Комната с эркером. Фото из интернета.
(Выборка из "Мои рассказики - 8")
У племянницы нашей мамы были сыновья, родившиеся ещё до войны. Их было трое. Мы, как одногодки, дружили и иногда встречались у них в коммуналке на Кирпичном переулке в Ленинграде.
Отец их часто отсутствовал по службе. Якобы, он служил то ли в КГБ, то ли МВД, (как эти службы раньше назывались, не знаю). О его работе мы мало знали. Но когда он появлялся дома, был ласков и приветлив с детьми и женой.
Дети росли, ходили в детсад, учились в школе, как все после войны.
Родители со временем ушли из жизни на тот свет. Дети стали самостоятельными и разбрелись по городу со своими семьями.
Старший Володя окончил Военно-механический институт, там же преподавал. Все трое уже обзавелись детьми.
В зрелом возрасте я задумался, почему два старших брата (Володя и Олег) родились в один 1939 год, но в разные месяцы.
Спросив свою маму (она была ещё жива), я узнал, что у их отца была родная сестра, которая с мужем погибла во время бомбёжки в Ленинграде. Остался маленький сын Вова. Его-то и взяла к себе наша родственница. Так они жили вместе, и этот вопрос, кажется, в их семье не поднимался, или пресекался, не знаю.
А меня донимал этот вопрос. Знали ли дети, да и сам Вова, что он не сын нашей племянницы?
Много лет спустя я узнал адрес Вовы и его семьи и решил с ним встретиться, договорившись по телефону.
Взял я бутылку водки, как полагается у нас, и явился. Сели за стол вместе с его женой и дочкой. Выпивать мне пришлось одному, т.к. Вова отказался, а жена чуть пригубила. Мы о многом поговорили и уединились с Вовой в другой комнате.
Не успев начать интересующую меня тему, Вова стал показывать фотографии на стене своих настоящих родителей (?!)
-- Володя, так ты всё это знал?
-- Да, узнал, когда мама (он назвал нашу родственницу) мне рассказала перед смертью. Но я и раньше немного сомневался в прямом родстве. Ведь я с братьями совсем не похож. А то, что меня вырастил брат моей настоящей мамы, я очень благодарен ему и второй маме. Я никогда не ощущал разницы в отношениях ко мне и к братьям. Да и они, думаю, не ощущали. А вырастить троих пацанов сквозь войну и после её для женщины, да ещё инвалидки, было геройским поступком...
Действительно, в детстве нашей родственнице в деревне корова при дойке
наступила на ступню и повредила её. Пришлось всю жизнь прихрамывать. Бегать нельзя. Наступать больно. Но она не жаловалась нам, во всяком случае. Взрослые, может, и знали всё это.
-- Володя, как тебе удалось собрать о родителях столько фото и материалов?
-- Ты знаешь? Часть их хранилась у нас. Но нам, детям их не показывали. Только после смерти папы и мамы мы с братьями подняли весь этот архив на Кирпичном переулке. Ты помнишь ту комнату на втором этаже с эркером, разукрашенным заморскими птицами?
-- Да, помню. Вы ещё подкрашивали птиц и цветы, когда штукатурка частями отваливалась.
-- Вот. Кое-что я получил из других источников: домовой книги дома, где мы до войны жили, и других. Теперь о моих действительных родителях знают все, и жена, и дочка...
Я возвращался с радостным чувством: что мы встретились и что Володя всё знает лучше меня.
Прекрасно. Всё будет храниться теперь в памяти детей. И это очень хорошо.
Плохо, что Володи уже не стало.
2019