инструмент в сторону, он уселся рядом с внуком. – Смотри, вот этот, на ноге, меня соседский пес покусал, швы накладывали. Этот, – дед указал на узкую полосу на спине, – товарищ в бою в спину ударил...
– А почему? – Айзек недоуменно уставился на дедушку.
– Почему, почему, маленький ты почемучка, – старик растрепал ладонью светлую мальчишечью шевелюру. – Предателем он оказался, а не товарищем, вот почему. И этот от предателя, и этот. Этот в честном бою с недругом получил, и вот эти тоже. Ну а все остальное – не так примечательно. Остальные шрамы – свидетельство моей глупости, а также опыта.
– Негодяи они и злодеи, – мальчик насупился, – шрамы ведь – следы от ран, а когда тебя ранят, это больно.
– Конечно больно, тебе же не понравилось с лошади падать? Пойдем, я тебе еще кой-чего покажу, – дед хитро подмигнул Айзеку и поднялся с земли. – Помнишь, ты спрашивал, что я мастерю в сарайчике? Так вот, я механизму-то доделал.
Вместе они прошли через огород, минуя помидорное и огуречное царства, королевство кукурузы, укропный и петрушечный поселки, арбузное городище – старик каждому участку придумывал чудное название, а потом ходил воевать с сорняками-интервентами, вооружившись тяпкой. Айзека это забавляло. На окраине этих овощных государств стояла дедова мастерская. Маленькая деревянная постройка покрытая пылью и заросшая лишайниками. Достав из кармана потрепанных рабочих штанов связку ключей, старик со скрипом распахнул дверь.
– Вот она, механизма, – дед гордо указал на подзорную трубу, стоящую на треноге в центре мастерской. Мальчик разочарованно вздохнул.
– Деда, это же телескоп, мне такой мама показывала в прошлом месяце.
– Да ну тебя, какой же это телескоп, стал бы я тебе такие глупости показывать? Это анимаскоп, я его сам придумал, сконструировал и собрал, – нахмурился старик. – Подь вон туды и глянь через него, а потом уже рассуждай, что за скоп перед тобой. Теле или анима.
Мальчик подошел к прибору, и прищурив правый глаз, посмотрел в него:
– Ничего не видно. Пыль, полки и стружка железная.
– Дурья ты башка, – старик улыбнулся. – На меня смотри.
Айзек направил анимаскоп на деда.
– Ого! Что это?!
Силуэт старика заслонила огромная сияющая фигура изрезанная черными росчерками. Она переливалась разными цветами, покачивалась и дрожала рассыпая в воздухе искры. И только черные линии были неподвижны.
– Это, внучок, моя душа. Ну или что-то вроде.
–А что за темные пятна? Их много, как шрамов, – произнес Айзек, дед грустно улыбнулся. – Ой, деда, это тоже они? А я еще вижу имена... Джек, Сара...
– Не увлекайся, это люди, которые оставили мне шрамы, их подпись.
– А это огромное пятно на груди. Аби-гейл.
– Все, заканчивай, хватит на сегодня открытий, – старик завесил линзу анимаскопа промасленной тряпкой, лежавшей на верстаке.
***
– Слушай, деда, а ты их, недругов, предателей, Сару вот с Джеком, ненавидишь должно быть? Они ведь тебя очень сильно ранили, особенно эта Абигейл, я видел... – мальчик с печалью смотрел дедушке в лицо. Они снова сидели на границе картофельной федерации.
– Хах, внучок, ты глупостей не говори. За что мне их ненавидеть? – дед смотрел на внука улыбаясь до ушей.
– Как это? Они тебе больно делали, а ты спрашиваешь за что? – Айзек снова удивленно смотрел деду в глаза.
– Как? Очень просто. Ты же на лошадку не обиделся, когда с нее упал. Не обижался ты и на чайник, когда хватал его с плиты и обжигался. На нож не обиделся, когда порезал палец, – дед пристально смотрел на внука. – Теперь ты знаешь, что чайником можно обжечь руку, что с лошади можно упасть и что ножом можно порезаться. Ты получил знания и опыт, пусть и достались они тебе через боль. Вот и с людьми также. Все они дали мне мудрость, дали мне счастье быть тем, кто я есть. Я им благодарен, – дед снова улыбнулся. – А теперь пойдем, герцог Капустный Кочан запросил у нас помощи в борьбе с щеричными войсками. Некогда рассусоливать, хватай тяпку – и в бой!