ДОРО 2 глава 33 В теле пилота

Афиго Балтасар
             
      Отрывки из романа-утопии "Незаконные похождения Мах,а и Дамы в Розовых Очках", книга 2, повествующего о смутном времени распада государство образующих, общечеловеческих, моральных норм, когда на грешную землю нашу поднялась из самой Преисподней одна из богинь Ада, некая сверх могущественная демоница Велга, дабы, воплотившись в тело избранной Ею женщины, разжечь среди людей ещё большую смуту, ускоряя падение человечества во тьму.


   Глаза майора неотрывно сконцентрировались на главном виновнике переполоха – на приведшем сей страшный смертоносный аппарат к площади – на пилоте вертолёта.
   Взгляд пилота был направлен как раз вниз – в направлении самого памятника, блудливо ошаривая затаившихся вокруг постамента повстанцев и особенно – группу зачинщиков беспорядков с Велгою во главе, держащуюся близ припаркованного у самых гранитных ступеней памятного возвышения Мерсидэнса.
  - Глядя на глаза пилота через кристалл, майор мог видеть сами, расширенные от азарта зрачки; мог видеть покрасневшие белки и даже реснички его глаз, сокрытых помимо стеклянного забрала шлема, стеклом самой машины – пуленепробиваемой, зеркальной, тонированной заслонки от внешнего мира.
  - Чудеса науки, или как называет их Велга – магия… супер оптика – высший класс! – подумал последнее, перед тем, как погрузиться в безмолвный транс майор, и на слоге “хум” сознанием своим превратясь в подобие пули, ворвался прямо в правый зрачок пилота, используя его округлую черноту как транспортировочный колодец.

   Вихрь мгновения, словно неощущаемый физически энергетический ветер, пронёс сознание майора через чёрный туннель враждебной души прямо к центру восприятия естества пилота.
   Минуло мгновение, и вот наш майор уже взирал глазами собственной души, как делал то, находясь в теле Александра-младшего, на площадь, с высоты кружащего над нею вертолёта, глазами пилота воздушной машины. Отсюда – с высоты он мог видеть многие детали происходящих внизу событий: майор увидел врезавшиеся в разбегающуюся толпу со стороны улиц и проспектов бронетранспортёры и Момоновские рейдовые автобусы, из которых уже выскакивали навстречу анархистам, одетые в спецкостюмы и вооружённые до зубов солдаты в пятнистой форме и чёрных шлемах.
   Неподалёку от Макдональдса майор разглядел пижонский силуэт Макса, выглядящего на фоне кожаных курток, пёстрых рубах и джинсы, чужеродным белым пятном в своём трофейном шёлковом костюме от кутюр Госнаркодоноса. Макс двигался прямо на притормозивший у входа в кафе, огромный, тюнингованный, автобус марки “Mercidance-Dance”, дверь которого распахнулась ровно в тот миг, когда юноша, натолкнувшись на него лицом, развернулся спиной, собираясь удирать прочь в обратном направлении, но тут же был пойман каким-то пёстрым верзилой, затолкнувшим нашего Макса в недра тюнингованных зеркал элитного автобуса концерна “Dance”.
   “Херово… совсем херово! Макса загребли! Да ещё, оказывается среди анархистов комитетчики переодетые пасутся… хотя, чего ещё ожидать было…” – огорчённо подумал майор, но увидав ударившегося о захлопнутую дверь, спешащего на выручку любимцу Велги Ярилу, с разбегу врубившегося в захлопнувшуюся прямо перед ним перегородку носом, и даже повалившегося от столкновения с зеркальным стеклом на землю, майор тут же приободрился и, решив мыслить на выживание, переключился на действия пилота.
   Сознание пилота, тем временем, пребывало в состоянии эйфории, в состоянии столь похожем на то, что испытывал майор в теле Александра-младшего, исступлённо жмущего на мышь-джойстик, двигая своих виртуальных героев по полю битвы. Сознание пилота было практически свободно от каких-либо размышлений и функционировало на уровне животных рефлексов, руководя руками лётчика вслед за фиксируемой взглядом жертвой, совершенно копируя механизм взаимодействия с реальностью Александра-младшего, при игре в «уруру».
   “Это, видать, мой крест – переживать бытие эдаких биороботов-игрунов…” – саркастично пошутил сам над собой майор и, решительно собравшись к серьёзности, вновь принялся за повторение мантры, надеясь, что та наведёт на какое-нибудь дальнейшее решение или прямо на сам способ воздействия на сознание пилота.
   Мантра, войдя в резонанс с рефлекторным бездумием пилота, породила глобальную внутреннюю тишину для майора. Взирая на происходящее из тишины, майор мог, уже без всякого волнения, взирать и на отбивающегося от Момоновцев, подобного яростному льву Ярилу, и на сделавшего сальто назад, отпрыгивающего от выстрелов пулемётчика Дона Джона, и на выбирающегося прямо под град пуль из под обломков расстрелянного Хардлея эрудита Че, и даже на себя самого, героически и глупо застывшего с кристаллом в вытянутой руке на одной из ступенек постамента, и выглядящего совершенно безучастным, будто бы уколотым кетамином – невозмутимым ввиду отсутствия сознания.
   Все эти люди и окружившие их беззащитные тела, события, не вызывали в нашем герое никаких чувств, будто были лишь фоновыми статистами или антуражем к чему-то более значительному, к самой разыгрываемой драме, к условиям, её породившим – главному движителю происходящего, воплощённого здесь в одном центральном герое, герое, решающем сам ход действа – фигуре Нагваля. Даже не сама фигура, будто бы существующая вне происходящего, а именно – сами её очки в форме розовых, светящихся изнутри крыльев бабочки, самостоятельно порождающих свет, словно мощный монитор компьютера.
   Связь, образовавшаяся таким образом с Дамой, послужила тем самым искомым элементом, дающим майору вожделенную власть над разумом пилота.
   “Приказываю посадить вертолёт у памятника! Приказываю немедленно приземлиться!”  - донёсся до души майора мысленный приказ Велги.
   Удивляясь собственной беспомощности, пронизавшей всё тело слабости и подавившему волю и сознание энергетическому воздействию, пилот подчинился приказу Велги, направив ход небесной машины вниз, и выполняя требуемые для безопасной посадки действия автоматически.
   Тело самого майора, хоть и выглядело безжизненно отрешённым, направило руку с кристаллом вслед снижающейся машине, продолжая удерживать свой застывший взгляд на глазах лётчика. Духовное зрение или – самосознание майора, заключённым во плоти пилота, осуществляло связь с Велгой, с освещающими подобие крыльев бабочки, исходящим из нутра Дамы розовым светом, глазами Нагваля.
 
   Лишь когда машина коснулась земли и лопасти на её крыше замедлили свой ход, тело пилота встрепенулось от обуявшей его летаргии. Чувствуя себя пробудившимся от тяжёлого сна, он почувствовал заодно и хлёсткий удар, нанесённый ладонью пулемётчика в висок, удар, прозвучавший внутри шлема звоном многотонного колокола.
   В этот миг пилот преобразился и, оторвав взгляд от сверкающего кристалла, почувствовал себя прежним – не околдованным оглушающим безмолвием зомби, а обыкновенным человеком с бесконечным потоком привычных мыслей о самооценке собственного эго в окружающем мире.
   Майор же, от удара этого, в миг потерял связь с собственным телом, и, оставшись во плоти пилота, обеспокоенно принялся за диалог с самим собой, сделавшись недоступным и магии, и кристаллу, и самому взгляду Нагваля, мгновенно погрузившись в паутину переживаний и страхов.
   “Всё пропало! Я не выберусь из этого тела! Вдобавок, они прикончат меня среди площади из пулемёта… над сознанием пилота я уже не властен, а, следовательно – он снова поднимет вертолёт в воздух…” – панически размышлял майор, с ужасом прислушиваясь к извинениям пилота перед экипажем боевой машины. На глаза майору, глядящему через приподнятое забрало шлема пилота, попались скучившиеся на заднем сидении люди, двое из которых выглядели по-граждански, а ещё двое облачённых в форму – военного у одного, и священнослужителя у другого.
   Подробно рассмотреть пассажиров майор не успел, поскольку основное внимание набедокурившего пилота было сосредоточено на восседающем справа от него пулемётчике. Ругань пулемётчика строилась на самоуверенности превосходящего по званию или статусу руководителя. Пилот, будучи на правах исполнителя приказов, лишь послушно кивал, раболепно заглядывая в хмурые и стальные от жестокости глаза штурмана-убийцы.
   “Этот парень-пилот находится под психическим прессингом… он смотрит на пулемётчика, как тушканчик на кобру… мне его никак не одолеть! Никакая мантра не поможет!” – со взволнованной беспомощностью поддался малодушию майор, но в этот миг с левой стороны тела лётчика раздался сокрушительный грохот.
   С восторженным благоговением, чрез преисполнившиеся ужаса глаза пилота, майор увидал, как стекло вертолёта лопнуло от ровной, нанесённой из противотанкового пулемёта очереди и, ударившим следом, хромированным каркасом раскуроченного “Хардлея”. На земле, возле опорных полозьев вертолёта собралась крепкая группа дюжих байкеров, во главе с Доном Джоном, бросивших в стекло расстреливаемого вертолёта изувеченный мотоцикл. Сами выстрелы доносились с некоторого возвышения – от самого памятника, где, приглядевшись, майор узнал застывшее в неподвижности собственное тело и держащую пулемёт с помощью вытянувшегося как подставка Эрудита Даму.