Преступление, как наказание

               
                Кровавая меня могила ждёт,
               
                Могила без молитв и без креста,
               
                На диком берегу ревущих вод
                И под туманным небом; пустота
                Кругом…
                М.Ю. Лермонтов, 1831


   - Добрый день, Отец!  -  произнёс мужчина в чёрном военном однобортном сюртуке без лацканов, с  девятью пуговицами, застёгнутый до самого подбородка, в тёмно зеленных панталонах и с тростью в руке. - «Именно этот служитель церкви мне и нужен, - подумал он, - по одежде видно -  имеет особый чин. Сердце подсказывает, что  ему можно доверить тайные мысли, которые уже много лет терзают мою душу».
         
          На вид священнику было больше шестидесяти, и отслужил, наверное,  лет так двадцать - тридцать в церкви, в руке посох.  Он, видимо, восточного происхождения, одет в чёрный подрясник и суконную рясу до пола с широкими рукавами. На голове  шапочка  тёмно фиолетового цвета,  напоминающая цилиндр. На груди  -  серебряная цепь с большим крестом. Служитель церкви остановился и  внимательно посмотрел на прихожанина. Перед ним стоял высокий  красивый старик с  густой седой, аккуратно подстриженной бородкой, но с потухшим, затравленным взглядом. 
        - Мне бы исповедаться, Отче!
        -  Издалека к нам пожаловали, барин? 
        - Из Московского уезда.
        - Киевская лавра далеко от Москвы. А почему к нам?
        - Исповедаться. Духовник нужен. Именно здесь, много лет назад, я провёл пятилетнюю епитимью. Вот опять потянуло в святые  монастырские стены.
        - Пойдём. Отдохнёшь. Исповедуешься позже. Я -  игумен этого собора.
        - Нет, сейчас и только сейчас. Господь мало выделил мне времени для исповеди.  Понимаешь, Отче,  я нарушил одну из главных Божьих заповедей, не убий!   На мне приговор самого Государя Императора Николая первого. На мою судьбу наложен  тяжкий рок, возможно,  самим Господом. Совершённое  преступление, как наказание  на всю горемычную жизнь…  - прихожанин глубоко вздохнул и  нервно осенил трижды грудь крестным знаменем.
      Игумен, открывая массивные двери,  проговорил:
      - Твоя воля, войдём в храм и там, в  Божьей обители я приму твою исповедь. Присядем на лавку.
       Они присели рядом. Игумен достал шерстяную брояницу*  и, перебирая крестообразные узлы,  хранил молчание.
    

         - Отче,  - сколь помню себя, мне всегда хотелось быть первым, и был в этом совершенно уверен. Я очень эмоциональный  и  придаю особое значение прошедшим событиям. В день  годовщины смерти отца  с волнением начинаю думать о нём. В этот год пристрастие к памятным датам  проявились с неожиданной стороны: мысли о детских шалостях и о юнкерской школе.
       Он на некоторое время замолчал, словно пытался отковырнуть неподъёмный пласт прошедших лет. Глубоко вздохнув, собирая в один  тугой узел хаотичные  мысли, начал свой рассказ:
        - Перед глазами стали оживать картинки  дуэли с  моим бывшим товарищем Мишей Лермонтовым. Меня, именно меня называют убийцей русского гения, пророка. Почему в тот злополучный день дуэли, когда я навёл на него дуло пистолета, небо не содрогнулось, и на  голову мне не посыпались камни. Лермонтов  стал для меня мстителем, как Командор для дона Жуана, я уверовал в мистику. Его мщение и по ныне, перечеркнуло всю мою жизнь. Я словно  загнанный зверь, которого обложили на охоте.
      Исповедовавшийся замолчал. Охватил голову руками и, сидя на скамье в храме,  покачивался из стороны в сторону, словно боялся смотреть на изображение святых. Ему чудилось, что со стен на него смотрели лики праведников, и в их глазах он  видел укор.
      -  Я русский дворянин, Николай  Мартынов. Род мой идёт от пятнадцатого века. Имения в различных губерниях России. Баловень судьбы, был очень богат.  Жизненный  итог: блестящей карьеры не получилось, богатство поубавилось.
    В ночь на пятнадцатое  июля сего года, меня  накрыл приступ кашля. Железный жгут сжимал мою грудь, я начал задыхаться.  И чётко понял,  смерть  пришла.   Дом полон людей, а я одинокий и всем чужой. С ужасом и слезами шептал:
    - Господи, только не сегодня. Дай мне,  Боже, ещё месяц, неделю покаяться, освободиться от смертного земного греха. И вот я здесь. Душа болит. Я должен исповедаться. - Мартынов вновь замолчал, отрешённым взглядом смотрел на распятье  Иисуса Христа.
     - Господи, прости! - воскликнул Николай, перекрестив лоб. Встал со скамьи, подошёл к распятию и приклонил колени.
     - Это была не дуэль, это было убийство! - крикнул он  громко,  и слово «убийство» эхом отозвалось под сводами  храма.
     - Повод для дуэли смешон. Честь сестры, дневник!  Да,  моя сестра гордилась тем, что была она музой для написания образа княжны Мери. Все,  собравшиеся на дуэль, верили, что  Михаил стрелять не  станет. Он сам об этом сказал и выстрелил  вверх.  Секунданты смеялись, ждали пирушку, а меня это бесило. В свои двадцать шесть лет  я был  уже в звании майора, а  Лермонтов  лишь поручик, но он умел писать стихи. Я писал прозу, делал первые пробы пера в юнкерской школе. Нас тогда считали талантами. И, вдруг узнаю от самого Михаила, что часто, оставив весёлые компании, он в самом дальнем классе, за закрытой дверью писал роман  о пугачёвском бунте.  В душе шевельнулась огромная змея зависти и  обиды. Пишешь стихи -  пиши, но прозу-то зачем? Это мой конёк! 
        Он с мольбой в глазах смотрел на игумена.
         - Отче! Только ты  сможешь понять всю трагичность моей опостылевшей жизни. Каждое новое произведение Мишки Лермонтова было для меня ударом кинжала в сердце. Чёрная зависть не давала спокойно жить. Его называли гением литературы, а меня графоманом. Хотя и сам я отлично понимал, что мои стихи ничего не стоят. А тут кто, Мишка Лермонтов - болтун, неудачник по военной службе, пишет гениальные произведения. Его романами зачитываются, пишут музыку на  стихи, словно весь мир сошел с ума. - Странная гримаса передёрнула его красивое лицо, сделав уродливым.
       - В тот роковой день, я был оскорблён своей бездарностью. И шёл  лишь с одной целью, убить гения. У барьера  тщательно прицелился и хладнокровно выстрелил.
       Николай Мартынов вновь замолчал, схватился за горло, словно пытался  разорвать тот невидимый железный жгут, душивший его. Игумен слушал исповедь хладнокровного убийцы,  сосредоточенно перебирал  плетённую  из овечьей шерсти брояницу в форме кольца, словно про себя читал молитвы.
       - Да, глупец!  Тщеславие меня подвело! - воскликнул в отчаянии Мартынов.
       - После выстрела я подошёл и нагнулся над ним,  мне в тот момент показалось, что он не дышит, и я поцеловал его в губы. Оставил печать на его губах в знак примирения. Вот такая штука. Это было пятнадцатого июля в седьмом часу вечера, около горы Машук в Пятигорске. Мы поспешили укрыться от непогоды, шёл проливной дождь. Михаил умер на месте, хотя когда я  целовал, его губы были тёплыми. Слуги же, забирая убитого барина,  говорили, что поэт ещё дышал, когда привезли его тело в Чилаевскую усадьбу. А  я  попросил сжечь его окровавленный мундир за хорошее вознаграждение.
        Имя Михаила Лермонтова у всех на устах, он  – гений и будет жить в веках.  Рядом  моё имя убийцы  – Николай Мартынов. Многие в свете считают, что я дуэлью прикрыл запланированное убийство. Я не жду посмертной славы. Последнее время всё чаще ощущаю тот поцелуй,  и его тёплые губы. И,  задыхаюсь, словно кто-то специально перекрывает мне воздух. Я всё сказал.
        Он низко склонил голову к ногам распятия Иисуса. Свет от пламени свечей в подсвечниках  слепил глаза и растекался, застывая твёрдой каплей.
         Игумен  подошел к распятью, стал рядом с   Мартыновым, наложил руку  на его   голову:
       - Сын мой! Православная вера говорит нам о том, что Господь есть любовь. Он не наказывает. Народная мудрость гласит, что нет греха непрощённого, но есть нераскаянный.  Ты же пришёл к покаянию. Грешным является каждый человек, но всё же тяжесть проступков бывает разная. Ты убил себе подобного и осознал это истинным покаянием. Ты раскаялся в  пагубности содеянного и в низости падения. Тебе горько и страшно от понимания, что совершил, но без этого страха невозможно и покаяние. Иди с Миром. Но, увы,  от себя никуда не уйдёшь!

Январь 2021г ( черновик школьного сочинения 1970 г  «Ваше мнение о дуэли и смерти    М. Ю. Лермонтова» )

Примечание* Брояница  – особый род чёток, распространённый в православных странах Балкан, прежде всего в Сербии и Черногории. Представляет собой полосу, связанную особым плетением из овечьей шерсти и соединённую в кольцо.
l