3. Анна. Пятое марта

Шпинель Мария
Автор:     Анна




Стемнело. Пошёл снег. Он летел крупными хлопьями, быстро устилая дорожку рядом с домом и проезжую часть за забором.
Мороз ударил ближе к полуночи. Ирина почувствовала холод в тот момент, когда пришлось подойти к лоджии. Уличный фонарь погас - наступил комендантский час - придётся задёрнуть шторы, включить свет и, наконец-то собрать вещи в дорогу. Сейчас они лежат на полу и на диване. Теперь надо перепаковать иначе. Надо. Мешает сигнал тревоги, вернее, оповещение о начале комендантского часа. Воет и воет. Дом расположен почти в овраге, в парковой зоне, поэтому чётко слышно завывание - перекличка четырёх репродукторов, как будто они передают друг другу эстафету.

Ирина замерла возле стеклянной двери на лоджию. Напряглась, ожидая услышать канонаду взрывов, подалась вперёд, уткнулась лбом в стекло и окунулась в снег, летевший, казалось, прямо в лицо.

Стать снегом, кружить, лететь, ни о чём не думать, раствориться в чернильном небе ночи. Забыть, всё забыть и не верить. Не верить ни за что, никогда, невозможно! Ирина рывком открыла дверь на лоджию. Пурга ворвалась в комнату, дунула в лицо, заморозила. Нет! Не время превращаться в сугроб. Пора собрать вещи.

Закрыла дверь, задёрнула шторы.
О, какие же они приятные - пепельно-коричневый бархат ласкает ладони. И...что теперь? Их надо оставить дома. Утром задёрнуть шторами балконную дверь и высокие окна, идущие от пола до потолка, задёрнуть, уехать, забыть, оставить. А вдруг ударная волна разобьёт окна и разрежет  в клочья шторы?

Нет, хватит. Надо собираться. Выезд в пять.
 
Вчера утром дочь сообщила по телефону об отъезде во Львов, а вечером план изменился:

- Мам, думаю, тебя надо отправить к родственникам в Болгарию, на море. У них же есть жильё, а ты любишь море. Понимаешь, мы с тобой год прожили вместе, пока шёл ремонт в твоей квартире, и я поняла - в семье должна быть одна хозяйка. Ты всё делаешь не так: готовишь, убираешь, стираешь, командуешь. Мне будет сложно пережить войну снаружи и войну внутри семьи. Мы довезём тебя до Львова. Там сядешь на автобус, доедешь до границы, перейдёшь и...Дальше помогут волонтёры. Так будет лучше. Почему ты молчишь?

Они приняли решение вместе с мужем. Им так проще, спокойнее. А дети? Как  малышки обойдутся без своей бабушки? Нет, нет, всё верно. Сама же постоянно нарушала правила, зная - читать на ночь нельзя - пусть сами читают; учить с ними уроки нельзя - сейчас другая программа. Варить супчики, успокаивать рыдания, заступаться, вместе играть, петь...Нельзя, не так.
Ирина не обиделась, услышав решение дочери, нет. Она почувствовала внезапный удар, словно на голову обрушился дом. Слишком...неожиданно, чудовищно.
Ответила тихим голосом, без эмоций:

- На автобус сесть невозможно. Родственники добирались от Львова до границы на такси. С человека - двести долларов. Границу перешли за десять часов - живая очередь, очень длинная. Вещи бросили - тяжело. Мороз. Но они шли вчетвером. А я одна и...я не могу поехать к ним. Буду искать варианты. Пока.
 
"Надо же, так удачно всё упаковала, - с досадой думала Ирина. - Теперь придётся отделить часть продуктов из купленного на всю семью. Им - крупы, сахар, печенье, пряники, мивину. Почему детям нравится эта жуткая мивина? Купила. Вдруг на Западной Украине её не продают?"
 
Ирина порывисто вздохнула, взяла упаковку с шоколадками, положила в пакет для детей. Вынула. Отделила для себя черный шоколад, молочный - им. И дочка любит молочный. Консервы - им, сгущёнку..."А, ладно, себе. Я больше не нужна семье, я буду мешать, потому что отстаивала свою независимость и, естественно, продолжу, когда мы уедем из города, поселимся во Львове".

До отъезда осталось восемь часов. Сейчас не время  вспоминать обиды, нельзя себя накручивать, сидеть, смотреть в одну точку. Пора собрать свои вещи, свою еду, свои книжки. Ирина не ожидала, что пойдет одна через границу. Взяла самые ценные книги, сказки, учебники английского языка для детей. За выученные слова давала бы шоколадки или монетки. Оказывается, это никому не надо.

Переложила детские книжки в пакет с шоколадками, достала из сумки краску для волос, ножницы, пошла в ванную, обрезала волосы.
Зачем они нужны в какой-то другой стране. В какой? Неясно. К родственникам Ирина не собиралась. Зачем создавать им проблемы? Своим уже создала. Переделывать характер поздно.
А покрасить волосы - самое время. Краску купила утром, узнав о завтрашнем отъезде. Купила машинально, не думая - кому нужна красота, если идёт война?
Глянула в зеркало - стрижка почти как у Клеопатры - непокорные волосы чуть ниже ключиц, ровная чёлка до бровей.

Развела осветлитель, ошиблась с дозировкой, нанесла на волосы и они мгновенно стали ярко-жёлтыми.
Ну, почему не пришло в голову купить чёрную краску? Когда-то же купила и ночью, перед восьмым марта, пошла в ванную, перекрасилась из блондинки в брюнетку. Решила поразить мужа перед восьмым марта. Чуть не превратила в заику. Сейчас лучше не вспоминать беззаботное прошлое, а жить сегодняшним днём, использовать каждую минуту жизни, и в эту минуту  любоваться ярко-желтыми волосами, замерев в ужасе перед зеркалом. Нелепо.

Полтретьего. Комендантский час. Магазины закрыты. Надо импровизировать -   подойдёт шариковая ручка - выдавить пасту из ампулы, развести водой, перекраситься.
Идея с пастой оказалась зачётной - цвет желтка превратился в светло-салатовый. Красота неземная. Утром семья будет в шоке или нет? Разве она, нужна семье?
Появилась причина поплакать, но если начать, можно и до пяти не остановиться.
Ирина села за стол, открыла ленту новостей в ноутбуке. Взрыв в Энергодаре, танки в Буче, в Мелитополе митинги...02:42 - в Ирпене сегодня настоящий ад.
Нет, нет, нет! Хватит, надо собираться. Капли с волос капали на стеклянную крышку стола: бум, бум, бум. Плакать нельзя. Вдох - выдох. За работу!

Осталось самое неприятное - вынуть из фирменных коробок драгоценности и  зашить в одежду.
В новой квартире у Ирины не нашлось ни одной обычной тряпки, ни единого лоскута материи, чтобы в него зашить кольца, серьги, браслеты.
Всё лишнее при переезде забрали соседи. В новой квартире должны быть только стильные и новые вещи. Новая жизнь. Так придумала дочка. Пришлось подчиниться. Поэтому сейчас не осталось выбора - одну из футболок - под ножницы. Да какая разница? А вдруг не придётся возвращаться? Вот она, новая жизнь в новой прекрасной квартире! Прощай, красивая посуда, остатки библиотеки, до свидания, нарядная одежда и, и...

"Ира, стоп! Займись делом. Это приказ. Коробочки долой. Шей аккуратно, надёжно. Остатки футболки разрезать на ленты, положить один конец в ведро с водой, другой в цветы. Прямо сейчас". Командовать собой Ирина научилась давно, в сложных ситуациях. Хорошие навыки.

Серебряные украшения поедут в косметичке, колье - в тетрадке со стихами, документы - отдельно. Документы родителей можно оставить дома, взять только пару фотографий.

Ирина подошла к шкафу, посмотрела на большую коробку со всякой всячиной, увидела маленькую шкатулку и обмерла - она чуть не забыла мамину серебряную брошь с фианитами. Мама всю жизнь, с юности хранила единственное ценное украшение, думая, что брошь золотая, а камни драгоценные. "Я никогда, никогда тебя не брошу и не продам!" - пообещала маминой брошке, положила в косметичку. Хотела взять и шкатулку, но передумала.

На ноутбук начали приходить сообщения.

Родственники друзей готовы принять в Штутгарте: - Лови адрес и телефон, приезжай, Ирина.
В Польше на пропускном пункте Грушев-Будомеж будут ждать волонтёры, старинные приятели по довоенной жизни: - Сообщи за несколько часов до прибытия. С этого пропускного пункта тебя заберут. В городе Тыхы можно остаться и устроиться с жильём и работой или ехать дальше.

Друзья и знакомые закидали вопросами, переживали - переходить границу тяжело и физически, и морально - искали варианты, осторожно спрашивали, почему одна. Ирина держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться, не позволяла обиде захлестнуть душу, отвлекалась на ленту сообщений, но становилось ещё тяжелее.

Ответила всем.
 
Открыла шкаф, замерла, глядя на полку с декоративными свечками, акварельными красками, кисточками, любимыми камешками, кристаллами. Взяла цитрин и столбик хрусталя, для детей - краски, кисточки, слоника и стрекозу со стразами, вернулась к вещам.
 
Всё собрала, приготовила сумку для ноутбука и вдруг подумала: "Нужно оружие. Я же совсем одна. Где мой кинжал?". Нашла подарочный кинжал, завернула в кусок от футболки, спрятала на дно сумки. Представила, как будет его доставать в случае нападения мародёров. Стало смешно. Безумно захотелось спать. До отъезда оставалось около часа. Закрыла глаза - миг - зазвонил телефон. Это зять:

- Вы готовы? Выносите сумки. Будем через двадцать минут.

Ирина бросилась к плите, быстро вскипятила воду - надо сварить детям пельмени, точно, ничего не успели поесть дома.
Пока варились пельмени нарезала буженину - своё коронное блюдо, сложила в судок, варёные яйца - в другой, сыр - в третий. Что ещё? Остатки продуктов - вон из холодильника - придётся выбросить. Ноутбук - в сумку. На себя - две футболки, свитер, куртку с капюшоном. Глянула в зеркало - полярник-пингвин.
Задёрнула шторы - прощайте, берегите дом. Процедила пельмени и - в судок - запах на весь коридор. Сумки - на вынос. Ужас - их семь, неподъёмных.
Всё. Прощай, новая квартира. Прощай, новая жизнь. Пятое марта 2022 год.

На телефоне - 05.20. Вот и зять. Поздоровался, вынес вещи, погрузил в машину.
Двор и улицу за забором занесло снегом. Он продолжал падать большими хлопьями с серого неба. Асфальт, скованный морозом, скользил под ногами.

Из машины вышла дочь, обняла, посадила на переднее сидение. Сама устроилась на заднем рядом с матерью зятя и двумя маленькими красавицами, поднявшими гвалт при появлении Ирины.
 
- Пельменей хотите? - спросила у детей.
- Не хотят, уже поели дома, - ответила дочь.

Возражений не последовало. Дети притихли, почувствовали настроение мамы.
Захлопнули дверцы машины - поехали, вовремя присоединились к колонне из семисот машин, стартовавших с места встречи двадцать минут назад.

Зять отрывисто переговаривался по телефону с приятелями из колонны, нервничал - машина проскальзывала на дороге.

Ирина смотрела вперед. Крупные снежинки густой массой падали на лобовое стекло, быстро таяли, стекали каплями. Дворники расшвыривали снежные слёзы - шик, шик. Ирине казалось, что внутри у неё ледяной кол. Он сдавливал горло, мешал дышать, не позволял плакать, не давал попрощаться с городом, заморозил мысли и чувства. Но не препятствовал ощущать нервное недовольство зятя. Машина скользила.
Несколько раз зять делал какой-то манёвр - пытался съехать на обочину и, наконец твёрдо заявил:

- Возвращаемся. Позавчера я сменил резину на летнюю. Едем назад переобуваться.
Дочь и свекровь внезапно оживились, начали дружно разговаривать, что-то рассказывать друг другу. Дети молчали. Старшенькая ковырялась в телефоне, младшая смотрела. Дочь спросила с радостью в голосе:

- Мам, скажи, у тебя отлегло от сердца? Ты рада, что мы возвращаемся? Ты - к себе?
- Да, я к себе.

Ирину завезли домой. Ноутбук и пакет с едой она забрала. Одеяло, продукты и вещи остались в машине - старт по мере готовности.

Квартира встретила тихим пением холодильника. Его отключить забыли, а с телефона и не получилось бы. Нелепо - холодильник с пустым нутром, похоже, сыграл роль костюма альтиста Данилова.
 
Шторы, закрывающие окно, стеклянную дверь и стену светились серо-розовым -  эффект от восходящего солнца. Если их раздвинуть...если раздвинуть, откроется сцена - лоджия, забор, дорога, высокие деревья, между ними - небо и гул самолётов. Нет, за ними уже идёт жуткий спектакль - война, медленно ползущая к городу, к деревьям, к стёклам на лоджии, чтобы разбить их, ворваться в дом!
Ирина повернулась спиной к окнам, разделась, легла навзничь на диван и провалилась в сон.


Громадная толпа заполнила площадь перед вокзалом. То и дело вспыхивали скандалы, плакали дети. На перрон Ирину вынесла волна людей. Её дозировали военные, пропуская через высокие железные ворота. Перрон напоминал разъяренный осиный рой, атакующий эвакуационный поезд.
Рой орал, матерился, рыдал. Около вагонов раздалось два выстрела. Никто не бросился врассыпную, продолжая напирать со всех сторон, притискивать к составу. Детей передавали в окна вагонов, стаскивали людей, пробившихся к дверям вагона с подножек, рвали на них одежду.
Несмотря на вопли, Ирина услышала крик:
- Ира! Доченька, Ира, Ирочка! Мы тут, папа поможет тебе. Брось вещи, папа затащит тебя в окно! Пробирайся к нам!
Кричала мама, опустив раму окна. Рядом стоял отец. Ирина бросила сумки, ринулась к родителям, рыдая, выкрикивала:
- Я тут, мама, я иду к тебе. Где Митя, мама?!
- Митя с нами, в вагоне. Митя поможет папе. Мы тебя втащим!
Ирина прорвалась  к вагону. Отец и Митя протянули ей руки. Ухватили за запястья, оторвали от земли, почти вырвали из людской массы. Поезд тронулся. Руки Ирины выскользнули из рук отца и Мити. Она закричала, захлебнулась криком и слезами, упала на перрон. Встала на колени, подняла голову, увидела рядом дочь и внучек.
- Не плачь, мама, там были бабушка, дедушка и мой папа. Они давно умерли. не плачь, мама.


Громко вскрикнув, Ирина проснулась от звука воздушной тревоги. Час дня. В душе безмолвие и невыплаканные слёзы.

Открыла ноутбук. Нашла репортаж с городского вокзала. Там - смертоубийство, паника, людское море затопило огромную площадь перед вокзалом. В других городах такая же картина.

Сообщила полякам о фальстарте. Тут же пришел ответ: "Очень хорошо, что вернулись. Обстреливают трассы. В Киевской области. Просят людей не ехать".
Спасибо летней резине - спасла от невероятной вероятности.

Ирина оделась, пошла к торговому центру - теперь ей необходим мощный повербанк и рюкзак. По дороге хотела зайти в парикмахерскую - привести в божеский вид стрижку, перекасить волосы. Парикмахерские не работали. В супермаркете за повербанками стояла очередь - ждали партию со склада через два часа. Отдел с красителями для волос не работал.
 
Пришлось коротать время в кафе. Ирина достала телефон, начала изучать ленту событий: Мариуполь, Ирпень, Харьков - беженцы, взрывы, погибшие; слушать предсказателей, политологов - всех подряд, пытаясь понять происходящее. Поверить уже пришлось - в первый день войны в городе разбомбили центральный аэропорт, зачем-то - обувную фабрику, позже обстреляли мост через Днепр, окраины города, автозавод, жилые здания. Современная война стала коварной, непонятной, дикой. На ум приходило сравнение с игрой в адский морской бой, когда запускающий ракеты не видит своими глазами цель, зато её видит ракета, сканирует, сравнивает с заданными параметрами и взрывает, забирая жизни людей, оставляя громадные воронки на полях с пшеницей, разрушая дома.
Предсказатели разных мастей обещали скорое окончание войны, победу, мирное небо. Пока что в небе летали смертоносные ракеты, самолёты и вертолёты. Политологи умничали, мир бунтовал против войны, политики что-то обещали и успокаивали. Эфир превратился в плотную сеть информации над землёй, но она не мешала пролёту ракет к целям на земле. Время шло, у Ирины слипались глаза. Боясь свалиться со стула, она держалась из последних сил, следила за очередью в киоск. Наконец, очередь зашевелилась - привезли повербанки.

Домой шла почти счастливой, с запасным блоком питания. По пути заглянула в магазинчик "Всё для дома" и купила отличный рюкзак.

Снег, прекративший укутывать город белым покрывалом, к вечеру снова принялся за работу. Подморозило. Приходилось идти с осторожностью, несмотря на желание бежать домой со всех ног. Ирина боялась обстрела, боялась обломков сбитых ракет, старалась о них не думать, но от напряжения избавиться не могла.

Как только открыла калитку во двор, взвыли сирены. Привыкнуть к ним не удавалось. Паника заставила мигом пробежать по коридору дома, отпереть дверь в квартиру, схватить сумку с документами, деньгами, спуститься на паркинг. Тут уже собралась молодёжь - оставшиеся в доме жильцы. Трое прибежали со своими собачками, двое - с кошками в корзинках. За девять дней на паркинге успели обжиться - поставили стол, стулья, принесли большие куски пенопласта, одеяла, бутылки с водой. Сегодня кто-то испёк печенье. Мужчины взяли рацию. Интернет тут работал. Общество - восемь семей - подобралось весёлое, ребята добродушные, отзывчивые. Ирине всегда предлагали расположиться в машине. Сейчас она особенно нуждалась в удобствах - до слёз хотелось отдохнуть, расслабиться. Села в машину,  решила закрыть глаза и минут двадцать не шевелиться. Глянула на телефон - 20-00 и уснула.


Сирена не умолкала. Ирина нашла в стене подвала приямок с окном, выходившим во двор. Снизу хорошо просматривался двор, высокий забор с вышкой и прожектором, рядом - большие ворота, в которые иногда заезжали грузовые машины тёмно-зеленого цвета.
К этому приямку Ирина выходила спонтанно, никак не могла точно запомнить маршрут по лабиринтам подвала, где блуждала, как ей казалось, годами. Она исходила его вдоль и поперёк. Иногда чувствовала присутствие людей, но с ними не сталкивалась.
Подвал имел этажи, уходил глубоко под землю. Опускаться ниже второго этажа было страшно. Выйти на улицу не удавалось - пугала вышка с автоматчиками.
Ирине часто хотелось есть и пить, но иногда желания пропадало - чувство обречённости захватывало гораздо сильнее.
Сегодня, выйдя очередной раз к приямку с окном, она решила дождаться, когда начнут заезжать машины, выскочить на улицу, пробежать до ворот и выйти из непонятного заточения.
Как только ворота открылись, ринулась к ним. Выскочить удалось. Ворота закрылись.
Перед ней открылся вид на косогор с почерневшей от огня травой, дорога рядом с забором опускалась к морю. Повернулась к воротам. Картина ужаснула: за невысоким зданием громоздились покорёженные металлические конструкции громадного завода.
Ирина побежала к морю и, как только прикоснулась к воде, открыла глаза.


В помещении паркинга никого не было. Значит, прозвучал отбой воздушной тревоги.
Ирина вышла из машины, захлопнула дверцу, поднялась домой.

Открыла ноутбук. На вайбер пришло сообщение от дочери:

"Мамусь, короче я тебя не хо никуда отпускать. Это предательство какое то. Так что, пока сама не захочешь слинять в лучшие условия, будешь со мной. Не могу тобой рисковать и отправлять одну. Будешь со мной!"

Прочла, открыла дверь на лоджию - стало нечем дышать - окончился воздух, и невозможно рыдать - высохли слёзы. Какие могли быть обиды на дочь? Ирина чувствовала жалость и любовь к дочери, гордилась ею, потому что не сопротивлялась, не просила, не упрекала, дала возможность и право принять решение самостоятельно. И она приняла единственное правильное решение. "В нашем роду не бросают близких в тяжёлые времена. Дед не бросил бабушку, потерявшую обе ноги во время Второй мировой войны. Вся семья сплотилась, когда тяжелая болезнь подкосила тётю. Я не оставила маму, не отправила в психбольницу, когда она..." - Ирина не додумала мысль до конца, расплакалась, вспомнив маму, отца, Митю, говорила с ними, обещала:
 
- Хорошо, что вы не дожили до войны, хорошо, что умерли, а я, я ни за что не брошу свою дочь, не уеду, пока ей будет грозить опасность. Я не смею обижаться на своего ребёнка. Я должна защитить её от войны. Пусть командует. Сейчас не время для споров. Обещаю выжить.
 
Ирина захлопнула дверь на лоджию. Легла на диван в одежде - в случае воздушной тревоги одеваться некогда - и уснула.
 
В монастыре звонили колокола - полночь.

Ирине снилось море. За спиной - сожженная земля, разрушенные города.

Перед ней - из моря выплывало огромное солнце.


© Copyright: Мария Шпинель, 2022
Свидетельство о публикации №222090801280

http://proza.ru/comments.html?2022/09/08/1280