Маленький латышский городок Добеле. Весна. Сегодня выходной, но у нас на работе организовали субботник. Мы сажали крошечные деревья в соседнем парке. Муж на велосипеде приехал нам помогать. Весело было, спорно. День был яркий, тёплый, и мы, разгорячившись, сбросили верхнюю одежду.
Посадка деревьев закончилась у летнего театра, и мы договорились с мужем, что я его здесь подожду. А он заберёт свой велосипед с нашей одеждой и приедет сюда.
Я сижу на скамейке в пустынном летнем театре со сценой, похожей на раскрытую раковину. Перед сценой располагаются возвышающиеся друг над другом ряды скамей. Весь театр как бы утопает в естественной ландшафтной впадине. Вокруг – высоченные деревья. Знаю, что здесь латыши проводят свои праздники с народными песнями, танцами. Мне вживую посмотреть так и не удалось, но по телевизору – да, видела.
Через пару-тройку рядов перед собой вижу молодую парочку. Сидят рядышком, спокойно. Не похожи на трепетных влюблённых Мне кажется, у них всё уже давно обговорено и решено, и теперь им просто надо быть вместе. Смотрят полусонными глазами на пустую сцену и молчат. Слушают, наверное, пение весенних птиц и шелест молодой листвы. Больше ничто не нарушает этот природный покой.
Вдруг справа на горе замечаю мужа. Я думала, что он подъедет к театру сзади, по асфальтированной дороге. Но муж, видимо, нашёл путь покороче и теперь присматривается, как он спустится по тропке с этой горы. К сожалению, я не успеваю ничего ему сказать, как он ринулся с этой горы. Но он не знает!..
Спуск крутой, велосипед не горный, причём собранный из разных деталей, найденных непонятно где, поскольку предыдущий велосипед мужа украли.
Спускается с горы мой бесшабашный муж. За плечами рюкзак – с моим пальто. В зубах – сигарета. Он не знает, а я вижу – в самом конце спуска его ждёт испытание – пять довольно крутых ступенек.
Эх, латыши! Сэкономили! Не стали строить лестницу до вершины горы – ограничились только этими начальными ступеньками. Хотя бы уж вообще ничего не делали с этой тропой! А то – навели лёгкий дизайн, а моему супругу предстоит это преодолевать.
Муж тарахтит с горы на своём сборном велосипеде, а у меня ноет всё внутри. Разобьётся же сейчас! И я останусь вдовой.
Эта пара, сидящая передо мной, повернула головы и тоже уставилась на моего мужа. Они смотрели на него – с крайним удивлением и неодобрением. И мне, вдобавок к моим страхам, становится немного стыдно за мужа, как за нарушителя спокойствия. Что же будет?
Вот он доехал до этих ступенек, увидел их. Лицо его приняло озабоченный вид, одна бровь удивлённо поднялась. И, не выпуская сигарету изо рта, муж поскакал по ступеням. Я не могла на это смотреть. Закрыла глаза.
Но вот он уже передо мной. Ну, слава Богу. Мужа не хвалю. Вяло ругаю.
Надеваю своё лёгкое светлое пальто, сажусь на раму велосипеда и, таким образом, мы едем в военный городок, поражая всех встречных этой романтической картинкой.
Потом соседка-латышка выговаривала мне, что так ездить беременной, хоть и на первых сроках, нельзя, вредно. Наверное, она была права. Но тогда со мной всё было нормально.
А вот попозже у меня случился токсикоз, и меня положили в больницу на сохранение.
***
И вот сижу я на своей кровати спиной к двери. Нас здесь 8 человек. Моя койка вторая от входа, поэтому обзор палаты хороший. Женщины сидят-лежат на своих кроватях. Одна, молодая, стоит со своим мужем у окна – был час посещений. Оба они важные такие, с надменными лицами, довольные собой. У её мужа яркий широкий галстук, довольно пышная тёмная шевелюра и бакенбарды. Эти двое тихо обсуждали что-то. А тут…
А тут я услышала, как открывается дверь, и увидела, как у всех присутствующих в палате вытягиваются лица и округляются глаза. Та пара у окна забыла, наверное, о чём разговаривала, повернулась в сторону входа и даже не с любопытством, а с возмущением уставилась на дверь. Мне не хотелось поворачиваться – смотреть, что там. Потому что я знала – там возник мой муж. Потому что я одна в палате была русская, и только он один мог так поразить латышских обывателей. Мне было заранее неловко.
Я оглянулась. В дверях, действительно, стоял мой муж и на плече у него висел рюкзак. Понятно, муж приехал сюда на велосипеде и что-то привёз мне в качестве передачи. Но что? – в таком огромном количестве. Меня, правда, это не так уж удивило. Я знала щедрую душу моего мужа. Но вот латышей, как видим, это поразило.
Муж привёз коробку с пирожными, десяток варёных яиц, что-то ещё и почти целый рюкзак яблок. Какие они были красивые, румяные ароматные! Сказал, что это прапорщик его угостил, зная, что жена в больнице. Но…
- Куда мне столько? Холодильника здесь нет.
- Угостишь соседок.
- Да им тоже носят.
- Ничего. Вы ведь беременные, какие? Одна ест, другой тоже хочется.
- Это правда.
Я просила мужа сварить мне яйцо, поскольку накануне соседка ела его, и у меня прямо слюна забила от запаха варёного яичка.
После ухода мужа я стала разносить эти дары своим соседкам. Угостила каждую по пирожному, раздала яблоки, предложила яйца. Все всё брали. Скромно благодарили. Но, к слову, никто из них никогда меня не угощал тем, что приносили им.
Женщина с соседней койки, говоря с сильным латышским акцентом, учила меня:
- Вы скажите своему мужу, пусть он вам приносит – только одно яичко, только одно пирожное, только одно яблочко.
Ничего я не говорила мужу, потому что горбатого, как известно, могила исправит. А вот совет этой латышки иной раз вспоминала с улыбкой.
Не понимала она русской души. Но и спасибо ей за добрый совет.