По этой улице Федор не ходил так давно, что даже забыл о ее существовании. А ведь если свернуть не на улицу Дунаевского, а нырнуть в узенький проулок, что совсем рядом с поворотом, пройти несколько метров, то можно выйти на пыльную и сонную улицу Вернадского, на которой, как показалось Федору, ничего не изменилось с того самого момента, когда он - усатый десятиклассник в школьной форме, с запрещенными папиросами в кармане и модной по тем временам сумкой на плече - убегал от местных трудных подростков. Федор не был трусом, но хорошо помнил, что подростков было человек шесть, а он один, вот и пришлось спасаться бегством. Эта улица Вернадского подвернулась как раз кстати, преследователи не заметили узкий проулок и с гиканьем промчались дальше, предвкушая победу над дылдой старшеклассником, а Федор тем временем, спокойно и неторопливо шел по незнакомой улице, приветливо свистел ленивым собакам и гладил котов, отважно спавших на заборах. Улочка ему понравилась своей сонливостью и покоем, и он подумал, что она словно попала в его город из далекого прошлого, вон, даже перины висят на заборах и никто не стоит рядом с грозным видом и палкой, не боятся, что ценную перину может кто-нибудь спереть.
- Как в сказке, - сказал тогда Федор чванливому огненному петуху - единственному враждебно настроенному обитателю улицы, который и прогнал Федора из своих владений.
Федор дал себе зарок погулять здесь со своей школьной любовью Лизаветой, посмеяться над мещанскими перинами и вязаными ковриками на заборах, угостить собак колбасой, а для петуха припасти крепкую лозину, но вскоре почему-то забыл и о сонной улице, и о своем зароке.
- Смотри-ка, а здесь ничего не изменилось!
Федор нырнул в забытый проулок, чтобы не здороваться с дядей Колей - своим дальним родственником, который в лучших традициях дрянного, слезоточивого сериала каждый раз требовал с Федора денег на пузырь в счет каких-то далеких своих подвигов: то дядя Коля якобы спас Федьку от бешеного пса, то со дна местного ручья достал и оживил силой воли, то сыновей Федькиных от лютой смерти избавил. Федор иногда даже записывал дядькины россказни, а потом пересказывал их семье за ужином.
- Ему бы книжки писать, - смеялся восхищенный фантазией родственника Федор, но денег дядьке не давал, выслушивал проклятья и поэтому старался встречаться с измученным жаждой "героем" пореже.
- Даже собаки вроде бы те же. Нет, не может такого быть!
Федор медленно пошел по улице Вернадского, на заборах которой все также были развешаны перины и половики, спали коты и только петух, уже не красный, а странный, угольно-черный, подозрительно посматривал на Федора и яростно разгребал кучу мусора.
- А вот этого, вроде бы, не было.
Федор остановился перед серым, одноэтажным, скучного бюрократического вида зданием.
- "Бюро потерянных, забытых и найденных идей. Часы работы: понедельник - воскресенье, с полуночи до полуночи, без перерыва. Выходной день - пятница, тринадцатое", - прочитал Федор на табличке - обыкновенной, пыльной и скучной. - Бюро находок знаю, конструкторское бюро тоже, а это что за штука такая? Что за идеи?
Федор посмотрел на часы (зачем? все равно странное учреждение работает круглосуточно, он ведь правильно понял?), подумал, что заходить - только зря тратить время и тут же открыл дверь странного учреждения. Он и сам не знал, что именно он ожидал увидеть, наверное, что-то диковинное, необычное, но бюро, начинающееся с небольшого коридорчика, его разочаровало, оказалось обыкновенной конторой (да, да, именно конторой, а не офисом) - старой, пыльной и почему-то уютной.
За большим письменным столом сидел старичок, которого Федор тут же окрестил "Архивариусом" - такой старичок был почтенный, маленький, худой и тоже какой-то пыльный. Он неторопливо пил чай из стакана, стоявшего в массивном подстаканнике и с удовольствием откусывал маленькие кусочки от большой конфеты. За спиной старичка стоял большой шкаф с маленькими ящичками, Федор припомнил, такой был когда-то в городской библиотеке, в нем хранились карточки с описанием книг и библиотечными кодами. Интересно, чем наполнены ящики этого шкафа? Идеями? Федору стало смешно, а старичок, тем временем, доел конфету, разгладил фантик и аккуратно вложил его в большую конторскую книгу.
- Очень удобно, знаете ли, хранить фантики всех вкусных конфет. Бывало, забудешь название, а обертка вот она, и не надо стоять в магазине с глупым видом и мучить неопытную продавщицу вопросами. Они ведь ассортимент не знают, представляете? Вот, недавно, прихожу я за "Беловежской пущей", это мои любимые конфеты, кстати, а продавщица меня и спрашивает, дедушка, а что, эти конфеты вкусные? Представьте! Продавать конфеты и не знать, насколько они чудесны! А ведь шоколад, молодой человек, это...
- Что у вас за бюро такое странное? - перебил старичка Федор. Про конфеты он может и дома послушать, жена Люся - большая их любительница. Старичок не обиделся, только ладошки потер и ответил:
- Так на вывеске все сказано. Или вы неграмотный, юноша?
Федор хотел нахамить и сказать, что во-первых, он никакой не юноша, а взрослый мужчина, отец и муж, а во-вторых, на вывеске написана полная чушь. Федор только начал говорить про "во-первых", как дверь открылась и в бюро вошел еще один старичок.
- Ах, Арсений Яковлевич! Сколько лет, сколько зим! - сказал "архивариус". - Чайку?
- Нет, нет, дражайший Серафим Августович, я исключительно по делу. Вот, извольте принять, - Арсений Яковлевич аккуратно ("с пиететом", - мелькнула странное, незнакомое слово в голове Федора) вытащил из кармана листок бумаги и подал "архивариусу", то есть Серафиму Августовичу. Федор вытянул шею и успел увидеть, что на бумаге нарисованы песочные часы.
- Прекрасно, прекрасно, где нашли? Когда?
- Как всегда, во сне, сегодня днем. Люблю, знаете ли, прикорнуть на часок после обеда.
- Как же, как же, весьма полезная привычка. Что-нибудь ищете?
- Нет, премного благодарен, что спросили. Побегу. Свет сегодня волшебный, хотелось бы перенести его на холст. Всего хорошего!
- До свидания, заходите, чайку попьем. С конфетами! - "архивариус" произнес это "с конфетами" так торжественно и важно, что Федор не выдержал, хихикнул, как девчонка. Старички покосились на него, фыркнули синхронно, словно ими кто-то незримый управлял, и Арсений Яковлевич степенно покинул бюро.
- Боюсь, вы сами не догадаетесь, юноша, поэтому объясню кратко и понятно, - снисходительно сказал Серафим Августович. Федор хотел ответить грубо и метко, но потом понял, он действительно не догадается и лучше послушать этого присушенного Серафима.
- Любая идея может потеряться или забыться. Идеи - тоже весьма материальны, и человек, лишившийся их, многое теряет.
- Что потерял владелец этого рисунка? - тут же спросил Федор, показав на песочные часы.
- Я не знаю, это же не моя идея. Возможно, владелец изобретал машину времени, а возможно хотел написать роман о вечной жизни или же о ее быстротечности.
- Не знаете? - Федор был разочарован.
- Нет, думаете, Богу было бы приятно, если бы за его идеями по сотворению Мира подсматривал некий Серафим Августович?
- Вы это как-то слишком..., даже..., я не знаю, - Федор стал запинаться от такого чудовищного сравнения.
- Что же вы, юноша, такого низкого мнения о людях-творцах? В каждом из нас есть частичка божественного огня. И никому не нравится, когда ему в ухо дышат и все время спрашивают, а что это будет, конфета или шоколадная фабрика? - захихикал Серафим, а Федор понял, действительно, очень уж "архивариус" конфеты любит и говорит о них и к месту и не к месту.
- Хорошо, я понял, идея может потеряться, но как ее находят? Это же...мысль?
- Правильно, и раз она подумана, она уже находится в некоем ментальном поле, общем для всех людей. Об одинаковости, синхронности идей слышали? На одном конце света придумали вафли в шоколаде ("снова шоколад!" - обреченно подумал Федор), а на другом их тоже начали делать, не потому, что украли идею, а потому, что она болталась себе в этом поле и ее увидел или услышал еще кто-то.
- И как этот ваш Арсений Яковлевич нашел эту идею, то есть часы? Они же нарисованы?
- Увидел во сне, а нарисовал, потому что художник, так ему привычнее.
- А как он узнал, что это потерявшаяся идея? Написано на ней было, что ли?
- Мммм, тут все зависит от опыта жизненного, опыта восприятия. Вот, к примеру, если вам в голову придет мысль о том, что из шоколада ("да, что же это такое! снова шоколад!" - успел подумать Федор) можно делать не только конфеты, но и поливать им бифштексы, что бы вы подумали?
- Подумал бы, что это глупость!
- А зря! Ведь это могла бы быть чья-то потерявшаяся или забытая идея. Какого-нибудь шоколатье или повара. И будь вы добросовестным человеком, вы бы облекли эту идею в материальное воплощение, записали бы, зарисовали бы ее, и принесли сюда, в наше бюро. А уж придет за ней владелец или нет, то уже не наша с вами забота.
Серафим Августович торжественно налил себе чая и достал из кармана еще одну большую конфету. Федор сразу понял, что ему пора уходить.
- Не забудьте, молодой человек, конфеты "Беловежская пуща", очень рекомендую, - крикнул ему в спину Серафим Августович.
Федор и сам не понял, почему это напоминание он принял за приказ, он обошел несколько магазинов и купил килограмм именно этих конфет.
- Мои любимые, давно забытые, в детстве обожала их, - жена Люся чмокнула Федора в щеку, выхватила пакет с конфетами, нечаянно припудрив Федины руки мукой, и убежала на кухню.
- Что у нас на ужин? - обреченно спросил Федор.
- Смеешься? Пельмени, конечно, ставь воду, да кастрюлю побольше возьми, мальчишки сказали, с друзьями придут.
- Вечно голодные студенты и вечные пельмени, - вздохнул Федор и пошел мыть руки.
Жена Люся была чистейшим золотом, так его убеждал любой, кто хоть раз пробовал Люсину стряпню, особенно пельмени. Когда же этот любой узнавал, что Люся еще и зарабатывает лепкой пельменей на дому, и получает часть зарплаты ими же, то любой человек (особенно холостой человек) говорил, что живет Федор в раю и уж кому, кому, а не ему жаловаться на жизнь.
- В раю, - вздыхал Федор, тоскливо глядя на пельмени, - овощей бы, рагу какого-нибудь или котлеток.
- Будут тебе котлеты, начальник обещал перевести на них через месяц, а пока ешь пельмени, - строго отвечала Люся и продолжала ловко заворачивать аккуратные комочки фарша в тесто.
- Ем, - снова вздыхал Федор, тоскливо и даже немного завистливо глядя на сыновей и их друзей, уплетавших пельмени так, словно с детства их не ели. Люся шуршала фантиками "Беловежской пущи" и рассказывала, сколько конфет она могла съесть в детстве.
Их вечер был бы самым обычным, если бы не странное "Бюро идей", не дававшее Федору покоя.
- Люсь, ты когда-нибудь теряла идеи? - спросил Федор у Люси поздно, когда они уже собирались лечь спать.
- Терять идеи? Глупо как-то! Это же не кошелек и не расческа. Как их можно потерять?
- А забывала?
- Тоже нет. Что за странные вопросы?
- Это я так, подумалось что-то, ты спи, - Федор успокоился. Наверное, то бюро и старичок Серафим Августович ему почудились или приснились, или же он сам что-то неправильно понял.
- А знаешь, - сказала Люся, когда Федор уже почти заснул, - ведь есть у меня потерявшаяся идея. Рассказать?
- Конечно!
- Я в школе очень хорошо шила, бабушка Ася говорила, из меня выйдет хорошая портниха и обещала подарить мне вою швейную машинку (у нее был настоящий "Зингер"), когда я закончу десять классов. Бабушка говорила, что машинка очень важна, она - душа портнихи и подчиняется она только своей настоящей хозяйке. Я думала, я буду следующей хозяйкой машинки. Бабушка меня учила, хвалила и знаешь, я придумала несколько платьев, фасон платьев придумала, нарисовала их, а бабушка спрятала эти листки в ящичек с нитками и сказала, что мы сделаем выкройки и сошьем хотя бы одно через месяц, когда ей станет полегче. А потом она внезапно умерла. Сначала нам всем было не до бабушкиной машинки, мы с мамой были просто разбиты, я помню, как мы плакали и не могли остановиться. Бабушка была светом в нашей жизни. И вот когда прошло сорок дней с ее смерти, мамина сестра (ты ее не знаешь, мама с ней рассорилась и перестала разговаривать) приехала в бабушкин дом и вывезла бабушкины "ценности" - швейную машинку, два ковра, еще что-то, я не помню. Дед не перечил ей, она была его любимицей, он даже отдал тетке бабушкино обручальное кольцо, она продала его и купила себе пальто. Мама тогда сильно поругалась и с сестрой, и с дедом. Она не думала, что можно вот так, быстро, вычеркнуть человека из жизни и накинуться на его имущество. Еще позже, где-то через год, она просила сестру вернуть машинку, говорила, что бабушка обещала ее мне, но сестра отказала. А мои рисунки пропали. То ли их выкинула тетка, то ли забрала вместе с нитками и ножницами. Я потом пыталась вспомнить. что же я придумала и как бабушка меня учила, но все пропало, исчезло вместе с бабушкой и той машинкой. Странно, что ты спросил о потерявшейся идее. Я о ней и не вспоминала. Очень странно, сколько лет прошло... Ладно, давай спать. Глупости все это.
- Глупости, - повторил Федор и быстро заснул.
Через две недели он, крадучись, сам не зная почему, нырнул в проулок, что рядом с поворотом на улицу Дунаевского и быстро зашагал по улице Вернадского, кивая собакам и кошкам, как своим хорошим друзьям. Перины и половики все также сушились на заборах, а петух громко кукарекал где-то во дворах, недовольно и раздраженно.
- Добрый вечер! - Федор боялся, что Серафим Августович снова будет пить чай с конфетой и заговорит о пустяках. - Я пришел, чтобы найти потерявшуюся идею.
- Прекрасно! Где, когда потеряли, особые приметы?
- Это не моя идея, моей жены, но я хотел бы...
Серафим Августович посуровел лицом и все-таки достал из кармана конфету.
- В таком случае, до свидания. В чужие руки идеи не отдаем. Только настоящим владельцам.
- Но...
- Никаких "но"! Не я придумывал правила, но я стою на страже! Я, можно сказать, сторож традиций и законов!
- А если жена придет, ей отдадите?
- Конечно! О чем речь! Идея должна найти своего творца и наоборот, всенепременно!
- Тогда я сейчас, я быстро, вы только не уходите, пожалуйста! - прокричал Федор и побежал домой.
Люся, конечно же, лепила пельмени и поначалу отказалась идти дышать свежим воздухом, и Федору пришлось сказать ей почти всю правду. Почти.
- Пойдем, я хочу сделать тебе сюрприз, - почти не соврал Федор и они с Люсей пошли на улицу Вернадского.
- Расскажи Серафиму Августовичу о своих платьях! - приказал Федор ошарашенной Люсе, не подозревающей, какие сюрпризы могут быть в неприметном, пыльном здании.
- Каких платьях? Ты спятил? Может быть еще и про новое пальто рассказать, и про сапоги?
- Люся, да о тех, которые ты придумала и забыла!
- Так-так-так, - оживился Серафим Августович и раскрыл амбарную книгу, из которой словно бабочки сыпались конфетные обертки, - когда идея была потеряна?
- Кккакккая идея? - Люся уже испуганно посмотрела на Федора.
- Вспомни, ты мне пару недель назад рассказывала про бабушкину машинку и платья, - Федор говорил с женой, как с маленькой девочкой, - когда умерла бабушка Ася?
- В 1987 году.
- Хорошо, - Серафим Августович зашелестел страницами книги, - локация?
- Что?
- Город, село, страна, планета, планетарный адрес и код?
- Наш город, конечно, код не знаю, - еще больше испугалась Люся.
- Прекрасно! Сфера, как я понимаю, модная и красивая. Очччень хорошо! Одну минутку!
Серафим Августович вскочил со стула и засеменил вдоль большого шкафа, выдвигая ящички, шурша бумагами и что-то бормоча себе под нос.
- Кажется я нашел именно то, что идеально подходит под ваше описание! - "архивариус" торжественно положил на стол несколько листков, вырванных из обычной тетради в "клеточку", листков на которых были нарисованы чудесные платья.
- Это мои рисунки! Платья, которые мы собирались шить с бабушкой! Откуда они у вас? - Люся не решалась брать листки в руки, словно боялась, они могут исчезнуть от ее прикосновения.
- Странный вопрос, моя дорогая! Это же бюро забытых, утерянных и найденных идей! Вы узнаете свою идею?
- Да, да, конечно!
- Рад был помочь! - Серафим Августович довольно потер ладошки и полез в карман за конфетой.
- Это вам, чуть не забыл, - Федор поставил на стол сумку, - ваши любимые, пять кило, а больше в магазине не было, но если привезут, я...
- Премного благодарен, но этого надолго хватит! Всего вам хорошего, - Серафим Августович достал из стола стакан в подстаканнике и заварочный чайник, и Федор понял, что им пора.
- Всего хорошего, - медленно ответила Люся, аккуратно взяла свои наброски и вышла на улицу Вернадского - пыльную, сонную и пустынную.
- Это сон? - спросила она у Федора.
- Люсь, я и сам так думал, но это все наяву и знаешь, что, Люсь? Пойдем сейчас в магазин, за швейной машинкой.
- Зачем?
- Как зачем? Ты шить будешь, я знаю, это же мечта твоя, Люся, как ты сама не понимаешь? Ты тогда так про это говорила... я хочу ее исполнить! Я уже и в магазине был, я хотел, как в кино, чтобы подарок неожиданный, сюрприз, я ходил и искал "Зингер", а там столько этих машинок... ой, много! И разные, а на вид все одинаковые, и хорошо, что я встретил одну бабушку, она на мои муки посмотрела и сказала, что машинку должна выбирать швея, а потом знаешь, знаешь, что она еще сказала? Я чуть не упал от изумления, Люся! Она сказала, как твоя бабушка! Швейная машинка - это душа портнихи, вот так она слово в слово и проговорила! И я подумал, лучше ты сама выберешь. Пойдем, скорее!
Люся ошеломленно смотрела на обычно немногословного Федора.
- Она дорогая, наверное!
- Это неважно. Дорогая, не дорогая, важно, что у нас мальчишки золотые и их друзья тоже! Они грузчиками подработали и мне деньги отдали, я им рассказал про твои платья! А они сказали, что за твои пельмени и доброту готовы тебе не только машинку, но и звезду подарить, я им ответил, давайте начнем с малого. А мне еще премию как раз выписали! Вот и хватит. А ты не переживай, вот шить для себя начнешь, потом для тещи, потом для подружек, а потом наши мальчишки жениться надумают, ты и невестам платья пошьешь, они ведь дорогие, эти свадебные платья! Десятки тысяч, Люся! А ты сама сделаешь, представляешь?
Федор возбужденно размахивал руками, рассказывая Люсе, как она обошьет почти весь город, она немножко плакала от счастья и улыбалась, глядя на мужа, не узнавая его привычного, узнавая того самого Федьку, в которого отчаянно влюбилась много лет назад. Люся взяла Федора под руку, а второй рукой прижимала к груди свои детские рисунки, словно боялась потерять их снова. Они шли по тихой и безлюдной улице Вернадского, и лишь черный петух подозрительно смотрел им вслед, яростно ковыряясь в груде мусора.
©Оксана Нарейко
Необходимое послесловие: этой весной я рассказала своей подруге Наташе о тюльпанах, которые "перебежали" с соседского огорода в наш. Мы посмеялись над перебежчиками, а потом Наташа нарисовала эту любопытную луковицу, которая решила повидать мир, а я стала обдумывать историю про странницу. Но, как иногда бывает, наши идеи почему-то забылись. Они нашлись в том самом бюро, и Серафим Августович любезно сделал для меня копию Наташиных рисунков. Получится ли сейчас сказка о любознательной луковице? Пока не знаю, но я надеюсь на это!