Мои женщины. Июль 1964. Последний детский санаторий. Дразнилки, обзывалки, оскорблялки, задиралки, кричалки, говорилки и отвечалки.
Александр Сергеевич Суворов (Александр Суворый)
Мальчикам и девочкам, юношам и девушкам, отцам и матерям о половом воспитании настоящих мужчин.
Иллюстрация из детского фотоальбома автора: Июль 1964. Город Чекалин. Детский санаторий в доме бывшего купца Милёнушкина (вторая половина XIX века) по адресу: улица Калужская, д. 34. Погода не всегда была тёплой и солнечной, поэтому мы играли в том, что было у каждого и по нашему виду можно судить о благосостоянии детей и взрослых в начале 60-х годов XX века. На фото – внутренний двор нашего детского санатория, «заднее крыльцо» или «чёрный выход». Поленница дров у сплошного забора – ими топились печи в доме и на кухне санатория. Справа за гранью фотографии тот самый сарай-конюшня, в котором обитал и работал Великий Змей, его подруга – серо-зелёная Ящерка, его боевой товарищ – кот Котяра (по поведению – вылитый кагуар, то есть пума) и его лошадь – мерин Мерлин, друг, товарищ и брат. А за сараем – игровая детская площадка, на которую мы сейчас идём. За сплошным дощатым забором пышные вишни в саду соседа нашего санатория. Это фото – точная, реальная, фактическая и действительная иллюстрация к данной новелле и другим моим рассказам о детском пограничном мире между детством и отрочеством.
Моя тайная игра в «индейцев» стала явной. Ребята, до этого группировавшиеся в тройки, четвёрки и пятёрки, в соответствии с играми, в которые мы играли, всё больше стали дружить со мной, проводить со мной время в играх, в перерывах между играми, по вечерам, в столовой или во время наших походов-экскурсий в кино или по городу Чекалину. Я стал им интересен, потому что моя игра в «индейцев» была образной, наполненной образами книжных героев Фенимора Купера, Аркадия Гайдара и Сетона Томпсона. Они тоже хотели быть «тимурами», «мальчишами-кибальчишами» и «индейцами».
Теперь многие ребята придумывали себе «индейские» имена, делали себе головные уборы из голубиных и вороньих перьев, скакали и прыгали на воображаемых мустангах и делали себе луки и стрелы из веток деревьев и кустарника-акации, который густо рос по периметру всего забора игровой площадки детского санатория. Теперь почти все вели себя как «настоящие» индейцы: с показным спокойствием и невозмутимостью, сдержанностью и проявлением силы характера. Все без исключения жаждали приключений, чтобы доказать всем свою силу, находчивость, ловкость и бесстрашие в играх-состязаниях.
Поиск приключений соответствовал характерам, воспитанию и нравам ребят и девчонок, находящихся в нашем детском санатории. Одни подражали книжным героям и вели себя достойно, другие выбирали себе иных героев и вели себя хулигански, бесшабашно, беззастенчиво, агрессивно. Они приставали к девочкам, обижали маленьких, отнимали у них игрушки и перебрасывались ими, дразня и обижая детей. За них заступались другие ребята, выбравшие себе образы «Мальчиша-Кибальчиша» или «Тимура» и для этого составлявшие группы-команды.
Игры мальчишек часто переходят от забавы к затеям, от игры к состязаниям, от соревнования к противоборству, от дружбы к вражде. Игры девочек были не такими агрессивно-состязательными, но всё же иногда и они ссорились, причём, некоторые девочки к моему изумлению ссорились из-за мальчиков. Мне это было не совсем понятно, потому что я на это мало обращал внимания. Я был поглощён желанием не бать «белой вороной» в стае разномастных «птиц» и «волков», как я называл девочек и мальчишек санатория, а «Белым Вороном» - уважаемым и признаваемым лидером. Я не хотел быть «одним из всех», я хотел быть «единственным из всех»…
Это подспудное желание быть «единственным из всех», то есть особым, непохожим, иным, другим, отличающимся от всех и каждого, было не только моим желанием. Почти все ребята и девчонки в нашем детском санатории были «больны» этим желанием и каждый хотел чем-то выделиться из всех остальных, быть личностью, на которую все или некоторые обращали бы особое внимание. Все тайно хотели, желали и мечтали влюбиться, и дружить, как это делали Петька и его подруга Людмила.
Дружба хулиганистого Петьки и застенчиво-настойчивой Людмилы была предметом всеобщего пристального внимания. Маленькая детвора следила за ними, подглядывала, когда Петька и Людмила где-то прятались, чтобы побыть вдвоём, кричали им вслед: «Тили-тили-тесто! Жених и невеста!».
Для детворы эта игра в «подглядки» за Петькой и Людмилой стала настоящим и любимым приключением и они каждый день самозабвенно играли в эту игру, не давая проходу этой «парочке», как их называли старшие ребята и девчонки. Кроме этого, детвора санатория неистощимо дразнилась и обзывалась по любому поводу и случаю.
Богатство детских дразнилок и обзывалок поражало. Некоторые из них я не только запоминал (это были дразнилки нашего детского сада в Суворове), но и записывал себе в тетрадку, которую дала мне мама со списком книг, которые я должен был прочитать по школьной программе.
Например, дети весело обзывали тех, кого уличали в жадности: «Жадина, говядина, турецкий барабан! Кто у нас тут жадина? Васька – таракан!» Вместо имения «Васька» могло быть любое имя. Другая обзывалка жадин была такая: «Жадина, говядина, злая шоколадина!», но её использовали только девчонки между собой. Ребята же обзывались иначе: «Жадина, говядина, солёный огурец, на полу валяется, никто его не ест!». У этой обзывалки было ещё другое окончание: «Жадина-говядина, солёный огурец, на полу валяется, никто его не ест. Муха прилетела – понюхала и съела». Ясно же, на что прилетает и садится муха…
Во всех возрастных группах детей санатория не любили, не уважали и презирали ябед. Их обзывали наиболее ярко, сочно и жёстко. Например, самой распространённой обзывалкой ябед была: «Ябеда солёная, на костре вареная!» или «Ябеда-корябеда, ватна борода!». Кто-то из ребят «в сердцах» сочинил-скомбинировал обзывалку: «Ябеда-корябеда, солёный огурец: никто с ним не играет, никто его не ест». На эту обзывалку-дразнилку никто не обижался, потому что она была смешная…
Игры и ссоры часто заканчивались плачем, рёвом или тихими слезами и таких, как правило, обзывали «плаксами». Чтобы побороть досаду и плач, дразнились с юмором, например: «Плакса, вакса, гуталин – на носу горячий блин!» или «Плакса, вакса, гуталин, проглотил горелый блин». Если эти юморные обзывалки не помогали, то применяли следующие обзывалки-дразнилки: «Рёва-корова, дай молока, сколько стоит – тря пятака!».
Иногда старшие дети так «утешали» младших: «Тише, Машенька, не плачь! Я куплю тебе калач. Не плачь, не ной – куплю другой! Не плачь, не реви – куплю целых три!» или «Тише, Машенька, не плачь! Я куплю тебе калач. А будешь плакать – куплю тебе старый лапоть!». После такой дразнилки плач, как правило, прекращался со смехом сквозь слёзы (это была моя любимая дразнилка ещё со времён пребывания в деревне Дальнее Русаново).
Ребята дразнили девчонок-плакс так: «Чокли-мокли, чокли-мокли, у тебя глаза намокли. Если долго будешь плакать, ты лягушкой будешь квакать!». После этого девчонки, как правило, схватывались, вскакивали и гонялись за ребятами, стараясь их «осалить» по-настоящему, до синяков на спинах и плечах.
Очень часто в детском санатории в Чекалине летом 1964 года дети, ребята и девчонки в шутку или всерьёз обманывали друг друга и тогда в дело вступали дразнилки и обзывалки про обман. Обманувший простачка, как правило, кричал со смехом: «Обманули дурачка на четыре кулачка, а ещё один кулак – получается дурак!». Эта дразнилка кричалась тогда, когда играли в «баш на баш» - с размаху передавали друг другу в ладонь содержимое зажатого кулака. Если в кулаке одного не было ничего, а у другого было что-то, например, пуговица, часть пера птицы, осколок стекла, то кричалась эта дразнилка. Играли в игру «баш на баш», как правило, на четыре кулака (раза обмена)…
Зрители, если были такие, после кона этой игры, как правило, кричали хором:
Обманули дурака на четыре кулака!
Всем – по ириске, а ему очистки!
Всем – по арбузу, а ему – по пузу!
А дурак послушал, три лягушки скушал!
Общее стремление выделиться, стать заметным в толпе или группе, часто выражалось в хвастовстве, в показном поведении, в воображательстве и про таких тут же кричались весёлые кричалки-обзывалки: «Воображала первый сорт! Он поехал на курорт! На курорте заболел и под лавкой околел!» или «Воображала хвост поджала и под печку убежала, а под печкой крокодил воображалу проглотил!».
Девочки тех девчонок, которые хотели и стремились дружить с мальчиками, часто во всеуслышание дразнили так: «Воображуля, первый сорт, куда едешь? – На курорт! С белым чемоданчиком, целоваться с мальчиком!». Ребята были ещё жёстче, они тем, кто воображал иногда говорили: «Воображала номер пять, разреши по морде дать!».
Одну дразнилку про воображал мне подарил мой друг из деревни Дальнее Русаново дед «Календарь». Он как-то сказал, что в далёком детстве они дразнили воображал так: «Фу-ты, ну-ты,
Ножки гнуты. Руки – в боки, глаза – в потолоки!». Причём слово «потолоки» он произносил с ударением на третье «о». А ещё Дед «Календарь» говорил, что у них в полку была такая офицерская дразнилка: «Командир полка – нос до потолка, уши до лампочки, а сам лезет к мамочке!».
Как правило, хвастунов и хвастунишек осаживали специальными дразнилками: «Хвались, хвались – в яму (бочку) провались! Яма (бочка), закройся, больше не откройся!», «Кто хвалится, тот в яму (бочку) провалится!». Действительно, хвастуны иногда после таких дразнилок спотыкались, оступались, проваливались в ямки или вступали в грязные лужи и тогда все смеялись и говорили, что «Таким так и надо, чтобы было неповадно».
Детские дразнилки и обзывалки иногда были очень грубые и обидные. Например, иногда обзывались так: «Дура, дура, помпадура, в лес пошла – в штаны (трусы) надула» или «Дурочка-курочка, лежала на печи, ела кирпичи!». Часто девочки обзывали друг друга словами «овца» или «коза», а ребята – «кура-дура». «Грешил» и я иногда выражая своё неудовольствие действиями каких-либо задиристых девчонок, но моей дразнилкой было полуюморное выражение: «Овца из Гороховца!»…
Во время некоторых игр кое-кто был невнимательным и сразу же получал соответствующую дразнилку: «Пучеглазая сова имеет глаза как ложки – не видит ни крошки!» или «Гляди прямо. Впереди яма!». Когда в игре кто-то вёл себя нечестно, «обманывал, «мухлевал», нарушал игровые правила, то ему кричали: «За одним не гонка, поймаешь поросенка!». Если кто-то открыто трусил, то получал такую дразнилку: «Трус-трус-перетрус! На войне сражался. Как увидел пулемёт – сразу испугался!». В этой дразнилке использовано слово «испугался», но на самом деле произносилось другое слово, которое описывает то, что бывает с ребёнком после сильного испуга.
В нашем детском санатории в Чекалине применялись и иные дразнилки, например, такие: «Вредина-объедина! До дыры проедена. Кое-как одетая, твоя песня спетая!», «Лиза-подлиза, кланяйся до низа! Подлизайся и одна оставайся!». Полные и жадные до еды получали такие дразнилки: «Жир-трест, комбинат, сиськи, письки, лимонад!» или «Толстая бочка родила сыночка, посадила в люльку и дала козюльку! Ешь, ешь, не жалей, похудеешь как Кощей!», или «Толстый, жирный! Поезд пассажирный!».
Иногда мальчишки и девчонки, которые постарше, соревновались в умении сочинять или произносить смешные и обидные обзывалки, дразнилки и «оскорблялки» и обменивались ими, произносили в одиночку или хором, как в деревне поют на праздники частушки. Например, мальчишки девчонкам кричали такую дразнилку: «Красавица-красавица, издалека всем нравится, а поближе ближе подойдешь – от страха упадешь!». Девчонки отвечали так: «Лысый, а лысый! Иди, пописай!» или «Ну, ты, лохматый! Иди, покакай!». Часто ребята обижались, не выдерживали оскорблений и кричали девчонкам: Эй, корова из Тамбова!», а девчонки в ответ – «Косой, подавился колбасой!».
Однажды, когда на улице был сильный дождь и гроза, в столовой санатория мальчишки и девчонки, чтобы побороть страх перед мощными вспышками молний и сильными ударами грома, кричали не друг другу, а просто в этот свой страх: «У кого рубашка в клетку тот похож на табуретку!» и «У кого штаны в полоску тот похож на папироску!». Все невольно улыбались и страх отступал…
Иногда, когда ребята и девчонки играли в «знакомства» (это когда ребята и девчонки знакомятся друг с другом и шуточно представляются друг другу), то звучали такие детские стихи:
Я девочка – Снегурочка,
Мой папа – Дед Мороз,
Я девочка – фиалочка,
А ты – сопливый нос!
Кудрявая овца,
Тебя кошка родила,
Ты крапива – девочка,
Сопливая припевочка!
Я скажу тебе на ушко
Про зелёную лягушку.
Никому не говори,
Потому что это ты.
Дорогая, дорогая,
Почему ты так худая?
Приезжай ко мне в колхоз,
Будешь толстой, как завхоз.
Отношения между девчонками и мальчишками всегда были «натянутыми», напряжёнными, на грани «войны». При этом все ревниво следили за поведением своих, чтобы ни в коем случае кака-либо информация или сведения не перешли во «вражеский лагерь». Базами вражеских лагерей мальчишек и девчонок были наши спальни, в которых мы спали в санатории. Эти две большие комнаты с кроватями располагались рядом по одному коридору, и на стыке спален располагался стол и диван дежурной медсестры.
Если кото-то из ребят или девчонок проговаривался о планах двух этих группировок, то их дразнили так: «Болтун, болтай, да меру знай!», «Болтай, болтай, язык не потеряй!». Не в меру болтливым девчонкам говорили так: «Сплетница, сплетница, не споткнись на лестнице!», «Сплетнями укуталась и сама запуталась!» или «Куколка-балетница, воображала-сплетница!».
Неистощимы на выдумку были дразнилки тем девочкам и мальчикам, которые дружили, гуляли и играли, парами. Остальные кричали им в спины или в лицо: «Тили-тили тесто, жених и невеста! Тесто упало – невеста пропала!», «Тили-тили-тесто, жених и невеста. Вдруг невеста под кровать, а жених ее искать!», «Тили-тили-тесто, жених и невеста. Поехали купаться – стали целоваться!», «Тили-тили-тесто, жених и невеста. По полу катались, крепко целовались!», «Тили-тили-тесто, жених и невеста. Тесто засохло – невеста-то и сдохла!». Последняя дразнилка неизменно вызывал не просто злость, а гнев девочек и мальчиков и они дружно оба кидались на обидчиков и жёстко их салили по спинам…
Во время воскресных обедов в санаторной столовой традиционно девочки, желая мальчикам приятного аппетита, кричали хором: «Сегодня воскресенье – девочкам варенье, а мальчишкам-дуракам, драной палкой по бокам!». Ребята не оставались в долгу и, несмотря на гневный протест нянечек и запрет главврачихи, всё равно хором отвечали: «Нам смешно, а вам обидно, вам – говно, а нам – повидло!». Вот такие были шутки-прибаутки в детском санатории в Чекалине летом 1964 года…
Практически ни одно общение мальчишек и девчонок, мальчишек или девчонок друг с другом не обходились без личных дразнилок и обзывалок в разговоре. Их произносили в рифму так часто, что на них даже не обижались и вообще дразнилки считались как бы особым шиком в дружеском игровом общении. Ценилось «богатство» или запас дразнилок и обзывалок: кто больше всех знал таких выражений, тот считался авторитетом, с ним не связывались и не брались играть-соревноваться в дразнилках.
Например, часто за, якобы, несправедливость или допущенную слабость в игре, говорили так: «Так тебе и надо, курица – помада». Тем, кто часто повторял или следовал за кем-то «по пятам», говорили так: «Повторюшка, дядя хрюшка, всю помойку обыскал и спасибо не сказал», «Кто за мною повторят, тот в уборную ныряет!». На это «повторюша», как правило, отвечал: «А в уборной света нет. Ты ныряешь, а я – нет!». В ответ «повторюша» получает: «А в уборной свет потух, головой ты в дырку – бух!».
Если кто-то обидно смеялся-насмехался, то ему говорили: «Смешно дураку, так что рот на боку». Если подначивали на явно проигрышный спор, то отвечали так: «Кто спорит – тот говна не стоит!», на что был готовый ответ: «Кто спора боится – тот в говне копошится!». Короче, весело было в детском санатории…
Когда ребята или девчонки ссорились, то произносилась «древняя» детсадовская «говорилка»:
Ты мне больше не подруга,
Я те больше не дружок.
Забирай свои игрушки
И не писай в мой горшок!
Папа купит мне козу.
Я тебе не покажу!
Купит мама мне корзину.
Я тебе по морде двину!
В игровом общении часто звучали разные весёлые «говорилки»:
Курица встала – место пропало.
Будь другом – накакай кругом.
Будь товарищем – накакай овалищем.
Будь сестрой – накакай звездой.
Будь подружкой – накакай ватрушкой.
Будь братом – накакай квадратом.
Дать денег? Садись на веник, поезжай без денег.
Каждый сучок стоит пятачок.
Сорок восемь – половинку просим.
Сорок один, я не магазин.
Сорок один – ем один.
Дашь одну – пойдешь ко дну.
Дашь две – уже на дне.
Дашь три – сопли подотри.
Дашь четыре – держи карман шире.
Дашь пять – на дне опять.
Дашь шесть – сам буду есть.
Любопытной Варваре на базаре нос оторвали!
Не подходит, не подходит, за тобой корова ходит!
Особенно доставалось тем, кто неоправданно или сверх меры злился. Им говорили: «Злючка-колючка!», «Злючка-вонючка!» или «Злючка-подлючка!». Если кто-то был неуклюжим или нерасторопным, то ему обидно кричали: «Степа-растёпа, куриная жопа!».
В ответ на обидные дразнилки, обзывалки, кричалки и говорилки, как правило, отвечали тоже специальными говорилками: «Я хотя и воображала, но никого не обзывала!», или «Не суй свой нос в чужой вопрос, а то вопрос откусит твой нос!». Универсальным ответом на обзывалку был такой: «Касса закрыта – ключ у меня. Кто обзывается – тот сам на себя!» или «От тебя попало, ко мне не пристало! Обзываешь не меня, переводишь на себя! Кто обзывается, тот сам так называется!».
Наши нянечки и пожилые санитарки тоже не оставались в долгу перед попытками детей и ребят их обидеть хмурыми обзывалками, они отвечали так: «Мели, Емеля, твоя неделя!» или ещё веселее: «Была бы я, да очередь твоя!». Самые задорные и весёлые нянечки и санитарки иногда отвечали так: «Сам такой же десять раз!» или «Обзывайся, обзывайся! Сдачи дам, не сомневайся!». Ребята таких уважали и любили…
Девочкам, которые слишком обидно обзывали мальчишек, ребята отвечали так: «Обзывайся, обзывайся…Без подружки оставайся!», а если обзывались ребята, то смельчаки в ответ с безопасного расстояния кричали: «Дразнило – собачье рыло!».
Девчонки тоже отвечали на дразнилки и обзывалки с «вывертом»: «Обзывайся до упаду. Упадешь – я буду рада!», «Обзывайся, хоть охрипни! Ничего ко мне не липнет!», «Обзываешься ты так, потому что сам слабак!», «На твою на обзывалку у меня есть отвечалка!», «Обзывайся, обзывайся, как лягушка раздувайся! Ква-ква, ква-ква - Вот и все твои слова!».
Самый частый и обычный ответ на обидные обзывалки, дразнилки, кричалки и говорилки был таким: «Сам дурак!» или «Сам такой!». На это тут же получали отвечалку: «Нет! Ты, ты, ты! Попой нюхаешь цветы! Через задний аппарат выпускаешь аромат!». При этом почему-то девчонкам отвечали иногда так: «Ты, ты, ты! Тебя затыкали коты, а потом на лёжке зализали серые кошки!». Эта отвечалка считалась грубой, даже «матерной» и нянечки, санитарки и медсёстры за неё очень сердились и ругали ребят.
Самой простой и неуклюжей отвечалкой девчонок была такая: «Ничего не больно, курица довольна!». Эта «отвечалка» не придавала ни авторитета, ни жалости, ни сочувствия, а наоборот, только усиливала накал дразнилок и обзывалок. Тогда девочкам приходилось набираться мужества и отвечать обзывальщикам максимально грубо: «Не учи ученого, съешь говна копченого!» или «Как дам тебе по башке, так улетишь на своём горшке!». Самые смелые девчонки в ответ на обидные обзывалки говорили негромко, но веско: «Обзывайся, я отвечу: За углом с дубинкой встречу!».
Иногда действительно, девочки группировались и подстерегали обидчиков-мальчишек за углом сарая-конюшни и накидывались гурьбой на пацана, били его как попало и куда попало, а потом разбегались в разные стороны, но обязательно парами. Как правило, обидчик не гнался за девочками, а отряхался, осматривался по сторонам и пытался принять «бравый» вид, как будто ничего не было. Такое было, но редко…
Самыми творческими обзывалками были именные, например:
Алеша – дырявая галоша
Алешка-картошка, завелася вошка.
Алешка – лепешка, мать – картошка, отец – огурец.
Алеха – Алексей, полна пазуха мышей.
Алла - в нос спички напихала
Алка – скакалка.
Анна-ванна, гуталин, на носу горячий блин.
Андрей-бармалей - сделал шапку из гвоздей
Андрей, держи портки бодрей!
Андрюха – свиное ухо.
Антон – балабон.
Антошка – картошка, соломенная ножка, сам с ноготок, голова с локоток.
Аркашка – таракашка.
Борис – барбарис, предводитель дохлых крыс!
Борис-барбарис, на веревочке повис.
Борис, на кухне прокис!
Лариска – пронырливая крыска.
Иван – болван.
Ваня, Ваня, простота! Купил лошадь без хвоста!
Валюха – без уха.
Валя, Валя, простота, съела мышку без хвоста!
Валя – дура, в дудку дула, песни пела, нам велела, а мы не хочем, мы хохочем: «Хи-хи-хи! Ха-ха-ха! Валя дура неспроста!».
Валька – заливайка!
Вася – гарася, нога оторвалася!
Васька – Васенок, худой поросенок!
Вера – табакерка!
Вика – дура, Вика – вша, Вика любит алкаша!
Виолетта - звезда балета.
Витя, Витя – королек! Мама сисю не дает!
Владик – оладик.
Вова, Вова-карапуз, съел у бабушки арбуз. Бабушка ругается, Вова отпирается! Это, бабушка, не я! Это – кошечка твоя.
Вовка - морковка, впереди винтовка. Сзади вздутый барабан, а на пузе - таракан!
Наш Володя – дурачок, съел опарышей бачок!
Галка - палка. Галка - скакалка.
Гена – полено.
Гришка – ярыжка, тухлая отрыжка.
Дашка – промокашка.
Дениска – редиска.
Динка – льдинка!
Женька, Женька – дурачок, пальчик сунь свой в кулачок!
Женька – лох, объелся блох!
Зинка – корзинка
Инка - свинка.
Инка - картинка.
Ирка – пырка, в попе дырка!
Коля, Коля, Николай, сиди дома, не гуляй! К тебе девочка придёт, поцелует и уйдет.
Лена – сопли до колена!
Ленка – дура, хвост надула!
Лидка – улитка.
Лиза – подлиза, упала с карниза.
Марина – зверина.
Распустила Маша косы, а за нею все матросы.
Миша, Мишенька - медведь, научи меня пердеть!
Михаил, коров доил!
Наташка - какашка, в попе деревяшка!
Петька – дурак, курит табак, спички ворует, дома не ночует, спит под забором, зовут его вором.
Сашка – во рту какашка.
Светка – конфетка, газетка, табуретка!
Сергей – воробей, а гоняет голубей! Голуби боятся, на крышу садятся.
Соня – шмоня.
Сонька – дура, Сонька – дура, полюбила штукатура. Штукатур не дурак, купил Соньке колпак. Соня стала надевать, штукатура целовать.
Степа – растрепа!
Танюшка – свинюшка.
Таня – сметана, кошка бежала, сметану слизала.
Толя парень не плохой, только ссытся и глухой!
Федя – медя, съел медведя! Упал в яму, крикнул маму.
Шура – дура. Шура – мура. Шура – знатная фигура!
Юля – кастрюля. Юдька – кастрюлька.
Юрец – огурец.
Самым любимым занятием старших шутников, когда не с кем было играть, было «задирать» малышей каверзными вопросами, заданиями или поддёвками. Например:
– Скажи: «Арбуз».
– Арбуз.
– А ты – карапуз!
– Скажи: «Шило!».
– Шило.
– У тебя на носу мыло!
– Скажи: «Подушка»!
– Подушка.
– У тебя в трусах лягушка!
– Скажи: «Лес»!
– Лес!
– А твой брат – балбес!
– Скажи: «Овёс»!
– Овёс.
– Хвать тебя за нос! (и тут же внезапно шутник хватал малыша за кончик носа).
– Скажи: «Лань»!
– Лань!
– Отвяжись, отстань!
– Скажи: «Жора»!
– Жора!
– Хватит есть, обжора!
– Скажи: «Огурец»!
– Огурец!
– Вот такой ты молодец!
– Скажи: «Три»!
– Три!
– Сопли подотри! (вместо слова «сопли» иногда говорили «попу»).
– Скажи: «Береза»!
– Береза!
– Не будь как Спиноза!
– Скажи: «Ночь»!
– Ночь!
– Пшёл отсюда прочь!
Если что-то находили на земле, то иногда говорили малышу:
- Твой пистон?
Малыш наклонялся, чтобы посмотреть, что там валяется, а ему тут же кричали:
- Спасибо за поклон!
Иногда с малышами играли в игру «и я»:
- Я тебе буду рассказывать сказку, а ты добавляй: «И я»…
- Пойду-выйду под навес...
- И я.
- Там я сделаю замес...
– И я.
– Свиньям – пойло, курам – смесь…
– И я.
– Обожрутся до зарез…
– И я.
Детский мир в нашем детском санатории в Чекалине летом 1964 года был наполненным, разнообразным, весёлым и грустным, добрым и жестоким, игровым и серьёзным. Мы в своём игровом и обычном общении учились «держать удар», переживать множество оттенков ощущений и чувств, «глотать» обиду и не давать спуску обидчикам. Мы учились друг у друга, смотрели как ведут себя старшие и младшие, оттачивали своё словесное и поведенческое мастерство, а самое главное, определяли для себя «границы дозволенного».
В это лето 1964 года, как ни в какие иные прошедшие времена, я в концентрированном виде познал (я так думаю) множество ощущений и чувств, пережил: поражение и победу, геройство и плаксивость, терпение и нетерпение, дружбу и вражду, понимание и непонимание, признание и равнодушие, а также множество ещё всего того, что составляет эмоциональный и чувственный мир подростка на граничном переходе от детства к отрочеству. Это был мир особых приключений и он мне открылся…